Тема 6. Мир человека как культура

«История проходит через Дом человека,

через его частную жизнь. Не титулы, ордена или цар­ская милость, а

“самостоянье человека”превращает его в историческую личность.»

Ю. Лотман

«...Прав тот, кому Бог подарил жизнь

как совершенный подарок.»

Д. Хармс

«Чего я хочу? — Познать себя в отношении

к естественному порядку вещей и подчиниться ему.»

Эпикур

Культура — дом человека

1. Какова специфика культурологического подхода к осмыслению культурного мира человека?

Человек всегда искал ответ на вопрос: каково его место в системе целостного бытия? Что из того, что создается им в культуре, вырастает из естественного порядка вещей, а что ему противостоит?

Антропология, исследуя те или иные стороны проявле­ния индивида: его экономическую деятельность, социаль­ную, духовную жизнь, его психику и физиологию, его спо­собность к творчеству, — дифференцировалась на множество направлений, таких как физическая антропология, фило­софская, социальная, психологическая, культурная, поли­тическая и т.п. Антропный принцип обсуждается в космо­логии и физике.

Но сколько бы мы ни пытались познать себя в рамках научной логики, вряд ли нам это удастся с удовлетвори­тельной степенью полноты. Человеческая личность имеет множество аспектов, составляющих неслиянно и нераз­дельно ее единство. Как подчеркивал К. Ясперс¹, человек издавна создавал для себя картину целого: сначала в виде мифов (в теогониях и космогониях, где человеку отведено определенное место), затем в картине божественных деяний, движущих политическими судьбами мира, затем как данное в откровении целостное понимание истории от сотворения мира и грехопадения человека до конца мира и Страшного суда (Августин). И лишь когда историческое сознание стало основываться на эмпирических данных, целостная картина становилась все более и более дифференцированной. Она, однако, еще воспринималась как картина, отражающая ес­тественную эволюцию человеческой культуры.

Ныне наступил новый этап. Мы и не заметили, как ока­зались в постестественном мире. Природа вокруг нас — декоративна, мир, в котором мы живем — синтетичен, и состоит из хитроумных изобретений. Телевизор подчиняет людей физически и духовно. Компьютер с его виртуальными реальностями, постепенно вытесняющими реальную жизнь с настоящими проблемами, погружает человека в мир сконструированный, вымышленный. От постестественной цивилизации недалеко и до постчеловеческой, в которой человек не живет, но выживает (это понятие и сейчас уже стало вполне привычным слуху).

Тревога потери смысла и того Я, которое жило в этом мире смыслов, стала доминантой культуры ХХ века. П. Тиллих выражая эту тревогу писал, что “созданный человеком мир объектов подчинил себе того, кто сам его создал и кто, находясь внутри него, утратил свою субъективность. Человек принес себя в жертву собственному созданию. Однако он все еще сознает, “что” именно он утратил или продолжает утрачивать. Он еще до­статочно человек для того, чтобы переживать свою дегума­низацию как отчаянье. Он не знает, где выход, но старается спасти в себе человека... Его реакция — это мужество отчая­нья, мужество принять на себя свое отчаянье и сопроти­вляться радикальной угрозе небытия, проявляя мужество быть собой”¹ .

Все эти, весьма явственно обозначившиеся тенденции, вызывают серьезную озабоченность. Стало ясно, что изнутри отдельных научных дисциплин проблемы выживания человечества как вида не решить: необходим интегра­тивный подход. Однако, многочисленные конференции, симпозиумы, межведомственные центры и институты не приводят к желаемому результату.

Было бы с нашей стороны дерзостью утверждать, что культурология в состоянии реализовать это единство, но может быть, ей это под силу больше, чем другим дисциплинам. Впрочем, как иногда философия культуры рассматривает культуру в “чистом”, “абсолютном” виде, без конкретных проявлений, так и культурологические исследования порой не выходят за рамки описания конкретных явлений и конкретных культур, рассматривая культуру сциентистски, как есте­ствоиспытатель рассматривает природу, отвлекаясь от че­ловека. Но человек в его конкретной жизни включен и рас­творен в мире культуры — в доме своего непосредственного бытия.