10. Влияние античной философии на ранних средневековых мыслителей

(по работе Боэция "Утешение философией")

В средние века сочинения Платона, за исключением одного фрагмента из "Тимея" были известны только из вторых или третьих рук. Большая часть платоновских элементов перешла в его учение от псевдо-Дионисия. Кроме псевдо-Дионисия, другим источником неоплатонизма в средние века был Боэций. Платонизм этот во многих отношениях отличался от того, который современный исследователь находит в сочинениях самого Платона. Средневековый платонизм вышвырнул за борт почти все, что не имело отношения к религии, а в области религиозной философии одни аспекты расширил и подчеркнул за счет других. Эта переработка Платона была совершена уже Плотином. Знание Аристотеля также было отрывочным, но в противоположном направлении: вплоть до XII столетия из сочинений его были известны только "Категории" и "Об истолковании" в переводах Боэция. В результате Аристотель считался всего лишь диалектиком, а Платон - только религиозным философом и автором теории идей.

Северин Боэций Афинах познакомился с произведениями Аристотеля, стоиков и неоплатоников. Ему удается выполнить часть своих намерений - перевести труды Аристотеля (главным образом по логике), Платона, стоиков и неоплатоников на латинский язык. Его переводы и комментарии сильно повлияли на средневековый Запад. Римский государственный деятель. По обвинению в государственной измене был в 524г. заключен в тюрьму, где в ожидании казни написал художественно-философское сочинение "Утешение философией", проникнутое платоновским духом. Книга представляет собой чередование стихотворных и прозаических отрывков: Боэций от своего имени говорит прозой, а философия отвечает ему стихами.

Сочинение открывается утверждением, что Сократ, Платон и Аристотель - это истинные философы; стоики же, эпикурейцы и прочие - узурпаторы, которых невежественная толпа ложно приняла за друзей философии. Боэций заявляет, что он повиновался пифагорейской заповеди "следовать Богу" (заметьте, что он не говорит - христианской заповеди). Счастье, совпадающее с блаженством, является благом, а не наслаждением. Дружба признается "самым святым достоянием". Многое в нравственных наставлениях Боэция находится в полном соответствии с учением стоиков, а в значительной мере и фактически заимствовано у Сенеки. В стихотворной форме дан краткий пересказ начальных разделов "Тимея". За этим следует пространное изложение чисто платоновской метафизики. Несовершенство, заявляет Боэций, есть недостаток, предполагающий существование совершенного образца. Боэций принимает отрицательную теорию зла, согласно которой зло заключается в отсутствии положительного начала. Затем он переходит к пантеизму, который должен был бы привести христиан в ужас, но почему-то никого не ужасает. Блаженство и Бог, заявляет Боэций, являются двумя высочайшими благами и потому тождественны. "Люди обретают счастья, достигая свойств Божеских". - "Те, кто достигает свойств Божеских, становятся богами. Посему каждый счастливый есть Бог; правда, по природе Бог только один существует, чрез сопричастие же ничто не препятствует быть богами очень многим существам". "Совокупность, происхождение и причину всего того, к чему стремятся люди, справедливо полагают в добродетели". Может ли Бог творить зло? Нет. Поэтому зло есть ничто, ибо Бог может творить все. Добродетельные люди всегда могучи, а дурные - всегда немощны, ибо те и другие жаждут блага, но достигнуть его дано только людям добродетельным. Люди, погрязшие в пороках, более несчастливы, когда они избегают кары, чем когда несут ее. (Заметьте, что это не могло быть сказано о каре в аду.) "В мудрых людях нет места для ненависти".

Тон книги обнаруживает большее сходство с тоном сочинений Платона, чем Плотина. У Боэция нет и следа суеверных представлений или болезненной впечатлительности своей эпохи, он не одержим чувством греха, не напрягает сверх меры свои силы, стремясь достигнуть недостижимого. Книгу проникает полнейшее философское спокойствие - такое безмятежное, что если бы она была написана на вершине благополучия, то мы могли бы почти упрекнуть Боэция в самодовольстве.

Первый вопрос, который Боэций затрагивает в своей работе – это Фортуна. Фортуна переменчива по своей природе, и от ее предательства никто никогда не может быть защищен. Благоразумный человек должен понимать, что "все имеет конец, и что как добро, так и зло переменчивы. И не следует поэтому ни страшиться угроз Фортуны, ни слишком желать ее милостей». Если Фортуна обретет постоянство, она утратит свою природу и перестанет быть зависящей от случая. Дары и блага Фортуны находятся в ее власти, поэтому, если она отвернулась от человека, он не имеет права жаловаться. Она не проявляет при этом к нему никакой жестокости, а лишь забирает свое. Если ты живешь по законам Фортуны, надо быть готовым как к взлетам, так и падениям. Таков ее порядок. Но Фортуна все-таки заслуживает человеческой признательности, согласно Философии. Когда она неблагосклонна, то "наставляет, освобождает, давая познание бренности счастья" и "тянет…оступившихся к истинным благам".

"Источником мук является стремление к обладанию мирскими благами, которые или оказываются быстротечными, или вовсе никогда не приходят". Люди стремятся к внешнему, когда счастье лежит внутри нас. "Если бы ты познал себя, то обладал бы тем, что никогда бы не пожелал выпустить, и что Фортуна, покидая тебя, не смогла бы унести. И запомни, блаженство не может быть заключено в случайных вещах".

Высшее благо природы – блаженство. Так как природа обладает разумом, то высшее благо не есть то, что может быть отобрано. Значит непостоянство Фортуны может способствовать обретению блаженства. Тот же, кого влечет быстротечное счастье, все равно не будет счастлив, так как его не покинет страх упустить то, что может быть утрачено.

«Из всего того, что ты относишь к числу своих благ, ни одно не принадлежит тебе … Ибо если они прекрасны по природе, что это дает тебе? …Их ценность не в том, что они находятся среди твоих сокровищ…". "Нуждаются во многом те, кто многим владеет, и, наоборот, очень мало нужно тем, кто соизмеряет свои богатства с природной необходимостью, а не с непомерными потребностями роскоши".

Философия призывает не искать благо во внешних и не принадлежащих человеку вещах. "Разве таков порядок мира, чтобы существо, причастное божественному разуму, могло блистать не иначе, как через обладание неодушевленными предметами?" Бог, создавая человеческий род, желал, чтобы тот возвышался над всеми созданиями, а люди уронили свое достоинство, считая за благо презреннейшие из вещей. Благо, между тем, должно быть выше того, кому принадлежит.

Человек стремится к почетным должностям. При этом эти должности приобретают уважение от добродетелей и честности пользующихся, а не наоборот. Человек стремится к могуществу, а между тем, "есть ли сила в человеческом могуществе, если … то, что человек может относительно других, он не в состоянии предотвратить по отношению к себе?». Желание славы и могущества ничтожно и беспочвенно, так как пространство, населяемое людьми ничтожно мало по сравнению с величиной "небесной сферы".

Целью всего вышеперечисленного было убедить, что люди не там ищут счастье. "Забота всех смертных… устремляется различными путями…к одной цели – блаженству". Блаженство – это "совершенное состояние, которое является соединением всех благ" и "не оставляет желать ничего большего". "Его…все смертные стараются достичь разными путями, так как неявная жажда блага от природы присуща человеческой душе, однако ошибочное представление о нем приводит людей к заблуждению и увлекает в сторону от него".

В чем же состоит суть истинного счастья?. То, что Бог - повелитель всего сущего - есть благо. Так как нельзя и представить себе ничего лучше Бога, то именно в Нем заключено совершенное благо. Если бы это было не так, то Бог не мог бы быть повелителем всего сущего, ибо с необходимостью существовал бы некто, превосходящий Его и заключающий в себе совершенное благо…". "Но, как мы установили, совершенное благо есть истинное блаженство. Следовательно, обитель истинного блаженства должна находиться во Всевышнем", то есть "Бог есть блаженство". "Мы вывели, что Бог есть блаженство и высшее благо. Отсюда с необходимостью вытекает, что само высшее блаженство есть ничто иное, как высшая божественность". Обладание божественностью делает людей блаженными. Как следование установлениям мудрости делает людей мудрыми, так и приобщение к божественности делает их богоподобными. "В каждом, обретшем блаженство, заключен Бог, и хотя Бог един по природе, ничто не препятствует многим приобщиться к Нему".

Подлинная сущность Бога состоит в истинном благе. Благо всех благ заключено в их единстве; единство и благо – одно и тоже. "Все, что существует, до тех пор лишь продолжается и существует, пока является единым, но обречено на разрушение и гибель, если единство будет нарушено".

Каким образом управляется мир? Бог есть само благо, и с помощью блага Он все располагает. Отсюда следует, что именно благо и является управлением, которое сохраняет устройство мира в неизменности и неразрушимости. А так все сущее стремится к благу в силу природного стремления, то оно охотно покоряется воле Бога. Поэтому ничто, действующее согласно с природой, не совершает противного Богу, не противится высшему благу. Встает вопрос, как может вообще существовать или избегать наказания зло, если благо – повелитель всего сущего? Чтобы ответить на этот вопрос Философией был проделан следующий ряд рассуждений.

Во-первых, добрые всегда обладают могуществом, дурные же лишены всяких сил. Ведь если благо и зло – противоположности, а как мы знаем, благо – могущественно, тогда очевидно, что зло бессильно. Все люди, как дурные, так и добрые одинаково стремятся к благу. "Человек, способный исполнять долг сообразно законам природы, более могуч, чем тот, кто не может. Высшего же блага, равно предложенного добрым и дурным людям, добрые стремятся достичь путем, предписанным природой, то есть добродетелями, дурные – посредством удовлетворения различных страстей, которые совсем не приписываются природой для достижения блага". Отсюда следует, что дурные люди, по-видимому, полностью лишены сил. В ином случае, они отворачиваются от добродетели либо из-за невежества, либо из-за невозможности сопротивляться пороку, либо они по собственной воле избегают блага и устремляются к пороку, а в таком случае они вообще перестают существовать, так как устремляются прочь от общей цели.

Если благо есть блаженство, то все добрые люди уже тем самым, что они добродетельны, достигают блаженства. А те, кто блаженны – по сути боги. Наградою добрым служит сама их порядочность, а наказанием дурным – их порочность, которая разъедает изнутри их души. Как мы уже знаем, уклоняющееся от блага перестает существовать - поэтому злые люди перестают быть теми, кем были прежде. Они, лишившись добрых нравов, "теряют человеческую сущность, вследствие чего не могут приобщиться к Богу" и уподобляются животным по душевным качествам. Дурные являются более несчастными в том случае, когда совершают желаемое, чем когда то, чего желают, осуществить не могут. Так, если несчастье – желать беззакония, то еще большее бедствие – мочь его совершить. При этом, порочный человек становится тем несчастнее, чем дольше длятся его злодеяния. Более счастливыми являются порочные люди тогда, когда на них обрушивается наказание, т.к. наказание, согласно разумному порядку правосудия – благо (благо есть все свершающееся по справедливости).

Несчастнее те, которые творят несправедливость, чем те, кто страдает от нее. Это объясняется, во-первых, тем, что каждый порочный человек достоин отмщения, а люди достойные наказания несчастны, а, во-вторых, тем, что безнравственность по своей природе делает людей несчастными, а допущенная несправедливость приносит несчастье не пострадавшему, а оскорбителю. Порочность – как бы болезнь духа, поэтому порочные люди достойны жалости, а не ненависти.

Боэций затрагивает вопрос о том, почему "добрые люди пожинают наказания за чужие злодеяния, а награды, причитающиеся добродетели, отнимают дурные". "Происхождение всего сущего, развитие всех вещей, которые изменяются и движутся, имеет свои причины, порядок, формы от неизменного божественного разума. Этот разум содержит в себе образ многообразия сущего, подлежащего управлению. Когда этот образ рассматривается в самом божественном разуме, то называется провидением. Бог в своем провидении располагает единственным образом того, что должно случиться. Судьба же предписываемое провидением направляет относительно времени и места. Кажущаяся несправедливость, о которой упоминает Боэций происходит потому, что суждения людей о порочности и доброте не всегда справедливы. Только Бог, "взирая с высоты оком провидения, знает, что чему единственно соответствует, и в соответствии с этим каждого наделяет. То, что человек полагает справедливейшим и заслуженным, совсем иным представляется "всеведущему провидению". Разумное управление сохраняет того, кого несчастье может сделать хуже или того, кто не может переносить трудности. Тех же, что испытали счастье, поражает, чтобы укрепить в них добродетель, усилить терпение и выносливость духа.

Также Боэций затрагивает вопрос случая, а именно, существует ли он и что собой представляет. Случая, как события, свершившегося в результате лишенного смысла движения, а не вызванного последовательным рядом причин, не существует, так как Бог все располагает, и ничего не происходит из ничего. Случай происходит тогда, когда "что-нибудь предпринимается ради какого-либо результата, но по некоторым причинам получается нечто иное» (определение Аристотеля). «Случай есть событие, непредвиденное для человека, совершающего действие, но происшедшее в результате стечения причин». Совпадать же и соединяться причины заставляет порядок, который проистекая из источника провидения, все располагает во времени и пространстве». Тогда встает вопрос: остается ли место для какой-либо свободы нашей воли. На это Философия отвечает, что свобода воли существует у каждого разумного существа.

Каждый, кто наделен разумом, обладает свободой желать и не желать, однако не в равной степени (человеческие же души более свободны, когда они «пребывают в созерцании божественного разума»). Тогда кажется противоречивым то, что Бог предвидит все, и тем не менее существует некая свобода воли. Тогда выходит, что человеческая порочность существует по воле творца, и нет никакого основания ни для надежд, ни для молитв. А так как молитва является единственным средством, с помощью которого люди душой могут общаться с Богом, то род человеческий, отделившись от своего начала, погибнет. Разгадка этого состоит в следующем: божественный разум видит будущее иначе, чем познает его человеческий рассудок. Если появление чего-либо в будущем не является определенным и необходимым, то оно не может быть предвидено в будущем как определенное. События такого рода не могут быть предузнаны, иначе не осталось бы ничего, что не происходило бы по необходимости.

То, что предопределено с неизбежностью к появлению в будущем, божественный разум содержит в себе как определенное знание, которое является не предположением, а знанием. Бог вечен и сохраняет состояние, в котором, кроме настоящего, нет ничего; и знание Его пребывает в настоящем, содержа в себе в совокупности бесконечную протяженность будущего и прошедшего, и все это Бог обозревает, как если бы все это происходило в настоящем. Вследствие этого его знание лучше называть не предвидением, а Провидением.

11. Господствующая тенденция в философии средних веков (по работе Августина Блаженного «Исповедь»). Учение Августина стало определяющим духовным фактором средневекового мышления, оказало влияние на всю христианскую Западную Европу. Он считал познание бога и божественной любви единственной целью, единственной полной смысла ценностью человеческого духа. Весьма мало места он отводил искусству, культуре и естественным наукам. Христианской основе своей философии Августин придавал большое значение. Он осуществил то, что только обозначено у его предшественников: сделал бога центром философского мышления, его мировоззрение было теоцентрическим. Из принципа, что бог первичен, вытекает и его положение о превосходстве души над телом, воли и чувств над разумом. Бог является высшей сущностью, только его существование вытекает из собственного естества, все остальное с необходимостью не существует. Он единственный, существование которого независимо, все остальное существует лишь благодаря божественной воле.

Бог является также наиважнейшим предметом познания. Бог выступает в то же время и причиной познания, он вносит свет в человеческий дух, в человеческую мысль, помогает находить людям правду. Бог является наивысшим благом и причиной всякого блага. Так как все существует благодаря богу, так и всякое благо происходит от бога.

Направленность к богу для человека естественна, и единственно через соединение с ним человек может достичь счастья. Философия Августина, таким образом, открывает простор для теологии. Душу Августин понимает чисто спиритуалистически. Она не содержит в себе ничего материального, имеет лишь функцию мышления, воли, памяти, но не имеет ничего общего с биологическими функциями. От тела душа отличается совершенством. Превосходство души над телом требует, чтобы человек заботился о душе, подавлял чувственные наслаждения. Основой духовной жизни является воля, но не разум. Это утверждение основано на том, что сущность каждой вещи проявляется в ее активности, но не в пассивности. Отсюда вытекает заключение, что человеческую сущность характеризует не разум, который имеет пассивный характер, но действия, активная воля.

Счастья можно достигнуть в едином - в боге. Достижение человеческого счастья предполагает прежде всего познание бога и испытание души. Августин разделял представление о том, что познание возможно. Сущность теории познания Августина - априорность; творцом всех идей и понятий является бог. Человеческое познание о вечных и неизменных идеях убеждает

человека, что их источником может быть лишь абсолют - вечный и надвременный, бестелесный бог. Человек не может быть творцом, он лишь воспринимает божественные идеи. Истину о боге не может познать разум, но вера. Вера же скорее относится к воле, чем к разуму. Подчеркивая роль чувств или сердца, Августин утверждал единство веры и познания.

Вера и разум взаимно дополняют друг друга: "Разумей, чтобы мог верить, верь, чтобы разуметь". Это понимание соответствует духу христианства, и на этой основе могла строиться последующая фаза - схоластика. Характерной чертой понимания Августином процесса познания является христианский мистицизм. Главным предметом философского исследования были бог и человеческая душа. Вера в бога - исходное человеческого познания. Тезис о первенстве веры над разумом не был новым в христианской философии.

Все человеческое познание имеет два источника, утверждал он. Первым является опыт, чувственный контакт с вещами окружающего мира. Другой источник, более богатый и значительный, заключен в приобретении знания от других людей. Это опосредованное познание и есть вера.

Этике Августина присуще то, что он приписывал злу другое происхождение, чем добру. Зло происходит от человека, имеет земной характер, добро же проистекает от бога, продукт божьей милости. Человек отвечает за зло, но не за добро.

Дуалистическое понимание бога и мира выступает прежде всего как противоположность между вечным и неизменным духовным бытием бога и постоянной изменчивостью и гибелью единичных вещей и явлений. Исследование этой противоположности вело Августина к проблематике времени.

Перед сотворением мира время не существовало, но оно проявляется как следствие божественного творения и одновременно с последним. Меру же изменений вещам дал бог. Августин попытался объяснить такие основные категории времени, как настоящее, прошлое, будущее. Ни прошлое, ни будущее не имеют действительной ориентации, она присуща лишь настоящему, посредством которого нечто может мыслиться как прошлое или будущее.