291*. H. В. Егорову

   8 -- I -- 34

   Ницца

8 января 1934

Дорогой и милый Николай Васильевич.

   Обращаюсь к Вам с большой просьбой. Дело в следующем. На помощь Алексею Алексеевичу¹нужно пригласить для консультации местного доктора. Советуют обратиться к Figal. Я видел его, он, по-моему, подходящий.

   Посоветуйте мне: обращаться к нему или нет?

   Вы удивлены и недоумеваете? Совершенно так же недоумеваю и я: соглашаться или не соглашаться на помощника Бориса Юрьевича ². Я предлагаемого человека не видал в глаза, не знаю, в чем дело, почему нужен Борису Юрьевичу помощник?! Это замаскированное смещение? Что он сделал плохого? Я видел только хорошее. За то, что он не подчинился группе интриганов? За это я могу его только хвалить.

   Мне работать с ним приятно и легко. Он не сразу охватил всего дела? И новый не охватит.

   Никакого мнения по этому делу у меня не может быть до тех пор, пока я не узнаю всего, что было. Со своей стороны, очень протестую против смены во время моей болезни и отсутствия.

   Протестую и против ежегодных перемен тех лиц, которых я целый год вводил. Я могу работать в мои годы по своей специальности, но ту работу, в которую меня затягивают (не Вы, конечно), я делать отказываюсь.

   Считаю себя оскорбленным, что важное решение предприняли, не сговорившись со мной. Этого не было ни разу еще!

   Как я буду на это реагировать -- еще не знаю. Но я сильно оскорблен.

   Ввиду всего сказанного заявляю, что Борисом Юрьевичем я доволен, мне с ним работать удобно. Скоро из него выработается прекрасный руководитель, и я, по своей отрасли, не согласен на его удаление.

   Если же есть причины высшие, меня не касающиеся, там я, конечно, не могу ничего решать. Говорю про свою область и нахожу, что для дела это не нужно и вредно.

   Хорошего мнения будет обо мне новое, рекомендуемое лицо, если он узнает, что я по телеграмме смещаю людей, которые не за страх, а за совесть работали в очень запущенном и запутанном деле!

   Верю, что новое лицо имеет большие достоинства, и если б он явился 1 Ґ года назад, я бы его, вероятно, приветствовал. Теперь же он окажется в неловком положении, сменяя лицо, которое удаляют по интриге группы актеров.

   Не отвечаю Вам телеграммой, потому что у меня теперь нет для этого никаких денег. А телеграммы стоят бешеных денег.

   И на будущее время не рассчитывайте на мои телеграммы. Я здесь на положении нахлебника.

   Списываюсь с Америкой и продаю ей вторую книгу. Но это дело трудное, раз что я не выполнил своего обязательства по первой книге и благодаря задержке комиссии по прочтению ее не могу даже назначить определенного срока сдачи первой книги.

   Что сказать о себе? Частично лучше и даже совсем хорошо. Так, например, мой пиелит прошел совсем бесследно. Ни в чем не проявляется, и это очень приятно, так как по ночам могу спать хорошо, не просыпаясь поминутно. Что касается желудка, то он плохо налаживается. Сердце -- болей нет, но нет и крепости. И весь я еще не окреп, все еще сижу на крыше и не сползаю вниз, к людям.

   С опозданием узнал о смерти Анатолия Васильевича ³и не знаю, как мне теперь поступить. Пробую написать письмо вдове.

   [...] Жена стала бодрее и веселее, но все еще ужасно бледна.

   Получил Рипсино письмо. Очень благодарю и скоро напишу. Письма пропадают. Так, например, она пишет, что послала уже давно стенограмму речи Владимира Ивановича, а я ее не получал раньше и получил только в последнем письме. В письме Рипси пишет, что сборы у нас без дефицита. Это плохо по сравнению с прежним годом, особенно если принять во внимание, что тогда у нас не было до марта Коршевского театра, а теперь -- есть. А как работают другие театры? Есть ли хорошие постановки?

   Обнимаю. Как здоровье Ваше, Рипси и Николая Афанасьевича?

Ваш К. Станиславский