52*. Вл. И. Немировичу-Данченко

  

   Нью-Йорк, 20-го ноября 1923 г.

20 ноября 1923

Дорогой Владимир Иванович!

   До меня дошло известие о том, что, по случаю исполнившегося 25-летия со дня основания МХТ, Совнарком пожаловал мне звание Народного Артиста. Если это действительно так, то прошу Вас выразить от меня мою глубокую благодарность в той форме, какую Вы найдете наиболее соответствующей и подходящей, имея в виду те общественные условия, в которых мы здесь находимся.

Любящий Вас

К. Станиславский

  

53*. Вл. И. Немировичу-Данченко

   Нью-Йорк, 20-го ноября 1923 года

20 ноября 1923

Дорогой Владимир Иванович!

   Я только что получил письмо от Ф. Н. Михальского с сообщением, что Вы и я удостоены Малым театром звания почетных его членов. Известие это радостно меня взволновало и глубоко обрадовало, и я прошу Вас выразить от моего лица всему Малому театру мою самую искреннюю, сердечную благодарность за оказанную мне честь. Я твердо верю, что новый знак внимания, оказанный нам с Вами Малым театром, послужит лишним поводом для укрепления взаимной дружбы между Малым театром и МХТ.

Любящий Вас К. Станиславский

  

54. Л. Я. Гуревич

   26/XI

26 ноября 1923

Нью-Йорк

Дорогая, милая и искренне любимая

Любовь Яковлевна!

   Спасибо Вам за Ваше чудесное письмо. Я его получил еще в Германии и хотел ответить по чести -- большим теплым письмом. Но... дела, репетиции, администрация, представительство и главное -- книга. О! как ужасно быть литератором. Контракт, надо писать. Приходится писать совсем не то, что бы хотелось... Но самое главное -- это мои глаза. Они ведут себя неважно. Долго работать не могу -- часа три в день. Вот и приходится волей-неволей, чтобы не платить неустойки, писать в эти три часа не письма, а книгу. Подолгу оставляю без писем своих, т. е. брата и сестру, которые, спасибо им, заваливают меня письмами, да еще какими. Вот и сегодня напишу Вам только до конца страницы. Назначенная порция. Больше не могу. Так к делу.

   Все мое писание, какое попадет Вам в руки, -- в Вашем распоряжении¹. Имейте в виду, что там много повторений и много ненужного. Насколько помню, в шкафу "Отелло", -- все дельное. В большом шкафу -- архив. Там надо осторожно разбирать -- много повторений и лишнего.

   Очень грустил о постигшем Вас горе. Знаю, что для Вас была мать. Обнимаю Вас, дочери кланяюсь.

Ваш замученный

К. Станиславский.

   Только что вернулся с премьеры "Иванова"². Огромный успех, больше, чем в "Хозяйке гостиницы". Раз двенадцать вызывали всем театром.

  

55 *. Из письма к м. П. Лилиной

27 ноября 1923

Нью-Йорк

Милая, дорогая Маруся!

   Не сердись, что не пишу. Очень трудное время. Много приходится репетировать, в еще более ужасных условиях, чем даже в Париже. А главное -- книга. На нее единственная надежда. Переводчик -- коренной американец, издатель, редактирующий книгу, -- все уверяют, что книга будет иметь исключительный успех. Все торопят, так как переводчик должен браться за другую работу, и потерять его -- беда. Он, говорят, замечательный и перевел всего Лермонтова, не хуже самого Лермонтова¹. Каждую минутку свободную пишу и забываю поэтому вас (но ради вас же). Что же делать. Книгу писать необходимо, так как на доходы от спектаклей не надо рассчитывать.

   Прошли две премьеры. Успех -- огромный, быть может, больше прошлогоднего, особенно -- "Трактирщица", которая прошла небывало хорошо. Кайранский смотрел и говорит, что с Москвой нельзя и сравнивать, что Пыжова неизмеримо выше Гзовской. Последнее признает даже Екатерина Владимировна Гзовская. Но... сборы неважные. Может быть, они поправятся, хотя сомнительно, так как Гест не делает никаких прежних попыток и реклам. Не можем понять его поведения. Газеты не помещают больших статей, говоря, что Гест мало давал им объявлений. Вероятно, Гест очень взволнован расходами по постановке "Миракля" Рейнгардтом². Он здесь и необыкновенно мил. Это неистовый поклонник МХТ и в частности меня, как актера³. Только меня и Дузе и признает.

   Дузе была на открытии, так как спектакль был в ее честь, но после 1-го акта уехала (так как на следующее утро играла), оставив мне записку со всевозможными похвалами "Карамазовым". Я счел, что это слова обычной любезности. На следующий день, т. е. 20 ноября утром, она играла, а вечером мне звонят, что она приехала и сидит в задних рядах, досматривает спектакль "Карамазовы" (это после своего утреннего спектакля). Я пошел в театр, сидел с ней. Она говорила, что выше ничего не знает, что это не театр, а церковь, что мы единственная труппа в мире. Кто же может сыграть эту сцену (кошмара), кроме Качалова⁴. Хвалила Тарасову⁵. Потом была у нее Книппер, она развивала ту же мысль и сказала, что она в последнем спектакле многому научилась. Будь она здорова, она не пропустила бы ни одного нашего спектакля и т. д.

   А сборы плохие. Премьера -- 3000 долларов (по возвышенным). Второй спектакль -- 1500 долларов. Премьера "Трактирщицы" -- 1500 (по обыкновенным) и т. д. В эти недели нам уже будут платить жалованье не полным рублем, так как необходимо делать вычеты на долг.

   ...Сомневаюсь, чтоб Гест продлил условия. Очень вероятно, что в марте мы уже вернемся в Европу. Все это пишу под большим секретом, так как если распространится, то скажут, что мы провалились, а это не так. Мы имеем больший успех, но улица не пошла еще, так как нетникаких реклам. Фокусы Геста, может быть, для того, чтоб избавиться от нашего дела и отказаться после 4-го месяца. Ведь у него на руках одновременно 1) Дузе, 2) Рейнгардт, 3) мы, 4) Балиев⁶. Сейчас мода на Дузе, и все прут туда. Но ведь она играет только два раза в неделю. Не мудрено, что сборы.

   ...Не имею никаких известий от вас. Ни от Игоречка, ни от Киры, ни от тебя. Узнал, что ты беспокоилась, пока мы плыли, что узнала от Мелконовой⁷о том, что мы приехали. Странно, я послал тебе с пути радио. Очевидно, оно не дошло. Пожалуй, я ее послал в Женеву, а может быть, и в Париж. Не помню!

   Вышла задержка в посылке письма. Добавляю самые последние сведения. Прошли "Карамазовы". Театр и актеры имели больший, чем в прошлом году, успех, а пьесу разругали и особенно за чтеца ⁸. "Трактирщица" прошла 4 раза. Успех и критики небывало восторженные. Играли несравненно лучше. Нашли совершенно итальянский темп. Хохот сплошной. Пыжова хороша и имеет успех. Меня хвалят больше, чем во всех предыдущих ролях. Но... Гест не делает никаких реклам. Пресса на него сердита и если пишет о нас, а не замалчивает, то только из уважения к МХТ (слова редакторов). Ориентация Геста -- на Рейнгардта. Ему (как в прошлом году -- нам) приберегает весь бум. Мы пасынки. Вот почему никто не знал, что мы начали спектакли. Они идут по пониженным ценам и делают совсем плохие сборы. Вот первая неделя "Карамазовых" -- 3000 (первый [спектакль] по повышенным ценам). "Карамазовы" (второй) -- 1500. "Трактирщица" (I) -- 1500. "Трактирщица" (II) -- 650. "Карамазовы" (утро) -- 1400. "Трактирщица" (вечером III) -- 1600. "Карамазовы" (утро) -- 1600. "Трактирщица" (вечером IV) -- 2600. Всего 14 000 (за неделю). В прошлом году -- 45 000 в неделю. Вот она, Америка. Если выручим жалованье, слава богу. Все это между нами.

   Обнимаю.

Костя.

   23/XI 923

   И опять задержал письмо, и опять добавляю последние сведения. Два письма от тебя получил. Больше всего благодарю за то, что ты вдумалась и поняла мое душевное состояние и одиночество. Теперь несомненно, что МХТ далее существовать не может, а как жаль. Вчера, например, была премьера "Иванова". Это была пасха. По словам публики, хотелось всем целоваться. Все побежали к нам на сцену. Вызывали без конца. Гест благодарил и утверждал, что, если б начали этой пьесой,-- все было бы хорошо, что эта ошибка стоит 100 000. Поди ты, разбери что-нибудь. Мы боялись везти "Иванова", а он оказался как раз по вкусу Америки. А сбор премьеры -- 1400 долларов...

   ...В Москву, в Москву!

   Обнимаю, целую, благословляю всех.

Костя.

   Пишите об Игоре поподробнее. Как температура (только по-старому, подмышкой)? Что сказал доктор? Не бойтесь повторять одно и то же.

   Два твоих письма и две телеграммы -- получил.