28*. Н. В. Демидову

  

10 сентября 1922

Москва

Дорогой Николай Васильевич!

   Вы говорите, что Вы так заняты, что все Ваше время разобрано и Вы недоумеваете, как Вам быть со школой первой группы, куда мы Вас приглашаем, куда Вы обещались мне не только в том или третьем году, а десять лет тому назад, когда Вы стали изучать систему, посещать меня, присутствовать на всех моих занятиях¹.

   Разве тогда я говорил Вам, что у меня нет времени заняться с Вами и т. д.?

   Теперь же, когда я впервые обращаюсь к Вам, -- оказывается, что Вы заняты повсюду, но только не у меня.

   Это какой-то рок!

   Работал, мучился с Вахтанговым. Его не признавали, выгоняли из театра, а под конец поманили, и там он давал уроки, обещал режиссировать; в Габиме²работал по ночам, а для меня во всю свою жизнь нашел только 2 вечера, чтобы вместе поработать над Сальери³.

   Все, что ни сделаю, ни заготовлю, -- у меня вырывают из-под рук, а я -- на бобах.

   Простите, что пишу так резко, но я искренно огорчен.

   Правда, Вы не отказываетесь, а только недоумеваете. Но я думаю, что после 15-летней работы вместе и этого не надо.

   Будьте как Сулержицкий: его гнали, изводили, приглашали, увольняли, но он не забывал того, что мы делали и страдали вместе.

Ваш К. Станиславский

   10/IX--922

  

29*. Вл. И. Немировичу-Данченко

  

12 сентября 1922

Москва

Дорогой Владимир Иванович.

   Я уезжаю с твердым намерением вернуться в Москву "иль со щитом, иль на щите"¹.

   Или удастся сплотить первую группу, и тогда можно будет пытаться продолжать дело; или это не удастся, и тогда надо его кончать. По крайней мере я едва ли останусь на сцене.

   С падением группы я не вижу более никаких горизонтов.

   Предстоящий юбилей представляется мне чем-то обременительным, ненужным, скучным, вынужденным, и я бы очень советовал подумать об его отмене. Как? Да просто запоздать с нашим приездом и вернуться в Москву 17 октября ², употребив время до этого числа на усиленную подготовку за границей "Плодов просвещения" и "Каина" с Качаловым в новой мизансцене³.

   Больше всего меня давит история с книгой Волькенштейна. На моей спине сводились какие-то счеты с Вами. Вы мне поверите, что я всячески готов исправить происшедшую неловкость. Говорил по этому поводу с многими специалистами, но они все в один голос говорят, что единственный способ -- просить кого-нибудь раскритиковать книгу Волькенштейна и сделать исправления относительно Вашей роли в МХТ. Я говорил об этом с некоторыми лицами, и они обещались писать.

   Самому же мне не советуют писать, так как это только раздует дело и примет тон игры в благородство, кокетство с моей стороны ⁴.

   Желаю Вам здоровья и сил, чтоб провести сезон. Трудно Вам будет, и я Вам не завидую, но нелегко будет и мне в поездке с двумя больными, и я себе тоже не завидую.

   Мы сделали прием в школу. После совещания с Правлением и Юстиновым -- решили, что можно на это дело употребить до 400 000 000 в месяц.

   Демидов (система), ритм (Алексеев), дикция и акробатика -- будут оплачиваться нами. Остальное (пение, Волконский, грим, музыка и лекции) -- будут даровые, во Второй студии⁵. До Вашего приезда -- поручено Демидову следить, руководить учениками, а по Вашем приезде -- распорядитесь сами⁶.

   Если приедете к южинскому юбилею, отлично⁷. Нет -- на всякий случай намечаем из остающихся в первой группе: Халютина, Соколова, Соколовская, Михайлов. Все старики и расслабленные, как и сам МХТ, но что же делать -- других нет, так как даже Первая студия может опоздать и Вторая студия уехала⁸.

   Подумайте какая досада -- я полторы недели провалялся в лихорадке. В самое горячее рабочее время перед отъездом. И теперь уезжаю из России с лихорадкой и температурой, в надежде, что перемена климата меня излечит.

   Обнимаю Вас и сердечно желаю Вам и Екатерине Николаевне здоровья и возможного счастья и театру процветания. Спасибо за доброе слово и желание помочь мне в случае каких-нибудь посягновений на квартиру.

   Будьте здоровы, и да хранит Вас бог.

К. Станиславский

   1922 12/IX