svod_vizantiiskih_svidetel_stv_o_rusi

Поскольку и у царствующего сего града ромеев, если они не находятся в мире с печенегами, росы появляться не могут, ни ради войны, ни ради торговли, ибо, когда росы с ладьями приходят к речным порогам и не могут миновать их иначе, чем перетащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа печенегов и легко (не могут же росы двум трудам противостоять) побеждают и устраивают резню.

(Константин, 1989, 37—39)

Константин Багрянородный терминами—несклоняемымΡ ς и склоняемым Ρωσ α (Константин 1989, 48. II. 4, 8; VI. 5; IX. 1, 3, 5, 67; XXXVII. 42, 43, 47; XLII. 4, 62), а также ωσιστ , т. е. «по-росски»—обозначает в трактате «Об управлении империей» народ (или народы) рос, его территорию и его язык. Следует cчитать, что во времена Константина Багрянородного этноним «рос» стал привычным в византийской традиции и постепенно «втягивался» в греческие грамматические и орфографические нормы.

Дополнительным подтверждением этому является употребление Константином парадигматически корректного термина «Росия» (II. 4), который употреблен им и в «Книге церемоний» (Const., 1829, 594. 18; 691, 1). Этот термин для обозначения Руси впервые встречается именно у Константина Багрянородного.

Сопоставимыми с терминами «Русская земля» и «страна русская» древнерусских летописей стали в византийских источниках выражения «страна Росии» у Константина (Константин, 1989, XXXVII, 43) и «Росийская земля» у Феодора Продрома (Theod. Prodr., 1974, №59. 191). Термин закрепился и в документах Константинопольского патриархата. В южно-славян- ских памятниках именование государства «Рос(с)ия» появляется с 1387 г., в самой России—со второй половины XV в. (Soloviev, 1947; Соловьев, 1957, 134—155). Известная форма, употребительная в новое время и ставшая регулярной—с двумя «с» «Россия»), в греческих текстах встретится лишь в XIV в.—в «Исторических записках» византийского гуманиста Никифора Григоры (Gregoras, 1855, 199. 12; 511. 18); в русских же источниках, согласно М. Н. Тихомирову (1953, 93—96),— с XV в.

Трактат «Об управлении империей» содержит важнейшие свидетельства, касающиеся древнерусской истории. В IX главе описывается плаванье караванов судов росов по пути «из варяг в греки». При этом перечисляются древнерусские города по пути следования—Новгород, Смоленск, Любеч, Чернигов, Вышгород («Ольгин град» в Повести временных лет), Киев, Витичев, являвшиеся важными центрами Древнерусского государства. Попутно Константин упоминает русских князей, называя их на византийский манер «архонтами Росии», Игоря («"Ιγγω ») и Святослава («Σϕ!νδοσϑλ βος»).

Очень важны свидетельства Константина Багрянородного о взаимоотношениях росов и славян. Судя по приводимому ниже тексту, византийцы еще в X в. отчетливо разделяли росов и славян как в этно-лингвистическом, так и в политическом отношениях. Славянские племена, перечисленные в трактате, являются данниками («пактиотами») росов. Свидетельства языка, отраженные в передаваемых в памятниках названиях днепровских порогов—«по-роски» и «по-славянски», подтверждают, что словом «рос» Константин обозначает скандинавов: славянские наименования, передаваемые Константином, «переводят» соответствующие скандинавские топонимы (Const., 1967, 180; Toynbee, 1973, 348; Sorlin, 1965, 178, 180; Константин, 1989, 319—321).

Немаловажны материалы и о судах росов, их оснастке и названиях: в этих сообщениях переплетаются актуальные наблюдения очевидцев-информаторов Константина сo ставшими уже традиционными «славянскими» стереотипами «этнического портрета» славян.

Наконец, в ряду упоминавшихся уже ранее славянских языковых заимствований в греческом находит свое место и термин «полюдье», транслитерируемый византийским автором, сообщающим об этом важнейшем институте социальноэкономической и политической жизни Древней Руси.

О росах, отправляющихся с однодеревками из Росии в Константинополь.

Приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ин-

гора, архонта Росии, а другие из крепости Милиниски, из Телиуцы, Чернигоги и из Вусеграда. Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас. Славяне же, их пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочие славини — рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] вхожи в эту самую реку и отправляются в Киву. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам. Росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство, снаряжают их. И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витечеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. Прежде всего они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает поросски и по-славянски «Не спи». Порог [этот] столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, извергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами дно, волокут их, чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая [ее] шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Ост- ровуни-прах, что означает «Островок порога». Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает «Шум порога», а затем так же—четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакетов (пече- негов.—М. Б.). А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также, одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вул-

нипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а пославянски Веручи, что означает «Кипение воды», и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски «Нарези», что переводится как «Малый порог». Затем достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты, [идя] из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону. Эта переправа имеет ширину ипподрома, а длину, с низа до того [места], где высовываются подводные скалы,—насколько пролетит стрела пустившего ее отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и воюют против росов. После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми.

От этого острова росы не боятся пачинакитов.

Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас архонты выходят со всеми росами из Киава и оправляются в полюдия, что именуются «кружением», а именно—в Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав. Потом так же, как было рассказано, взяв свои моноксилы, они оснащают [их] и отправляются в Романию.

(Константин, 1989, 45—51)

Показательна точность передачи некоторых древнерусских технических терминов и обозначения институтов в сочинении Константина Багрянородного. Это, помимо уже упомянутого полюдья (IX. 107), очевидная калька с древнерусского «вся Русь»—π ντων τ ν Ρ ς (IX. 106) и указание на институт кормления (διατ !ϕ µ!νοι: IX. 104—113).

Константин выделяет «Внешнюю Росию» (&ξω Ρωσ α), под которой, скорее всего, подразумевалась Северная Русь с границей где-то между Новгородом и Смоленском. Собственно же Русь ограничивалась, вероятно, территорией, освоенной полюдьем киевского князя (Рыбаков Б. А., 1964, 36—37). Та-

ким образом, если обратиться к названным в византийском трактате русским городам, то Русью в узком смысле слова следует считать, согласно Константину, Киевскую, Черниговскую и Переяславскую земли, т. е. территории Приднепровья (Рорре А., 1972, 496—497).

Древнерусское общество делится Константином на дружину («все Росы»: выражение, аналогичное категории, известной из Повести временных лет: ч. I, 18, 26, 52), и славянские пле- мена—кривичей, лендзян, а также «вервиан»— древлян, «дру- гувитов»—дреговичей, северян и других, находившихся в отношении союзного данничества («пактиоты») по отношению к князю и «росам». Русского князя византийский источник называет «архонтом»—официальным греческим термином, обычным в Византии для именования иноземных правителей.

Только Константин Багрянородный сохранил свидетельство о том, что Святослав «сидел» в Новгороде во время княжения в Киеве Игоря. Это известие—самое раннеe подтверждение обычая направления великим киевским князем своего сына на новгородский престол.

Наконец, в трактате описан языческий ритуал жертвоприношений, совершаемых росами по пути в Византию на oстрове св. Григория (Хортице). Культовые реалии, описанные Константином, позволяют искать их корни как в скандинавской, так и славянской традициях (Константин, 327—328).

Изучение происхождения и значения названия «Ρ ς» в византийских источниках X в. имеет длительную историю. К настоящему времени существует три основных теории относительно этимологии названия «Ρ ς». Первая из них возводит его к древнерусскому слову русь. Несоответствие корневых гласных—«о» в греческом и «у» в древнерусском объясняется или их фонетической близостью и взаимозаменяемостью в се- верно-греческих диалектах (ср: : Ekblom, 1915, 8; Hatzidakis, 1892 /93, 348 сл.), или возможным тюркским, например, хазарским посредничеством при проникновении в греческий язык названия Руси (Томсен, 1891, 99; Stender-Petersen, 1950, 84). Второе объяснение остается лишь гипотезой; что же касается чередования о /у, то оно действительно свойственно греческо-

му языку византийского периода, причем не только его северным диалектам.

Следы бытования в византийской среде этнонима рус с огласовкой «у» говорят о возможной связи греческого имени Руси с исконным русским термином. Однако показательно, что этноним с корневым гласным встречается в случаях передачи самоназвания: Луитпранд, называя «русов», воспроизводит самоназвание народа из наемного корпуса в Византии; более поздние акты Русского монастыря на Афоне, неоднократно упоминающие «русские книги», «русскую» церковную утварь, сам монастырь «русов» (см. ниже), скорее всего отражают речь ктиторов (жертвователей)—носителей русского языка. Но преобладающей формой в X в. была форма «Рoc» и ее объяснение чередованием о/у оказалось не полностью убедительным.

Другая точка зрения на происхождение греческого названия «Рос» предполагает его чисто книжную основу. Речь идет о применении для обозначения русских библейского термина «рош», известного по Септуагинте (греческому переводу Библии) в форме «Ρ ς» (Флоровский, 1925, 505—520; Сюзюмов, 1940, 121—123). «Рош» трижды фигурирует в книге пророка Иезекииля (Иез 38.2; 38.3; 39.1) в выражении «к Гогу в земле Магог, князю Роша, Мешеха и Фувала». Народы Мешех и Фувал, идентифицируемые с землями Табал и Муски ассирийских надписей и Тибаренами и Мосхами Геродота (Геродот, III.94; VII.78), локализуются в соответствии с библейской этногенетической легендой на севере Малой Азии (Wagner, 1977).

Сближение византийского названия Руси «Ρ ς» с библейским словом «Рош» (по-гречески Ρ ς) основано на понимании последнего как этнонима, обозначающего северных варваров, главой которых был Гог. Однако более вероятно, что слово «Рош» в Септуагинте употреблено в его исконном древнееврейском значении— «глава», т. е. фразу Иезекииля следует понимать как «архонта-рош Фувала и Мешеха», что находит соответствие в Вульгате (латинском переводе Библии) и других текстах.

В принципе, эсхатологическая легенда о Гоге и Магоге, которые «во главе бесчисленных войск сатаны подойдут к „свя-

щенному граду“» (Откр 20. 7—8), была широко распространена в Византии (Podskalsky, 1972).

Контаминацию значения «рос» как скандинавского самоназвания с библейским именем «Рош» можно отметить уже в IX в. в Житии Георгия Амастридского. Показательно, что и византийский историк X в. Лев Диакон воспринял нападение русских на Константинополь в 860 г. как исполнение пророчества Иезекииля (Leo Diaconus, 1828, 150. 15—19). Однако упоминание Гога и Магога в связи с нашествием «северных варваров» на Византию могло иметь место и без какой-либо связи с народом (?) «Рош», как например, в повествовании о нашествии «скифов и гуннов» у Андрея Кесарийского (PG, 106, 416), а также в анонимной так называемой «Истории Авар» (редакция А).

Итак, в вопросе о влиянии библейского термина на бытование византийского этнонима « Ρ ς» следует различать два аспекта—языковой, генетический (возникновение этнонима как книжного заимствования) и литературно-образный (контаминация представлений об эсхатологическом нашествии библейских племен с образной характеристикой «варваров»— современников).

Влияние библейской образной системы на непосредственные впечатления византийцев несомненно. Обыгрывание тер- мина-этнонима подобно тому, как это имеет место у Льва Диа- кона,—явление, характерное для византийских этиологических построений. Так, этноним понтийцы (жители) и созвучное слово «ποντι ο »—«мыши» обыгрывается Феодором Продромом (Hunger H., 1968, 80.12), а термин «скифы» производится Евстафием Солунским от «σ ζ!σϑαι»—«гневаться» (Eust. Thess. Comm., 1827—1830, 723. 42 cл.); этноним «тавры» (жители Таврики—Крыма) воспринимается как омонимичное название животного «бык» (там же, 259.7 сл.). При этом характерна уничижительная окраска подобных византийских этимологий (Бибиков, 1978, 99—100). В лингвистическом же плане влияние библейского термина не обуславливает только чисто книжный характер появления этнонима в византийских текстах.

Наконец, третья гипотеза о происхождении греческого « Ρ ς» связывает с широко распространенным в топо- и этнонимике среднеазиатского, северокавказского и севернопричерноморского ареала иранским по происхождению корнем рос с вариантами аорс-, рокс и др. (Толстов, 1947, 39—59). Однако она не является достаточно обоснованной. Это относится и к сходным крымским топонимам (Талис, 1974). Не имеет он отношения и к корню «рус», как полагали многие советские историки и археологи (Тихомиров, 1947; Рыбаков, 1982; Толочко, 1987 и многие другие), поскольку древнерусские гласные у и о < ъ восходят к различным индоевропейским гласным (см. подробнее: Константин, 1989, 293—307).

Комплексное рассмотрение содержания этнонимов рос и славяне Константина с привлечением лингвистических и археологических данных позволят сделать определенные выводы о происхождении имени Руси. Допустимо предположить, что византийское наименование отрядов «северных варваров», нападавших на владения Византии, а с 860 г. и на Константинополь, как и позднее наименование древнерусских дружин « Ρ ς» и Древнерусского государства ( Ρωσ α), непосредственно восходит не к древнерусскому русь, а к исходному для него древнескандинавскому самоназванию участников похода на восток от Балтийского моря roðer, roðs-men, «гребцы». Производное от глагола róa-—«грести», оно служило обозначением воинов-скандинавов, которые во время плаваний через Балтику были одновременно гребцами, и легло в основу названия скандинавов (позднее исключительно шведов) в западнофинских языках—ruotsi, исходного для термина «русь».

На исконное значение слова «рос» как самоназвания скандинавов, связанного с обозначением плаваний на гребных судах, возможно, указывает их обозначение как «дромитов» (от названия дромонов— быстроходных ладей) в хрониках Псев- до-Симеона и Продолжателя Феофана (см. ниже).

О скандинавском происхождении росов прямо говорят и Бертинские анналы, и византийские источники X в.: это— Константин Багрянородный, хроника Псевдо-Симеона, Геор-

гий Амартол (по Ватиканскому списку), Продолжатель Феофана. Славянские переводы соответствующих хронографических пассажей меняют этноним «франки» в греческом оригинале на «варягов». Наряду с Константином Багрянородным различает росов и славян и Продолжатель Феофана.

Значение термина «рос», близкое к профессионализму, зафиксированному в византийских военных и морских трактатах X в., где «росы» представляют собой воинский контингент, сопоставимый с так называемыми в текстах рядом лучниками, «малартиями», пехотинцами и всадниками (Три трактата, 280, 294, 312).

Эти же памятники свидетельствуют и об особенностях су- дов—быстрых и легких, используемых росами. В этом контексте можно по-новому оценить и понимание термина «дромиты», относимого к росам, у Псевдо-Симеона и Продолжателя Феофана. Если греческая парэтимология термина объясняет его происхождение тем, что росы «быстро бегают», то славянский переводчик памятника каким-то образом (по аналогии с дромонами) связывал «дромитов» с судами: «иже скеди глаголем».

К славянскому же имени Руси следует возводить другой этноним, известный в византийских текстах, ουσ ν —с корневой огласовкой «у»—«рус», зафиксированный у Продолжателя Феофана, в актах афонских монастырей—Русского, Дохиарского и Эсфигменского, а также актах монастыря Марии Мессины. Учитывая контекст употребления этого этнонима, можно оценить данное явление как отражение случаев автономасии.

Глава 3

Когда была крещена Русь? Взгляд из Византии

Крещение Руси в 988 г., несомненно, придало мощный импульс тесному культурному взаимодействию Византии и Руси. Однако это событие имеет глубокую предысторию, относящуюся еще ко второй трети IX в. Тогда, судя по одному из посланий константинопольского патриарха Фотия, росы приняли христианство, и к ним направили византийского иерарха. Таким образом, присутствие греческого клира в русской среде имеет традицию более чем на столетие древнюю, чем крещение Руси князем Владимиром. Представление о Руси как христианской, дружественной Византии державе укрепилось с конца IX в. не только в греческих памятниках, но отчасти, если судить по уставу князя Владимира в составе Софийской Кормчей XIII в. и по предисловию к Киево-Печерскому патерику и Минеям Четьим, и в русской традиции, восходящей к греческим источникам.

Византийское Жизнеописание императора Василия, составленное в середине X в. при непосредственном участии Константина Багрянородного, хорошо знавшего Русь (см. главу 2), сохранило известие о направлении на Русь греческого архиепископа патриархом Игнатием (подробнее об этом— ниже) в 70­х гг. IX в. Следует обратить внимание и на легенду анонимного сказания (так называемого Анонима Бандури) об изобретении славянской азбуки «Кириллом и Афанасием». По этой легенде, они были посланы на Русь по просьбе князя Владимира византийским императором Василием I Македонянином. Все это говорит о том, что представление о пребы-