svod_vizantiiskih_svidetel_stv_o_rusi

ра» называет половцев. Что касается Болгарии, то Цец дает подробную топографию пространства на юг от Дуная, определяя границы расположенных там областей—двух Мисий, Фракии и Македонии; сам же этноним у Цеца встречается в качестве синонима «пеонцам» (не-венгры, населяющие, по Цецу, одну из упомянутых Мисий). Половцы же в сочинениях византийского эрудита фигурируют под общим именем «скифы». Так, в рассказе о половецком набеге 1148 г. кочевники называются «придунайскими волками, частью скифов». То, что под приведенным выше названием «собственно скифы»—в отличие от «скифов вообще»—нашим автором имеются в виду половцы (куманы), говорит текст «скифского» приветствия в эпилоге «Теогонии» Иоанна Цеца.

В эпилоге «Теогонии» приведено и русское приветствие: «К русским я обращаюсь по их обычаю, говоря «σδ G[στ!?] β - τ!, σ στ ιτζα» и «δ β α δ νη», т. е. «здравствуй, брате, сестрица, добрый день!»

Таким образом, та «скифская» общность, которая выделяется Цецем в Причерноморском регионе, представляется им в языковом отношении чрезвычайно разнообразной. В самом деле, помимо половцев, русских, аланов здесь же Цецем локализуются и «киммерийцы». Они помещаются у Тавра скифов и Меотийского озера, т. е. в Крыму и Приазовье. По одной из реконструкций, название киммерийцев восходит к фракийскому наименованию Черного моря: на фракийской языковой почве этноним Κιµµ ιοι (*kers=mar=) мог иметь вид и значение *kir(s)-mar-io, где *kers—«черный» и *mar­ / mor—«море». Причем в вопросе о киммерийцах сам этноним представляется единственным достоверным языковым показателем их этнической принадлежности.

С Меотидой—Азовским морем—у Цеца ассоциируется целая ветвь «скифов». В экскурсе о «скифах» в «Истории» различается три ветви («этноса») «скифов»: меотийские, кавказские (с ними связаны «узы» и «гунны») и оксианские. К последним, по Цецу, относятся «скифы», находящиеся за Гирканским (т. е. Каспийским) морем—в «Сугдиаде», где протекает река Оксос. Однако, комментируя в «Историях» упоминаемые в од-

ном из писем «оксианские рыбы», Цец локализует «оксиан» в Крыму и отождествляет их с «хазарами»: «Хазары, жители Сугдеи и Херсона, именуются оксианами по названию реки Оксос, которая течет в их земле». Эта неожиданная, казалось бы, атрибуция может быть объяснена тем, что Цец спутал Суг- дею—город и порт в Крыму (Сурож русских летописей, совр. Судак) с Согдианой—областью Средней Азии, в которой и протекает река Оксос (совр. Аму-Дарья). Жителей именно среднеазиатского района Цец называет «оксианскими скифами» и сближает их с «восточными скифами» Геродота.

Таким образом, в рассмотренных представлениях причудливо контаминируются книжные ученые знания и непосредственные наблюдения, актуальные свидетельства. Источник этого—в особенностях мировосприятия византийцев, видящих и описывающих мир сквозь призму литературной и ученой традиции, восходящей еще к античности. Так у Цеца античная карта накладывается на географию современного ему мира.

Итак, во-первых, Русь связывается в глазах византийцев с соседними народами—кавказцами, населением Крыма и Приазовья, тюркскими народностями, находившимися на этих землях,—«скифской» общностью, которая определяется по географическому, а не этническому, историко-культурному и отчасти политическому принципам. Во-вторых, этнографические сведения византийских источников и данные языка свидетельствуют о большой этнической пестроте этого региона. В-третьих, в наших источниках зафиксированы непосредственные наблюдения, возможно, данные личного общения авторов с русскими и другими народами: эти сведения тесно переплетены с книжным, античным знанием, в результате чего складывается противоречивая этнографическая картина юга Восточной Европы.

Наиболее сильной в византийской традиции оказывается актуализация античных географических представлений и этнических наименований, что приводит к неожиданному внешнему эффекту: население Руси обозначается (нередко в переносном смысле) многочисленными архаическими племенны-

ми названиями: «скифы», «тавроскифы», «тавры», «киммерийцы», «меоты», «хазары» (для Крыма) и др. Такая «зашифрованность» актуальных описаний древними этническими термина- ми-«знаками» наблюдается и в других случаях. Так, в византийских источниках Галицкая земля, помимо указанного имени «Галица» (с вариантами), обозначается архаическими терминами «галаты». В «Исторических стихотворениях» Феодора Продрома неоднократно среди подвластных византийскому василевсу народов упоминаются галаты—часто рядом с далматами (сербами). В других случаях галаты фигурируют по соседству со «скифами»—куманами, называются вместе с италийцами и сербами. От этнонима производятся и наименования мест—«галатские долины».

Территория Руси подчас называется в соответствии с античной традицией Гиперборейской землей и, таким образом, древние литературные свидетельства о гипербореях переносятся на русских, вводя в их восприятие комплекс античных представлений об этом легендарном северном народе. Тем самым традиционные, сложившиеся в Древней Греции, представления о географических областях, климате, природных условиях, населении Восточной Европы прилагаются к ее описаниям, в том числе и к описанию Руси XII—XIII вв. В результате создается образ страны, во многом близкий античной Скифии или Киммерии. Обширность пространств к северу от Черного моря вошла в поговорку о «скифской пустыне»; климатические особенности этих областей будут непременно ассоциироваться со «скифским снегом», бурями, сыростью и дождями; Русь—наследница киммерийских областей— представляется страной, погруженной во мрак, солнце над которой светит считанные дни в году, а, может быть, и вообще не появляется. Византийские писатели указывают и известные из памятников античного прошлого реки, озера, моря Скифии: «Узкое море», «Священное море», реки Эрида, Лагмос, Телам, Термодонт. Постоянными атрибутами «тавроскифских» областей являются Понт (Черное море), Боспор Киммерийский (Керченский пролив), Меотида (Азовское море), Гирканское море (Каспийское море), Танаис (Дон) и даже Сиака (Сиваш).

Еще более конкретные непосредственные свидетельства—о животном мире русских лесов и рек—имеют тоже легендарную или сказочную окраску: наряду с рассказами об экзотическом пиршественном столе, украшенном вяленой рыбой, черной и красной икрой с Дона, сообщается об именовании жителями Сугдеи (Сурожа) и Херсона крымской рыбы «берзитикой», в чем отражено предание о хазарской Верзилии; неоднократно упоминается о белых зайцах России, мех которых импортировался в Византию; называется диковинный обитатель «тавроскифских» земель зубр; известен, очевидно, и морж, изделия из кости которого описывает Цец. Интересно, что в то время как данные об областном делении Руси происходят в основном из церковной среды, материалы о животных, рыбах, речных и морских путях связаны с торговыми отношениями Руси и Византии.

Узлом этих связей был Крым и Приазовье, где находились владения как Византийской империи, так и русских князей. Установлено, что в конце XII в. в землях Боспора Киммерийского действовал византийский податный сборщик, а в Керчи был византийский наместник. Таким образом, Византия имела в Крыму свои территории, возможно, близкие к крымским фемам более раннего периода. На протяжении всего рассматриваемого периода встречаются сообщения о функционировании крымских церковных епархий Константинопольского патриархата—Сугдеи, Фуллы, Готии, Херсона, Хазарии, Боспора, Сугдофуллы.

Вместе с тем, в памфлете «Тимарион» (XII в.) сообщается о русских (?) купцах, спешащих в Солунь из Крыма, а, по императорским актам второй половины XII в., итальянским купцам не гарантируется свобода и безопасность торговли в районе Крыма и Приазовья. К середине XIII в. уже сообщается о набегах и владениях «скифов», т. е. половцев или татар в крымских городах. Таким образом, Крым и соседние с ним земли представляли собой своеобразную часть русской земли, где происходили непосредственные контакты русских с визан- тийцами—церковные, торговые, политические.

Глава 7

На перекрестке культур

За полутысячелетнюю историю контактов Византии и Руси несколько основных центров-перекрестков культур сыграли особую роль в осуществлении этих связей. Весь X век в истории русско-византийских отношений прошел под знаком обмена официальными посольствами. Греческие дипломаты приезжали в Киев для заключения русско-византийских дого- воров—с князем Игорем, затем в 955 г., наконец, в 60­е гг. посол Калокир прибыл на Русь с поручением от императора Никифора Фоки. Из текстов сохранившихся договоров со всей очевидностью явствует, что, в свою очередь, и в Константинополе уже существовал русский купеческий квартал с довольно многочисленным населением. Древнерусская и византийская столицы—Киев и Константинополь—были главными центрами официальных политических контактов. В Киеве таким особым центром был, несомненно, митрополичий двор: учреждение Русской митрополии константинопольского патриархата в Киеве между 996 /7 и 997/9 гг. сказалось на усилении русско-греческих связей. Двадцать два из двадцати четырех известных до начала XIV в. митрополитов Руси были греками. Греками были и большинство епископов в почти двух десятках древнерусских епископий, а также настоятели монастырей и прочие клирики.

Многие из них канонизированы русской Православной церковью и прославляются как святые благоверные угодники, мученики, святители и чудотворцы: митрополит Михаил, Феодор Суздальский, Иоаким Корсунянин Новгородский, Ле-

онтий Ростовский, княжна Анна, митрополит Феогност, Сергий Муромский, митрополит Фотий, Кассиан Угличский, Максим Грек.

Свозникновением церковной организации на Руси связан

идругой важнейший центр русско-византийских культурных связей. Это Херсонес, или средневековый Херсон, в Крыму (в совр. Севастополе), называемый в русских летописях Корсунем. Именно там, по свидетельствам о крещении св. князя Владимира, произошли основные события, непосредственно связанные с официальной христианизацией великого князя киевского и всея Руси. Именно корсунянина Анастаса предание называет первым «княжеским протопопом» в Десятинной церкви в Киеве. А новгородским епископом во времена князя Владимира назван тоже корсунянин—Иоанн. Под 991 г. Летопись новгородских владык первым новгородским епископом, присланным патриархом Фотием, называет Иоакима (Якима) Корсунянина, деятельность которого относится к 996—999 гг.

О том, что Херсон является также важнейшим торговым центром в истории русско-греческих экономических связей, свидетельствует уже в середине Х века византийский император Константин Багрянородный. Причем, наряду с тем, что русские купцы регулярно приходили в Царьград по пути «из варяг в греки», вероятно, и херсонские купцы знали путь на Русь, переправляясь через Днепр около Крарийской (Кичакской) переправы. Роль Крыма в становлении и развитии связей греческой культуры с Русью хорошо понятна и объяснима: ведь именно здесь пересекались пути встречи цивилизаций со времен эллинско-скифских контактов. Здесь же состоялось и первое знакомство византийцев с Русью.

Сустановлением торговых путей связано оживление центра русско-греческих связей в Нижнем Подунавье: судя по Повести временных лет, во второй половине Х в. в Переяславле на Дунае русско-греческая торговля была явлением повседневной экономической жизни.

Наконец, еще одним центром таких связей была Фессалоника, или Солунь в славянской традиции (совр. Салоники), куда на ярмарку спешили, как рассказывается в византийской

сатире XII в. «Тимарион», купцы с северных берегов Эвксинского Понта.

Сведения о греческих купцах на Руси, в первую очередь в Киеве, мы постоянно встречаем на протяжении всего Х— первой половины XII вв., т. е. торговые связи не прерывались в течение всего древнерусского периода отечественной истории, несмотря на многочисленные военные и дипломатические конфликты. В рассказе Киево-Печерского патерика о строительстве Успенского собора Киево-Печерской лавры сообщается о большом количестве греческих купцов, приехавших из Константинополя вместе со строителями собора. Русская летопись говорит о купцах-«гречниках», плававших в Киев в XII в., как и ранее в Х.

Многих греков на Руси мы встречаем и в XIII в. О греческом прорицателе Василии при великом князе Данииле сообщается под 1206 г. В 1211 г. пришел из Константинополя Добрыня Ядрейкович, привезя святыни гроба Господня в Новгород, где и стал новгородским архиепископом под именем Антония. В 1213 г. грек Мефодий основал Почаевский монастырь. Под 1226 г. сообщается о греке, отправленном псковичами в качестве посла из Пскова.

В ходе взаимных контактов формировались и развивались взаимные представления друг о друге—византийцев о Руси и русских о греках. Эти свидетельства, записанные историографами, летописцами, риторами и стихотворцами, составили тот фонд известий, который лег в основу как переводных, так и оригинальных памятников литературы и культуры вообще.

Крупнейшим центром взаимодействия цивилизаций средневековья был, конечно, Афон. Более тысячи лет существует то, что иногда называют монашеской республикой, обосновавшейся на склонах гористого полуострова Халкидика. Афон, или Святая гора, с последней трети Х в. стал колыбелью возникших здесь нескольких десятков монастырей и скитов—гре- ческих (Лавры св. Афанасия, Ватопедского, Ксиропотамского, Филофейского, Ксенофонтова и др.), грузинского—Иверско- го, сербского—Хиландарского, болгарского—Зографского, рус- ского—Ксилурга («Древодела»), позже именованного св. Пан-

телеимона; Кутлумушский монастырь был, вероятно, основан

вначале XIII в. крещенным сельджуком—потомком тюрка Кутлумуша. Сохранились старинные гравюры и рисунки афонских обителей, выполненные в XVIII в., но воспроизводящие древние архитектурные формы. Так, на зарисовке 1744 г. Василия Григоровича-Барского Русского монастыря воспроизведены архитектурные памятники «Русика», как его называли: высокая надвратная башня, католикон— главный собор. А на гравюре А. Варина из Венской Национальной библиотеки хорошо видны все часовни, собор, трапезная Русского монастыря; здесь же—монастырская библиотека, известная своим рукописным собранием.

Библиотека и архив были важнейшей неотъемлемой частью афонских монастырей. Прежде всего, в них хранились важные для афонитов юридические документы: императорские грамоты—хрисовулы, распоряжения протата—святогор- ского «правительства», другие акты, регулировавшие нормы жизни на Афоне. Но библиотеки были не только местом хранения важных документов. Книжные собрания помогали творчеству литераторов, историков, публицистов, распространению средневековой культуры по всему свету. Когда в середине XI в. основатель Киево-Печерской лавры Антоний Печерский знакомился на Афоне с монастырским уставом, то, вернувшись

вКиев, он использовал и афонский опыт для формулировок определения статуса первого монастыря Древней Руси.

Путь взаимодействия культур был двусторонним—как из Греции на Русь, так и обратно: в самой Византии была распространена древнерусская книжность, в чем нас снова убеждают материалы афонских архивов. Сохранилась опись 1142 г. имущества Русского монастыря, где скрупулезный перечень всего, что находилось к тому времени там, называет многочисленные иконы, изделия из золота, серебра, драгоценных камней, а также книги. При этом подчеркивается наличие русских книг и шедевров прикладного искусства. Перечислены золотая «русская епитрахиль», «русские шелка», в частности, с богородичным образом, капа, и наконец, русские рукописи— пять книг «Апостола», два параклитика, пять октоихов, пять

ирмологиев, четыре синаксаря, парамийник, двенадцать минейных сборников, два патерика, пять псалтырей, книга сочинений Ефрема, Панкратия, пять часословов, Номоканон. Судя по этому документу, библиотека только русских книг насчитывала сорок восемь томов. Это немало, если, например, для сравнения иметь в виду, что, скажем, в Москве даже значительно позже, к середине XVII в., на Печатном дворе насчитывалось всего тридцать две греческие книги (Фонкич, 1977, 105 сл.).

Афонские обители были и крупнейшими переводческими центрами средневековой литературы. Так, Хиландарский монастырь хранит старейший после оригинала список замечательного памятника славянской и древнерусской книжности— Изборника Святослава 1073 г. Южнославянский оригинал книги, переписанный для киевского князя, сына Ярослава Мудрого и хранящийся сейчас в Историческом музее в Москве, был создан в болгарском Преславе на основе византийского прототипа (Бибиков, 1996, 320 и сл.). Греческие списки прототипа книги сейчас можно обнаружить в рукописных собраниях Рима, Парижа, Оксфорда, Милана, на Патмосе, в Иерусалиме и Эскуриале. Ряд таких греческих кодексов находится и на Афоне: два, XIII и XIV вв.,—в Лавре св. Афанасия, по од- ному—в Иверском монастыре, Ватопеде, обителях Каракалла и Дионисия; один из списков XIV в. хранится и в Русском монастыре св. Пантелеимона.

Так сокровища византийской духовной культуры усваивались книжниками, переводчиками и писцами Древней Руси, становились уже самостоятельным элементом древнерусской образованности.

Именно этим обстоятельством можно объяснить то, что в период серьезных испытаний в XIII в.—после завоевания Византии крестоносцами в 1204 г. и монголо-татарского нашествия на Русь—связи греков и Руси не прекращались.

В новых условиях происходит возвышение нового центра взаимных контактов—Москвы. В это время прокладывается и активно используется и новый путь—Азовско-Донской. Он хорошо описан в «Хождении митрополита Пимена в Царь-

град» 1389 г. Пимен отправился из Москвы и, миновав Рязань, прошел путь по Дону, через Азов, крымскую Кафу (Феодосию), Судак и через Синоп уже на южном побережье Черного моря прибыл в Константинополь, потратив на весь путь два с половиной месяца.

Этот период характеризуется углублением прежде всего культурных связей греков с Русью. Успешно развивается такое новое явление, как греческое книгописание в России. В 1408 г. трапезундский епископ Феодул в Москве переписывает Анфологий, находящийся сейчас в рукописном собрании Ватиканской библиотеки. Эта книга хранилась в Москве в библиотеке митрополита Фотия (1408—1431 гг.), которому принадлежало еще восемь ныне известных рукописных греческих кодексов. В его же библиотеке была и переписанная в 1408 /09 г. также греком Феодулом Постная и Цветная Триодь, хранящаяся сейчас в Историческом музее в Москве. Позже, в конце первой четверти XVI в., эта книга была использована Максимом Греком и Михаилом Медоварцевым для правки текста Цветной Триоди.

Анфологий Феодула Трапезундского попал в Италию в 1437 г., взятый митрополитом киевским и всея Руси Исидором с собой во Флоренцию на собор, обсуждавший вопросы заключения греко-латинской унии. Тот же путь проделали и другие греческие книги, созданные в России и принадлежавшие Исидору: это сборник произведений Николая Кавасилы 1411 г. и сборник сочинений о примате папы 1423 г. Обе рукописи находятся теперь в Ватиканской библиотеке.

Всередине XVI в. библиотека греческих книг была собрана сподвижником Ивана Грозного Сильвестром. Туда вошли,

вчастности, рукописи Максима Грека. Рукой греческого философа и просветителя, как следует из записей в книгах, была выполнена в Твери в 1540 г. Псалтирь, а чуть позже—Апо- стол.

Виюле 1588 г. в Москве в составе свиты константинопольского патриарха Иеремии II появился Иерофей Монемвасийский. Результатом работы этого книжника в Москве стал сборник Геласия Кизичского о Никейском соборе и актов Эфесско-