elita

Часть вторая. Власть, политический порядок, модели развития

ней среде. Прежде всего эти подгруппы депутатов местных законодательных собраний, представителей бизнеса, медиасообщества дистанцируются, конечно, от силовиков, но вместе с тем и от пытающихся влиять на власть в собственных частных интересах крупнейших «олигархов», а также от слишком самостоятельной, по их оценкам, местной власти, под которой понимаются многие избранные губернаторы, пытающиеся монополизировать управление в регионах.

Существуют ли между разными группами, фракциями элиты идеологические расхождения, как и в какой мере они связаны с оценками верховной власти и выбором стратегий развития страны?

Таблица 24. Вокруг каких идей можно было бы достичь консолидации ведущих групп в рос( сийском обществе?

(В % к группам по вертикали)

Все три выделенных комплекса представлений и установок (социальное государство и пр.) следует рассматривать как достаточно автономные и независимые друг от друга ценностные программы, хотя состав тех, кого привлекают лозунги «социальное государство» и «восстановление великой державы и возвращение России роли мирового лидера» оказывается менее определенным, несколько более аморфным и эклектичным, чем тех, для кого значимы собственно вестернизационные варианты развития (формирование демократических институтов и рыночной экономики). Среди тех, кто разделяет эти идеи прозападного политического развития России, минимум опрошенных, всего 9%, готовы соединять этот вариант модернизации страны с добавками в виде остатков социалистической риторики — идеей «социального государства» (в качестве политической программы, малореалистичной в современных условиях и играющей роль скорее популистской «присадки» к другим целям) или консервативными иллюзиями «реставрации великой державы», остающейся значимой для такого же небольшого числа сторонников вестернизации (8%).

121

Проблема «элиты» в сегодняшней России

Таблица 25. Вокруг каких идей могли бы консолидироваться наиболее влиятельные в России группы?

(100% по столбцу)

В. Путин и его окружение в перспективе модернизации страны: баланс сил и оси напряжений между элитарными группами

Как уже было показано, подавляющее большинство опрошенных готово оказать доверие и политическую поддержку Путину — это единственная внеконкурентная и безальтернативная фигура. Независимо от его собственных желаний или намерений ближайшего к нему окружения президент выступает для различных подгрупп опрошенных и представляемых ими фракций «элиты» воплощением независимости от различных влияний, своего рода арбитром возникающих конфликтов и споров или даже верховным надсмотрщиком над всеми частными интересами и властными претензиями.

Поэтому имеет смысл коротко охарактеризовать ту более общую воображаемую конструкцию взаимоотношений власти и массы, которая принимается большинством российского населения, но при этом в значительной мере служит рамкой для оценок и прогнозов со стороны опрошенных нами фракций элиты, так или иначе поддерживается ими (с определенными оговорками, относящимися к «критичным» подгруппам). Эта конструкция, или модель, вопервых, единственная, которую преобладающая часть российского населения знает и которая распространяется в обиходе через СМИ (более старшие к тому же испытали это «на себе»). Во-вторых, ее считают нормальной, причем не только привычной, но и правильной, даже, если угодно, более справедливой, чем иные возможные варианты, или более подходящей для России, «близкой ее традициям». А в-третьих, что очень важно, массовые респонденты характеризуют эту модель, как правило, «от противного» — на черном фоне и в форме отталкивания от власти нынешних времен, оцениваемой ими исключительно негативно.

Для преобладающей части россиян сегодняшняя российская власть (данные опроса Левада-Центра в 2005 г.) — «коррумпированная» (62%), «чужая, далекая от народа» (42%), «бюрократичная» (39%), далее идут эпитеты «не-

122

Часть вторая. Власть, политический порядок, модели развития

последовательная», «недальновидная», «слабая, беспомощная», с которыми согласились от 30 до 20% опрошенных55. Отметим уровень негативных оценок — ведущие из них разделяют от двух до трех пятых населения и даже несколько выше. А теперь сравним: первая позитивная характеристика нынешней власти в сознании масс — «образованная», «интеллигентная» — собирает разве что 13% голосов, а «законная» и «компетентная» — и того меньше, по 9%. По контрасту с нынешней «чужой» и «плохой» властью в массовом сознании выстраивается образ власти «хорошей» и «своей» — ее воплощением для россиян выступает сегодня брежневская эпоха. Соответственно, власть конца 1970-х — начала 1980-х гг., по оценкам респондентов, которые мы тоже перечислим в порядке убывания значимости, выглядит как «близкая народу»; «сильная, прочная»; «законная»; «своя»; «авторитетная, уважаемая»; «справедливая». Но в позитивном залоге оценки, как видим, заметно ослаблены, и перечисленные характеристики вызывают куда меньшее согласие, чем чистый негатив, набирая от 20 до 34% голосов. В том же диапазоне величин оказываются две отрицательные черты тогдашней «нашей» власти (они тоже выражены слабее, чем в отталкивающем образе власти сегодняшней), которая все-таки была отчасти «бюрократической» (30%) и «недальновидной» (21%).

Таким образом, доминирующая в умах большинства конструкция властьмасса похожа на пирамиду. Максимум власти для всех находящихся внизу концентрируется в высшей точке, на вершине, которая увенчана фигурой единственного и безальтернативного «первого лица». Важно, что такой «царь горы» символически олицетворяет власть, но вовсе необязательно ее практически осуществляет — это значило бы контролировать ситуацию в стране, проводить определенный политический курс, решать назревшие внутренние и внешние проблемы и т.д. А по данным на конец 2005 г., более трех пятых россиян считают, что население уже устало ждать от президента каких бы то ни было положительных сдвигов в стране. Лишь 16% разделяют его взгляды и позиции (столько же полагают, что президент уже убедил страну в своей способности справляться с назревшими проблемами России). Абсолютное большинство — свыше половины опрошенных — убеждены, что Путин в своей политике выражает интересы исключительно спецслужб и других силовых ведомств. Однако 72–73% массовых респондентов при этом устой- чиво одобряют деятельность Путина и доверяют ему, 68% под словом «власть» подразумевают именно президента и 57% уверены, что сосредоточе- ние в руках данного лица фактически всей власти в стране «идет на пользу России».

_________________________________

55Более подробно см.: Левада Ю.А. Власть, элита и масса // Вестник общественного мнения. 2006. ¹ 1. С. 8–13.

123

Проблема «элиты» в сегодняшней России

Как видим, образ «первого лица» во многом строится независимо от тех или иных ветвей действительной власти, от мотивов и поведения их конкретных представителей. В общественном мнении фигура «главного» последним явно противостоит и также строится на негативе. На черном фоне «людей, озабоченных только своим материальным и карьерным благополучием» (оценка тех, кто находится сейчас у власти, которую разделяли в 2005 г. 64% опрошенных россиян), мало что в реальности делающий президент выгодно смотрится как «весь в белом». Но такова лишь одна, внешняя, сторона социального спектакля власти. Важнее, что безальтернативная фигура единственного правителя — это точка, в которой представления атомизированной и пассивной массы сходятся с интересами самопоглощенной и бесконтрольной власти. В этом власть и народ гораздо более едины, чем каждый из них порознь думает. Но эта внешняя общность держится на разных основаниях.

Рядовые россияне исходят из образа идеальной власти, согласно которому власть и народ должны иметь общие цели и уважать друг друга (так полагают, по данным 2005 г., три четверти россиян, тогда как считают власть в идеале подчиненной народу и нуждающейся в его контроле лишь 19% опрошенных). А сами представители власти, чиновники, люди «в случае» исходят из вполне прагматичных, если не вовсе циничных соображений близости к уху руководящего лица и его неспособности знать ситуацию в деталях, управиться со всем и всеми. Население в большой мере осознает это обстоятельство и, затрудняясь в оценке мероприятий по укреплению властной вертикали, все-та- ки чаще считает, что эту вертикаль президентское окружение «укрепляет» в сугубо личных интересах (мнение 45% в мае 2005-го).

Как бы то ни было, доминантная конструкция российского социума выглядит для рядовых россиян так, словно фигура сверхвластителя контрастно отделена от образа власти, как и образ власти — от самочувствия и самоопределения массы. Между ними или рядом с ними в коллективном сознании будто бы нет никаких иных деятельных субъектов и начал, общественных сил, социальных форм — лидеров мнений, носителей образцов, авторитетных для общества фигур, самостоятельных движений, партий, союзов. Их не просто фактически нет (хотя сегодня это почти что так) — для них как бы нет положительной функции, нет никакой осмысленной роли. Можно даже сказать больше: в социуме, который так или иначе объединен подобной воображаемой конструкцией власти-массы, в строгом смысле слова вообще не бывает элит. Здесь есть принципиально по-иному, ведом- ственно-иерархически, организованная номенклатура, плюс аморфная в социальном плане интеллигенция. Последняя частично входит в номенклатуру, частично ее обслуживает, а в отдельные периоды ослабления господствующего режима до определенной степени и в определенной части от номенкла-

124

Часть вторая. Власть, политический порядок, модели развития

туры мысленно дистанцируется или, совсем уж редко, ей на практике противостоит.

Российский социум беден именно как социум. Если говорить о принципиальной конструкции, о схеме коллективного воображения, то она у типового россиянина едва ли не исключительно сводится к описанному выше противостоянию «мы» (пассивное большинство «таких, как все») — «он» (руководитель) — «они» (чужаки, будь то ближние — люди у власти или дальние — этнически, политически, идеологически, цивилизационно чуждые). В устроенном так коллективном сознании отсутствуют либо пребывают в спорадиче- ском, неразвернутом виде множественные образы «я» и столь же множественные образы «других» — воображаемых партнеров по тому или иному позитивному, заинтересованному взаимодействию. В современных обществах выражение и представление интересов, опыта, программ различных социальных сил и движений, выработка сложного «театра» самосоотнесений и взаимодействий разных групп — функция элит, а их у нас, как уже сказано, нет. Характерно, что зачатки такого рода хотя бы протоэлитных групп (политических, национальных, религиозных, культурных, в том числе литературных) возникают при каждом политическом «потеплении». Однако вскоре «нарушителей» ставят на место, подвергают репрессиям, оттесняют от сколько-нибудь значимых позиций, так что они ломаются, сдаются, частично переходят в андерграунд, уезжают за рубеж и т.п. Кстати говоря, точно так же дискриминируются, вытесняются из коллективного сознания и образы тех руководителей, которые отклоняются от доминантной модели власти. Таково, например, сегодняшнее равнодушие и впрямую негативное отношение и официальной власти, и абсолютного большинства массы к фигурам и роли Хрущева, Горба- чева, Ельцина.

Подытоживая, можно сказать, что собственно социальное в сегодняшней России все жестче вытесняется политическим, политическое все больше сводится к властному, а властное — исключительно к номенклатурному. Коррупция, которую россияне считают сегодня главным злом и которой, по их преобладающей оценке, за путинские годы стало больше, выражение именно этого процесса устранения общества из публичного пространства, перевода любых заинтересованных связей и позитивных отношений в режим особых привилегий, доступа «с черного хода». Все описанное делает социально-поли- тическую систему нынешней России крайне неустойчивой, хотя респонденты, казалось бы, ищут в доминантной конструкции, напротив, воплощение и залог стабильности, «порядка», как и официальная пропаганда со своей стороны всячески муссирует риторику «нормализации».

В этих рамках идеологическая граница, отделяющая противостоящие друг другу «критичные» и «лояльные» подгруппы, но граница, подчеркнем, достаточно зыбкая, проходит между воображаемыми «общими интересами»

125

Проблема «элиты» в сегодняшней России

(за которыми могут стоять для респондентов совершенно разные вещи — социалистические требования равенства, приоритет общенациональных интересов российской державы или даже как бы демократическая идея превращения России в современную развитую страну) и отдельными, но всегда

«корыстными», «сепаратистскими» или изоляционистскими интересами — бюрократов, «олигархов», самоуправных губернаторов, силовиков

èпр. (объект негативной идентификации/отчуждения тоже может меняться от группы к группе). Границы между требованием социальных программ от власти и упором на величие страны, ее престиж, между идеологией рынка и защитой от «чужих», как уже говорилось, очень подвижны. Эти элементы общей идеологической риторики комбинируются и рекомбинируются для каждой ситуации, в расчете на каждого отдельного партнера или противника во многом ad hoc.

При этом Путин и для региональных элит, и для московской экспертной подгруппы является воплощением именно «общего». Видимо, эту функцию воплощает сейчас только он (на него потому и «навешивают» воображаемые или возможные национальные цели, в том числе модернизации, что больше их связать просто не с чем и не с кем). В своих видах на него «социалисты»

è«националисты», «державники» и «демократы» почти не расходятся, поскольку другого ориентира у них нет. Как мы уже говорили, для 85% опрошенных Путин воплощенный реформатор, озабоченный модернизацией экономики и подъемом благосостояния населения. Оценка реформаторских планов Путина представителями частного бизнеса и крупных государственных предприятий тоже весьма высока — этот его образ поддерживают до трех четвертей соответствующих подгрупп (73–74%). Самое удивительное, что

èрезко отрицательно относящиеся к Путину, оппозиционно настроенные московские интеллектуалы, опрошенные уже после сбора материала по основной части исследования, тоже считают Путина значимой фигурой национального лидера, ориентированного на модернизацию страны (68%). Это означает, что, несмотря на всю критичность московской элиты, конструкция реальности у них не сильно отличается от конструкции их идеологических оппонентов.

Данная символическая передача Путину всех полномочий на модернизацию страны, мандата на реформаторскую власть (своего рода групповая самокастрация или, скажем мягче, групповое символическое самопожертвование элиты, в реальности, однако, цепко держащейся за власть и вполне прагматич- ной в своих карьерных расчетах) связана еще и с тем фундаментальным обстоятельством, что у большинства опрошенных из разных подгрупп элиты, по их собственному признанию, нет оригинальных идей развития и способностей к выработке самостоятельных экономических, политических, социальных программ.

126

Часть вторая. Власть, политический порядок, модели развития

Таблица 24. Могут ли предложить долгосрочную стратегию развития страны?..

(Соотношение «да/нет» по горизонтали, к соответствующим профессионально"статусным группам опрошенных, дающих оценки различным фракциям элиты)

Основные надежды на появление долгосрочной программы опрошенные (все без исключения) связывают с экспертным сообществом, причем делается это с полным доверием к нему — число скептиков в отношении экспертов в три с лишним раза меньше, чем число доверяющих им. Характерно, что особенно безудержное доверие высказывают полярные группы элиты — руководство федеральных округов, силовики и журналисты. Можно предположить, что в различных подгруппах опрошенных состав и роль аналитиков понимают по-разному: для номенклатуры это скорее всего приближенные к ней или впрямую обслуживающие ее консультанты (понятно, что реальной властью они не обладают и ее им никогда не доверят), тогда как для бизнес-сообщества, руководителей СМИ это независимые, но близкие к ним по взглядам и ориентациям группы специалистов. Но в обоих случаях такое признание стратегической роли и потенциала экспертов означает, что общество мыслится по-прежнему иерархически устроенным и управляемым, что инициатива

127

Проблема «элиты» в сегодняшней России

может исходить только от «просвещенного» элитой авторитаритаризма, что других источников саморазвития и движения у общества нет, даже на уровне идеи.

На втором месте в качестве потенциала стратегического развития страны фигурируют представители крупного бизнеса (ставку на бизнес делают прежде всего сами предприниматели и представители их организаций, а также журналисты). Трудно сказать, откуда берутся такого рода представления. Может быть, это отзвук расхожего марксизма с его верой в то, что экономика детерминирует политические и социальные процессы, или плоского российского либерализма, также слепо верящего в преобразующую силу рынка. Крупный бизнес в России, как показывает опыт последних лет, особенно «дело ЮКОСа», труслив, не имеет собственных политических амбиций, тесно связан с высшей властью, если не непосредственно включен ею в свои структуры. Но даже если отвлечься от отечественной истории, то приходится вспомнить, что крупные монополии или корпорации никогда не были особенно заинтересованы в демократии и общественном самоуправлении, в свободном рынке, конкуренции и правовом государстве. Может быть, поэтому так скептически к такой возможности относятся московские аналитики и интеллектуалы (недоверие жен военных и депутатов, видимо, связано с аллюзиями «либерализм = олигархи»).

Но, что принципиально важно, ни политические партии, ни культурная элита, ни гражданское общество в России, по мнению опрошенных, не в состоянии выдвинуть заслуживающих внимания программ и сформулировать цели развития страны. Особо следует подчеркнуть, что недоверие к политическим партиям характерно для всех подгрупп российской элиты, кроме тех, что являются опорой путинского режима — это руководство федеральных округов, судебных и правоохранительных органов, высшее офицерство, командование МВД. Их представители высоко оценивают продуктивный потенциал партий, подразумевая под этим, естественно, только «Единую Россию». Напротив, самое критичное отношение к политическим партиям (опять-таки прежде всего к партии власти, а также к перешедшей пятипроцентный барьер псевдооппозиции — ЛДПР, «Родине») отмечено у московских интеллектуалов, основная масса которых голосовала за СПС и «Яблоко».

Это значит, что в сознании российских влиятельных групп нет даже призрака возможности изменения режима легальным образом — нет идеи институциональной дифференциации, обеспечивающей отделение государства от общества, систему контроля над государством, прежде всего над узурпирующими власть исполнительными и административными органами. Собственно, это и есть приговор, вынесенный элите ее же представителями.

Путинская политика уничтожения самих условий для деятельности политиче- ских партий и организаций гражданского общества, подавление свободы СМИ, деградация парламентаризма в России — все это не могло не сказаться на отношении к ведущим властным институтам, не привести к постепенному ослаблению активной поначалу их поддержки со стороны вполне лояльных власти сил

128

Часть вторая. Власть, политический порядок, модели развития

и организаций. То же самое, но менее выраженно, происходит и в массовом сознании, отчасти отдающим отчет в характере выстраиваемых конструкций имитации послушной общественности. В июльском опросе 2006 г., посвященном выяснению мнений населения по поводу недавно созданной Общественной палаты РФ большинство ответов (40%) свелось к тому, что это декоративный орган, созданный властью, и он не будет иметь никакого реального влияния на происходящее в стране. С этими респондентами не согласны 22% (прочие либо ничего не знают об Общественной палате, либо не в состоянии сказать о ее деятельности ничего определенного — 21 и 17% соответственно). Скептическое отношение населения к такой потемкинской демократии выразилось в том, что 46% опрошенных считают: таких органов совершенно недостаточно, чтобы власти начали прислушиваться к гражданам и входить в их проблемы, для этого нужны другие меры (24%, напротив, находят, что подобных представительств вполне достаточ- но). Примерно то же распределение мнений мы обнаруживаем и в отношении населения к вопросам свободы политических партий и их доступе к СМИ и пропаганде своих политических взглядов и программных положений.

Таблица 27. Как вы полагаете, имеют ли оппозиционные партии и деятели в России реаль( ные возможности представлять свои позиции?

(В % к числу опрошенных, июль 2006 г., N = 1600)

*Сумма ответов: «есть все возможности» + «есть некоторые возможности» (в среднем 13 и 27%) и «нет боль( ших возможностей» + «нет никаких возможностей» (26 и 12%).

129

Проблема «элиты» в сегодняшней России

«Достаточно свободы» в стране для тех, кто либо считает себя сторонником партии власти, либо не участвует в политической жизни, не ходит на выборы и не интересуется «политикой», как молодежь. С возрастом и по мере повышения уровня образования недовольство отсутствием политических прав и условий для деятельности партий заметно усиливается, как показывают данные, приведенные в òàáë. 27 (обратная последовательность порядка ответов в столбцах «Есть», «Нет» и в графах «Возраст» и «Образование»).

Таблица 28. Как вы считаете, СМИ в России сейчас свободны от государственного контроля или находятся под контролем государства?

(В % к числу опрошенных, июль 2006 г., N = 1600)

*Сумма ответов: «полностью свободны» + «по большей части свободны» (12 и 32%) и «по большей части под контролем» + «полностью под контролем» (35 и 12%).

Как видим, максимум уверенности в том, что в России есть все условия для открытой и свободной политической деятельности, веру в «демократичность» нынешнего строя демонстрируют именно те группы, которые, как известно, отлича- ются наибольшей аполитичностью и дистанцированностью от политики, в минимальной степени принимают участие в выборах разного рода, высказывают слабый интерес к политике и т.п. Это молодежь, в особенности учащаяся, а также люди со средним образованием (чаще женщины), замкнутые в кругу своих повседневных дел, апатичные и неангажированные, не имеющие особых ресурсов для понимания

130