2.6. Философские проблемы биологии и экологии

279

психологии развития и обучения, лингвистики, нейрофизиологии, срав­нительного исследования поведения, генетики и т.д. Это движение попро­сту было бы невозможно без того проблемного поля познавательных про­блем и целого ряда классических подходов к их решению, которые были наработаны в истории философии (эмпиризм, рационализм, конвенцио­нализм, априоризм и др.). Не случайно, что толчком к возникновению эволюционной эпистемологии послужили размышления крупнейшего этолога XX в. К. Лоренца по поводу статуса кантовского учения об априор­ных формах чувственности и рассудка в свете идеи естественно-эволюци­онного происхождения человека¹. В самом деле, создателю учения об инстинктах было совершенно ясно, сколь абсурдно представление эмпи­риков о том, что сознание каждого отдельного человека в момент своего появления на свет представляет собой tabula rasa. Но и вера рационалистов в существование врожденных идей (знаний) не менее несостоятельна. От­вет Канта, данный им в свое время как решение именно этой оппозиции «эмпиризм—рационализм» (имеются в виду априорные формы созерца­ния и мышления), поразил Лоренца своей точностью именно в свете био­логии XX в. Он пишет об этом как о «великом и фундаментальном откры­тии Канта: человеческое мышление и восприятие обладают определенными функциональными структурами до всякого индивидуаль­ного опыта»². Откуда же они взялись? Для биолога-эволюциониста ответ очевиден: они унаследованы от предков, а исторически выработались в процессе их адаптивной эволюции как биологического вида. Но истолко­вание когнитивных структур человека как результата процесса отбора, эво­люционного приспособления сразу же резко расширяет горизонты теоре­тико-познавательной проблематики. Если традиционная философия рассматривает в качестве субъекта познания исключительно только зрело­го образованного европейца, то эволюционный подход сразу же требует ответа на вопросы о генетической обусловленности этих способностей, об их дифференциации, об их актуализации в процессе онтогенеза, об их фи­логенетических корнях и т.д. Из попыток ответа на эти (и многие другие) вопросы и сложилась эволюционная эпистемология как особая междис­циплинарная парадигма исследования природы человеческого познания. Но то же самое можно наблюдать и в становлении эволюционной эти­ки, толчком для разработки которой (в ее современных вариантах) яви­лась как раз социобиология. А поскольку никакого сомнения в том, что человек также является продуктом биологической эволюции, быть не могло, возникал вопрос: как далеко можно было пойти в понимании чис­то человеческих особенностей поведения (а в их существовании тоже со-

мневаться не приходится: ярчайшим свидетельством этого выступает, на­пример, мораль), исходя из принципов дарвиновской теории эволюции? И вот здесь снова решающим обстоятельством стало то, что в философии уже существовали достаточно разработанные теории морали. Как извест­но, наиболее влиятельными из них были, во-первых, утилитаристская концепция этики, согласно которой ключом к справедливым поступкам является счастье и что человек различает хорошие и дурные поступки (до­бро и зло) как раз в зависимости от того, увеличивают ли они количество всеобщего счастья или уменьшают; во-вторых, концепция Канта, выдви­нувшего свой знаменитый «категорический императив», согласно кото­рому (по одной из формулировок) человек для другого человека всегда должен выступать только как цель, но не как средство. Совершенно оче­видно, что и та, и другая этика описывают реальные принципы поведения людей, которые следуют им, чаще всего не отдавая себе в этом отчета.

С другой стороны, уже прочно утвердилось мнение, что человек (каж­дый человек, индивид) появляется на свет отнюдь не в виде tabula rasa. Человек рождается, снабженный не только большим набором инстинк­тивных реакций, но и с большим набором диспозиций (предрасположен-ностей) вести себя определенным (строго ограниченным числом) спосо­бом. Это не только не отрицает, но, напротив, предполагает важную (и даже во многом решающую) роль внешней среды, культурного воспита­ния ребенка для усвоения конкретных форм поведения. Тем не менее, как говорит М. Рьюз, «согласно современным эволюционным представлени­ям, на то, как мы мыслим и действуем, оказывает тонкое, на структурном уровне, влияние наша биология. Специфика моего понимания социально­го поведения может быть выражена в утверждении, что эти врожденные диспозиции побуждают нас мыслить и действовать моральным образом. Я полагаю, что, поскольку действовать сообща и быть «альтруистом» — в наших эволюционных интересах, постольку биологические факторы за­ставляют нас верить в существование бескорыстной морали. То есть: био­логические факторы сделали из нас альтруистов»¹.

Совершенно поразительно, что сходным (до совпадения) путем рас­суждений формировалась и современная биологическая (эволюционная) эстетика. Здесь также научные исследования многообразия эстетических мнений и оценок вскрыли единство некоторых общих принципов и кри­териев прекрасного, по которым представители различных этносов и культур оценивали те или иные выдающиеся произведения искусства. Все это приводило к мнению, что из всего множества эстетических теорий, разрабатывающихся философами в русле эмпиризма, платонизма, априо­ризма и т.д., наиболее убедительной теорией является трансценденталь-

¹ См.: Лоренц К. Кантовская доктрина априори в свете современной биологии // Чело­ век. 1997. № 5.

² Там же. С. 5.

¹ Рьюз М. Эволюционная этика: здоровые перспективы или окончательное одряхле­ние? // Вопросы философии. 1989. № 8. С. 39.

280

2. Философские проблемы естествознания