опыт трансформации старопромышленных городов / !Полный текст

Рисунок 3 – Тургруппа «Crazy Guides» на своём «Трабанте»

Подобный туризм для Новой Хуты является одновременно шансом

ивызовом. Коммерческое использование коммунистического прошлого широко практикуется не только в Кракове, но также и в Варшаве (главный символ подчинения Польши Советскому Союзу – варшавский Дворец культуры и науки, стилистически точное подобие сталинских высоток),

ив Берлине (Checkpoint Charlie). В эту логику вписывается идея создания масштабного музея «SocLand», заявленная в начале 2000-х гг. режиссёром Анджеем Вайдой, но так и не реализованная [2]. Но случай Новой Хуты сложнее, поскольку это не отдельный памятник, а целый жилой район.

Туристическое использование социалисических пространств имеет позитивные стороны: в эпоху «культуры картинок» (Image-based culture) подобная привлекательная форма способствует обучению истории. Игровой формат обладает терапевтическими свойствами, ослабляя польскую постколониальную травму: давние ужасы преодолеваются смехом и иронической дистанцией. Мода на Нову Хуту частью жителей воспринимается как своего рода реабилитация этого района, признание его достоинств, интересной, хотя и нелёгкой судьбы. Эта позиция особенно характерна для молодых жителей Новой Хуты, которые используют этот попкультурный пласт восприятия социалистического прошлого в целях само-

91

реализации. Но у другой части населения коммерческое и поп-культурное использование Новой Хуты вызывает негодование. Некоторые исследователи усматривают в таком сопротивлении борьбу жителей за своё самосознание и за право на самостоятельность представлений о своём городе. Так, например, Лукаш Станек оценивает явление «диснейлендизации» коммунизма однозначно отрицательно, не видя различий между политическим (музей «SocLand») и туристическим («Crazy Guides») потреблением [9, с. 292–305]. По его мнению, сгущённые краски прошлого, «одетого» в поп-культурный костюм, опасны не только потому, что создают искривлённую, инфантильную картину Новой Хуты. Проблема в том, что эта картина создаётся не жителями района, а навязывается извне. Чужие создают картину Новой Хуты и чужие являются потребителями этой картины, а сами жители в этой системе занимают второстепенное, пассивное место

[9, с. 303–304].

Однако позиция жителей, о которой пишет Станек, только отчасти возникает из их несогласия на симуляции и на создание искуственной картины своего родного пространства извне. Эта проблема, как мне кажется, сильно связана и с вызовом, с которым сталкиваются все сообщества, внезапно включённые в радиус действия туристической или развлекательной индустрии. Сопротивление жителей вырастает из нежелания любых изменений. Это страх, что у них отнимут «прирученный» облик пространства. Изменение функций пространства на туристические всегда вызывает конфликт, поскольку за ним следуют наслаивающиеся изменения, не всегда выгодные жителям (рост цен, шума, автопотока и т. п.). Но часто бывает

итак, что сопротивление вызывает не только отрицательное изменение, а просто изменение как таковое. Примером может послужить грустная судьба «1949 Club» – арт-кафе в Новой Хуте, закрытого по требованиям жителей здания, где располагалось учреждение. Кафе играло без сомнения позитивную роль для культурного оживления района: здесь без алкоголя

ибез громкой музыки проводила свободное время в основном местная молодёжь. Но несмотря на это, соседи кафе потребовали от администрации района закрыть её. Сопротивление вызвал сам факт соредоточения активности и культурно-художественных инициатив в пространстве, раньше принадлежавшем старшему поколению и наделённом единственно жилыми функциями [6].

92

Туризм, однако, несёт с собой не только изменения. Прежде всего он провоцирует Встречу. Анализ Новой Хуты с этой точки зрения вписывается в широко изучаемый вопрос амбиваленции отношений турист – туземец [5]. С одной стороны, отношение к приезжему – попустительское и насмешливое, так как он не умеет прочесть всех очевидных для местных жителей кодов и с наивностью принимает за правду разыгрываемый перед ним спектакль Но с другой стороны, наблюдается также и опасение местных жителей перед туристом как Чужим, вступающим в их пространство и захватывающим его. Усиливает эту неприязнь и фактор комплекса неполноценности в контакте местного с участником престижной индустрии – туризма. Отсюда и возникает сопротивление жителей Новой Хуты попыткам сводить их до роли экспоната в «коммунистическом заповеднике». К подобным «встречам» уже привыкли жители центра Кракова, но для людей в Новой Хуте каждый турист – это всё ещё необычное явление. Нарастающее раздражение вызывает и поверхностный характер подобных «встреч». Несомненно, что в туристических практиках происходит гиперболизация признаков данного пространства и их упрощение. Познавательную функцию всегда сопровождает развлекательная, а само познание часто сводится к убеждению в ранее сформированном стереотипе.

«Crazy Guides» вписываются в процесс экзотизации Восточной Европы, контрастирования её с западной реальностью. Основатель группы Михал Островски (иначе: «Великий руководитель Crazy Mike») не скрывает, что их инициатива не столько раскрывает настоящий облик Новой Хуты, сколько создаёт симуляцию, основанную на самых простых ассоциациях с районом. Экскурсии проводятся на «Трабанте», поскольку эта машина является более «живописной» и узнаваемой для гостей из Европы, чем польские машины того же периода. Действия «сумасшедших гидов» можно определить в данном случае как классические «псевдособытия» (Дэниэл Бурстин), широко обсуждаемые в антропологии туризма (анализ этого явления провёл Дин Макканел [7]). У членов «Crazy Guides» нет необходимых в Кракове лицензий для городских гидов, поэтому группа не определяет свои действия как «туристические маршруты», а заявляет о проводимых в городском пространстве «хеппенингах» или «перформансах». Но вряд ли это только способ обойти неудобные правила. Деятельность «Crazy Guides» – это вторжение в пространство Новой Хуты, но не только

93

для создания симуляции, а также с предложением карнавальной игры. Это игра с жителями, возле них или даже против них. Будучи вмешательством извне, она не перестаёт вписываться в извечный ход жизни города как институции европейской цивилизации.

Можно истолковать это явление в категориях паратеатрального события как временную карнавализацию мира, во время которой происходит сдвиг привычных отношений, переворот общепризнаных иерархий, и явления, обычно воспринимаемые как «низкие», начинают оцениваться положительно. Поломка «Трабанта» во время поездки может превратиться в очередное развлечение, а рабочая одежда стать стилизованным театральным костюмом. Вписывается в эту логику и эксцентричное поведение молодых гидов, не всеми одобряемое.

Встреча туриста и туземца ещё не означает действительного сближения. Это скорее разыгрываемый обеми сторонами спектакль (заимствованную у Ирвинга Гоффмана театральную терминологию использовал уже Дин Макканел [7]). Это далеко не бесплодный момент: именно благодаря своему театральному потенциалу он обогащает кругозор и гостя, и хозяина. Находим здесь всё, о чём писал М. М. Бахтин, анализируя «карнавальное мироощущение»: профанацию, эксцентричность, карнавальные мезальянсы, фамильярный контакт [1]. Для туриста это означает новый опыт, отличающийся от повседневного profanum. Это участие в игре, в которой каждый знает своё место и без указаний знает, как вести себя и какую надеть маску (о туризме как ритуале писал, например, Нельсон Грабурн

[5, с. 21–36]).

Город является пространством многоплановым, способным вместить различные практики: партиципационные, симулятивные, потребительскитуристические. Город не крепость – он принадлежит и приезжему. Он является не только пространством жизни и работы, но также и местом Встречи, даже конфликта; не только местом повседневности, но также и пространством хеппенинга и игры.

Список литературы

1.Бахтин, М. Проблемы поэтики Достоевского [Текст] / М. Бахтин. – Москва : Советская Россия, 1979. – 317 с.

2.Проект Музея памяти о коммунизме «SocLand» [Электронный ресурс]. – Режим доступа:

94

http://www.dim.com.pl/index.php?option=com_content&task=view&id=98&Itemid=78 (дата обращения 16.02.2013).

3.Сайт фестиваля «Sacrum Profanum» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.sacrumprofanum.com/en (дата обращения 24.03.2013).

4.Сайт тур-группы «Crazy Guides» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://crazyguides.com/press_releases/ (дата обращения 16.03.2013).

5.Hosts and Guests: The Anthropology of Tourism [Текст] / Valene L. Smith. – Pennsylvania : University of Pennsylvania Press, 1989. – 352 p.

6.Łoś А., Koniec. “1949 Club” [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.glos-tn.krakow.pl/news.php?readmore=641 (дата обращения 04.03.2013).

9.Stanek Ł., Nowohuckie symulacje: polityka tożsamości i konsumpcja przestrzeni w Nowej Hucie // Futuryzm miast przemysłowych: 100 lat Wolfsburga i Nowej

Huty [Текст] / ред. M. Kaltwasser, E. Majewska, K. Szreder. – Краков : Korporacja Ha!art, 2007. – 374 с.

В. А. Смирнов

ФГБОУ ВПО «Костромская государственная сельскохозяйственная академия», г. Кострома

ПОЛИТИКА ДОВЕРИЯ КАК МЕХАНИЗМ РАЗВИТИЯ ГОРОДА

В статье представлена модель развития культуры доверия в городском пространстве. Автор указывает на необходимость перехода от производственно-экономической парадигмы города к социокультурной. Особое место в этом процессе занимает университет как институт, способный стать основным актором развития культуры доверия в городе.

95

Современный мир переживает кризис доверия. П. Штомпка называет это одной из самых серьезных «болезней современности», которой в той или иной степени подвержены все современные общества [10]. Многолетние эмпирические исследования М. Догана подтверждают данный тезис на примере большинства стран Европы, Латинской Америки, ЮгоВосточной Азии [1], исследования Р. Путнама демонстрируют постоянный спад доверия в Америке, которую ещё А. Торквиль считал «оазисом» повсеместного взаимного доверия [4]. Не является исключением и современная Россия, переживающая глубинную трансформацию всех основ жизни,

втом числе и морально-нравственных основ социальной интеграции. Кризис доверия между государством и обществом возник в СССР в 1930-е гг., к началу перестройки он достиг своего апогея, став не только институциональным феноменом, но и нормой повседневного существования людей. Новейшая история нашей страны, с социальными и политическими экспериментами последних десятилетий, создала новые условия для развития социального недоверия, аномии, индивидуализации, разрушения солидарности в российском обществе.

Несмотря на то, что данная проблема достаточно слабо представлена

всовременном социально-политическом дискурсе, думается, что она требует своего решения. Это связано с тем, что попытки российской политической элиты осуществить модернизацию российской экономики, политической и общественной сферы всё чаще сталкиваются с латентным сопротивлением социальных структур повседневности, к которым относится феномен недоверия. Следуя логике Э. Гидденса [5], можно сказать, что укоренённость недоверия на структурном уровне ведет к тому, что и в повседневной жизни люди перестают доверять друг другу, создавая своеобразный замкнутый цикл структурации недоверия.

Как справедливо продемонстрировал в своём исследовании Дж. Скотт [8], невозможно реализовать любой мало-мальски крупный государственный или социальный проект в условиях недоверия как между государством и обществом, так и между отдельными сообществами людей. Именно поэтому представляется важным сегодня начать разговор о политике доверия как важнейшем направлении государственной и общественной политики, ориентированном на институционализацию в российском обществе культуры доверия.

96

Предлагаемая статья фокусируется на локальном объекте, в качестве которого выступает отдельный город (не столица и не крупный мегаполис). Думается, что именно город как особое социокультурное образование, обладающее определённой культурной автономией, может стать локальностью для разработки нормативной модели политики, направленной на развитие культуры доверия между горожанами, между властью и горожанами, а также отдельными сообществами города. Особое место в этом процессе отводится, на наш взгляд, университету как особому социальному институту, способному выступить субъектом, запускающим социальнополитические процессы, формирующие культуру доверия. Важно и то, что в предлагаемой нами модели интеграция культуры доверия в городе становится важнейшим механизмом его развития, поскольку позволяет снизить целый ряд издержек как экономических, так и социально-политических, переведя городское сообщество в режим органической солидарности, о чём «мечтал» еще Э. Дюркгейм [6].

Прежде чем переходить непосредственно к анализу механизмов развития культуры доверия, кратко остановимся на анализе понятия «город» и возможных интерпретациях термина «развитие города», в ключе разных урбанистических парадигм. Не претендуя на полноту анализа, укажем, что мы считаем возможным выделить две доминирующие парадигмы в социологической интерпретации города, каждая из которых делает акцент на разных целях существования и развития городского пространства.

Во-первых, производственно-экономическая парадигма, рассматри-

вающая город в контексте экономических отношений и дифференциации труда в том значении, которое в это понятие вкладывал Э. Дюркгейм [6]. В рамках данной парадигмы развитие города понимается как возрастание функционального разделения труда, как рост экономического капитала города. Как справедливо отмечают некоторые неомарксисты, сущностным содержанием экономической и социальной жизни города становится производство капитала. Так, в частности, А. Лефевр назвал капиталистический город «машиной по производству денег» [7]. Деньги как «кровь» городов становятся важнейшей целью и средством развития города, подчиняя себе всю его жизнедеятельность. В данном контексте стоит упомянуть о концепции Д. Харви, получившей название «урбанизация капитала», которая имеет непосредственное отношение к социальной политике городских вла-

97

стей [9]. Он полагает, что постепенно город становится ареной для привлечения финансовых ресурсов, которые инвестируются в экономику, при этом жизнь обычных горожан не улучшается. Вложение средств, развитие инфраструктуры города имеют своей основной целью увеличение стоимости недвижимости и получение дополнительной прибыли, а не интересы горожан. Тезис о том, что возрастание доходов корпораций приводит к увеличению инвестиций в социальную сферу, улучшению жизни населения, носит декларативный и идеологический характер. Важно и то, что сегодня повсеместно распространяется практика коммерциализации культурной сферы, финансовая эксплуатация учреждений культуры в целях привлечения туристов и т. д.

Сторонники данной парадигмы, начиная с Дюркгейма и Маркса, пытались выделить механизмы, которые позволили бы структурировать городское пространство как привлекательное для всех. Дюркгейм полагал, что дифференциация труда и рациональное поведение горожан приведёт в конечном итоге к развитию органической солидарности в обществе; Маркс указывал на возможное преобразование городского сообщества с помощью новой социальной силы – пролетариата. На сегодняшний день ни та, ни другая концепция не нашли своего воплощения в жизни. Почему эта парадигма нежизнеспособна? Приведём несколько фактов, иллюстрирующих нашу позицию:

1)в России слишком мало больших городов. При этом большинство городов теряют население. Власти пытаются искусственно нарастить численность путем расширения границ города;

2)существует проблема равенства в бедности. Из 96 крупных городов

снаселением свыше 200 тыс. чел. половина почти не различается

по уровню средней заработной платы (20–25 тыс. руб. в 2011 г.). В эту группу попадают многие северные и дальневосточные города;

3) в большинстве российских городов слишком низкие инвестиции на фоне сильнейших социальных контрастов. В 2011 г. инвестиции на душу населения в пятёрке городов-лидеров были в 22 раза больше, чем в пятёрке аутсайдеров. Как и в 2010-м, лидировали города федеральных и региональных спецпроектов (Сочи, Владивосток, Казань). Вторая группа лидеров – сырьевые города (Нижневартовск,

98

Сургут, Нижнекамск). Правда, влияние промышленных инвестиций на развитие этих городов минимально [2].

Во-вторых, социокультурная парадигма, рассматривающая город главным образом как сообщества людей, имеющих определённые культурные и социальные отношения. Город в данном контексте понимается как гетерогенный организм, состоящий из большого количества сообществ, субкультур и т. д. В рамках данной парадигмы развитие города представляется как постепенное улучшение жизни городских сообществ, как увеличение их удовлетворённости и счастья. Важнейшим механизмом развития города как широкого спектра сообществ видится социокультурная диффузия – взаимопроникновение на территории и в социкультурном пространстве нормативности различных групп. Представляется, что это есть один из главных элементов городской культуры доверия, позволяющий разным городским сообществам познавать, понимать друг друга, выстраивать эффективный диалог. Как справедливо указывал Р. Парк, в городском пространстве должен возникнуть особый коммуникативный дух, позволяющий достичь согласия между очень разными людьми, проживающими в городе [3].

Укажем, что представленные парадигмы имеют не только теоретическое значение. Дело в том, что в той или иной степени они интериоризируются руководством города, определяя не только его ментальные установки, но и конкретные шаги в сфере управления развитием города. Думается, что сегодня доминирующей парадигмой в коллективном сознании городских руководителей и чиновников является производственноэкономическая модель, где в качестве индикаторов успешности функционирования по-прежнему остаются экономические категории, в то время как значительное число экономистов, социологов и политологов всё чаще говорят сегодня о концепте «счастье» как критерии, определяющем жизнедеятельность человека.

Обратимся к понятию «культура доверия». П. Штомпка [10] выделяет четыре ключевых условий, способствующих формированию культуры доверия в обществе. Во-первых, это нормативная связь как система моральных норм, обычаев, правовых инструментов, создающих «скелет» общественной жизни. Нормативно упорядоченная жизнь формирует чувство экзистенциальной безопасности [5]. Во-вторых, это стабильность обществен-

99

ного порядка: «Традиция обеспечивает точку опоры для основного доверия, являющегося ключевым для непрерывности идентичности, а также является механизмом, приводящим в действие другие реляции, опирающиеся на доверие» [5, с. 302]. В-третьих, прозрачность общественных организаций. В-четвёртых, привычность окружения, в котором люди осуществляют свои действия. И тут очень важным является гармонизация отношений между различными сообществами городского пространства.

Какова же роль университета в процессе развития культуры доверия

вгороде? Представляется, что очень значительная. Мы отходим от простого понимания социальной функции университета как социально-активного вуза, мы начинаем рассматривать его как субъект формирования общегородской политики, как своеобразный источник аксиологического знания, которое при этом не просто сосредоточено в стенах университета, а выносится «на улицу». Попытаемся определить те сферы и те технологии, которые может использовать университет для экспансии культуры доверия

вгородскую среду. Такую деятельность можно рассмотреть на нескольких уровнях.

Во-первых, это сам университет. Действительно, в условиях разрушения доверия и автономизации общества университет может создать внутри своей среды «ситуацию-образец», в рамках которой будет происходить развитие и транслирование культуры доверия между студентами и преподавателями, между преподавателями, студентами и администрацией университета. Представляется, что интериоризированная культура доверия сможет впоследствии транслироваться выпускниками вуза в городскую среду с самых разных позиций. Для развития внутренней среды доверия

вуниверситете необходимо предпринять ряд существенных внутривузовских изменений. Необходимо создать в вузе площадки для диалога между всеми субъектами образовательного процесса, причём диалога содержательного и деятельностного.

Во-вторых, университет может стать площадкой для коммуникации самых разных городских сообществ. Университет – это институт, который,

вотличие от структур власти, политических партий, целого ряда общественных организаций, пользуется большим доверием горожан. Хотя надо отметить, что данная ситуация несколько изменилась в результате политики Министерства образования и науки РФ. Тем не менее можно говорить,

100