33057

51

общественного производства, эксплуатирующую и унижающую его. Продукт труда, таким образом, в создание которого вложены силы, умения, способности работника, не только не принадлежит ему, но и, способствуя увеличению капитала, противостоит своему создателю. Время, которое наемный рабочий тратит на труд — а во времена Маркса это в среднем 14-16 часов, тратится им не на развитие своей личности, удовлетворение своих творческих, духовных потребностей, а на увеличение ему же противостоящей общественной силы. Единственное, что работник получает за свой труд — это возможность прокормить себя и семью. В традиционном обществе, когда нет частной собственности и средства производства не отчуждены от труженика, труд не отделен от всех остальных сфер его жизни. Согласно марксовой антропологии, труд является свободным творческим самовыражением личности и составляет родовую сущность человека. В условиях капиталистического производства, однако, лишенный частной собственности наемный работник отчуждается от самой человеческой сущности, поскольку «сама жизнь становится для него лишь условием жизни».

Наемный труд в капиталистическом обществе заключает в себе парадокс: нуждаясь в нем как в предпосылке элементарного выживания, рабочий, в то же время, в процессе труда не обогащает свою личность, не развивает свои творческие способности, а, наоборот, обедняет самого себя. Маркс писал: «Конечно, труд производит чудесные вещи для богачей, но он же производит обнищание рабочего. Он создает дворцы, но также и трущобы для рабочих. Он творит красоту, но также и уродует рабочего. Он заменяет ручной труд машиной, но при этом отбрасывает часть рабочих назад к варварскому труду, а другую часть превращает в машину. Он производит ум, но также и слабоумие и кретинизм как удел рабочих»17.

Частная собственность порождает отчуждение людей друг от друга и от общества, разделяя их на враждебные, антагонистические классы по признаку наличия собственности на средства производства у буржуазии и ее отсутствия у пролетариев. По существу, в условиях доминирования вещных отношений в

17 Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К. Социология.

Сборник. М., 2000, с. 229.

52

процессе производства взаимодействуют люди-функции, связанные друг с другом лишь распределением ролей. Хозяина и наемного рабочего на капиталистическом предприятии объединяют лишь обязательства: одного оплатить рабочую силу, другого — выполнить ту работу, которую он обязался выполнять по условиям договора, включая ее объем и качество. Таким образом, вещные отношения являются отношениями безличными.

Из сказанного видно, что для того, чтобы безличные отношения стали возможны, необходимо, во-первых, освободить участвующих в производстве индивидов от любых личных привязанностей, склонностей, обязательств, то есть разрушить традиционные межличностные связи. Действительно, развитию капиталистического производства повсеместно сопутствовало разрушение крестьянских общин, ремесленных цехов и гильдий, клановых, родовых и даже семейных связей. Атомизация индивида порождала чувство одиночества и беспомощности, враждебности отчужденного социального окружения в противоположность уютному и безопасному малому миру традиционной общины. Безличность отношений на капиталистических предприятиях, где рабочие не представляют собой единой целостной общности, а управляющие и хозяева, стоящие на вершине иерархии, не связаны с ними патерналистскими обязательствами, порождают представление об антигуманной сущности капиталистического хозяйства. Именно эту антигуманность обличали и обличают критики капитализма на протяжении всей его истории во всех странах и регионах его распространения.

Во-вторых, для утверждения безличных, вещных отношений на капиталистическом производстве необходимо, чтобы люди вступали друг с другом в договорные отношения, были формально равны перед законом и свободны. В капиталистическом обществе, как правило, законодательно не упраздняют сословные различия, но они сами отмирают как не имеющие значения для правоспособности субъектов. М. Вебер назвал действия на основе закона формально-рациональными, то есть ориентированными не на реальные интересы людей, моральные ценности, социальные позиции и т.д., а на формальные и для всех в равной степени значимые нормы закона. К. Маркс называл безличные отношения еще и «юридическими».

53

М.Вебер определил капитализм как рациональную самоорганизацию свободного труда18. Из истории известно, что рабский и подневольный труд на плантациях, в каменоломнях, использование лично зависимых работников на разнообразных, в основном крупных государственных предприятиях встречались весьма часто в традиционных обществах. Такой труд нередко был рационально организован, но в основе этой организации лежали личные отношения и личное принуждение. Особенность капитализма, который сложился в новое время на Западе, состояла в том, что здесь именно свободные люди без внешнего принуждения, без насилия над личностью самостоятельно включались в производство. Конечно, для наемных работников такой выбор обуславливался в первую очередь экономической необходимостью, поскольку их свобода состояла не только в отсутствии личной зависимости и привязанности, но и в отсутствии собственности и материальных предпосылок жизни. Рынок рабочей силы для капитализма формировался путем жестокого «освобождения» масс населения от традиционных связей с землей, сельским трудом («огораживания» в Англии в XV—XVII в., названные революцией богатых против бедных), запретов на нищенство и бродяжничество и т.д. По выражению К. Поланьи, это была «сатанинская мельница», перемалывающая людей со всеми их социальными связями, традициями, привычками, образом жизни в безликие «массы»19. «Освобожденный» от всего, кроме перспективы голодной смерти человек, естественно, по доброй воле пользуется возможностью наняться на работу и таким образом осуществляет «рациональную самоорганизацию» рабочей силы.

Иначе обстоит дело с «рациональной самоорганизацией» самих капиталистов. Особенностью производства в условиях безличных капиталистических отношений является отсутствие прямой связи с потреблением. Капитал исторически уникален и отличается от традиционного богатства тем, что является, по определению Маркса, «самовозрстающей стоимостью», то есть производит сам себя, а реальные потребительские блага выступают лишь средством, а не целью. Вебер подчеркивает, что

18Вебер М. Протестантская этика и «дух капитализма» // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990, с. 51.

19Поланьи К. Указ. соч., с .45.

54

капиталистическое производство ориентировано на товарный рынок и отделено от домашнего хозяйства. Капиталистический предприниматель как хозяин и организатор производства ориентирован не на потребление благ (или прибыли), а на бесконечное развитие своего дела. Он может парадоксальным (на первый взгляд) образом ограничивать себя и в предметах роскоши, и в бытовом комфорте во имя рационального вложения средств в дело. Прибыль используется для расширения производства, бесконечного наращивания капитала, цель которого — только в нем самом. В. Зомбарт сравнивает капиталистическое производство с дурной бесконечностью, и отмечает, что оно абсолютно иррационально по отношению к личности предпринимателя. Маркс отмечал, что капиталистическое производство отчуждает не только личность рабочего, но и личность капиталиста, который сознательно лишает себя разнообразных потребительских, социальных, культурных благ во имя роста капитала. Безусловно, такое потребительское самоограничение не свойственно современным предпринимателям, в особенности крупным, оно характерно скорее для периода становления капитализма и для мелкого бизнеса, но по самой сути своей капиталистическое производство отличается от традиционного приоритетностью инвестиций.

Что же заставляет капиталиста вкладывать все средства, силы, время в производство? В парадигме К. Маркса, раскрывшего политэкономический механизм расширенного воспроизводства, на этот вопрос нет прямого ответа. Из его идеи «товарного фетишизма» можно эксплицировать, что ориентация на расширенное воспроизводство способствует постоянному и бесконечному росту капитала как овеществленной формы существующих=капиталистических производственных отношений, то есть историческому увековечению собственного классового господства.

Специальные исследования, посвященные мотивации бесконечного капиталистического производства, осуществили М. Вебер и В. Зомбарт. Вебер в классической работе «Протестантская этика и «дух капитализма»» показал, что в основе стремления к бесконечному накоплению и инвестированию капитала лежат идеи служения Богу в мирской деятельности, усовершенствования и исправления мира во славу Божью, профессиональной деятельности как Божественного призвания и успеха как знака избранности и спасения души.

55

Зомбарт в работе «Буржуа» рассматривал в качестве мотива бесконечной наживы синтез экономного, аскетичного, трудолюбивого мещанского начала и предпринимательского духа активного, творческого отношения к миру. (Более подробно теории капиталистического предпринимательства будут рассмотрены

втеме 8).

3.2.Обмен, торговля, рынок в капиталистическом обществе

Рынок занимает в капиталистическом обществе с доминированием вещных отношений совершенно особое место. К. Поланьи отмечает, что «превращение прежней (традиционной — Н.З.) экономики в эту систему (рыночную — Н.З.) является столь полным и абсолютным, что напоминает скорее метаморфозу гусеницы, нежели любые изменения, которые можно было бы описать в терминах постепенного роста и развития»20. Если традиционный купец, продающий и покупающий готовые товары, не менял сути межличностных отношений как основы социальности, а обмен был встроен в них, то капиталистический предприниматель, покупающий сырье и труд, меняет сами социальные и даже природные основы общества. Рынок оказывается уже не встроенным в общество, а доминирующий над ним, диктующим ему свои законы: «рыночная модель, будучи связанной с особым, характерным для нее мотивом, мотивом обмена, способна сформировать специфический институт — рынок. В конечном счете именно поэтому подчинение экономической системы рынку влечет за собой колоссальные последствия для социальной организации: ни более ни менее как превращение общества в придаток рынка. Теперь уже не экономика «встраивается» в систему социальных связей, а социальные связи — в экономическую систему»21.

Таким образом, специфика рынка в условиях вещных, капиталистических отношений состоит в том, что он превращается не только в экономический, но и универсальный социальный механизм,

20Поланьи К. Великая трансформация. СПб., 2002, с. 54.

21Поланьи К. Указ. соч. с. 70.

56

саморегулирующийся и регулирующий по своему подобию всю общественную жизнь. Сущность рыночной регуляции состоит в том, что «эта система, контролируемая, регулируемая и управляемая единственно лишь рынками; порядок в производстве и распределении товаров должен всецело обеспечиваться этим саморегулирующимся механизмом. Подобная экономика исходит из допущения, что люди всегда ведут себя таким образом, чтобы получить максимальную денежную выгоду... Саморегулирование означает, что все производится для продажи на рынке и что источником любых доходов являются подобные акты продажи»22.

Начиная с А. Смита и Д. Рикардо экономисты и философы осознавали конституирующую роль рынка в капиталистическом обществе. В XVIII веке, когда рыночное общество только формировалось, обмен представлялся естественным состоянием, природной склонностью человека, которую необходимо освободить от груза традиционных ограничений. Согласно либеральной идеологии, рынок, если ему не будут мешать государство, традиционные представления о солидарности и патернализме, религиозное морализаторство и т.п., может выступить самостоятельным регулирующим механизмом, который, подобно «невидимой руке» наладит не только гармоничную хозяйственную жизнь, но и урегулирует социальные проблемы.

Ф. Тённис констатирует чрезвычайно высокую, конституирующую значимость обмена и торговли для общества в отличие от общности. «В обществе отсутствует какая бы то ни было деятельность, выводимая из априорного и необходимым образом наличествующего единства... здесь каждый выступает только за себя, а в состоянии повышенной напряженности — против всех»23. Но что тогда обеспечивает поддержание хотя бы иллюзорного единства и мира, что выражает единую волю общества? Единую волю общества, хоть и вымышленную и иллюзорную, составляет обмен, торговля. Общество изолированных индивидов, наделенных частной собственностью и свободой, может удерживаться от полной атомизации только рынком, отсюда его центральное значение.

22Поланьи К. Указ. соч., с. 82, 83.

23Тённис Ф. Общность и общество. СПб., 2002, с. 63.

57

Однако уже в середине XIX в. стало набирать силу и критическое направление в осмыслении социальных последствий становления вещных и рыночных отношений, проявлявшееся не только в консервативных охранительных идеологиях, теории Маркса и социалистов, но и в деидеологизированной социологической мысли XIX — XX вв. К. Поланьи отмечает, что представления о об обмене как «естественной склонности» человека опровергаются современными данными истории и культурантропологии, согласно которым в примитивных и архаичных обществах рынок тысячелетиями существует в очень ограниченных социальных нишах и не выходит за их пределы. В высокоразвитых, но отличающихся от Запада цивилизациях Индии и Китая вещные рыночные отношения тоже «естественным путем» не стали доминирующими и конституирующими. Политические и социальные институты общества практически всегда защищали социальные связи от разрушения, неминуемо следующего за интервенцией рынка за пределы этих локальных ниш. Такова была роль государственного протекционизма. Роль города, этого исконного центра развития торговли, ремесел и всех ориентированных на продажу производств, Поланьи видит в том, что он не только способствует развитию рынка, но и препятствует распространению рынка в сельские местности, защищая таким образом традиционные межличностные отношения в деревне от его разрушительного воздействия.

Тотальность рынка как способа социальной регуляции состоит в том, что он превращает в товар не только готовую продукцию, но и труд, и землю — естественные основы социальной и вообще человеческой жизни. Человек оказывается отчужденным от самых значимых предпосылок своего существования и даже противопоставленным им. Чтобы утвердились универсальные рыночные отношения, необходимо сначала разрушить традиционные основания жизни, лишить человека права распоряжаться землей, для чего применялись разнообразные грабительские практики — от уже упоминавшихся огораживаний в Англии до колониального захвата и насильственного сгона крестьян с их участков, разрушения домов и т.д. Чтобы превратить труд в товар, необходимо было разрушить традиционный образ жизни, лишить человека привычных и органичных способов заработка, чтобы

58

он был вынужден искать возможность продать единственное, что у него осталось — время и рабочую силу. В основе социальной деструктивности рынков лежит та самая «сатанинская мельница», которая «освобождает» человека от традиционной солидарности и укорененности в межличностных отношениях, разрушая традиционные общности и атомизируя индивида, лишая его всех способов выживания, кроме продажи рабочей силы.

Создавая универсальные связи на основе купли-продажи, рынок уравнивает всех субъектов, лишая их любой социальной и культурной специфики. Как показал еще К. Маркс, ни у капитала, ни у пролетариата нет отечества — то есть нации, культуры, патриотической привязанности и проч. Рынок требует унивесализации принципов рациональной калькуляции прибылей и издержек. Причем особое свойство рыночной регуляции, как мы уже отмечали выше, состоит в том, что любая прибыль здесь рассматривается как получаемая именно из обмена, а не из производства. Таким образом, основным критерием социальной значимости и полезности здесь оказывается именно рыночная эффективность: имеет право на существование то, что пользуется спросом, то, что можно выгодно продать. Рыночная конкуренция была охарактеризована американским экономистом Ф. Хайеком как «процедура открытия» наиболее эффективных и адаптированных форм деятельности.

Однако вся сложная культурная, духовная, политическая и т.д. деятельность в условиях регулирующей роли рынка оценивается уже не по качественным, а по количественным критериям. По меркам рыночной рентабельности неэффективны фундаментальная наука, не дающая быстрой практической отдачи, теоретическое и гуманитарное знание, не имеющее непосредственного практического приложения, рафинированные эстетические практики, ориентированные не на массового, а на подготовленного потребителя, и т.д. Также нерентабельной оказывается и социальная деятельность, направленная на поддержку нетрудоспособных — не участвующих в рыночной продаже рабочей силы — групп населения: стариков, детей, многодетных семей, женщин, учащейся молодежи, включение которой в «полезную» деятельность откладывается до завершения образования. В традиционном обществе содержание этих групп органично входило в систему межличностных отношений, частично ее брали на себя государственные институты. В рыночном

59

обществе понадобилась длительная социальная и классовая борьба, многие тяжелые кризисы и социальные конфликты, опыт которых постепенно привел к осознанию целесообразности социальной деятельности. Но она основана не столько на культурных, моральных, социальных мотивах, сколько на тех же соображениях выгодности и целесообразности. Поэтому постоянно раздаются голоса «новых правых», считающих необходимым сокращение социальных расходов во имя «чистоты» рыночной регуляции.

В современных «рыночных» обществах практически везде действуют те или иные механизмы, вносящие в рыночную регуляцию более или менее существенные социальные коррективы — от элементов планирования и контроля за экономической деятельностью до различных форм социальной политики и поддержки населения. Существование институтов образования, здравоохранения, науки, культуры также в подавляющем большинстве обществ в различных объемах поддерживается внерыночными способами. Объем корректировки рыночной регуляции зависит от исторической, культурной специфики, традиций, идеологии и доминирующей политической силы. В США он традиционно ниже, чем в Западной Европе (в особенности скандинавских странах, Австрии, Германии). А в странах Азии, в частности, в Японии, и государство, и сам крупный бизнес совместными усилиями стремятся максимально смягчить с помощью регулятивных мер неопределенность, привносимую рынком в экономическое развитие и в жизнь общества в целом.

Опыт становления «рыночного общества» в постперестроечной России показал, что резкое переключение с тотального регулирования и планирования на рыночную саморегуляцию приводит к тому, что по критериям эффективности и рентабельности оказываются «несостоятельными» и выбраковываются в первую очередь высокосложные наукоемкие производства, фундаментальная наука, культура и образование, а профессии, требующие длительной подготовки и обширных фундаментальных знаний, оказываются менее «востребованными», чем те, в которых узкая специализация и инструментальный характер знаний дают возможность быстро включаться в практики, непосредственно связанные с рынком и обслуживающие его. В то же время, распад производства привел к профессиональной деградации и

60

высококвалифицированных рабочих, вообще к «вымыванию» рабочих профессий24.

Еще одним следствием универсализации рыночных отношений является формирование в XX в. особого типа личности, «рыночной ориентации» характера, который проанализировал Э. Фромм в работе «Человек для себя». Он отмечает, что «рыночное понятие ценности, которое означает превосходство меновой ценности над полезной, способствовало формированию сходного понятия ценности в отношении людей и, в частности, в отношении человека к самому себе», сущность которого состоит в том, что человек воспринимает себя самого как товар, как меновую ценность25. Наряду с рынком товаров формируется и «личностный рынок», на котором люди всех профессий и специальностей предлагают свои услуги, и их успех зависит не только от профессиональной и личностной состоятельности, но и — в первую очередь — от того, насколько данный субъект конкурентоспособен в сравнении с другими. «И получается так, что человек сосредоточивается и заботится не о своей жизни, счастье, о том, как бы это стать наиболее ходким товаром, как бы это пользоваться наибольшим спросом»26.

Таким образом, человек «рыночной ориентации» воспринимает себя как продавца и товар одновременно, и его состоятельность в глазах других, и самооценка определяются успехом, то есть востребованностью на рынке. Но успех на рынке зависит не только и не столько от качеств личности, сколько от внешних обстоятельств, от складывающейся «конъюнктуры», и получается, что личность человека определяется не ее внутренним миром, способностями, характером деятельности и профессионализмом, а некими внешними, не зависящими от самого человека силами и обстоятельствами. Это порождает в человеке рыночного общества чувства беспомощности и неуверенности в себе, подрывает достоинство и самоуважение личности. Индивидуализация, происходящая в безличном рыночном обществе, оказывается

24См. Панарин А.С. «Рыночный» вызов просвещению. Рыночный вызов социуму // Стратегическая нестабильность XXI века. М., 2003.

25Фромм Э. Человек для себя. Минск, 2003, с. 104-105.

26Там же, с. 107.