33057

11

вместе с ней и объекта и предмета дисциплины1. В англоязычной традиции такого разграничения нет, поскольку существует лишь одно слово «economics», в немецкоязычной же литературе оно есть, поскольку существуют понятия «Wirtschaft» (хозяйство) и «Oekonomie» (экономика). В русской научной литературе, как и в немецкой, понятие «хозяйство» используется традиционно шире, чем «экономика» и включает в себя весь комплекс производственных, потребительских, статусных, управленческих и т.д. отношений и институтов как на современном этапе («народное хозяйство»), так и в архаичных обществах («натуральное хозяйство»). Под «экономикой» обычно подразумевают определенный исторически сложившийся уровень развития хозяйства, который характеризуется всеобщностью отношений обмена, ориентациями на рыночные показатели производительности и эффективности (в противоположность их ориентации на межличностные связи в доэкономических обществах), целерациональностью поведения человека, исчислимостью результатов его деятельности2. Таким образом, понятие «экономика» оказывается связанным с определенным этапом развития общества, который возникает при выходе за рамки традиционного архаичного натурального хозяйства и, что особенно существенно для социологического анализа, когда рыночная эффективность начинает определять характер общественных отношений (см. марксовы «вещные отношения»). Соответственно, этот этап имеет и хотя бы гипотетический исторический предел, который наступит тогда, когда рыночная эффективность и целерациональность перестанут определять жизнь общества. Маркс и его последователи видели такой предел в коммунизме, многие современные исследователи — в «постэкономическом» обществе, где, по их мнению, отношения даже в сферах производства и потребления перестают определяться чистой рыночной целесообразностью и рациональностью, а на принятие экономических решений все больше влияют социальные, экологические, гуманитарные факторы. Кроме того ясно, что даже в рамках «экономического общества» не все отношения и институты можно безусловно охарактеризовать как экономические, хотя они несомненно являются

1 Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. Москва, 1998, с.181—185; Кравченко С.А., Мнацаканян М.О., Покровский Н.Е. Социология: парадигмы и темы. М.,???, с.

2Там же, с. 184.

12

хозяйственными — например, домашнее хозяйство или натуральное хозяйство в рамках архаичных укладов и т.д.

Все сказанное побуждает нас воспользоваться для предмета, лежащего на стыке сфер материального производства и социальной жизни, более широким и исторически универсальным названием социологии «хозяйственной» жизни, а не «экономической» социологии.

Предметную область социологии хозяйственной жизни целесообразно определять через базовые абстракции «экономического человека», «социологического человека», применяемые для разграничения предметов экономики и социологии, с тем, чтобы прийти затем к абстракции «хозяйствующего человека». Определение предметной области любой науки связано с процессом абстрагирования от тех черт объекта, которые не попадают в сферу ее рассмотрения. Так, экономика, изучая определенные действия человека в обществе, абстрагируется от социальных связей, культурных ценностей, нравственных норм, идеологических и религиозных убеждений, властных отношений, традиций, эмоциональных реакций и т.д. В ее предметную область входит «экономический человек» как изолированный, атомизированный субъект, во-первых, ориентированный исключительно на экономический интерес — на прибыль, рентабельность, эффективность, из мотивации которого полностью исключены все неэкономические факторы; вовторых, как субъект абсолютно рациональный в отношении своих экономических мотивов, всегда просчитывающий наиболее эффективный путь достижения целей, на действия которого не влияют ни случайности, ни аффекты; в-третьих, как субъект эгоистический, ориентированный исключительно на свои собственные интересы и цели (в том числе и чисто гедонистического свойства) и не принимающий во внимание интересы и цели ни других людей, ни общества.

Предметом социологии, по метафорическому определению П. Бергера, является «общество в человеке» и «человек в обществе». «Социологический человек» представляет собой продукт социальных отношений, его действия основаны на ценностях, нормах, традициях, выработанных обществом, он руководствуется нравственными, религиозными, культурными, эстетическими и проч. мотивами. В своих действиях он ориентируется на оценки и мнения

13

других людей, на социальные группы, к которым принадлежит, на необходимость поддерживать и оптимизировать связи и интегрироваться в существующие институциональные структуры. Таким образом, «социологический человек» не атомизирован и не эгоистичен, его действия ориентированы на других. В ходе развития социологии в рамках феноменологической теории, социального психоанализа и ряда других направлений были сделаны выводы о том, что поведение человека в обществе далеко не всегда рационально: он ориентируется не только и не столько на четко осознанные цели и адекватные пути их достижения, но на нечеткое «обыденное знание», на привычные стереотипы, на эмоциональную, нравственную атмосферу вокруг, на поведение других людей. Все это вносит в действия «социологического человека» элемент иррациональности, неопределенности, который тоже представляет интерес для социолога.

Одним из основоположников социологии хозяйственной жизни по праву считается М. Вебер, который одним из первых рассмотрел экономическое действие как действие социальное, то есть 1) основанное на осознанных субъективных мотивах, которые являются «понятными» — обусловленными культурой конкретного общества; 2) ориентированное на других людей, соотносимое с их ожиданиями, мотивами, ценностями. В своих работах, посвященных хозяйственной этике мировых религий, он рассматривал хозяйственное поведение людей как ориентированное на ценности и институты конкретных обществ — на протестантские, индуистские, конфуцианские ценности и институты западноевропейского, индийского, китайского обществ. Это дало ему возможность проанализировать и «понять» (в соответствии с методами его «понимающей» социологии) конкретные исторические формы хозяйственной жизни как продукт обусловленных культурой «картин мира», как результат целостного «жизненного поведения» людей в контексте социальных структур и институтов.

Введенная М. Вебером типология социального действия позволила ему ввести вариативность самого понятия рациональности, интерпретировать его как целе-рациональное, то есть ориентированное на достижение целей наиболее эффективными средствами, и ценностно-рациональное, то есть ориентированное на реализацию ценностей, значимых социокультурных

14

образцов поведения. Соответственно, хозяйственные действия людей стало возможно объяснять как их чисто экономической целесообразностью, так и стремлением соответствовать некому ценностному образцу, реализовывать приписанный культурой этос. Эта типология еще дополняется традиционным действием, позволяющим объяснить экономическое поведение сложившимися в обществе устойчивыми стереотипами, и аффективным действием, отражающем нередкое в реальной жизни эмоционально обусловленное поведение. Все это позволяет рассматривать поведение человека в сфере хозяйствования как результат действия не просто материальной потребности или эгоистической ориентации на максимальную выгоду, а как следствие усвоения и реализации социокультурных ценностей и норм, отношений в социальных группах, в которые включен любой индивид, действия различных социальных институтов.

В учебнике Кравченко С.А., Мнацаканяна М.О, Покровского Н.Е. «Социология: парадигмы и темы» предмет социологии хозяйственной жизни определяется как «изучение хозяйственного действия как формы и проявления в хозяйственных отношениях социального действия и через эту призму комплекс «стыковых» проблем социально-экономического характера, таких как влияние социальных факторов на хозяйственную жизнь, социальные последствия экономических, технологических процессов»3. Можно согласиться с В.В. Радаевым, определяющим в качестве задачи экономической социологии исследование условий взаимоперехода «экономического человека» и «социологического человека» — то есть социальные, ценностно-культурные, нормативные, властные и прочие факторы экономического действия.

Для более точного и полного, а вместе с тем и наглядного определения предмета социологии хозяйственной жизни представляется целесообразным ввести абстракцию «хозяйствующего человека».

Она должна основываться на том, что, в отличие от экономических, хозяйственные взаимодействия включают помимо чисто экономических ориентаций еще и весь комплекс межличностных отношений, социокультурных ценностей, норм поведения, символики, ролевых функций и т.д., которые

3 Кравченко С.А., Мнацаканян М.О, Покровский Н.Е. Социология: парадигмы и темы.

М., 1998, с. 396.

15

соотносимы уже не с моделью «экономического человека», но с «социологическим человеком». Для человека в рамках хозяйственной парадигмы социальные и культурные отношения и институты, нравственные и эстетические ценности, а также природное окружение являются не средствами достижения цели, а предпосылками деятельности и ее значимыми факторами.

Хозяин и труженик, занятый в сфере производительной экономики, ориентирован на длительное приложение усилий, трудолюбие, рациональный учет всех находящихся в его расположении ресурсов — как природных, так и человеческих. Отдача от вложенных в дело усилий и средств в производственной сфере отодвинута во времени, поэтому субъект хозяйственной культуры принимает его в качестве стабильного фактора свой деятельности. Субъект производительной экономики ориентирован на будущее не только как на отнесенное во времени возвращение вложенных средств и получение прибыли. Поскольку в будущем предстоит реализация долговременных проектов, оно приобретает смысл как время, наполненное конкретным содержанием: хозяйствующий субъект заинтересован в политической стабильности, поэтому он небезразличен к политической жизни, имеет собственное мнение относительно режима, действующих на политической сцене персоналий и их ближних и отдаленных перспектив. Моральное и культурное состояние общества, демография и воспроизводство здоровья населения, природопользование и экология, международные отношения и степень проницаемости национального рынка приобретают значение содержательных факторов хозяйствования в будущем. Поэтому «хозяйствующий человек» является содержательно и осмысленно ориентированным, заинтересованным участником политических и социокультурных процессов в собственной стране и в сфере международных отношений.

Привязанность к конкретному экономико-географическому местоположению, включение в стабильные территориальные связи уже предполагает принятие и утилитарное освоение их своеобразия. Более того, для хозяина в его традиционной ипостаси конкретное многообразие природных условий не может иметь заниженный статус объекта эксплуатации. Напротив, традиционный труженик и хозяин относится к природе не просто как к

16

источнику сырья и других полезных ресурсов, а как к со-труднику, с трепетным уважением и безграничной терпимостью.

Рассчитывающий на длительную перспективу хозяин-производитель не может не признавать интересы другого и действовать откровенно ему в ущерб во имя лишь собственной выгоды, поскольку для него надежность и доверительность деловых отношений является одним из базовых ресурсов успеха. Именно в долгосрочной перспективе хозяйственной культуры формируется известная установка «Прибыль превыше всего, но честь превыше прибыли» (использовавшаяся в качестве девиза русской дореволюционной газеты «Биржевые ведомости»), лежащая в основе деловой этики.

Для хозяина-производителя, ориентированного на длительную перспективу, безусловной значимостью обладает человеческий фактор. Индивид — партнер, клиент, работник — становится не просто средством достижения экономической эффективности. Он оценивается и как самостоятельная цель (пусть и не всегда первостепенная), входит в прагматические расчеты вместе с его собственными интересами, ценностями, склонностями. Значимость же человеческого фактора требует досконального знания, принятия и способности использовать его социокультурную, социопсихологическую специфику. Поэтому подлинный хозяин внимательно относится к разнообразию ближнего и дальнего социального окружения. Богатство личностей, культур, нравственных и эстетических традиций становится для него предпосылкой успешной деятельности, а значит, он лишен стремления к универсализации, обезличиванию, «стиранию» граней и различий.

Для подлинного хозяина уже невозможна апелляция к эскапистским идеям ухода в частную жизнь и узкоэгоистические интересы, безразличия к социальному, политическому, культурному, моральному окружению атомизированного индивида. В силу этого ценности индивидуального достоинства, порядка, стабильности, моральной целостности личности оказываются для него предпочтительнее и часто более востребованными, чем абстрактная свобода. Идея «открытого общества» приобретает для «хозяйствующего человека», в отличие от «человека экономического», не абстрактный смысл тотальной проницаемости национально-государственных и социокультурных границ для деятельности ориентированных на быструю

17

прибыль спекулянтов, а наполняется взаимной значимостью и заинтересованностью всех акторов, совместной заботой об общем будущем.

Следует отметить, что понятие «экономический человек» применяется в социологии хозяйственной жизни для того, чтобы охарактеризовать особую форму действия в социально-экономической сфере — основанную на ценностях

инормах «экономизма», то есть абсолютизации значения рыночного обмена как универсального фактора регуляции социальных отношений. Такая позиция влечет за собой не только экономические, но в первую очередь значимые социальные последствия, а «экономический человек» становится социальным типом особого рода.

«Экономический человек» по своей сути прагматичен и эгоистичен, его целью является рентабельное дело, поэтому все, что выходит за рамки рыночной рациональности, он выводит за пределы своих базовых поведенческих ориентаций. Так вне целеполагания и подбора средств оказываются культура, мораль, духовные и религиозные ценности. В. Зомбарт подчеркивает, что для «буржуа нового стиля», воплощающего абстрактного «экономического человека» наиболее полно, сам человек из цели превращается в средство: «живой человек с его счастьем и горем, с его потребностями и требованиями вытеснен из центра круга интересов и место его заняли две абстракции: нажива и дело. Человек, следовательно, перестал быть тем, чем он оставался до конца раннекапиталистической эпохи, — мерой всех вещей»4.

«Экономический человек» безразличен к морали, религии, культуре. Если фундаментальные духовные ценности не являются рыночно инструментальными, они вполне могут быть вообще «выведены за скобки» расчетов рентабельности и прибыли или выступать в качестве ничтожно малых величин в отношениях с другими субъектами экономики и с внешним миром вообще. Для «экономического человека» универсальным посредником, связывающим его с другими субъектами рынка, и одновременно универсальным мерилом эффективности выступают деньги — самая безличная

ив этом смысл безразличная к добру, злу, красоте и уродству, верности и предательству и т.д.

4 Зомбарт В. Буржуа. М., 1994, с. 131.

18

С другой стороны, «экономический человек» в своей неустанной эгоистической погоне за прибылью не может быть «безразличен» к препятствиям, стоящим на его пути, будь то конкурент, подлежащий безжалостному уничтожению, или моральная норма, через которую оказывается возможным и даже необходимым переступить. С этой точки зрения «экономический человек» конфликтен, агрессивен, нацелен на тотальное подчинение всего хозяйственного, социального, природного окружения своим и только своим интересам.

Природа для «экономического человека» является лишь бездушным и не имеющим самостоятельной ценности объектом приложения сил, источником сырья и ресурсов, из которого можно черпать все необходимое, не задаваясь вопросом о подлинной глубине наносимого ущерба: «Глобальный экологический кризис следует интерпретировать не только с помощью понятия «загрязнение», как это обычно делается, но и с помощью более глубокого понятия — «обезличивание»»5. Деятельность «экономического человека» превращает цветущее многообразие природы в «технологический ландшафт», доминантой которого оказывается не уникальность и неповторимость, а, напротив, прагматическая универсальность удовлетворения материальных потребностей.

Социальный космос также воспринимается «экономическим человеком» в однолинейной плоскости целерациональности и эффективности. Реальное многообразие культур, традиций, жизненных миров, языков, не говоря о личностях, сводится для него к оценке полезности для дела, но не имеет самостоятельной ценности. Поэтому «экономический человек» склонен к нивелированию различий во имя удобной и выгодной массовости производства и потребления — как в технологических, так и культурных аспектах. Социальный космос, воспринимаемый сквозь призму специфического видения «экономического человека», превращается в утилитарный объект, по отношению к которому возможно применение прямого или опосредованного политико-идеологическими конструктами насилия, в поле для

5 Панарин А.С. Двуполушарная система мира: переосмысление дихотомии «Восток— Запад» // Глобальное сообщество: новая система координат. СПб., 2000, с. 165.

19

безответственных экспериментов по претворению в жизнь социальной модели, наиболее адекватной удовлетворению экономических интересов.

Таким образом, понятие «экономический человек» может использоваться в двух смыслах: 1) как абстракция, способствующая прояснению предмета экономики; 2) как социологическая абстракция, обозначающая историческую и культурную форму «хозяйствующего человека».

Социальные измерения хозяйственной жизни, выступающие объектом социологии, можно определить следующим образом. Во-первых, это влияние форм социальных связей, в первую очередь базовых типов взаимосвязи индивидов, на хозяйственную жизнь. Включенность в межличностные, аскриптивные сообщества или в безличные социальные связи, принадлежность к различным классовым, этническим, конфессиональным, гендерным и проч. общностям накладывает свой отпечаток на хозяйственное поведение и хозяйственную жизнь. Во-вторых, влияние различных неэкономических институтов общества, в первую очередь религии и церкви, государства, права, политических и силовых структур и т.д. на формы и методы хозяйствования. В- третьих, влияние ценностей культуры и норм морали на мотивацию, регуляцию и легитимацию хозяйственной деятельности. В-четвертных, формы социокультурной динамики хозяйственной жизни, ее направления и темпы, социальные процессы, предшествующие таким изменениям в хозяйственной жизни, сопровождающие их и оказывающиеся их последствиями. В-пятых, социокультурные функции экономических процессов и институтов — производства и производственных предприятий, обмена и рынка, потребления, его предметов, способов, средств, а также денег, рекламы и т.д.

Социология хозяйственной жизни охватывает в качестве объекта все многообразие проявлений и форм хозяйствования и ролей, исполняемых при этом индивидом. К сфере ее интересов относится предпринимательская деятельность в разных ее проявлениях, мотивация и организация трудовой деятельности, формы и методы управления трудом, мотивы, способы, формы распределения и потребления, а также вообще все социальные и культурные явления, имеющие значение для хозяйственной жизни или обусловленные ею. В качестве предмета социологии хозяйственной жизни, то есть ее

специфического видения и способа абстрагирования при исследовании объекта,

20

можно определить социальные и культурные предпосылки, формы и последствия хозяйственной жизни. Конечно, такое определение объекта и предмета социологии хозяйственной жизни не претендует на исчерпывающую полноту, может конкретизироваться и уточняться в процессе развития самой дисциплины, выявления новых подходов и сфер интереса.

Методологически социология хозяйственной жизни представляет собой, как и социология в целом, полипарадигмальную дисциплину. Использование структурных парадигм позволяет на макроуровне исследовать системные и функциональные проблемы, интерпретивные парадигмы успешно применяются на уровне истолкования природы, мотивации, «жизненного мира» хозяйственных практик и хозяйствующего человека.

Предмет и методология социологии хозяйственной жизни наиболее адекватно раскрываются через историю становления этой дисциплины.

§ 2. История становления социологии хозяйственной жизни.

Становление социологии хозяйственной жизни связано с преодолением узкоэкономического подхода к исследованиям тех реалий, которые объединяются понятиями экономики и хозяйства.

Хозяйственная жизнь попала в поле зрения мыслителей еще в древности, но тогда она либо осмысливалась в русле общих философских и нравственных картин мира, подобно «Экономике» Аристотеля, либо представала в виде опять же по большей части нравственных и политических рекомендаций правителям, стремящимся повысить благосостояние своих подданных, подобно конфуцианским экономическим трактатам. В средневековой европейской философии и теологии вопросы хозяйственной жизни также рассматривались с нравственной точки зрения, хозяйственная жизнь не вычленялась из целостной системы жизненного поведения и рассматривалась как органичная составная часть праведного пути христианина, стремящегося к спасению души.

Коренное изменение подхода к хозяйственной жизни наметилось в эпоху Просвещения в XVIII веке. Оно было обусловлено причинами как