3. Переводческая концепция в. Фон Гумбольдта

Говоря о взглядах на перевод крупнейшего немецкого лингвиста и философа языка Вильгельма фон Гумбольдта (1767–1835), часто акцентируют внимание на том обстоятельстве, что в его высказываниях можно встретить принципиальное отрицание самой возможности полноценного перевода. Так, в пользующемся заслуженной известностью и многократно переиздававшемся учебнике А.В. Федорова при анализе «теории непереводимости» сказано: «Наиболее резко и категорично такую точку зрения высказал… Вильгельм Гумбольдт. В письме к Августу Шлегелю (23 июля 1796 г.) он утверждал: “Всякий перевод представляется мне безусловной попыткой разрешить невыполнимую задачу. Ибо каждый переводчик неизбежно должен разбиться об один из двух подводных камней, слишком точно придерживаясь либо своего подлинника за счет вкуса и языка собственного народа, либо своеобразия собственного народа за счет своего подлинника. Нечто среднее между тем и другим не только трудно достижимо, но и просто невозможно”.

Адресат же этого письма, А. Шлегель, не менее пессимистически высказался о возможности перевода, уподобив его поединку, в котором неизбежно погибает один из участников – либо автор подлинника, либо переводчик.

Это утверждение принципиальной невозможности перевода стояло в непосредственной связи с идеалистическим взглядом Гумбольдта и его единомышленников на языки мира, каждый из которых, по их мнению, определяет и выражает своеобразие “духа” (т. е. также и мышления), свойственного данному народу, а поэтому несводим ни к одному другому языку, как и своеобразие “духа” одного народа несводимо к своеобразию “духа” другого народа»⁹¹.

О том, как относился к переводу А. Шлегель, речь уже шла выше. Что же касается В. фон Гумбольдта, то абсолютизировать приведенное выше высказывание представляется нецелесообразным, поскольку в других трудах он неоднократно отмечал, что реальный опыт перевода с разных языков наглядно демонстрирует возможность – пусть с разной степенью удачи – выразить каждую идею в любом языке. Кроме того, нельзя забывать, что сам Гумбольдт очень много занимался переводческой деятельностью в течение практически всей жизни и часто говорил о своей страсти, как о своеобразном «переводческом бешенстве», которое овладевает им с непреодолимой силой.

Вместе с тем взгляды немецкого лингвиста на перевод претерпели существенную эволюцию. Если в ранних опытах наблюдалось скорее поэтическое переложение оригинала, чем его адекватное воспроизведение, то в дальнейшем стало превалировать стремление к возможно более точной передаче подлинника. В наиболее полной форме взгляды Гумбольдта нашли воплощение в предисловии к выполненному им переводу трагедии Эсхила «Агамемнон» (1816).

Прежде всего автор подчеркивает, что первым и основным требованием при передаче иноязычного произведения является простая верность», которая вытекает из искренней и непритязательной любви к оригиналу. Отсюда следует, что в переводе должна сохраняться определенная окраска чужого, но при этом нужно четко осознавать границы последней. Пока в переводе ощущается чужое, а не чуждое, цель перевода соблюдена; но если «чуждое», т. е. противоречащее нормам переводящего языка, начинает превалировать и даже затмевать чужое, то переводчик тем самым показывает свою неспособность справиться с оригиналом.

Подобная установка предполагала решительное неприятие пресловутого тезиса, согласно которому переводчик должен писать так, как писал бы автор исходного текста, если бы творил на его языке. Выдвигая подобную мысль (элементарно необдуманную, ибо, если речь не идет о чисто деловых или сугубо научных трудах, ни один писатель не будет писать в идентичной манере на разных языках, трактуя одну и ту же тему), сторонники подобной точки зрения, по мнению Гумбольдта, по существу уничтожают и сам перевод, и ту пользу, которую может принести последний переводящему языку и говорящему на нем народу. Наглядный пример – французские версии классических авторов, где стремление «сгладить» все непривычное привело к неспособности передать даже малую частицу античного духа. Особенно нетерпимым считал немецкий языковед тенденцию к «приукрашиванию» текста, ибо вызванный бессилием передать собственную красоту оригинала соблазн замены ее «красотами» переводчика приводит к возникновению совершенно иного колорита и абсолютно чуждого подлиннику настроя.

Сказанным объясняется и отношение Гумбольдта к проблеме, которой, как упоминалось выше, уделяли достаточно большое внимание уже такие теоретики перевода, как П.Д. Юэ и А. Тайтлер. Речь идет о передаче так называемых «темных мест» оригинала, допускающих неоднозначную интерпретацию со стороны читателя. Касаясь указанного вопроса, Гумбольдт специально подчеркивает, что нельзя путать перевод с комментарием. Разумеется, в нем не должно быть такой неясности, которая вызвана неумелым выбором слов и отсутствием должной связи между ними; но там, где в подлиннике вместо прямого указания наличествует намек; там, где автор позволил себе метафору с трудно уловимым значением; там, где не все мысли лежат на поверхности, – во всех подобных случаях переводчик, внося искажающую характер текста «ясность», нарушит свои обязанности. С другой стороны, именно легкости и ясности, по мнению Гумбольдта, всегда добиться труднее всего. Здесь усердие и многократные переработки зачастую оказываются бессильны и в большинстве случаев на передний план выступает внезапно озарившее переводчика вдохновение.