Индустрия перевода

Por parte de los traductores se notará una praxis traductolñgica en la cual la lengua alemana se convierte en una idealizaciñn de la lengua de la filosofía, este hecho al mismo tiempo hará posible la lenta creaciñn de una lengua espaðola cada vez más cercana a una lengua de la filosofía, eso sí, creada sobre una base alemana. Lengua y cultura alemana que no viajan en los mismos carriles culturales espaðoles. Si la tradiciñn espaðola si funda sobre un catolicismo romano muy evidente, sobre actitudes morales y estéticas bastante distintas de las alemanas, la tendencias de los traductores será la de en principio remarcar estas diferencias para luego matizarlas e incluir el texto alemán en el mundo editorial espaðol. Sobre la creaciñn de una suerte de parecida genealogía de pensadores alemanes y espaðoles por parte de ciertos traductores espaðoles, nos parece conveniente afirmar que en muchas ocasiones son más una construcciñn ideolñgica, y quizás también editorial, que en ese específico momento convenía. La cercanía que se intentaba en muchos casos demostrar entre la filosofía alemana y la espaðola casi a manera de justificaciñn, nos parece otra construcciñn ideolñgica que quería presentar al traductor que también era, o se convertía en filñsofo, el personaje que mantenía vivo el interés para la filosofía en general.

Ahora bien, la mirada que el mundo filosñfico espaðol a lo largo del siglo XX dirige hacia la cultura filosñfica alemana, crea un espacio, o mejor dicho un nuevo espacio en el cual la construcciñn de un ideario de una lengua posible o construible a través de otra, lleva a una reflexiñn casi de carácter metafilosñfico: la lengua de la filosofía es comparable al estudio de la filosofía misma. Cñmo dividir lengua de concepto filosñfico. El interés, en primis por Ortega y Gasset, para la construcciñn de una lengua que como él si dieron cuenta otros filñsofos, no tenía las peculiaridades y las particularidades de una lengua que pudiese agarrar, por así decirlo, un preciso concepto de matriz filosñfica. Desde nuestro punto de vista esa crisis del lenguaje que tanto recuerda el principio del siglo XX y a Hugo von Hofmannsthal por ejemplo con su famosa Ein Brief, es una crisis de la imposibilidad del decir algo, en filosofía como quizás en otras disciplinas humanísticas.

¿Podemos considerar correcta la intuiciñn orteguiana de la búsqueda de una lengua, de otra lengua para crear en espaðol una lengua de la filosofía? En una primera análisis diríamos que no, por una razñn muy clara, inclusa simple: la construcciñn de un pensamiento, y más aún filosñfico, se construye de manera histñrica a través de una cultura, que no por eso rechaza otras culturas, pero sí que se construye dentro de un mismo sistema antropolñgico cultural, y no como emisiñn artificial de contenidos extras propuestos y, en algunos casos, vendidos editorialmente como comunes e incluso afines. Esta es, desde nuestra ñptica actual el principal error que se cometiñ. Cierto es que en periodos de dificultades, todo sabemos que intentamos recurrir a cualquier estratagema posible.

La filosofía espaðola contemporánea a las primeras décadas del siglo pasado no gozaba de mucho éxito ni de una particular fama en el sistema internacional. La búsqueda de una resoluciñn a este problema, que no cabe duda pasaba también por una falta de una lengua incline a las formulaciones filosñficas, creñ la necesidad

11

objetiva de una reformulaciñn de la situaciñn, es decir la necesidad de una lengua espaðola de la filosofía. Ahora bien, la idea de una comunidad filosñfica común como apuntan unos autores nos parece una falacia, una comunidad común se construye desde una pluralidad de diversidades que se ponen en un diálogo atento y crítico, que no significa para nada estar de acuerdo o pensar de la misma manera. Una comunidad es una suerte de construcciñn barroca, donde el fragmento construye la unidad, y no al revés.

El retraso sociocultural espaðol de las primeros aðos del siglo XX respeto a otros países, puede que dejñ una lengua anclada a motivos más cercanos a lo terrenal que a especulaciones de tipo filosñficas. Los trabajos paratextuales de los traductores espaðoles no hacen que confirmar esta postura equivoca para la construcciñn de un pensamiento1, a nosotros parece que lo que más primaba en esos aðos era la de intentar tener una lengua de la filosofía que la construcciñn de un pensamiento con una lengua, queremos decir que, quizás ingenuamente, se perdiñ la finalidad última de la filosofía: la edificaciñn de un pensamiento.

Pensamiento que se tiene que construir al mismo tiempo que la lengua, o mejor que su propia, definitiva e insustituible lengua.

Bibliografia

1.Ortega y Gasset J. El espíritu de la letra. – Madrid: Cátedra, 1985.

2.Santoyo J.C. En torno a Ortega y Gasset: Miseria y Esplendor de la reflexiñn traductora. – Barcelona: Universidad Pompeu Fabra, 1994.

3.Gaos J. Presentaciñn // Lecciones sobre historia de la filosofía I, Georg Wilhelm Friedrich Hegel. – México: FCE, 1955.

4.Ortega y Gasset J. Miseria y esplendor de la traducciñn // Textos clásicos de teoría de la traducciñn / ed. M.Á. Vega. – Madrid: Cátedra, 1994. – P. 299–308.

Л.В. Кушнина

Пермский национальный исследовательский политехнический университет

КОГНИТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ ПЕРЕВОДА

Излагаются когнитивные составляющие перевода, представляющего собой творческий синергетический процесс межъязыкового и межкультурного взаимодействия, осуществляемого в когнитивном пространстве всех участвующих субъектов переводческой коммуникации.

Ключевые слова: переводческая когниция, синергетический процесс перевода, когнитивное пространство.

1 Parece incomprensible como Ortega no supo desarrollar más su idea cuando en su famoso “Miseria y esplendor de la traducciñn” escribiñ sobre la lengua que: “Por eso la llamo seudolengua y digo que el hombre de ciencia tiene que comenzar por traducir su propio pensamiento a ella.” [4, p. 300].

12

Предметом настоящего исследования является когнитивная деятельность переводчика, рассматриваемая с позиций авторской концепции переводческого пространства.

Всовременном переводоведении различают два подхода к анализу перевода: процессуальный и деятельностный. В рамках данной статьи обратим внимание на деятельностный подход, актуальность которого обусловлена современной антропоцентрической парадигмой в лингвистике и теории перевода, признающей субъекта – автора, переводчика, реципиента – важнейшим звеном в исследовательской парадигме перевода. Мы обозначили выше ключевых субъектов переводческой деятельности, осознавая, что их круг гораздо шире: это и преподаватели перевода, и студенты-переводчики, и профессиональные переводчики, и критики перевода, и заказчики/клиенты, и многочисленные читатели и слушатели – все те, кто либо создает текст перевода, либо его анализирует, либо использует для своих личностных и профессиональных целей.

Вцентре наших рассуждений – синергетическая модель перевода, содержание и структура которой описаны в многочисленных публикациях автора [1; 2 и др.]. Здесь же подчеркнем, что перевод мы трактуем как творческий синергетический процесс, который «втягивает в свою орбиту» тексты, языки, культуры, личности. В связи с этим перевод предстает сложнейшим процессом взаимодействия всех его составляющих. Механизмом этого взаимодействия является динамика гетерогенных смыслов, которые порождаются текстом, языком, культурой, личностями. Каждый компонент взаимодействия имеет свое смысловое поле, которое становится источником определенного смысла, транспонируемого переводчиком. Мы предположили, что ядром переводческого пространства является содержание текста и формируемый в нем фактуальный смысл. На периферии расположены текстовые поля – энергетическое и фатическое, в которых порождаются и транспонируются эмотивные и культурологические смыслы. К периферии относятся также поля субъектов переводческой коммуникации – автора, переводчика, реципиента, где порождаются следующие смыслы: модальный, индивиду- ально-образный и рефлективный. Задача переводчика состоит в извлечении и трансляции этих смыслов, что сопровождается синергией и приращением новых смыслов, приемлемых в принимающей культуре. Именно решение этой задачи, по нашему мнению, протекает как когнитивный творческий процесс, который мы намерены изучить.

Когнитивные аспекты перевода являются предметом размышлений многих современных исследователей. В основе этих размышлений лежат принципы и постулаты когнитивной лингвистики.

Когнитивная лингвистика является предметом исследования отечественных ученых Н.Н. Болдырева, З.Д. Поповой, И.А. Стернина, Н.Н. Белозеровой и др. Основы когнитивной лингвистики заложили В.Д. Демьянков и Е.С. Кубрякова. Они представляют язык как когнитивный механизм, играющий роль в кодировании и трансформации информации. В центре исследований когнитивной лингвистики – ментальная репрезентация знаний с помо-

13

щью языка, участие языка в познании мира. Сам термин когниция обозначает процесс познания, отражения сознанием человека окружающей действительности. Познание, в свою очередь, тесно связано со знанием. Как отмечает в своей фундаментальной работе Ю.С. Степанов «Константы: словарь русской культуры», концепт «знание» восходит к древнеиндийским корням, обозначающим в форме существительного «глаз умственного видения», а в форме прилагательного «обладающий умственным зрением, мудрый» [3, с. 461]. В греческой культуре этот концепт выражался термином gnosis. В древнерусском языке соответствующий концепт обозначал «получение знаний посредством органов чувств, прежде всего, глаз» а корень «зна» обозначал принадлежность к высшей сфере, к мудрости, отсюда слово «знахарь» – «знающий человек, лекарь».

Важнейшими понятиями современной когнитивной лингвистики, а также когнитивного переводоведения являются концептосфера, определяемая как «упорядоченная совокупность концептов народа, информационная база мышления» [4, c. 36]; а также когнитивное пространство, трактуемое как область знаний и представлений языковой личности.

Для понимания когнитивной составляющей переводческой деятельности обратим особое внимание на ее связь с интеллектуальной деятельностью человека. Идея о связи естественного языка (ЕЯ) и естественного интеллекта (ЕИ) обсуждается в работе Н.К. Рябцевой «Язык и естественный интеллект» [5]. Как отмечает исследователь, наше представление об интеллекте существенно расширилось благодаря когнитивной психологии. Если раньше интеллект соотносили только со способностями понимать, обучаться, думать, запоминать, то когнитивные психологи включили в интеллектуальное поведение внимание, креативность, восприятие, размышление, решение задач и речь. В целом, пишет Н.К. Рябцева, интеллект рассматривается как «система обработки информации и принятия решений» [5, с. 12]. Ученый утверждает, что внутренний мир человека и интеллект представляют собой самый сложный объект изучения, но в связи с тем что формирование и проявление интеллекта происходят посредством языка, изучение языка приобретает особую ценность. В языке заложено гораздо большее количество знаний, чем в явном виде вербализовано. Поэтому невербализованные знания становятся источником сведений об интеллекте. Важным свойством языка и интеллекта является их принципиальная асимметричность: «ЕИ и порожденный им ЕЯ экономят свои усилия разнообразно, творчески и эффективно, тем самым развиваясь сами и заставляя развиваться друг друга» [5, с. 21]. Ученый приходит к выводу о том, что интеллектуальная сфера неразрывно связана с другими сферами – рациональной, эмоциональной, акциональной (поведение и деятельность), социальной, культурной, коммуникативной (включающей язык и речь).

Наша исследовательская задача состоит в установлении конгруэнтности между интеллектом человека и деятельностью переводчика, что соотносится, с одной стороны, с акциональной сферой, с другой стороны, с коммуникативной сферой, поскольку мы опираемся в своих исследованиях на ком-

14

муникативно-деятельностную парадигму перевода. Решение этой задачи позволит раскрыть некоторые закономерности когнитивной составляющей перевода.

Избрав в качестве метода анализа когнитивных аспектов перевода индуктивный путь, мы начали свое исследование с текста, на материале которого мы выявили речевые проявления интеллекта человека. В фокусе наших исследовательских интересов оказался уникальный текст «Упражнения в стиле» Р. Кено, его переводы на русский язык, а также «Новые упражнения в стиле», составленные современными российскими писателями и переводчиками Т.Б. Бонч-Осмоловской, С.Н. Фединым и художником-карикатуристом С.А. Орловым [6; 7].

В чем уникальность текста оригинала? Р. Кено использовал для своего сюжета заурядную житейскую историю, приключившуюся с пассажирами в парижском автобусе. Начальная история занимает 13 строк. Уникальность заключается в том, что история пересказана 99 раз в различных стилях, что придало ей значение литературного шедевра. Произведение Р. Кено, созданное в 1942 г., было впервые переведено с французского языка на русский в 1992 г., затем в 2001 г. В нашем распоряжении – переводы, опубликованные в России в 2009 г. Р. Кено создает своего рода энциклопедию всех известных ему и воображаемых им стилей. Свое произведение автор назвал результатом работы и развлечения. Как отмечает в предисловии к русскому изданию один из переводчиков, «Развлечением для автора, как и для читателя Кено является сложная “умственная” литература, исполненная профессиональным образом. И она же является хитроумным развлечением, шуткой – как у Льюиса Кэролла, Франсуа Рабле, Лоуренса Стерна» [6, c. 12]. Приведем заголовки некоторых историй: «Удивления», «Радуга», «Логический анализ», «Александрийский стих», «Сонет», «Вкусовое», «Обонятельное», «Осязательное», «Визуальное», «Части речи», «Портрет», «Геометрическое», «И тогда», «Ботаническое», «Медицинское» и пр.

Поясним, почему данный текст послужил материалом для эмпирического и теоретического анализа когнитивного аспекта переводческой деятельности. Во-первых, сам текст оригинала, представляющий собой изложение одной и той же идеи, одной и той же ситуации разными языковыми средствами, демонстрирует практически неисчерпаемые возможности человеческого интеллекта для передачи одного и того же смысла. И если автору удалось реализовать эти возможности, то его интеллектуальное поведение мы можем уподобить действиям переводчика, для которого внутриязыковая вариативность становится источником создания множества разнообразных текстов, отражающих его индивидуальное видение текста оригинала, его инди- видуально-образный смысл, который формируется в поле переводчика. Вовторых, наличие нескольких переводов одного и того же текста оригинала на разные языки создает широкий «веер» новых смыслов с точки зрения межкультурного взаимодействия. В-третьих, появление новых переводов одного и того же текста в рамках определенной культуры, в данном случае в русской культуре, способствует расширению сферы межкультурного взаимодействия.

15

И наконец, создание переводчиками собственных текстов по ассоциации с текстами оригинала и собственных переводов не только отражает их творческую индивидуальность, но и позволяет проанализировать глубинные когнитивные процессы, которые управляют интеллектуальной, эмоциональной, акциональной, культурной, социальной, коммуникативной видами деятельности человека.

Переходим к тексту. В качестве иллюстрации приведем историю № 1 в оригинале и переводе.

Notations

Dans l‟S, à une heure d‟affluence. Un type dans les vingt-six ans, chapeau mou avec cordon remplaçant un ruban, cou trop long comme si on luiavait tiré dessus. Les gens descendaient. Le type en question s‟iirite contre un voisin. Il lui reproche de le bousculer chaque fois qu‟il passe quelqu‟un. Ton pleurnichard qui se veut méchant. Comme il voit une place libre, se précipite dessus.

Deux heures plus tard, je le rencontre Cour de Rome, devant la gare Saint-

Lazare. Il est avec un camarade qui lui dit: “Tu devras mettre un bouton supplémentaire à ton pardessus”. Il lui montre où (à l‟échancrure) et pourquoi.

Фиксация

В S, час пик. Тип двадцати шести лет, мягкая шляпа с тесьмой вместо ленты, шея длинная, будто ее специально вытягивали. Люди сходят. Наш тип ополчается на соседа. Он упрекает того, будто б тот его толкает всякий раз, когда кто-нибудь пропускает. Тон хныкающий, желающий казаться злым. Как только видит свободное место, бросается туда.

Двумя часами позже я встречаю его на Римской площади, перед вокзалом Сен-Лазар. Он вместе с приятелем, который говорит ему: «Тебе нужна еще одна пуговица на пальто». Он показывает ему (в область выреза) и объясняет почему.

Мы выбрали для сопоставления историю № 10, озаглавленную «Радуга», в которой автор излагает ту же историю в «свете радуги».

L‟arc-en-ciel

Un jour je me trouvai sur la plate-forme d‟un autobus violet. Il y avait là un jeune home assez ridicule: cou indigo, cordelière au chapeau. Tout d‟un coup, il proteste contre un monsieur bleu. Il lui reproche notamment, d‟une voix verte, de le bousculer chaque fois qu‟il descend des gens. Cela dit, il se précipite, vers une place jaune, pour s‟y asseoir.

Deux heures plus tard, je le rencontre devant une gare orange. Il est avec un ami qui lui conseille de faire ajouter un bouton à son pardessus rouge.

Радуга Однажды в фиолетовом мареве жары я ехал в автобусе. Там был мо-

лодой человек весьма забавного вида: синюшная шея, шнурок на шляпе. Вдруг он на голубом глазу принялся катить бочку на некого господина. Он упрекал его, в частности что тот, каждый раз, когда пропускал пассажиров, толкал этого зеленого юнца. Излив душу, он заметил, что впереди зажелтело свободное место и поспешил туда.

16

Чуть позже, на закате, я снова встретил его перед окрасившимся оранжевым вокзалом. Он был вместе с другом, который советовал ему добавить пуговицу на красное пальто.

Мы привели здесь в качестве иллюстрации два примера из 99 рассказанных писателем-виртуозом. Изучение текстов переводов показало, что творчество Р. Кено послужило источником вдохновения талантливых переводчиков, которым удалось создать в своем воображении аналогичные, но далеко не тождественные образы-гештальты текста, которые действительно вписались в русскоязычную картину мира. Только в русском тексте возникли такие образы, как «фиолетовое марево жары», «синюшная шея», «на голубом глазу», «катить бочку», «зеленый юнец» и др., которых не было в тексте оригинала. Эти образы, а вместе с ними и сам перевод, мы можем признать гармоничными, так как переводчик использовал прецедентные феномены, известные носителям русского языка, что способствует успешной адаптации текста перевода к принимающей культуре.

Переводческая гармония как результат интеллектуально-эмоциональ- ной рефлексии переводчиков над авторскими смыслами позволила им перейти на новый уровень рефлексии – от межъязыкового и межкультурного (от французской лингвокультуры к русской) к внутриязыковому – к созданию самостоятельных текстов при сохранении исходного замысла автора оригинала – рассказать эту же историю в других стилях, обогатив ее другими персонажами, понятными в родном языке и родной культуре.

«Новые упражнения в стиле» – результат творческих изысканий отечественных переводчиков, вдохновленных воздействием произведения Р. Кено, которые сочинили 111 новых историй, описывающих ту же ситуацию в парижском автобусе. Приведем одну из них.

Сказочное Было ль то, не было, а только рассказывают старики, что жил за се-

мью морями, за тридевятью землями один молодой человек. Шея у него была длинная-предлинная, будто ему ее вытягивали, а шляпу, какую он носил, никто больше в том царстве-государстве не нашивал – круглая, мягкая, бечевкой кругоряд плетенная. И жил он в большом-пребольшом городе, и ездил в большом-пребольшом автобусе, где с ним вместе еще куча-мала народу ехала. И все они входили-заходили, пихались-толкались, ноги ему отдавливали. Терпел-терпел молодой человек да не вытерпел. Как закричит: «Да что же это гой-еси, люди добрые, делается! Пошто ж ты меня, мил-добр человек, толкаешь, пошто ноги мне отдавливаешь?». Тут, однако, впереди место сидячее освободилось, он к нему и бросился.

Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Два часа миновало как сон, и повстречался молодой человек со своим другом-приятелем, и дал тот ему совет дельный насчет пуговицы, как ее на пальто шить-пришивать следует.

Как видим, произошла смена ролей: переводчики выполняют роль автора, подражая его писательской манере, они создают самостоятельные произведения – микротексты, стилистическая гамма которых расширяет задуманную Р. Кено «энциклопедию стилей». Можно предположить, что русские

17

тексты «Новые упражнения в стиле» станут предметом перевода на другие языки, включая французский. Так могут появиться «Сверхновые (новейшие) упражнения в стиле», что создаст уникальный текстовый континуум как отражение уникальности человеческого интеллекта.

Проведенное исследование имело целью выявить и описать когнитивные аспекты перевода. Способом анализа этого процесса является переводческое пространство, формируемое в сознании переводчика как активной творческой языковой личности. Переводческая когниция проявляется в том, что переводчик мысленно исследует поля переводческого пространства, транспонируя его гетерогенные смыслы, которые вовлекаются в синергетический процесс внутриязыкового/межъязыкового, внутрикультурного/межкультурного взаимодействия, что приводит к порождению качественного – гармоничного перевода. Таким образом, переводческое пространство можно уподобить, с одной стороны, индивидуальному когнитивному пространству переводчика, с другой стороны, оно соотносится с когнитивным пространством всех участвующих субъектов коммуникации.

Представляется целесообразным сформулировать наше понимание перевода. Мы понимаем перевод как вид языкового, культурного, личностного взаимодействия, возникающего в переводческом пространстве текста оригинала в процессе отражения системы гетерогенных эксплицитно-имплицит- ных смыслов в сознании переводчика, что обусловливает динамику, синергию, гармонизацию смыслов; а результатом данного процесса становится такой текст перевода, который естественным образом вписывается в принимающую социокультурную среду, обеспечивая взаимопонимание коммуникантов, принадлежащих к различным лингвокультурам.

Заключая, подчеркнем, что понимание когнитивных механизмов, управляющих профессиональной деятельностью переводчика, откроет новые перспективы в когнитивной парадигме перевода.

Список литературы

1.Кушнина Л.В. Теория гармонизации: опыт когнитивного анализа переводческого пространства. – Пермь: Изд-во Перм. гос. техн. ун-та, 2009. – 196 с.

2.Введение в синергетику перевода: колл. монография / под ред. Л.В. Кушниной. – Пермь: Изд-во Перм. нац. исслед. политехн. ун-та, 2014. – 278 с.

3.Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. – М.: Академический проект, 2001. – 990 с.

4.Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. – М.: АСТ. – Восток-Запад, 2007. – 314 с.

5.Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект / РАН. Ин-т языкозна-

ния. – М.: Academia, 2005. – 640 с.

6.Бонч-Осмоловская Т.Б., Федин И.С., Орлов С.А. Занимательная риторика Раймона Кено. – М.: Книжный дом «Либроком», 2009. – 256 с.

7.Queneau R. Exercices de style. – Gallimard, 1982. – 158 p.

18

В.В. Зуева, Е.А. Зуева

Пермский государственный национальный исследовательский университет

КВОПРОСУ О ТРАНСЛЯЦИИ МЕТАФОРЫ

ВНАУЧНОМ ПЕРЕВОДЕ

Вопросы трансляции метафоры в научном тексте рассматриваются с точки зрения лингвокогнитивного подхода и типологии перевода. За основу берется принцип антропоцентризма, подчеркивается решающая роль переводческой личности при осмыслении и переводе концептов научного текста. Отмечается особая роль метафоры в создании нового знания и необходимость еѐ адекватной передачи в тексте перевода.

Ключевые слова: лингвокогнитивный подход, типология текста, научный текст, научный перевод, метафора, новое знание.

…Метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии.

Дж. Лакофф, М. Джонсон. «Метафоры, которыми мы живем»

Антропоцентрические тенденции процесса перевода нашли свое отражение в современном переводоведении. С точки зрения новой теории типологии текста (Л.М. Алексеева, Н.Л. Галеева, Л.В. Кушнина) и когнитивной лингвистики (Н.Д. Арутюнова, В.В. Бибихин, Г.И. Богин, Н.Л. Галеева, Е.С. Кубрякова и др.), перевод рассматривается как особая мыслительная деятельность по созданию текста, где главная роль в процессе перевода отводится переводчику как переводящей личности (Пермская школа перевода, Тверская школа перевода).

С позиций лингвокогнитивного подхода при переводе научного текста акцент делается на выявление и осмысление переводчиком основных концептов, т.е. максимально компрессированного знания. Особую роль играет понимание основного концепта, что означает восприятие цельности текста. В отличие от традиционной типологии перевода, которая строилась на лингвистических основаниях (Л.С. Бархударов, В.Н. Комиссаров, Я.И. Рецкер, А.Д. Швейцер), в центре современных исследований данной проблемы (Л.М. Алексеева, Л.В. Кушнина) находится конечный продукт переводческой деятельности, т.е. «текст, который, во-первых, соответствует типу исходного текста, во-вторых, отражает цель исходной коммуникации» [1, с. 5]. Более того, в принимающей культуре текст должен выполнять «коммуникативную функцию, аналогичную исходной функции» [1, с. 5]. Данный типологический взгляд на перевод предполагает, что в тексте перевода содержатся компоненты, которые нельзя вывести непосредственно из языка, а именно: композиция, жанр, тип аргументации и т.д. Перевод научного текста, игнорирующий его типологические признаки, не способен полностью передать новизну знания и логический анализ, содержащиеся в тексте оригинала, полностью воссоздать семантико-семантические параметры и присутствующие в нем модели.

19

Разные типы текста требуют от переводчика как переводящей личности владения различными компетенциями и различными методиками перевода. Так, например, в трудах Л.М. Алексеевой особое внимание уделяется принципу антропоцентризма при переводе научных текстов. В своей работе «Специфика научного перевода» Л.М. Алексеева пишет: «В настоящее время в переводоведении возникла потребность в воскрешении принципа антропоцентризма, достаточно гибкого принципа, позволяющего по-новому осмыслить предмет переводоведения. На основе принципа антропоцентризма перевод можно представить как процесс, характеризующийся высокой степенью свободы переводящей личности» [2, с. 12]. Автор трактует антропоцентричность перевода научного текста как «напряженное внимание переводчика к “чужому” тексту». При этом создание текста перевода зависит от способности переводчика понять исходный текст, его стремления «помыслить» вместе с автором, выявить концептуальную структуру исходного текста, основанную на логических отношениях, приспособиться, адаптироваться к новому знанию и адекватно передать его в тексте перевода. Таким образом, переводоведение становится не «дисциплиной знания», а «дисциплиной размышле-

ния» [3].

Согласно Л.М. Алексеевой, отличительным свойством научного текста, его доминантой является научность. Метафоричность же, наряду с интеллектуальностью, концептуальностью, конфликтностью, гипотетичностью и др. свойствами, формирует само понятие научности.

Признание метафоры в качестве естественного явления в научных текстах стало переломным моментом в изучении перевода. В рамках современной лингвистики и когнитивного аспекта ее изучения метафора стала составлять основу процесса индивидуального научного творчества, целью которого является представление новизны открываемого знания и его оязыков-

ления [4, с. 30].

Главным аспектом в переводе научного текста стало понимание авторского концепта и точное воспроизводство концепта в переводном тексте. В качестве основы концепта современные исследователи видят метафорическую модель. Поэтому если раньше задача переводчика состояла в подборе языкового соответствия, то современное переводоведение предлагает транслировать метафору в переводе научного текста посредством конструирования ее ментальной модели и транслирования составляющих этой модели. Отсюда, метафорическая модель является основной «смысловой вехой» авторского концепта в научном тексте, а ее содержание в концептуальной системе человека определяет роль метафоры как в научном творчестве, так и в переводе научного текста.

Научный текст, по Л.М. Алексеевой, «содержит метафорические модели, определяющие историю развития концепта на основе многочисленных связей с другими текстами», что влияет на стратегию перевода. Предварительное создание метафорической модели текста перевода помогает сформировать концептосферу, которая позволяет воссоздать «множественные информационные импликации в новом тексте» [2, с. 50–51].

20