2. Интерсубъективный характер повседневного знания и что из этого следует

Анализ первых конструктов обыденного мышления повсед­невной жизни мы осуществляли так, как будто этот мир явля­ется моим собственным и как будто нам дано право пренебре­гать тем, что он изначально является интерсубъективным миром культуры. Он интерсубъективен потому, что мы живем в нем как люди среди других людей, связанные с ними взаим­ным влиянием и работой, понимающие других и понимаемые ими. Это мир культуры, поскольку изначально мир повседнев­ной жизни является для нас универсумом значений, текстурой смыслов, которые мы должны интерпретировать, чтобы най­ти в нем свое место и поладить с ним. Эта текстура значений, од­нако, – и это отличает царство культуры от царства природы – возникает и институциализируется в человеческой деятельно­сти, нас самих и наших товарищей, современников и предков. Все объекты культуры – инструменты, символы, языковые сис­темы, миры искусства, социальных институтов и т.д. – самим своим происхождением и значением указывают на деятель­* См. раздел «Выбор между проектами действия».

12

13

ность человеческих существ. Поэтому мы всегда осознаем ис­торичность культуры, данной нам в традициях и обычаях. Эту историчность можно рассматривать в ее отношении к челове­ческой деятельности, осадком которой она является. По той же причине я не могу понять объект культуры без отнесения его к той форме человеческой деятельности, в которой он воз­ник. Например, я не могу понять назначения инструмента без знания цели, которой он служит, знака или символа без зна­ния того, что они замещают в голове того, кто их использует, института без понимания того, что он значит для тех, чье по­ведение он регулирует. На этом основан так называемый по­стулат субъективной интерпретации в социальных науках, ко­торый мы рассмотрим впоследствии.

Ближайшей же нашей задачей является, однако, рассмотре­ние дополнительных конструктов, возникающих в обыденном мышлении, если мы примем во внимание то, что этот мир яв­ляется не моим частным, но интерсубъективным и что, следо­вательно, мое знание о нем не является моим частным делом, но изначально интерсубъективно или социализировано. Для этой цели нужно кратко рассмотреть три аспекта проблемы социализации знания:

а) взаимность перспектив, или структурная социализация знания;

б) социальное происхождение, или генетическая социали­ зация знания;

с) социальное распределение знания.

а) Взаимность перспектив

В естественной установке здравого смысла повседневной жизни я принимаю в качестве само собой разумеющегося су­ществование наделенных разумом других людей. Из этого сле­дует, что объекты этого мира в принципе доступны их знанию, либо уже известны, либо познаваемы ими. Этот вопрос я не проблематизирую. Но я также знаю и считаю само собой разу­меющимся, что, строго говоря, «тот же самый» объект имеет несколько разные значения для меня и для кого бы то ни было еще. Причины этого кроются в том, что:

1) находясь «здесь», я расположен на ином расстоянии и воспринимаю в опыте иные типизированные стороны объек­тов, чем тот, кто находится «там». По той же причине некото­рые объекты его поля досягаемости находятся вне моего (мо­его зрения, слуха, манипулятивной сферы и т.д.) и наоборот;

2) моя и другого биографически детерминированные ситу­ации, в которых наши наличные цели и системы релевантно-стей, порожденные этими целями, возникли, различны, во всяком случае, до некоторой степени.

Обыденное мышление преодолевает различия индивиду­альных перспектив, порожденных этими двумя факторами, с помощью двух фундаментальных идеализаций:

1. идеализации взаимозаменяемости точек зрения: я считаю само собой разумеющимся – и полагаю, что другой делает то же самое, – что если нас поменять местами, так, чтобы его «здесь» стало моим, я буду на том же расстоянии от предметов и увижу их в той же системе типизаций, что и он; более того, в моей досягаемости будут те же предметы, что и в его (обрат­ное также верно);

2. идеализации соответствия систем релевантностей: пока нет свидетельств обратному, я считаю само собой разумею­щимся – и полагаю, что и другой тоже, – что различие перс­пектив, проистекающее из уникальности наших биографичес­ких ситуаций, нерелевантны наличным целям каждого из нас и что «мы» предполагаем, что каждый из нас отбирает и интер­претирует реально или потенциально общие нам объекты и их свойства одинаковым образом или, по меньшей мере, в «эмпи­рически идентичной» манере, достаточной для всех практи­ческих целей.

Очевидно, обе идеализации, т. е. взаимозаменяемости точек зрения и соответствия систем релевантностей, вместе состав­ляющие всеобщий тезис взаимности перспектив, являются ти­пизирующими конструктами, замещающими почерпнутые из личного опыта мои и другого объекты мышления. Оперируя этими конструктами обыденного мышления, можно предпо­ложить, что тот сектор мира, который я рассматриваю как нео­споримую данность, является таким же и для вас, моего ин­дивидуального другого, более того, он является таковым для «Нас». Но это «Мы» включает не только меня и вас, но «любого, кто является одним из нас», т.е. любого, чья система релеван-тностей существенно (или в достаточной степени) соответствует моей и вашей. Таким образом, всеобщий тезис взаимности пер­спектив приводит к способности постижения объектов и их аспектов, реально известных мне и потенциально известных вам, как ко всеобщему знанию. Такое знание является объек­тивным и безымянным (анонимным), т.е. дистанцировано и независимо от моего и другого определения ситуации, наших

14

15

уникальных биографических обстоятельств, реальных и потен­циальных наличных целей.

Мы должны интерпретировать термины «объекты» и «сто­роны объектов» в как можно более широком смысле, как объекты познания вообще. Тогда мы постигаем важность ин­терсубъективных мыслительных конструктов, возникающих из только что описанной структурной социализации знания, для множества важных проблем, не проанализированных выдаю­щимися представителями социальных наук достаточно глубо­ко. То, что, как мы полагаем, в общем, известно каждому, раз­деляющему с нами нашу систему релевантностей, так это способ жизни, воспринимаемый как естественный, хороший, правильный членами определенной группы²³ ; как таковой, он порождает множество рецептов того, как обращаться с веща­ми и людьми в типизированной ситуации, нравов и тому по­добного, «традиционного поведения» в веберовском смысле²⁴, самоочевидных утверждений, в истинность которых члены та­ких групп верят, несмотря на их непоследовательность²⁵, од­ним словом, представлений об «относительно естественных ас­пектах этого мира»²⁶. Все эти термины относятся к конструктам типизированного знания высокосоциализированной структу­ры, замещающим мыслительные объекты личностного знания, как мои собственные, так и другого. Однако это знание имеет свою историю, оно часть нашего «социального наследия», и это приводит нас ко второму аспекту проблемы социализации знания, к структуре его генезиса.

в) Социальное происхождение знания

Лишь небольшая часть нашего знания о мире рождается в нашем личном опыте. Большая его часть имеет социальное происхождение, передана мне моими друзьями, родителями, учителями и учителями моих учителей. Меня научили не толь­ко тому, как определять свое окружение (т.е. типичные черты относительно естественных представлений о мире, принятые в той группе, к которой я принадлежу, как непроблематизиро-ванные, но в любой момент могущие оказаться под вопросом), но также и тому, как должны создаваться типические конст­рукты в соответствии с системой релевантностей, общеприня­той в моей социальной группе. Они касаются жизненного стиля, способов контактировать с окружением, квалифицированные предписания того, как использовать типизированные средства для достижения типичных целей в типичных ситуациях. Это

типизирующие средства par exellence (по преимуществу. – Н.С.), с помощью которых социальное по происхождению знание передается в словарь и синтаксис обыденного языка. Исполь­зуемый в повседневной жизни естественный язык изначально является языком имен вещей и событий, а любому имени при­сущи типизация и обобщение, относящиеся к превалирующей в данной лингвистической группе системе релевантностей, в рамках которой оно определяется; какая вещь заслуживает присвоения отдельного имени. Донаучный естественный язык можно рассматривать как сокровищницу готовых типов и ха­рактеристик, имеющих социальное происхождение и откры­тый горизонт неисследованного содержания.

с) Социальное распределение знания

Знание социально распределено. Всеобщий тезис взаимности перспектив, без сомнения, преодолевает сложность, проистека­ющую из того, что знание, которым я уже обладаю, является лишь потенциально возможным для другого и наоборот. Но за­пасы наличного знания, которым в действительности располага­ют индивиды, различны, и повседневное мышление считается с этим. Это различие касается не только того, что знает один ин­дивид в отличие от другого, но и как они оба знают об одном и том же. Знание имеет множество степеней ясности, отчетливос­ти, точности и освоенности. Если вспомнить известный пример У. Джемса²⁷ о различии между «ознакомлением» (knowledge of acquaintance) и «знанием» (knowledge about), становится очевид­ным, что о многих вещах я имею лишь смутное представление, они лишь знакомы мне, в то время как вы располагаете знанием об этих вещах как они есть, и наоборот. Я являюсь экспертом в сравнительно небольшой области знания, и «профан» во многих других областях, равно как и вы²⁸. Любой индивидуальный запас знания в каждый момент структурирован на различные области ясности, отчетливости и точности. Эта структура возникает из превалирующих релевантностей и является биографически де­терминированной. Само знание этих различий является элемен­том обыденного опыта: я знаю, с кем и при каких обстоятель­ствах мне нужно проконсультироваться как с «компетентным» доктором или юристом. Иными словами, в повседневной жизни я конструирую типы областей осведомленности Другого, об­ласть и текстуру его знания. При этом я исхожу из предположе­ния, что он руководствуется определенной структурой релевант-ностей, воплощенной в мотивах и связанных с ними образцах

16

17

действия и даже оказывающих определяющее воздействие на его личность. Но это утверждение требует анализа конструктов здравого смысла, относящихся к пониманию других, что и яв­ляется нашей следующей задачей²⁹.