2. Две модели выхода из действительности: «Прекрасные дилетанты» и «поганая молодежь»

Кризис русского рока, разразившийся столь очевидно для всех в самом конце 80-х, вполне обозначился на идейном уровне уже в 1985 г., причем тогда уже наметились и «пост-кризисные» направления развития. Собственно, именно тогда тема смерти была заявлена впервые как возможный кандидат на то, чтобы впоследствии стать центром рок-культуры.

Итак, старшие рокеры «питерского» призыва либо (в большинстве своем) не ставили перед собой напрямую слишком далеко идущих мировоззренческих вопросов, либо (как один только Б.Г. – но он тогда едва ли не перевешивал всех остальных) попытались найти ответ в религии.

Но тогда же – около 1985 г. – следующим поколением рокеров, научившимся, наконец, говорить, была сформулирована совершенно иная жизненная позиция.

2.1. «Прекрасные дилетанты»: «Сайгон», дополненный «Академией»

С 70-х гг. в среде гуманитарной «внутренней эмиграции» было уже принято быть православным. Такое православие обычно заключалось в очень нерегулярном посещении храмов Московской патриархии при полной свободе (и огромном разнообразии) личных верований. В Питере начала 80-х это православие выработало свой стиль, вполне усвоенный Б.Г. к середине 80-х.

На Пасху, а иногда и в обычные воскресенья было принято ходить в «Академию» – домовую церковь Ленинградских Духовных Академии и Семинарии. В отличие от других храмов, здесь был гардероб, что сразу создавало более привычную для интеллигенции обстановку публичного места; хор учащихся исполнял за богослужением изысканный репертуар «духовной музыки», а главное – тогдашний состав молящихся и духовенства (преподавателей духовных школ) мог удовлетворить сразу всем разновидностям интеллигентских пристрастий¹⁷. В то же время ходить в «Академию» было и легкой фрондой – верным доказательством, что тебе «наплевать на КГБ». В этом, и не только в этом, смысле «Академия» была важным дополнением к «Сайгону»¹⁸: и там, и там каждый сантиметр территории «простреливался» КГБ, а «аудитория» обоих заведений заметно пересекалась. «Поэты» – старшие по отношению к «рокерам» – давно уже протоптали дорожку из «Сайгона» в «Академию» и обратно. Гребенщиков стал появляться в «Академии» в середине 80-х или чуть-чуть раньше, успев застать последние годы этого оазиса «православия с человеческим лицом». Для понимания религиозных мотивов его творчества соответствующего периода нужно представлять себе это православие, заключенное в двух километрах между «Сайгоном» и «Академией». Для любого творческого человека оно было настоящим украшением жизни и приобщением к великой традиции – не столько древнерусской или византийской, сколько русской культуры «серебряного века», когда среди гуманитарной интеллигенции была реабилитирована религиозность, отвергнутая было разночинцами XIX в.

Таков был культурный фон, на котором были написаны песни Б.Г. середины 80-х, содержащие весьма прямолинейные отсылки к тому, что он считал православием. Припев одного из его тогдашних «хитов» гласил:

Возьми меня к реке,

Положи меня в воду;

Учи меня искусству быть смирным,

Возьми меня к реке.

(Искусство быть смирным, «Радио Африка», 1983)

Эта загадочная для большинства поклонников и журналистов фраза была, конечно, вполне прозрачной аллюзией на крещение и на смирение.

Еще один, не менее популярный «хит» на ту же тему заканчивался словами:

Наши руки привыкли к пластмассе,

Наши руки боятся держать серебро;

Но кто сказал, что мы не можем стать чище?

Кто сказал, что мы не можем стать чище?

Закрыв глаза, я прошу воду:

«Вода, очисти нас еще один раз»;

Закрыв глаза, я прошу воду:

«Вода, очисти нас еще один раз»;

Закрыв глаза, я прошу воду: «Вода, очисти нас...»

(Жажда, «Дети декабря», 1985)

Последние слова («Вода, очисти нас...» и т. д.) скандируются на фоне записи церковного хора – трудно разобрать слова, но, кажется, поют «Богородице Дево, радуйся» какого-то известного русского композитора XIX в., из тех, что превращали богослужение в полуторачасовой концерт оперной музыки.

Как мы уже упомянули, такое околосайгоновское православие не спасло первый «Аквариум» от смерти, а Б.Г. – от творческого кризиса, из которого он, впрочем, вышел, но уже с другими религиозными преференциями.

Собственное резюме этого периода жизни звучало у Б.Г., в общих чертах, так:

Вот так и вся наша жизнь – то Секам, а то Пал;

То во поле кранты, то в головах Спас.

Вышел, чтоб идти к началу начал,

Но выпил и упал – вот и весь сказ…

(Бурлак, «Русский альбом», 1991)

Круг замкнулся: в самом начале «Аквариума» самоощущение было весьма похожим:

Мы знаем новый танец, но у нас нет ног;

Мы шли на новый фильм, кто-то выключил ток;

Ты встретил здесь тех, кто несчастней тебя;

Того ли ты ждал, того ли ты ждал?..

(Прекрасный дилетант, «Электричество», 1981)

За десять лет, прошедшие после провозглашения этого кредо «Прекрасного дилетанта» до 1991 г. (года «Русского альбома», которым открывается новый «Аквариум» 90-х гг.), Б.Г. ему изменил – став профессионалом – очень во многом, но только не в отношении к вопросам веры. Душевные порывы в разные стороны с тех пор все более расширяли и прореживали религиозные представления, наполнявшие мир его песен...

«Сайгоновское» православие 80-х не имело продолжения в питерском роке 90-х, да и вообще никого особенно не вдохновило¹⁹. Оно, впрочем, стало объектом саморефлексии рок-культуры.

Устами Умки и, что нам сейчас особенно дорого, литературоведа Анны Герасимовой (в культурных мирах сосуществующих параллельно, но пересекающихся в одном индивидууме из мира физического) жизненная позиция «прекрасного дилетанта» была сформулирована с той трезвостью, которая дается лишь опытному взгляду со стороны.

Все скрытые цитаты легко узнаваемы: тут вам и вода, и состояние, когда «нет ног», чтобы встать с места, и даже есть самый религиозный мотив – «вышел, чтоб идти к началу начал»:

...Времени нет, пространство забыло нас

Ты сидишь на жизни и видишь не дальше своих закрытых глаз

Движение – все

Конечная цель – ничто

О как же им слабо

Опять заставить нас играть

В своё лото

Времени нет, пространство забыло нас

Ты хочешь дойти до дабла²⁰, но застреваешь на счете «раз»

Движения нет

Конечная цель нигде

Мы ждем того, кто возьмет нас за ручку

И отведёт нас

К чистой воде…

(Играть в свое лото, «Компакт», 1998)

Итак, преодоление времени и места – задача, вставшая перед рок-культурой начала 80-х, – совершилось и завершилось закономерным финалом: «Мы ждем того, кто возьмет нас за ручку...», потому что застряли на счете «раз».

Это означало, что эксперимент с религией в русской рок-культуре провалился. Других мировоззренческих экспериментов сравнимого масштаба в тогдашнем питерском роке не ставилось.

Рок-культура, оставленная к 1990-91 гг. Майком и «Аквариумом» (а также и Цоем, Башлачевым...), напоминала автомобиль без горючего: в отношении культурном она уже состоялась, в отношении идейном – осталась без работоспособных идей: те, что были раньше, все были переработаны. Дилетанты, даже «прекрасные», уже не были в состоянии заставить этот автомобиль двигаться дальше²¹.