Malamud_Sh_-_Ispech_mir_Ritual_i_mysl_v_drevney_Indii__Issledovania_po_folkloru_i_mifologii_Vostoka_-_2005

крайней мере в той степени, в какой оно предполагает существование получателя приношения, отличающегося от самого жертвующего: на самом же деле санньясин помещает жертвенные огни внутрь себя и приносит жертву атману (БаудхДхС II 18, 9 и 10)48.

Сведениями, которые мы до сих пор анализировали, нас снабжали прежде всего тексты Смрити. Но тексты Шрути тоже предлагают множество отрывков, из которых становится ясно, какую важную роль в механизме дхармы играли остатки пищи. Не пытаясь дать обзор ве­ дийских предписаний, предлагающих множество впечатляющих фак­ тов, мы сосредоточимся на небольшой группе этиологических мифов и притч.

Рассмотрим сначала рассказ о рождении Адитьев. Ведийские тексты предлагают разные версии этого события, позволяющие тем не менее выделить некую общую схему49: Богиня Адити желает иметь сыновей. Она готовит кашу для Садхьев, «являющихся богами прежде богов», и ест остатки (ucchesana — сказано в ТС VI 5, 6 и ТБ I 1, 9; ucchista — вГопБ12, 15; ufisista — в MCI 6, 12).

И так много раз. После каждого из таких подношений у нее рожда­ лись сыновья: это были Адитьи. Но однажды, когда ей пришло в голо­ ву поесть первой, процесс разладился: она произвела на свет мертвое яйцо, Мартанду (Mârtânda), бесформенную массу плоти (по версии ШБ III 1, 3, 3). Ей пришлось призвать Адитьев, своих сыновей, которые согласились дать этому выкидышу жизнь и форму и признать его рав­ ным себе, но при условии, что его потомки будут приносить им жерт­ вы. Спасенный Мартанда становится Адитьей по имени Вивасвант, а его потомство — человеческим родом. Урок, извлеченный из этого мифа, касается использования остатков в том, что может считаться отправной точкой ритуального цикла, — в установлении жертвенных огней, агнъяадхея, (agnyâdheya)50. (Такое использование мифа проде-

остатком яджни: аскет делится своей едой из сострадания. Бхутами, о которых здесь идет речь, если верить комментарию Говиндасвамина, являются птицы и рептилии, т.е. это не те бхуты, в честь которых домохозяин должен совершать одну из пяти еже­ дневных махаяджнь.

489: рапса va ete 'gnaya âtmasthâh; 10: âtmany eva juhoti, «Пять огней поистине рас­ полагаются внутри „я" [санньясина]; именно внутрь „я" он и совершает подношение». Точно так же как жертвоприношение в собственном смысле слова, и другие ритуаль­ ные церемонии переносятся санньясцном во внутренний план. По примеру ученика, который подносит своему учителю пищу, собранную им в виде милостыни, санньясин подносит свою пищу брахману (среднего рода): atha bhaiksâd upâvrttah... brahmane nivedayate (БаудхДхС II 18, 7).

49См.: Леви 1966: 62 и ел.

50См.: Дандекар 1958:1, 16 и ел.

50 Наблюдения над понятием «остаток» в брахманизме

монстрировано в ТБ 11, 9, 4: здесь не говорится о проступке, вызвав­ шем к жизни Мартанду: восемь Адитьев пара за парой рождаются через одинаковые промежутки времени из остатков брахмауданы (brahmaudana)*, которую их мать Адити надлежащим образом четы­ рехкратно подносит Садхьям.) «Тем, что остается от аджъи**, [как только жрецы ритвидж, rtvij, поели], смазывают поленья, которые подкладывают [в огонь]. Поистине, Адити зачала от остатков»51. И эта конкретная фраза обряда призвана обеспечить потомство жертвовате­ лю. «Вот почему, — поясняет Саяна, — тот, кто хочет иметь потомст­ во, готовит брахмаудану. Этим способом он испускает сперму, произ­ водящую сыновей»52. (PC известно существительное sésas в смыс­ ле «потомство»53. Это, как сказано в «Нирукте» (III 2), апатъянама (apatyanâma), или имя потомства, объясняемое следующим образом: «Потомство — это то, что остается от умершего человека»54.)

Чтобы объяснить, почему за агнихотрой следует жертвопроношение новой луны, ТС (II 5, 3, 4 и ел.) напоминает историю об Индре, который после убийства демона Вритры легко восстанавливает силы благодаря простокваше (dadhi), приготовленной для него зверями по распоряжению Праджапати. Но существует множество способов сквашивания молока. В зависимости от используемых ингредиентов можно достичь результата, который подойдет одному божеству боль­ ше, чем другому. Индре подходит молоко, сквашенное путем добавле­ ния закваски (казеина). Таким образом, остатки агнихотры скваши­ вают, как сказано, ради непрерывности жертвоприношения55.

Здесь уместно процитировать немного загадочный, но знаменитый отрывок из «Чхандогья-упанишады» (110, 1-7): «Среди куру, которых побило градом (?), были Ушасти Чакраяна и его жена Атики, жившие в деревне богача. Он попросил милостыню у богача, евшего горох. Тот ответил ему: „Здесь только тот, что оставили для меня". Ушасти отве­ тил: „Дай мне его". Тот ему дал и сказал: „А теперь попей". На что Ушасти возразил: „Это означало бы выпить остаток" (т.е. совершить нечистое действие). — „Но горох — разве он не был тоже остатком?" — „Если бы я его не съел, то умер бы от голода. Если же я попью, то это будет ради удовольствия". Поев, он понес то, что оставалось, своей

*Брахмаудана — блюдо из вареного риса, предназначенное исключительно для брахманов. — Примеч. пер.

**Аджья (âjya) или ги — топленое масло. — Примеч. пер.

51yâd ajyam ucchisyate / téna samidho 'bhyajyadadhâti / ucchésanâd va âditï réto 'dhatta.

52tasmâd âdhitsur brahmaudanam pacet / tena putrotpâdakam reta eva dadhâti.

53PC VII 4, 7.

54sesa ity apatyanâma / sisyate prayatah.

55agnihotrôcchesanamabhy a tanakti yajnâsya sâmtatyai.

жене. А у той уже было, что поесть. Она взяла [то, что он принес], и отложила в сторону. На следующее утро, поднявшись, Ушасти ска­ зал: „Если бы у нас было немного пищи, мы могли бы заработать де­ нег. Некий царь собирается совершить жертвоприношение, он мог бы избрать меня для исполнения всех жреческих функций". Его жена ответила: „Что же, господин, есть же горох". Он съел его и отправился на то жертвоприношение, которое было подготовлено...»56 (перевод Э. Сенара).

Если мы не будем слишком углубляться в этот текст, то можно выделить в нем две части, каждая из которых по-разному высвечивает понятие «пищевой остаток». Первая часть просто формулирует и иллюстрирует примером предписание, относящееся к ападдхарме (âpaddharma) — дхарме для ситуаций крайней опасности: в период неурожая брахману позволено питаться остатками пищи богача (ве­ роятно, небрахмана); лучше совершить осквернение, съев остатки, чем умереть от голода, или, скорее, поскольку такова альтернатива, эти остатки не будут настоящими носителями нечистоты. Но брахман будет осквернен, если он примет из рук богача воду, которую тот ему предлагает впридачу к еде, поскольку у него несомненно есть возмож­ ность найти воду в другом Жесте — там, где она не будет остатком, и утолить свою жажду. В отношении воды он не находится в крайней ситуации57. Вторая же часть представляет собой притчу. Речь идет не о чужих остатках, относительно которых могут возникнуть сомнения, являются ли они оскверняющими, а об излишках собственной трапе­ зы— атшиегиа (atisesa). Брахман приносит их своей жене, которая, вместо того чтобы съесть, откладывает их в сторону. И когда выяс­ няется, что немного пищи поможет ему заработать деньги, эти отло­ женные остатки приходятся кстати. Что это — провизия для путеше­ ствия? Нет, поскольку брахман съедает их прежде, чем отправиться в путь. Все происходит таким образом, как если бы поедание таких остатков (а съеденная пища является остатком остатков) было усло­ вием, которое брахман должен соблюсти, для того чтобы выполнять свои специфические функции — жреческую службу.

Факты, которые мы до сих пор рассматривали, позволили нам уви­ деть, что остатки пищи, ни в коей мере не являясь завершающим

56 ...etesâm me dehîti hovâca / tan asmai pradadau / hantânupânam iti / ucchistam vai me pïtam syâd iti hovâca / na svid ete 'py ucchistâ iti / na va ajïvisyam imân akhadann iti hovâca kâmo ma udapânam iti...

"Именно к этому сводится комментарий Шанкары, который в том, что касается продолжения рассказа, содержит лишь парафраз. То же самое и в его комментарии к «Веданта-сутре» (III 4, 28, in fine).

моментом в ритуальных и социальных процессах, в которых они по­ являются, выступают, напротив, отправной точкой последующей дея­ тельности, источником ее возобновления58. Но эта концепция остатка не ограничивается лишь сферой питания.

Еще более отчетливо и явственно она раскрывается в эпических и пуранических космогониях: как раз потому, что они не являются абсолютными творениями, а лишь новыми развертываниями, следую­ щими за поглощением (pralaya), которое отмечает окончание каждо­ го космического периода (kalpa). Как в архаической истории пото­ па, изложенной «Шатапатха-брахманой» (I 8, 1, 6) мы видим Ману на небольшом клочке суши, окруженном со всех сторон водой, — един­ ственного выжившего (букв, «оставшегося»59.—Примеч. пер.), кому суждено стать источником последующего творения, точно так же постведийская мифология содержит повторяющуюся историю о все­ объемлющем растворении в каждую калъпанту (конец кальпы), остав­ ляющем после себя остаток — змея Шешу. Активный остаток: змей по имени «Остаток», который поддерживает землю своими бесчис­ ленными кольцами между двумя пралаями, а во время самой пролай — спящего Вишну, обеспечивая тем самым восстановление космоса60. Неслучайно среди братьев Шеши фигурирует нага Такшака (другое имя Вишвакармана, вселенского плотника). Именно из-за Шеши кос­ мическая история и является сансарой.

58Применительно к приносимой в жертву субстанции необходимо, как нам кажет­ ся, провести различие между остатком в собственном смысле слова, который остается, как только заканчивается основное жертвоприношение (или определенная его фаза),

итем, что может проявляться как непредвиденный избыток в ходе приготовления этой субстанции. Так, в обряде, описанном в ТБIII7, 2,1, когда молоко, которое вскипяти­ ли для агнихотры, переливается через край, т.е. «сбегает» (vi-syand), оно становится непригодным для жертвоприношения: жертвователь должен собрать его и выплеснуть в какой-нибудь муравейник (valmïkavapâ). Хестерман (1957: 19) несомненно прав, когда видит в этом процедуру, предназначенную для передачи освобожденной таким образом энергии ритуала: проводя ее через муравейник (являющийся ухом, привилеги­ рованным отверстием земли), жертвователь направляет ее к источникам плодородия

иизобилия. Но в этом случае необходимо помнить, что мы имеем дело с восстанови­ тельным ритуалом: сбившаяся с пути жертвенная материя, которую яджамана (жерт­ вующий.— Примеч. пер.) пытается вновь взять под свой контроль, является остатком вследствие некоего несчастного случая, делающего непригодной к использованию всю массу целиком, а не только ее избыток, visyanna. Ucchista и sesa, исследованные на­ ми,— это остатки, появляющиеся нормальным способом в правильно протекающем процессе жертвоприношения.

59mânur ékah pârisisise.

60Об отношениях Шеши и Вишну см. ссылки: Хопкинс 1879: 24 и ел., а также Гонда 1954: 151 и ел.

А что верно для космической сансары, верно и для индивидуаль­ ных судеб. Что является мотором перерождений? То, что в одной инди­ видуальной жизни благие и дурные действия не уравновешиваются и не уничтожают друг друга, а остается некий избыток тех или других. Точнее, благая жизнь (т.е. характеризуемая большим количеством бла­ гой кармы) приводит к пребыванию на небесах, где в течение некото­ рого времени можно вкушать плоды своих благих действий в форме небесного блаженства. Но все плоды не исчерпываются. Остается не­ растраченный остаток, анушая (anusaya), который, как только закон­ чится этот переходный период чистого потребления, определит новое рождение, разумеется, в хороших условиях. В ходе этого нового рож­ дения человек будет не только испытывать разнообразные удовольст­ вия, но и совершать действия, т.е. накапливать новую карму, которая, в свою очередь, принесет свои плоды и создаст новый остаток и т.д. Тот же механизм действует и в том случае, когда в жизни доминирует дурная карма.

Понятие остатка играет, стало быть, фундаментальную роль в по­ стоянном запуске в действие механизма кармы. Это понятие принад­ лежит брахманизму в целом, а не только философским спекуляциям, о чем свидетельствует АпДхС II 2, 2-3 и 5-6: «Когда члены всех варн радеют о собственной дхарме, они познают высшее и безграничное счастье. После этого (т.е. после того, как они испытали это счастье на небесах), они возвращаются [в этот мир] по причине [неиспользован­ ного] остатка плода этих действий (karmaphalasesa) и обретают рож­ дение в касте, [соответствующей их заслугам, так же как обретают] красоту, [приятный] цвет кожи, силу, ум, мудрость, богатство [и ра­ дость] от следования собственной дхарме. Так они вращаются в бла­ женстве двух миров, подобно колесу... Тем же самым способом объяс­ няется созревание плодов преступлений. Похититель [золота], убийца брахмана после переживания в течение бесконечного времени адских мук в другом мире перерождается в облике чандалы, если он был брахманом, паулкасы, если он был кшатрием, и войны, если он был

вайшьей»61.

sarvavarnânâm svadharmânusthâne param aparimitam sukham / tatah parivrttau karmaphalasesena jâtim rupam varnam balam medhâm prajnâm dravyâni dharmânusthânam iti pratipadyate tac cakravad ubhayor lokayoh sukha eva vartate... / etena dosaphalavrddhir

uktâ / stenô bhisasto brâhmano râjanyo vaisyo va parasmiml loké parimite niraye vrtte jâyate cândâlo brahmanah paulkaso râjanyo vaino vaisyah. Похожее изложение в ГауДхС XI29-30. Эта доктрина упоминается и в «Мегхадуте» (I 30) поэтом, который хочет дать представление о красоте города Уджджайини: svalpïbhûte sucaritapahale svarginâm gâm gatânâm / sesaih punyair hrtam iva divah kântimat khandam ekam, «Когда плод их благих действий истощается, жители рая уносят с собой, благодаря остатку своих заслуг, прекрасный фрагмент неба — так говорят...».

54 Наблюдения над понятием «остаток» в брахманизме

Остаток прикреплен к душе индивида, даже когда индивид претер­ певает существования (в виде божества или животного), в ходе кото­ рых не накапливает никакой кармы. Так объясняется, почему земное существование, даже если оно носит чисто пассивный характер, т.е. в его ходе лишь пожинаются плоды прошлой кармы, может и не быть последним62. Способ, которым смерть выбирает среди карм только что закончившейся жизни те, которые произведут свой результат в поту­ стороннем мире немедленно — в форме страдания или радости, а так­ же состав и действие анушая вызывают длинную дискуссию в коммен­ тарии Шанкары к «Веданта-сутре» (III1, 8)63. Аналогичная озабочен­ ность обнаруживается и в йоге 4, в которой анушая — это не то, что остается в результате пребывания в ином мире, а остаток после нейт­ рализации благоприятной кармы посредством дурной и поглощения второстепенной кармы посредством первостепенной.

Так что стремление достичь освобождения, будь то через обрете­ ние знания (видъя), или с помощью практик йоги, или через аске­ зу саннъясина, сводится к усилию по уничтожению остатка кармы. В частности, санньясин — который, как мы видели, уклоняется от сис­ темы пищевых остатков, так как ставит себя вне социальных и ритуаль­ ных обменов, — пытается избежать влияния остатка кармических дей­ ствий, поскольку его цель избавиться от сансары.

Но даршаны, нацеленные на спасение (т.е. те, которые устанавли­ вают необходимую связь межДу кармой и перерождением и считают целью человека уничтожение кармы для того, чтобы извлечь себя из цепочки перерождений), не единственные, кто ставит ударение на по­ нятии остатка действия. Каков в действительности способ воздейст­ вия жертвоприношения на судьбу жертвующего для пурвамимансы, высшей целью которой явлется не мокша, а небеса, и которая делает из правильно совершенного ведийского ритуала средство их достиже­ ния par excellence? Жертвоприношение, если оно состоит в разруше­ нии жертвенной субстанции с помощью огня, самоуничтожается в тот самый момент, когда этот процесс завершается. Эта подверженная раз-

62См.: Рену, Фильоза 1947: 558.

63krtâtyaye 'nusayavàn drstasmrtibhyâm yathetam anevam ca, «Когда то, что было совершено, исчерпано, [душа спускается в этот мир] с остатком, в соответствии с Откро­ вением и Традицией, так же как она совершила это путешествие туда [в другой мир], но не тем же способом». А вот как Шанкара определяет анушаю: âmusmikaphale

karmajâte upabhukte 'vasistam aihikaphalam karmântarajâtam anusayas tadvanto 'varohantiti,

«Когда плод, свойственный тому миру, произведенный кармой, был исчерпан, то то, что остается, что производит другие кармы и предназначено принести плод в этом ми­ ре, есть анушая. Именно с этой анушаей и спускаются».

64 Ср.: Патанджали. Йога-сутра (И 12-13).

рушению причина тем не менее определеляет появление отдаленно­ го последствия, каковым являются небеса. От нее сохраняется след, апурва (apurva), «особая предрасположенность, оставленная ритуалом, осуществляемым в настоящее время, относительно которой предпола­ гается, что она произведет свой результат позже» 5. Согласно миман­ се, жертвующий имеет дело с остатками жертвоприношения двумя способами: он потребляет остатки дравъи (жертвенной субстанции); он испытывает воздействие другого остатка, каковым является апурва, наделяющая его способностью после смерти достичь небес.

Теперь нам следует упомянуть особую ситуацию, в которой оста­ ток задают заранее и как бы вычисляют причину, исходя из следствия, или, точнее, из препятствия, которое мешает следствию полностью реализовать причину. Эта ситуация представлена в трактатах по архи­ тектуре. Идет ли речь об ориентации в пространстве, определении ширины, длины, периметра храма или о дне недели или месяца и т.п., когда лучше предпринять его строительство, проблема неизменно при­ нимает следующую форму: учитывая ту или иную тешу (остаток), ка­ ковыми надлежит быть элементам тетина (того, с чем производилась операция, приведшая к данному остатку)? Возьмем, к примеру, ориен­ тацию строения в пространстве. Существует восемь сторон света, пе­ речисляемых от 0 до 7 с востока (0) через юго-восток (1), юг (2), югозапад (3)... до северо-востока (7) в направлении, в котором осуществ­ ляется ритуальный обход святыни — прадактина (pradaksinâ). Шири­ на храма должна измеряться числом, которое, будучи умноженным на 3 и поделенным на 8 (число сторон света), дает остаток, соответст­ вующий порядковому номеру искомого направления. Примечательно, что этот остаток называется йони (yoni) — «маткой». По крайней мере шесть «остатков» (длина, ширина и т.п.) тоже подлежат такому пред­ варительному определению; они же, в свою очередь, определяют вели­ чины, которыми измеряют размеры храма и которые конституируют делимое66.

Ср.: Биардо 1964: 221, примеч. 1. Автор справедливо привлекает внимание (с. 91 и ел.) к тому, что в жертвоприношении именно апурва является единственным реально созданным элементом: небеса предсуществуют по отношению к ритуалу так же, как и жертвенная субстанция (дравья), которая, кроме того, подвергается в ритуале уничтоже­ нию. Само слово апурва, «не существовавшее раньше... означает появление радикально нового фактора, который невозможно предвидеть ни в действии, производящем его, ни в субстанциях, служащих этому действию, если не учитывать то, чему нас учат на сей счет Шрути». Единственный сотворенный элемент, остаток жертвоприношения, каковым является апурва, выступает также и единственным творящим элементом.

66Эти шесть «остатков», называющиеся соответственно âya, vyaya, rksa, yoni, tithi

иvara, составляют sadvarga. К этому можно добавить два других: âyu и jâti. Ср.:

56 Наблюдения над понятием «остаток» в брахманизме

Если пищевые остатки не помещены в иерархический процесс жертвоприношения, то они являются объектом отвращения; когда же они выступают как остатки яджни, то становятся пищей съедобной par excellence и играют существенную роль в поддержании непрерыв­ ности дхармы. Рассматриваемый в перспективе «секулярной» рели­ гии*, остаток действий сам по себе обеспечивает продолжение индиви­ дуального существования: индивид может рассчитывать на достижение небес или же на ряд благоприятных перерождений; рассматриваемый в перспективе мокши, он является препятствием по определению. Понятие «остатка» занимает важное место во множестве доктрин, со­ держание которых более или менее эксплицитно. Кроме того, это по­ нятие играет роль интеллектуальной схемы, к которой постоянно при­ бегает брахманистская мысль. Согласно этой схеме, масса вещества или масса действий обычно не потребляется нормальным способом или не поглощается полностью; операции, с помощью которых с ней что-то делают, не приводят к исчерпывающему результату: остается остаток, неоднозначный, но отличающийся одной постоянной чер­ той — он не инертен, а активен. Именно потому, что поэт «Атхарвасамхиты» (АС XI 7) отдает себе отчет в значении этого понятия и в вездесущности этой схемы, он воспевает уччхишта61. Мы не видим смысла в том, чтобы вслед за Китом68 усматривать в этих стихах «жалкую теософскую игру» или «псевдотеософию», сопоставимую с той, что «поднимает до ранга высшей силы ложки, амулеты... кашу жреца...», некое механическое и монотонное возбуждение, которое побуждало бы ригии прославлять все без различия ингредиенты жерт­ воприношения. Мы также не согласны, вслед за Дойссеном69, видеть в этом «знак почитания по отношению к трансцендентальному миру, к тому, что „остается", когда мысль уничтожила вселенную явлений» °.

Ачарья 1946 s.v. См. также: Фольвазен 1968: 49; данные, содержащиеся в этой работе, в основном соответствуют тому, что можно прочитать в книге С. Крамриш (1946: 37 и ел.), но имеется множество расхождений в деталях, соответствующих расхождениям, которые можно констатировать у индийских авторов. См.: Даженс 1970: 112 и ел.

* «Секулярной» религией назвала брахманизм Мадлен Биардо. — Примеч. пер.

67Сандхи uchista, получающиеся из слова ut-sista вместо правильной формы ucchista, содержится во многих рукописях «Атхарваведы». Такое сандхи признано орфографической традицией, связанной с этим текстом. Ср.: Рену 1952: 96 и ел.

68См.: Кит 1925: 445.

69Дойссен1894:305исл.

70Ср. EVPI: 100 и ел. Эту цитату мы приводим здесь. Рену замечает (там же), что

врефрене этого гимна uchista «не только инертное пребывание. Это отправная точка...». Об этом же гимне и о том, что он связан со «стансами полноты» (БАУ V 1, 1), ср. также: Руегг 1969: 336 и ел. Наконец, детальный и обширный анализ см.: Гонда 1968: 300-336.

Этот гимн следует принимать за то, чем он в действительности являет­ ся: за размышление о жертвенном «остатке» в качестве символа остат­ ка как такового, со всеми противоречивыми коннотациями, которые найдет для него постведийский брахманизм и которые здесь предвос­ хищаются.

1.ûchiste nama rupâm côchiste lokâ ahitah

ûchista indras câgnis ca visvam antâh samahitam...

3.sârm ûchiste âsams cobhaû mrtûr vajah prajapatih...

25.prânâpânaû câksuh srôtram âksitis ca ksitis ca ya ûchistâj jajnire sârve divi deva divisritah.

«На остатке основаны имя и форма, на остатке основан мир. В остатке Индра и Агни, все сосредоточено... Бытие и небытие, оба пребывают в остатке, смерть, сила, Праджапати... Живительное дыха­ ние, вдыхаемое и выдыхаемое, зрение, слух, неразрушаемость вещей, разрушаемость: из остатка рождаются все боги, которые на небесах, чья обитель — небеса».

2 ИСПЕЧЬ МИР

Праджапати подумал: если я добавлю это таким, какое оно есть, к моему существу, то стану смертным остовом, не освобожден­ ным от зла. Так приготовлю-ка я это на огне. Он приготовил это на огне. Он сделал это [пищей] бессмертия. Постине, приношение становится [пищей] бессмертия, когда его готовят на огне. Вот почему обжигают кир­ пичи. Так их делают бессмертными.

ШБ VI 2, 1,9

Метафора — это неудачно связанный калам­ бур. Я стягиваю узел до тех пор, пока палец не перестает чувствовать его на веревке.

ЖанКокто. Эссе об окольной критике

В «Шатапатха-брахмане» (XI 5, 7,1) читаем: «Теперь — похвальное слово индивидуальной рецитации Веды. Индивидуальная рецитация и обучение служат брахману источником радости. Он обретает при­ сутствие духа, становится независимым и день за днем умножает бо­ гатства. Он прекрасно спит. Он лучший целитель самого себя. Он вла­ деет чувствами, способностью извлекать радость из одной-единст- венной вещи, развитием своего ума, славой, выпеканием мира. Его ум, развиваясь, определяет четыре обязанности брахмана: происхождение из брахманского рода, поведение, приличествующее его положению, славу, выпекание мира. И, выпекаясь, мир использует брахмана, со­ блюдая по отношению к нему четыре обязанности: уважение, дары, неподавление, неуязвимость»1.

1 âthâtah svâdhyâyaprasamsa / priyé svâdhyâyapravacané bhavato yuktâmanâ bhavaty âparadhïnô 'harahar ârthânt sâdhayate sukhâm svapiti paramacikitsakâ âtmâno bhavatïndriyasamyamâs caikârâmâtâ ca prajnâvrddhir yâso lokapaktih prajrïa vârdhamânâ catûro dhârmân brâhmanâm abhinispâdayati brâhmanyam pratirûpacaryâm yâso lokapaktim lokâh pâcyamânas catûrbhir dhârmair brâhmanâm bhunakty arcâyâ ca dânena câjyeyâtayâ câvadhyâtayâ ca.

Сва-адхьяя (svâdhyâya) — это осуществляемая в одиночестве, «про себя», рецита­ ция ведийских текстов. Она составляет основную часть одного из ежедневных ритуалов — брахмаяджни. Рецитирующий «про себя» — сам себе лекарь, говорит комментатор Саяна, ибо снадобья, подобные растениям и т.п., лечат лишь хвори желудка, головы и т.п., тогда как рассудительный муж с помощью сва-адхьяи отдаляет боль атмана, пред­ ставляющую собой повторяющуюся смерть (punarmrtyu).