Автор панегирика второму имаму констатировал: «Правление имама Хамзата закончилось. Во всей своей прежней мощи вновь засверкало мерзкое обычное право. На все, однако, Божья воля!» [Геничутлинский, 1992, с. 71].

5.3.1. Революционеры (продолжение)

Наиболее яркой личностью в плеяде политических деятелей Кавказа первой половины XIX в. являлся Шамиль, который добился наивысших результатов в обретении власти. «Чтобы вполне судить его достоинства, — писал близко знавший Шамиля современник, — то довольно взглянуть на то, что весь Дагестан признавал его власть и был покорный ему столько лет, несмотря на то, что Шамиль был такой же узден, как и все, и Гимры (родной аул Шамиля. — Ю. К.) не имели никакого значения между прочими селениями Дагестана» [Гаджи-Али, 1995, с. 28]. Я не буду излагать биографию этого человека (о котором написано очень много), интереснее рассмотреть вопрос о личных качествах третьего имама и использованных им средствах для достижения и удержания власти.

Шамиль был глубоко верующим человеком. Причем допустимо считать, что его утверждавшейся в юношеские годы вере способствовали врожденные духовная твердость и честолюбие. Последними был обусловлен поступок с отцом, когда, доведенный до отчаяния насмешками односельчан в адрес отцапьяницы, юный Шамиль лишь угрозой собственной смерти вынудил родителя отказаться от пагубной привычки [Дроздов, 1899, с. 252]. Будучи от природы способным учеником, Шамиль получил образование и религиозные знания у лучших знатоков ислама Дагестана той поры.

Однако склонность к духовным знаниям и рано сформировавшаяся убежденность в предначертанности будущей судьбы не отстранили юношу от сверстников, в основной массе своей живших по заведенным предками порядкам. Для местной среды большое значение имело то, что будущий имам не просто отличался храбростью, мужественностью и решительностью, но был «хорошим наездником, стрелком, пловцом, борцом, бегуном, одним словом, никто не мог состязаться с ним [Гаджи-Али, 1995, с. 29]. Заслуживает внимания первый прецедент, в глазах суеверного народа указавший на обладание Шамилем «сверхъестественной силой, с помощью которой он мог творить почти чудеса». Однажды юный Шамиль с разбегу «взлетел» на огромный гладкий валун, до тех пор остававшийся никем не покоренным [Дроздов, 1899, с. 253]. Здесь впервые проявилась харизматичность фигуры Шамиля, которая в дальнейшем обретала дополнительное содержание. Приобщенность же Шамиля к традиции мужских союзов сказалась, в частности, в том, что первоначально его власть признали только койсубулинцы (с их устоявшейся традицией мужских союзов), с мюридами, из среды которых он вводил новые порядки [Гаджи-Али, 1995, с. 29]. Они были не только его земляками, но и людьми одного социального опыта. Использование Шамилем организационных принципов данного социального

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

института усматривается и в созданных им позднее отрядах избранных мюридов муртазеков, о которых говорилось в предыдущей главе 19.

Во время боевых действий Шамиль часто сам возглавлял отряды горцев, и его личная отвага на поле брани и его голос заставляли отступавшие войска одерживать победы [Волконский, 1880, с. 17]. Он неоднократно бывал ранен. Особо опасную рану от удара штыком в грудь Шамиль получил в 1832 г. во время штурма русскими войсками Гимр, когда был убит Гази-Магомед и из двух спасшихся человек одним оказался Шамиль. По поводу этого случая «в аулах распространялись сказки о том, как Шамиль воскрес из мертвых, как Аллах послал его второй раз в мир для защиты ислама» [Казым-Бек, 1859, с. 214]. Данное событие много способствовало росту авторитета Шамиля, о нем стали говорить как о достойном преемнике Гази-Магомеда. Однако, зная силу Гамзат-бека — будущего второго имама, превосходившую его собственную, Шамиль в этот раз отказался претендовать на высшую власть, и его «смиренные речи» по указанному поводу также благотворно сказались на репутации в народе. При этом на власть Гамзат-бека Шамиль смотрел «как на самовольство человека, не приготовленного быть имамом», как «на временное управление» [Казым-Бек, 1859, с. 217].

К власти Шамиль пришел через два года, в 1834 г. Во время процедуры избрания он, по меньшей мере, дважды отказывался от должности и, лишь вняв настойчивым уговорам собравшегося народа, согласился, оговорив в качестве непременного условия беспрекословное повиновение себе [Дроздов, 1899, с. 255]. Тем самым им были очерчены и «узаконены» пределы личной власти и влияния. Впрочем, правы те исследователи, в том числе М. М. Блиев, которые считают, что Шамиль пришел к власти открыто и демократично и сделал это сознательно, иначе рисковал бы разделить судьбу Гамзат-бека

[Блиев, 2004, с. 271].

Созданное Шамилем государство и установленные им порядки были призваны кардинально реформировать горское общество, искоренить «пороки» и «апатию», которые, по его мнению, в течение веков оказывали разлагающее воздействие на местное население. В настоящем случае нет возможности даже кратко охарактеризовать предпринятый им комплекс мер для достижения этих целей. По оценке современников, Шамиль был фанатиком и руководствовался убеждением, а конкретные решения и поступки «подчинял правилам, диктованным холодным умом с малым участием сердца, если не вовсе без этого участия» [Казым-Бек, 1859, с. 226]. Принимая во внимание подобную точку зрения, посмотрим на средства, к которым обращался имам для упрочения своих позиций лидера общества, тем более что последние не всегда были незыблемыми.

В поступках Шамиля близко знавшие его лица, очевидно небезосновательно, усматривали подражание Магомету [Казым-Бек, 1859, с. 216—219] 20. Большое впечатление на народ производили знаменитые хальваты имама, когда он на длительный срок — до 3—4 недель — уединялся в собственном доме для

19 По словам современника, муртазеки явились «цементирующим раствором, соединившим камни, из которых Шамиль возвел бастион своего могущества» (цит. по: [Дегоев, 2001, с. 104]).

20 К авторитету пророка обращался и шейх Мансур, возглавивший в конце XVIII в. восстание в Чечне (см.: [Карпов, 2004 г., с. 229—231]).

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

молитв. Строгий пост и другие средства личной аскезы вызывали зримые последствия. По окончании хальвата Шамиль появлялся на людях «изнуренный и бледный и, уверяя, что сам пророк снизошел к нему в виде голубя для беседы, начинал проповедовать шариат и, без всякого сомнения, в свою пользу» [Шамиль, 1958, с. 219—220]. Шамиль в совершенстве владел ораторским искусством, и его проповеди вводили народ в исступление

[Движение горцев, 1859, с. 412—413; Загорский, 1898, с. 242—243].

Отмеченное не подвергает сомнению искренность веры имама, в том числе веры в являвшиеся ему предзнаменования, ведь он, в частности, обладал даром телепатии и заранее предчувствовал приход важных визитеров. Эту свою способность Шамиль оценивал следующим образом: «У меня действительно есть одна болезнь, но она совершенно особенная в сравнении с другими человеческими болезнями; поэтому мне кажется, что никто не поверит ее существованию, а, напротив, всякий будет думать, что притворство» [Руновский, 1904, с. 1405] 21. Со своей стороны, состоявший при плененном имаме приставом и хорошо узнавший его А. Руновский болезни-«дару» находил медицинское объяснение и считал возможным заметить, что начальное ее проявление было связано с периодом, когда Шамиль «увидел себя в переходном состоянии от звания любимого мюрида Кази-Муллы (ГазиМагомеда. — Ю. К.) к званию имама». «Болезнь эта могла внушить ему мысль воспользоваться ею как средством, имеющим сильное влияние на суеверных горцев, и вместе с тем полезным для усиления между ними своего влияния и для ослабления влияния Гамзат-бека». Шамиль же не признавал медицинской интерпретации своих удивительных способностей, ревниво соотнося их с отмеченностью Богом [Руновский, 1904, с. 1406, 1407].

В Шамиле усматривают талант актера и привнесение в свои действия элементов театральности. Так, провозглашая и жестко контролируя соблюдение принципа равенства всех перед Богом и законом, он однажды разыграл настоящий спектакль, главными действующими лицами которого стали его мать и он сам. Это произошло в 1843 г., когда в резиденцию Шамиля прибыла делегация от чеченцев, просивших либо реальной помощи от имама, либо разрешения подчиниться русским. Для верности чеченцы постановили действовать

21 Отчетливо понимая, что вряд ли Шамиль всегда был искренним с Руновским, я постоянно буду обращаться к этому источнику, как едва ли не единственному обстоятельному источнику по интересующей теме.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

через мать Шамиля, которая и передала их просьбу сыну. Решение, принятое имамом после трехдневного обдумывания ситуации, поразило всех. Пожилая женщина была приговорена к наказанию в 100 ударов плетью, однако 95 из них публично принял на себя сын. Еще большее впечатление на народ произвело продолжение действа: вместо ожидаемой смерти чеченцы были отпущены со строгим наказом разнести весть об увиденном [Один из фанатических поступков, 1853, № 40]. Ожидаемый эффект был достигнут. Шамиль поставил себя над логикой простых смертных, заявив себя в роли чудотворца, способного даровать жизнь обреченным. Это был жест посвященного в тайну

Шамиль богоизбранных, кому предначертано свершение великих

дел на земле. Впрочем, в такое предначертание собственной судьбы он искренне верил и сам [Дегоев, 1999, с. 57, 58]. Этот же талант Шамиль использовал в 1848 г., когда для подчинения себе всей пестрой массы сподвижников он объявил, что слагает с себя звание имама, ибо не видит единодушия и рвения в них. Он так сразил всех этим своим громовым заявлением, что его долго уговаривали согласиться. Он согласился продолжить свою миссию, только оговорив право сына на наследование ему [Волконский, 1883, с. 484, 485].

Во многом авторитет Шамиля в народе обеспечивали его выдающиеся организаторские способности: он «сам лично входил во всякую мелочь; где нужно, понуждал, а где нужно, карал» [Шульгин, 1903, с. 18]. Веру в него народа укрепляли многочисленные победы имама над превосходящими военными силами русских и счастливое разрешение почти безнадежных ситуаций, которые Шамиль пережил не единожды. «Мусульмане! Вы видели, что я разбил русских... Я двинул все дагестанские народы, даже живущие за Самуром и далее до моря. Когда неверные уже готовы были торжествовать победу свою надо мною, невидимая сила заставила их бежать из гор на спасение домов своих и имущества, награбленного у вас! Мусульмане! Будьте тверды в вере вашей...» [Зиссерман, 1872, с. 42].

Один из сподвижников Шамиля в следующих словах описал его восхождение к власти:

Он шел, усиливаясь в могуществе и испрошении помощи, И стало известным дело его после скрывания в тайне.

Трудился он на пути Аллаха с благоразумием и осторожностью

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

До тех пор, пока не поднялся на самое высокое место.

Тогда почтил его (Аллах) соединением разрушенности народа. Который пришел к нему с дружбой и прося устроения...

[Карахи, 1990, с. 89]

Сам Шамиль по тому же поводу говорил, что «он действительно искал власти не из одного лишь пустого честолюбия, а на основании разумного сознания, что страна может бороться с Россиею тогда только, когда власть будет находиться именно в его руках». Шамиль резко не соглашался с бытовавшим мнением о насильственном захвате им власти; «...он никого не принуждал к избранию себя силою; а народ уже давно был подготовлен к тому прежними его действиями и знакомством с его личностью; так что после смерти Кази-

Муллы, когда неудачи Гамзат-бека возбудили против него негодование части населения, потом измену и наконец привели его к преждевременной смерти, Шамилю стоило только напомнить о себе для того, чтобы его избрали, и он напомнил...» [Руновский, 1904, с. 1418]

** *

Вбеседах с приставом А. Руновским Шамиль неоднократно и настойчиво подчеркивал, что его успеху в мобилизации сил горцев и в упрочении собственной власти много способствовало уничтожение местной аристократии. Давая рекомендации по налаживанию системы управления завоеванным краем, он то же советовал делать и русской администрации.

Прежде всего, уничтожьте ханскую власть и дворянское звание, держите беков в таком же черном теле, в каком держал и я. После того делайте что хотите, горцы во всем будут вам послушны и вы будете ими довольны.

Резюмируя содержание бесед с Шамилем на данную тему, А. Руновский замечал:

Соображая высказанные Шамилем мысли, нельзя не прийти к заключению, что в основании их лежит идея равенства, которую он так долго и так усердно проповедовал... Именно этим средством Шамиль приобрел ту громадную популярность, которая способствовала ему в противодействии нашим долгим усилиям. Значит, действия Шамиля удовлетворяли потребности страны и были во вкусе большинства населения. Когда случается Шамилю об этом говорить, на его лице всегда отражается чувство самодовольствия.

[Руновский, 1904, с. 1500, 1503]

Действительно, умонастроения Шамиля были созвучны мыслям основной массы населения. Как уже неоднократно говорилось, система общинного самоуправления являлась наиболее приспособленной к местным условиям. Даже после случавшихся значительных трансформаций потестарной организации, приводивших к сложению протофеодальных и феодальных структур, общественная среда «восставала» против такого порядка и на новом витке возвращалась к общинной системе самоорганизации. Примеры этому столь многочисленны, что их следует оценивать как закономерность. Близкого взгляда на устройство жизни горских обществ придерживался и Шамиль,

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

априори видя в феодальных правителях коварных и корыстолюбивых деспотов [Руновский, 1996, с. 94]. При этих обстоятельствах особое значение приобретала фигура лидера, руководящая сила которого должна была быть отличной от той, которой располагали ханы и т. п. Свою миссию Шамиль трактовал направленной во благо народа: «Я не соглашусь позволить одному обижать другого; равно кто отнимет у кого что-либо, то пока у меня сила, до тех пор не отстану, пока не возьму у него взамен и не удовлетворю обиженной стороны» [Акты, 1881, т. 8, с. 602].

В качестве конкретного примера достойного лидера Шамиль называл своего наиба Кибит-Магомеда (Кибит-Магому), который, по оценке бывшего имама, вполне мог составить конкуренцию во влиянии на народ ему самому. «Кибит-Магома пользовался большою популярностью за свою ученость, храбрость, а главное, за справедливость управления, во время которого народ почувствовал себя совершенно довольным и начал уже забывать значение слова „взятка“, так хорошо знакомого во всех других наибствах». Единственным недостатком Кибит-Магомеда являлось его «величайшее честолюбие» [Руновский, 1904, с. 1396].

Предпочтение Кибит-Магомеду отдавалось и в сравнении с двумя первыми имамами Дагестана — Гази-Магомедом и Гамзат-беком, которые уделяли мало внимания «гражданскому благоустройству» края, но главное — не могли преуспеть в этом деле, ибо не имели безупречной репутации — «оба они в молодости были горькими пьяницами». На основании бесед с Шамилем А. Руновский заметил по данному поводу:

Преданные своеволию, но склонные к правдивости, горцы не могли в таком важном деле, как принятие нового закона (шариата и, соответственно, кардинального переустройства своей жизни. — Ю. К.) склониться сознательно и охотно на убеждения тех, кто считался в главе нарушителей его и потому покорялись в этом случае лишь открытой силе. От этого, между прочим, и влияние первых двух имамов было не совсем прочно, а успехи их маловажны и непродолжительны.

И уже от себя, но, безусловно, не без влияния аргументов бывшего имама добавлял:

Страна дожидалась такого человека, который с дарованиями полководца и мудростью администратора соединил бы в себе безукоризненную нравственность анахорета, вполне чуждую лихорадочных движений, столь свойственных кавказским горцам, всегда пламенным и восприимчивым. Только при этих условиях из немирного края можно было сделать что-либо цельное, что-либо дельное. И вот явился Шамиль.

[Руновский, 1860, с. 206]

Пример Шамиля действительно назидателен. Шамилю удалось не только реорганизовать жизнь местного населения, но и управлять им долгое время. Поэтому действия имама по управлению горцами, использованные в этом рычаги и методы, а также рекомендации, высказанные русской администрации после завершения войны, безусловно, представляют интерес в плане характеристики вопроса «общество — личность — власть» применительно к горско-кавказской среде в ее дагестанском и в значительной мере чеченском вариантах.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Шамиль признавался, что, увидев власть в своих руках, был крайне обрадован этим, но не из-за осуществления своих честолюбивых замыслов, а по причине открывшейся возможности попытаться ликвидировать внешнюю угрозу и, главное, устранить внутренние недостатки жизни горцев [Руновский, 1904, с. 1419]. И здесь он воспользовался той «чертой народного характера, которая, по его убеждению, представляет для предводителя племен Восточного Кавказа всегдашнее средство к успешному достижению своих намерений. Черта эта заключается в полной готовности населения подчиниться новым законам и новым учреждениям победителя в первое время распространения его власти». А. Руновский, комментируя эту мысль, добавлял, что основанием для такой покорности новой власти (на что и ориентировал русскую администрацию знаменитый пленник) «служит (присущее горцам. — Ю. К.) инстинктивное сознание несовершенства своего самоуправления» [Руновский, 1904, с. 1512].

С Аполлоном Руновским можно согласиться лишь отчасти. Его интерпретация характера местных жителей косвенно перекликается с известными фактами неудовлетворенности горцев существующим порядком (см. предания о попытках избрания собственного князя либо приглашении «варягов» и одновременно примеры изгнания и ликвидации тех и других правителей). Но, по-видимому, с большим основанием в данном случае резонно ссылаться на признание народом авторитета «победителя» и подчинение его «силе». По крайней мере, бытующие в дагестанской среде предания признают за сильным победителем (даже ненавистным врагом) право на реорганизацию существующего порядка (о чем уже говорилось). Скорее всего, это и имел в виду Шамиль, о котором тот же А. Руновский в другом месте заметил, что он «редко задумывался над выбором средств для своих административных целей» [Руновский, 1904, с. 1407].

В указанном плане заслуживают особого внимания рекомендации, предложенные бывшим имамом российской администрации в целях ликвидации возможных народных волнений. Он советовал жестоко наказывать зачинщиков таковых путем отрубания голов с последующим выставлением последних на публичное обозрение. И тут же отмечал бесперспективность в данных целях ссылок, например в Сибирь. «Сознавая жестокость этой меры, — записал А. Руновский, — Шамиль снова повторил свое убеждение в действенности ее; причем положительно сказал, что страх смертной казни и вид казненных преступников составляли тайну его могущества и причину безграничного влияния его на горцев». Позднее к этому добавлялось следующее суждение:

Одно из второстепенных свойств горца есть пренебрежение к оказанной ему снисходительности в том деле, где он признан положительно виновным; оно всегда вызывает действие, обратное тому, которое можно ожидать, а сверх того, произведет самое дурное впечатление на массу, в среде которой всегда есть много охотников испытать на себе снисходительность земных властей.

[Руновский, 1904, с. 1446, 1525]

В ряду аналогичных мер, использовавшихся Шамилем для поддержания общего порядка в руководимом им государстве, должны быть названы и

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

«экзекуции» целых селений, которые выказывали непокорность и своеволие

[Руновский, 1904, с. 1448].

Впрочем, карательные меры и общая строгость являлись лишь одной стороной внутренней политики имама. Другую сторону формировали поступки Шамиля, обусловленные его представлениями о честности и порядочности. Высокая оценка Кибит-Магомеда, основанная на «справедливости» его управления, и борьба самого Шамиля со злоупотреблениями наибов (большей частью тщетная) 22 говорят о многом, равно как и неприятие Шамилем «гнусных» военных хитростей, которыми он «опасался навлечь на себя насмешки неприятеля и неуважение соотечественников» [Руновский, 1904, с. 1459].

Наконец, следует отметить подчеркнутую Шамилем необходимость соблюдения «величайшей осторожности» и такта в общении и руководстве народом, дабы не оскорбить в людях самолюбия. «Всякое подобие несправедливости, — записал со слов бывшего имама А. Руновский, — всякое ничтожное, но неправильное действие — из глубины души возмущает горца, который с качествами хищного зверя питает в себе глубокое чувство правдивости. Это чувство или дает ему возможность умирать без ропота и боли, или же подвигает его на самые кровавые эпизоды... К тому же горец терпеть не может постороннего вмешательства в свои частные дела»

[Руновский, 1904, с. 1525; 1989, с. 112, 115]. Все это сам имам, по его утверждению, учитывал при управлении народом и упрочении шариата в обществе, где «обычаи, освященные временем и въевшиеся в население вследствие привычки и замкнутости жизни, имеют для горцев особенную прелесть и несравненно сильнее религиозных верований. „Скорее горец отступит от ислама, — говорит Шамиль, — нежели от своего обычая“» [Руновский, 1904, с. 1465].

О том, насколько Шамилю в действительности удавалось соблюдать упомянутую осторожность и такт, свидетельствуют фактические результаты его деятельности. Выступления недовольных — отдельных лиц и целых обществ — имели место (главным образом в Чечне, на что были особые причины, ибо там имам столкнулся с во многом отличным от Дагестана порядком общественных связей), но не были массовыми. Однако этот показатель не вполне объективен, так как известно, что для контроля за соблюдением вновь установленного порядка и профилактики его нарушений в той же Чечне имам специально поселял дагестанцев и широко использовал систему едва ли не всеобщей взаимной слежки и доносительства [Шамиль и Чечня, 1859, с. 143]. Здесь явно слова расходились с делом, а желаемое противоречило действительному 23.

22Честным наибам, в основном выходцам из бедноты, имам назначал специальную премию [Покровский, 2000, с. 337, 365—366]. В 1850 г. «Совет Шамиля» составил обращение к населению имамата, в котором довольно подробно говорилось о злоупотреблениях властью наибами. Заканчивалось оно такими словами: «Зла много. От злодеяний, которые совершали они, я чист. Я не враждебен по отношению к населению. Я не участник тех, которые совершают насилие» [Движение горцев, 1959, с. 601—602].

23Имам жестоко расправлялся и с придерживавшимися собственной политической линии общинами. Это, в частности, произошло с Чохом — богатым джамаатом, для которого режим имамата не сулил ни экономических, ни политических выгод и который лавировал между российской властью и имамом, часто смещаясь на пророссийскую позицию. В 1845 г. Чох был разорен войсками имама (см.: [Тахнаева, 1997]).

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

В продолжение темы о необходимости соблюдения осторожности и такта в управлении людьми, Шамиль подчеркивал огромное значение присущего горцам чувства собственного достоинства, сопряженного с представлениями о свободе. Давая характеристику своим землякам и чеченцам, он отмечал: «Они с голоду умрут все до одного человека, но не станут просить милостыни и не пойдут в услужение, если в нем будет хотя бы тень подчиненности... Но в то же время, если представится возможность сделать труд этих людей вполне свободным... все они будут работать как никто...» [Руновский, 1904, с. 1465]. В другой раз, отмечая в качестве отличительной черты характера горцев присущий им дух соревнования, он предлагал русской администрации активно использовать его в своих целях, но при этом строго соблюдать принцип открытости. «Необходимо... выдавать всякого рода поощрения и вспомоществования, которые, вероятно, будут определены только достойнейшим, сколь возможно торжественнее, при большом стечении народа, стараясь, чтобы каждый человек слышал, за что именно награжден его товарищ; точно так же, как и в обратном случае — за что другой товарищ подвергнут взысканию». Принцип открытости поощрения, по мнению Шамиля, должен был нейтрализовать нездоровое чувство соперничества, в согласии с которым горцы «всегда готовы перебить друг другу дорогу и стать выше товарища в каком бы то ни было отношении». Поэтому тайное поощрение, невзирая на лучшие побуждения власть предержащего, «будет служить для получившего его самым основательным поводом считать себя лучше многих, вследствие чего тайна будет нарушена непременно, а вместе с тем и цель поощрения не будет достигнута, потому что поощрение, сделанное секретно от всех, без всякого сомнения, породит в жителях взаимную зависть и недоверие к правительству» [Руновский, 1904, с. 1464] 24.

Подводя итог беседам с бывшим имамом о власти, А. Руновский замечал:

...Строгость составляет действительную заслугу Шамиля, который настойчивостью своею в этом отношении, можно сказать, парализовал хищную природу горцев... Шамиль в то же время соблюдал строгую справедливость в делах горцев между собою, а в личных своих с ними расчетах не только не притеснял их, но был даже слишком щедр. Действуя таким образом, Шамиль твердо убежден, что только этими мерами он может с успехом управлять народом столь исключительным. Двадцать пять лет имамства служат, по мнению Шамиля, лучшим доказательством верности его соображений.

Указанных принципов Шамиль рекомендовал придерживаться и русской власти. По его утверждению, при соблюдении строгих, но справедливых принципов управления краем, даже при известных издержках и трудностях, которые вынужден будет переносить народ, ропота недовольства среди него не будет [Руновский, 1904, с. 1524, 1525].

Соблюдение же данных принципов прежде всего зависит от человека, в руках которого тем или иным образом окажется власть над людьми. Шамиль не без оснований большое значение придавал вопросу о местных лидерах и личности начальника после установления в крае русской власти. Он уверял,

24 В данном случае мы в новом варианте, но при той же аргументации, как и в случае с излишне прославившимся героем и т. п., имеем подтверждение стремления общественной среды если не нивелировать собственное расслоение изнутри, то, по крайней мере, упорядочить его «официальным», «публичным» порядком.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

что в случае возникновения в горах мятежа, даже крайне опасного, не следует посылать туда многочисленные войска, а достаточно направить к возмутившимся жителям такого начальника, которого они знают либо о котором слышали как о человеке умном, а главное — честном. Несколько слов, сказанных таким человеком народу, будут гораздо действеннее, нежели открытая военная сила [Руновский, 1904, с. 1525].

* * *

Что же тогда послужило причиной постепенной утраты имамом Шамилем авторитета и власти?

Одна из причин — закрытость «правителя» по отношению к подвластным. Правда, закрытость имама от народа «выявилась» лишь в последние годы его правления, когда появился наследник власти — храбрый и, как казалось, приветливый и, в противоположность отцу, открытый для народа КазиМагомед. Тогда «дагестанская молодежь начала потихоньку поговаривать о замене старого имама молодым». Конфликта не произошло ввиду достойного поведения вероятного претендента на власть, но появление предпосылок для конфликта, в том числе по указанной причине, симптоматично. «Недоступность... препятствовала ему (Шамилю. — Ю. К.) видеть многое из того, что делается в стране» [Руновский, 1904, с. 1417, 1424].

Закрытость имама народ интерпретировал по-своему. Говорили, «что Шамиль передает своему сыну имамство как родовое наследство и что он заботится только о себе, чтобы возвышаться, и нисколько для Бога, подозревали его, что он жаждет богатства» [Гаджи-Али, 1995, с.43].

Близкие Шамилю люди называли и другие явные просчеты имама как правителя.

При том что Шамиль в целом выглядел «очень ожесточенным против женщин», усматривая в них набор «органических и моральных несовершенств» [Руновский, 1904, с. 1455], сам он оказался, однако, подвержен сильному влиянию собственной жены Зайдат, дочери Джемалэддина. Происхождение Зайдат сделало ее главной среди жен, и она стремилась всячески использовать свое положение. По настоянию Зайдат, Шамиль выдал своих дочерей от других жен за сыновей собственного тестя, и это вызвало в народе всеобщее изумление и негодование. Второй, после закрытости от народа, причиной утраты имамом политического веса явились «неудачно составленные им родственные связи, не давшие ему ни одного дельного приверженца, но подарившие много врагов, притом врагов сильных. И, наконец, причина всех причин — „наша“ Зейдат, по настоянию которой он делал все эти распоряжения и которая... просто торговала своим влиянием» [Руновский, 1904, с. 1411, 1424 ]. Как ни парадоксально выглядит такая оценка применительно к волевой и целеустремленной фигуре имама, какой бы частностью она ни казалась для историков, для людей эпохи правления Шамиля, состоявших под его властью, она не была досадной нелепостью.

Непростительные ошибки делал Шамиль в последние годы своего правления и при подборе людей на должность наибов, которые должны были исполнять его решения на местах. Имама упрекали в назначениях молодых неопытных людей либо откровенных корыстолюбцев [Руновский, 1904,

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

с. 1524]. Любопытно, что сам Шамиль, давая советы русской администрации,

рекомендовал предоставлять выбор «начальника» самому населению, не бояться, если таковым окажется простолюдин или молодой человек. «Я

много раз убеждался, — замечал бывший имам, — что между горцами „аксакалы“ (старики, белобородые) всегда бывают ехиднее и своекорыстнее молодых...» [Руновский, 1904, с. 1466]. Насколько была верна подобная оценка, судить трудно, но на явные просчеты Шамиля в подборе сподвижников указывают многие историки.

Пагубным для авторитета и власти Шамиля явилось и следствие из вышеуказанного — алчность наибов и неспособность имама действенно их контролировать. Вина за это автоматически делала его самого обвиняемым. «Пленение Шамиля, — писал глубоко сочувствовавший горцам в их войне с Россией Т. Лапинский, — было не следствием проигранных сражений или продолжительной борьбы, приведшей к деморализации и катастрофе, но просто следствием внутреннего возмущения... Причиной внутреннего возмущения было то, что население утомилось от непосильных поборов Шамиля и его мюридов; религиозное лицемерие, которое служило личиной жадности, было ему противно. Перед Шамилем стояла перспектива или погибнуть под пулями своих соплеменников, или спасти свою жизнь и свои деньги... отдав себя в руки русских. В этом меня серьезно уверяли многие чеченцы и лезгины, с которыми в 1860—1861 годах я разговаривал в Константинополе» [Лапинский, 1995, с. 30—31] 25.

О том же, но передавая точку зрения самого Шамиля, говорил в своем дневнике А. Руновский:

Видя невозможность, или, как мне кажется, бессилие исправить домашних врагов спокойствия и порядка и справиться с внешними врагами страны, Шамиль начал смотреть на свое звание как на бремя невыносимое. И вот почему он давно хотел прекратить войну.

В другом месте, касаясь вопроса о возможных бунтах среди горцев, тот же автор отмечал:

...Сущность же их (восстаний. — Ю. К.) не будет заключать в себе действительной важности до тех пор, пока из среды горцев не явится предводитель, вполне способный не только руководить столь трудным предприятием, но и заставить горцев (а это главное) подчиниться своей воле и беспрекословно исполнять все свои распоряжения, без чего, по убеждению Шамиля, нет возможности привести горцев к какому бы то ни было общему делу... Сами горцы, не имея такого предводителя, ни за что не начнут движения:

25 Современный дагестанский автор иначе характеризует и описывает сложившуюся к концу войны ситуацию: «После похода в Грузию и захвата больших трофеев народы Дагестана и Чечни разбогатели. Многие бедняки стали зажиточными, получив свою долю трофеев, а многие поступали нечестно, расхищали, воровали трофеи. Разбогатевшие наибы и их приближенные стали издеваться над бедняками. Русский царь видел, что дагестанцы падки на золото, серебро и другие ценности и, заметив эту черту дагестанцев, стал, не жалея денег, подкупать наибов Шамиля и военных начальников. Он стал также привлекать их к себе, давая им офицерские чины. Наибы и начальники стали обманывать Шамиля, приводя его в негодование. Многие военные начальники, отдалившись от Шамиля, надменно разгуливали и ничего другого делать не хотели. Авторитет Шамиля постепенно стал падать» [Даниялов, 1996, т. 3, с. 172].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН