Играющие мальчики. Дидойское селение Ретлоб Фото автора. 1985 г. МАЭ (№ И-2109-52)

дойских селениях ее сценарий таков. Члены одной из двух команд охраняют центр игрового пространства — большой камень и одновременно стремятся поймать разбегающихся игроков другой команды. Последние, в свою очередь, должны, по условиям игры, добраться до камня и дотронуться до него. Удачные действия приносят командам очки, необходимое количество которых для признания победы заранее оговаривается [ПМА, № 1426, л. 16—17]. Интерпретация «войны» в игровом поле как соперничества равных партий (команд) без штампов физической боли симптоматична и показательна для характеристики войны в пространстве социокультурном.

4.4. Новые соседи. По воле и неволе

Россия появилась в Дагестане не в одночасье. Установив в середине—вто- рой половине XVI в. довольно тесные политические контакты с правителями другой части Кавказа — Кабарды, она постепенно двигалась на северо-восток региона. Был построен Терский городок, начали устанавливаться связи с шамхалом Тарковским и другими владетельными персонами Страны гор. Авангард российской колонизации — гребенское казачество очень медленно приступало к хозяйственному освоению равнинных и предгорных территорий, сохраняя военизированный походный уклад жизни и не стремясь от него отказываться [Заседателева, 1974, с. 187].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Горы Россию к себе (тем более в себя) не манили. Их каменные выси и ущелья не были ей желанны (о разработке полезных ископаемых речь практически не шла). Сам вид гор был чужд картине мира русского человека. Он лишь мог соотноситься с легендами Ветхого Завета, но именно легендами, отстраненными от рациональной повседневности. Гора Арарат — место спасения обитателей Ноева ковчега была не более чем символ. Другие вершины и сама горная цепь будоражили воображение романтиков, оставляя равнодушными практиков.

Кавказ оказался в фокусе политики России, встав на пути ее планов движения к южным морям, упрочения своего веса в геополитике XVIII в. На исходе Кавказской войны (в 1861 г.), после десятилетий кровопролития, Александр II посетил Северо-Западный Кавказ и объявил делегатам одного из адыгских «племен»:

Я к вам прибыл не как враг, а как доброжелательный друг. Я хочу, чтобы ваши народы сохранились, чтобы они согласились жить с нами в мире и дружбе. Россия — большое государство, перед которым стоят исторические задачи. Нам необходимо укрепить наши границы, приобрести моря для выхода к другим странам... В этот решительный час я прошу вас понять неизбежность покорения русскими Кавказа и принять мои условия, при которых ваш народ сохранится в наибольшей целости и будет иметь возможности жить и развиваться себе на пользу и благоденствие. Если мои условия вами будут отвергнуты, я буду принужден приказать своим генералам закончить войну в ближайшие годы, несмотря ни на какие жертвы, и царский приказ будет исполнен, но это принесет вам неисчислимые бедствия и истребление народа...

Будьте же благоразумны и примиритесь с исторической неизбежностью...

(Цит. по: [Бгажноков, 1990, с. 150—151])

Слова императора отчетливо передавали конфликт между открытым и закрытым обществами. Общество горцев было закрытым, стремившимся сохранить свою жизнь почти неизменной либо вынужденно трансформированной по образу и подобию жизни «врага моего врага». Русские, поднявшиеся в горы (что в глазах жителей оных противоречило естественному порядку вещей даже больше, чем влезший на дерево ишак), не могли не вызвать самого решительного неприятия. Это была реакция на агрессора как такового. И трудно не согласиться с П. К. Усларом, отметившим в исторической судьбе обитателей здешних мест следующую логику:

Если бы Турция в XVI веке, в то время, когда находилась она наверху своего могущества, а Россия помышлять еще не могла о Кавказе, — если бы Турция предприняла тогда завоевание Кавказа, то, конечно, это столько же послужило бы в пользу языческо-христианской религии, как и наша столетняя война послужила в пользу языческо-мусульманской.

[Услар, 1869, с. 23]

Мюридизм и шариат, ставшие идеологическим обрамлением Кавказской войны XIX в., вряд ли являлись ее стержнем. Симптоматично, что поражение в войне и подчинение России наиболее радикально настроенные черкесы в то время приписывали «измене прежней религии и принятию ислама» [Хавжоко Шаукат, 1994, с. 215, 218]. Безусловно, Черкесия и Дагестан — сильно различающиеся историко-культурные провинции Кавказа, и все же...

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Если Александр II видел главную необходимость присоединения СевероЗападного Кавказа в овладении побережьем Черного моря, то и Петр Великий, совершая за сто с лишним лет до того Персидский поход, думал об овладении побережьем Каспия, которое было необходимо в аналогичных целях. И политика, которую он предполагал там реализовать, вовсе не была двусмысленной:

Стараться всячески, чтоб армян призывать и других христиан... а басурман зело тихим образом, чтоб не узнали, сколько возможно убавлять, а именно — турецкого закона. Также, когда осмотрится (новый наместник. — Ю. К.), дал бы знать, сколько возможно там русской нации на первый раз поселить.

[Русско-дагестанские отношения, 1988, с. 53]

Горы не вписывались, были лишним звеном в этих планах. Даже целесообразность присоединения Грузии, по своему географическому положению занимавшей центральное место в кавказской политике «великих» держав, выглядела сомнительной. Современник вспоминал:

Мы все (члены отряда русской армии, посланной в Грузию в 1800 г. — Ю. К.) нетерпеливо ожидали прибытия главнокомандующего генерала Кнорринга (К. Ф. фон Кнорринг с 1799 г. генерал-лейтенант, командующий Кавказской линией, в 1801—1802 гг. главнокомандующий в Грузии. — Ю. К.) в надежде, что, сделав уже сношение с императором Александром, он решит судьбу Грузии. Но он, приехав, сказал мне за тайну, что не знает еще, будет ли земля сия принадлежать России. Прибыл он единственно для обозрения сей земли и для узнания, будут ли по крайней мере доходы оной соразмерны с издержками на ее защиту. «А данное слово и обязанность государей российских защищать христиан, особливо единоверных, против варварства магометан?» — осмелился я возразить. «Теперь во всем другая система, — отвечал он на то. — Однако ж я сам вижу, что постыдно для монарха российского из скупости отказываться от защиты известного рода, который предки его старались привлечь в свое покровительство и который ныне желает быть в подданстве России. Я с моей стороны употреблю все, чтоб отклонить государя от сего неприличного державе российской поступка».

[Тучков, 2002, с. 255]

Коль скоро даже занятие центра Кавказского региона с его долинами, морским побережьем и важным стратегическим положением, с его в целом благосклонно настроенными жителями и правителями не выглядело бесспорным, то уж лезть в горы мало кто желал. Втянувшись в затяжной конфликт с Турцией и Ираном, открыто покровительствуя единоверной Грузии, российские политики явно хотели по возможности обойти горы стороной, но укрепиться в доступных и важных в военном, торговом и политическом отношении пунктах. Однако «обойти» их полностью было невозможно, надо было договариваться с теми, кто контролировал ситуацию в горах — в тылу должен был быть если не друг, то, по крайней мере, нейтрально настроенный элемент.

В работах по истории тех или иных регионов России, написанных на протяжении большей части XX в., было общим местом говорить об имперской политике России и упрекать в ней правителей. Однако в оценках политики и политиков, очевидно, следует исходить из критериев тех эпох, о которых идет

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

речь. XVIII и XIX столетия — это время империй, рьяно отстаивавших собственные интересы в окружающем мире. И, соответственно, политика там была

Военно-Грузинская дорога. Гора Сион и берега реки Терек в верховьях

(по: [Марков, 1904])

имперской, ибо другой не могла быть по логике всех обстоятельств. Россия раздвигала свои пределы от моря до моря, желая это сделать от океана до океана и на этих путях завоевывая территории и народы. Где встречала сопротивление — ломала его. Бескрайние Сибирь и Север не были очень уж доступными землями, необходимо было оружием покорить хантов и чукчей и множество иных народов, на тот момент отличавшихся воинственностью и реальной силой. Покорив, завоевав, их в основном оставляли жить по прежним, заведенным у них порядкам, хотя и подотчетными столичным властям и уплачивающими, как жители империи, регулярные подати натуральным продуктом или деньгами. Тайга и тундра, равно как пустыня и горы, не были привлекательными местностями для собственно колонизации. Русским населением осваивался пояс лесостепи и степи, близкий по природным условиям Европейской России.

Первые россияне, военные, оказавшиеся на Кавказе, наблюдали местную жизнь и природу с большим интересом. «Мне, — писал один из них, — все тут виденное нравилось потому, что оно для меня было ново; европеец, въезжая в пределы Азии, находит отмену против тех обычаев, какие им в его отчизне оставлены, а всякая новость человеку нравится» [Пшишевич, 2002, с. 116]. Было много экзотики, были романтические истории, ощущения войны еще не возникло, хотя неприятель был — осетины, нападавшие на караваны и отряды, следовавшие через Дарьялский перевал, черкесы и абазины, беспокоившие

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

расквартированные в северной части региона воинские формирования, «лезгины», досаждавшие новому союзнику.

Что принадлежит до лезгин, то усмирение их необходимо для спокойствия Грузии. Для удержания набегов лезгинских построил князь Цицианов (П. Д. Цицианов — с 1802 г. инспектор Кавказской линии и главнокомандующий в Грузии. — Ю. К.) редут на реке Алазани, составляющей местами только границу земель, принадлежащих сему народу. Этот редут он назвал Александровским и поставил в оном два батальона пехоты и полк казаков. Но сие нисколько не препятствовало лезгинам, переправляясь выше и ниже сего укрепления, делать набеги на Грузию. По повелению его, генерал-лейтенант Гуляков, напав нечаянно на их селения, разорил две довольно значительные деревни — Джары и Белоканы. Князь Цицианов столько был сим доволен, что, по представлении его, наградил его орденом св. Анны I класса. Но вскоре потом, в исполнение его предписания, генерал сей пошел против лезгин, собравшихся при селении Сакатало (Закаталы. — Ю. К.). Лезгины, встретив его в поле близ помянутого селения, по первым выстрелам отступили и скрылись в селение. Генерал Гуляков, ободрившись счастливым успехом, пошел преследовать их в самые улицы. Они составляли столь узкие проходы, что едва четыре человека рядом могут пройти между каменными стенами, окружающими сады. Когда большая часть отряда его вошла в сию теснину, где не только из пушек, но и ружьями не можно было действовать, — лезгины в великом множестве бросились из своих садов с саблями и кинжалами, умертвили генерала и истребили целый батальон. Оставшаяся часть и не вступавшая еще в улицы едва могли собраться и ретироваться.

[Тучков, 2002, с. 278—279]

Укрепленные линии в крае создавались на дорогах и на подходах к горам, «дабы тем самым принудить горцев, которым оставлялась полная свобода внутреннего управления, отступиться от своих разбойничьих привычек и в иных принципах воспитывать своих детей под неусыпным надзором и покровительством русских гарнизонов, размещенных в этих крепостях, и дабы сами эти горцы начали пользоваться благами цивилизованного состояния» [Ван-Гален, 2002, с. 364]. В «мирных» провинциях бряцать оружием не рекомендовалось: «Следовало пройти через мусульманские и татарские провинции (Закавказья. — Ю. К.) без какой-либо демонстрации военной силы, доверяясь единственно уважению, какое питали в стране к русскому могуществу, и тем самым дать свидетельство доверия к туземцам» [Ван-Гален, 2002, с. 416].

Начальный этап знакомства новых соседей, при регулярно происходивших стычках между ними, не сулил все же превратиться в долголетнюю кровопролитную бойню. Горцы и русские узнавали друг друга, в том числе как воинов-соперников, но не врагов, отдавая должное заслуживающему того, равно отмечая и недостатки иной стороны. Мемуарная литература этого времени содержит интересные сведения подобного рода, еще не отягощенные нотками ожесточения, и поэтому я позволю себе процитировать один из примеров достаточно полно. Он информативен для характеристики военной тактики дагестанцев и их самих. Вот что писал участник одного из первых предпринятых русскими войсками походов вглубь Дагестана.

Племена здешние, убежденные, что неустрашимость и личная доблесть составляют единственные достоинства воина, с тщеславной самонадеянностью

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

уповают лишь на самих себя и отвергают всякую дисциплину, почитая европейскую тактику проявлением трусости, каковая, по их мнению, присуща всем христианам. Ни многочисленные примеры, опровергающие их убеждения, ни тяжелые уроки, которые они неоднократно получали, не могут разрушить в них подобных предрассудков, и потому, потерпев поражение, они приписывают его единственно лишь воле небес... Лезгинцы, хотя и являются, подобно большинству народов Кавказа, с самого юного возраста отличными стрелками, пехотинцы,

Охотник Кабардинского полка. Худ. Т. Горшельт

пожалуй, самые никудышные в мире 65. Лезгинец страстно любит своего коня и верит, что конь дан Богом человеку, чтобы разделять с ним славу и неудачи. Он с детства упражняется в верховой езде и в обращении со всяким оружием и уверен, подобно лучшим европейским стрелкам из пистолета, что пуля или стрела, пущенная им, попадет туда, куда он ее посылает. У их ружей, калибр которых... меньше наших, дальность стрельбы благодаря более длинному стволу раза в полтора больше, чем у тех, что приняты на вооружение в европейских армиях. Огонь их отрядов, ведущийся всегда из укрытия, удивительно меткий и непрерывный, причиняет значительные потери, каких в Европе не знают; их пренебрежительное отношение к воинской дисциплине и артиллерии

65 Здесь, очевидно, автор имеет в виду отсутствие дисциплины боевого строя войск, характерного для европейских армий. Пехота обычно составляла основную часть войск горцев: «Они сражаются почти всегда пешие — всадников имеют весьма немного»

[Мочульский (А), ч. 1, л. 123].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

усиливается еще и тем, что своим метким огнем они способны снять прислугу любого выставленного против них полевого орудия. Идут ли они в наступление или отступают, это всегда сопровождается криком и воплями, что является непременным следствием их неукротимого фанатизма. Когда им приходится сражаться на позиции (имеется в виду — укрепленной), они с длинными своими ружьями за спиной стесняются толпой, отражают удары сабель левой рукой, обмотанной, наподобие щита, буркой, а другой рукой бросают в противника кинжал, что при меткости и ловкости на небольшой дистанции в редких случаях не имеет фатального результата. Их начальники в сражениях выделяются блестящими кольчугами, шлемами и шишаками, богатым оружием, украшенным золотом и серебром, и роскошным шитьем одежд, а при обороне укрепленной позиции — знаменами с вышитыми изречениями их пророка.

[Ван-Гален, 2002, с. 444—445]

Чем больше Россия погружалась в кавказскую среду с ее проблемами, в том числе через Грузию (в 1783 г. был заключен Георгиевский трактат, а в 1801 г. присоединена Восточная Грузия), тем сильнее ощущалась потребность установления контроля над так или иначе закрепленными территориями. Форма контроля с очевидностью могла быть только той, которая укладывалась в рамки и категории «имперского мышления». Последние определяли ориентацию на местных правителей — ханов, князей и т. д. 66 На Северном Кавказе во второй половине XVIII в. были приняты присяги на верноподданство старшин «вольных» народов. Однако «республиканская», «демократическая» форма организации этих народов (которая стала активно обсуждаться в кавказоведческой литературе с 1820-х гг., что в том числе было вызвано внутренними процессами и «брожением умов» в России) мало импонировала властям предержащим в столице. «Демократичность» этих обществ оценивалась скорее как признак варварства, а то и дикости, и с ней просто вынужденно мирились. Ну живут туземцы в горах по своим несовершенным законам и пусть себе живут, лишь бы нам не мешали вершить дела, а время цивилизовать их еще не пришло 67. К ним, «вольным горцам»,

66В 1802 г. после утверждения акта о присоединении Грузии к России владетельным персонам Северного Кавказа и некоторым дагестанским были разосланы письма с уведомлением об этом. В них Россия предлагала им свое покровительство, оговаривая их отношения с другими государствами. Новые владетели подлежали утверждению императорским двором, но гарантировалась самостоятельность их внутренней политики; объявлялась и свобода торговли в пределах России [Маршаев, 1988, с. 96—97], см. также: [Алкадари, 1994, с. 112—113].

67Однако чем больше и шире Россия вовлекалась в отношения с местными горцами, в том числе втянувшись в длительное военное противостояние с ними, тем отчетливей осознавалась задача реорганизации принципов их жизни. Офицер Генерального штаба, в 1830— 1840-е гг. обстоятельно познакомившийся с жизнью дагестанцев и составивший полноценный обзор таковой, писал: «…Эти общества, не составляя народа, не могут иметь

изаконов, а где нет законов, там нет и правления. В Дагестане не знают, что значит обуздывать свои страсти, не знают, что значит повиноваться равному, каждый действует как хочет, и только несколько закоснелых обычаев связывают горцев в какой-то род общественной жизни, имеющий оттенок республиканского наклона… Постепенное приучение подданных наших на Кавказе к формам (правления. — Ю. К.) постоянным, сближает и сливает их с Россиею, которая, как держава континентальная, руководствуется системою централизации… В интересах России уничтожение демократической формы правления не только у немирных, но и у мирных, и давать им направление

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

можно было подойти не только напрямую, но и через известных владетелей горных и предгорных территорий, с которыми первые имели устойчивые связи. Правда, и с последними контакты налаживались непросто. Четко осознавая свое расположение между тремя соперничавшими силами — Россией, Турцией и Ираном, искавшими лояльности и поддержки местных управителей, ханы лавировали между ними, выторговывая себе наилучшие условия. Так, еще в 1720-х гг. шамхал Тарковский Адиль-Гирей требовал за свою верность России «то жалованье, которое де-давано кумыцким шавхалам от шаха персицкого» [Русско-дагестанские отношения, 1988, с. 29]. Но так же очевидно, что местные правители внимательно приглядывались к новым соседям, оценивая их силы и возможности.

Любопытно замечание И. А. Гильденштедта, в 1771 г. совершившего поездку по Грузии и намеревавшегося посетить также Дагестан, однако отказавшегося от этого плана ввиду неоднозначной политической обстановки. Он писал:

Мои поездки в их округе совсем не состоялись, и когда я послал студента Крашенинникова из Кизляра в Тарху (Тарки. — Ю. К.), чтобы там собрать сведения о лезгинах и пробы их языков, то он возвратился, почти ничего не сделав, так как шамхал запретил всякого рода сношения с русскими. При всем том лезгины ни с какой другой нацией так не уступчивы, как с русской.

Они не только никогда не грабят на русской земле, но Авар-хан и Казикумук-хан даже прилагают усилия, чтобы состоять в хороших отношениях с комендантом Кизляра посредством частого обмена письмами.

[Гильденштедт, 2002, с. 244]

«Уступчивость» с русскими во многом объяснялась тем, что внешняя активность дагестанцев имела не северное (к Кизляру), а западное и югозападное (в Грузию, Ширван и др.) направление. Об этом в российских официальных кругах знали и пытались противодействовать. Еще до заключения договоров с Грузией кизлярский комендант регулярно напоминал «горцам», что «для разорения Грузии ходить во оную накрепко запрещено» [Русско-дагестанские отношения, 1988, с. 130].

Все эти перипетии и интриги нашли яркое выражение в судьбе Умма-хана Аварского, о котором много говорилось в предыдущем параграфе. В 1786 г. он заявил о своей преданности России, о том, что «оставил все, что мне с другой стороны было обещано», и отказал в помощи восставшему в Чечне шейху Мансуру, «чтоб прямая моя с вами дружба и расположение мое на услуги е. в. (его высочество. — Ю. К.) было ненарушимо». Вслед за этим Екатерина II предписала «Ума-хана с его людьми иметь на всегдашнее время в службе нашей,

употребляя на то сумму, на лезгин назначенную» 68. В ответ Умма-хан

аристократическое. Для сего поддержание ханов есть лучший способ, потому что если выбор падет на умных, то в настоящее время они будут непременными противниками Шамиля и подобных ему честолюбцев, а если на неспособных, то все дурное, от того происходящее, народом будет отнесено на их счет, а не на наш, и мы, во всяком случае, будем иметь возможность направлять сих владетелей по своему усмотрению» [Мочульский

(А), ч. 1, л. 79, 131—131 об., 137—137 об.].

68 По словам дагестанского историка Гасана Алкадари, Умма-хан получал от российского правительства жалованье в 5 тыс. рублей ежегодно, и данная сумма якобы полностью компенсировала размер тех платежей, которые обязывались до этого

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

«униженнейше» просил «щедрости и благоволения» царского, а кавказский генерал-губернатор П. С. Потемкин извещал его, что без оказания конкретных услуг престолу российскому на щедроты рассчитывать не следует, но подарками наделил. Затем поступали сообщения о получении Умма-ханом подарков от турецкого султана, готовившегося к походу на Грузию, о приготовлениях самого хана к нападению на Ширван, вновь о «благоположении» к России, а равно о намерениях хана защищать чеченцев от русских войск, о новом плане Турции идти войной на Грузию и о готовности Умма-хана и Сурхай-хана II служить султану «всею душою» [Русско-

дагестанские отношения, 1988, с. 198, 199, 207—209, 211, 212, 216, 244] .

Мысли, планы и дела Умма-хана, более выразительные по сравнению с таковыми его «коллег по должности» в силу неординарности самой личности, в целом были типичными. Правители являлись настоящими политиками, искавшими выгоду себе и подвластным им народам (вспомним об отношении лакцев к Сурхай-хану II как к «дедушке народа... не дорожившему ради славы народа даже верностью данному слову и собственной совестью») в условиях, когда каждая из сторон «сильных мира сего» соблазняла и угрожала им одновременно. «...Вы знаете величество, славу и силу России, ведаете, коль великолепна и щедра царствующая Россиею императрица...» «Небезызвестно вам, что какой я имел успех в Хорасане, и вы довольно усмотреть можете, что и войски российские, убоясь могущего им последовать от меня одоления, принуждены были возвратиться вспять... Я всегда не оставлю послушных мне моей милостью, а противников строго буду наказывать» [Русско-дагестанские отношения, 1988, с. 209, 242]. Жили и действовали они по законам своего времени, привычной для них среды и во многом навязанных условий.

С присоединением к России Восточной Грузии в 1801 г. ситуация не могла не измениться. Подвергавшиеся нападениям «лезгин» грузинские территории были уже не землями союзника, но пределами империи. Их надлежало защищать по всем правилам, и следовательно, иначе выстраивать отношения с теми, кто был врагом оных. Сменился и главнокомандующий. Место Кнорринга занял Павел Дмитриевич Цицианов. Родившийся и выросший в России грузинский князь, связанный родством с членами последнего царского двора Восточной Грузии, он взялся за дело энергично и настойчиво.

выплачивать ему правители Грузии, дабы он «не огорчал (их) хищениями и грабежами» (по другим источникам, жалованье составляло 12 тыс. рублей) [Гаджиев В., 1965, с. 32]. Известно, что «царь Ираклий два раза собрал салеко (т. е. для лезгинцев деньги), а один раз царь Георгий» [Акты, 1868, т. 2, с. 572]. Алкадари пересказал и содержание письма аварского хана шейху Мансуру, в котором первый ссылался на неспособность дагестанского народа противостоять силе России. В письме содержались якобы и такие мысли и выводы: «…У дагестанского населения вовсе нет силы и организации (имелась в виду «организация, необходимая для самоуправления». — Ю. К.). Не будучи в состоянии даже себя здесь содержать, они в течение четырех-пяти дней совершают походы в Грузию, с незначительными усилиями исторгают оттуда добычу и поспешно возвращаются. Такого рода уловками они живут здесь. Но известно, что подобные действия перед русской державой не достигнут цели и станут причиной гибели для дагестанцев. Поэтому в твоем деле я не могу быть тебе союзником» [Алкадари, 1994, с. 114—115]. Однако такие оценки возможностей и нравов дагестанцев вряд ли мог излагать сам Умма-хан; представляется что они есть вольный пересказ и комментарии историка, жившего и писавшего уже в качестве гражданина России.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Внутренние смуты в Тифлисе пресекались им решительным образом, так же он подошел к вопросам внешним.

Скрывавшийся в Джаро-Белоканских обществах царевич Александр (упрекавший Россию за ликвидацию в Грузии царского престола) [Акты, 1868, т. 2, с. 154, 158], провоцировал местных «лезгин» к решительным действиям против России, к которым те и обращались. Это вызвало соответствующую реакцию новой администрации и военных. В конце 1802 г. генерал-майор И. П. Лазарев докладывал Цицианову:

Джарские и белаканские лезгины никогда не будут спокойны, доколе их селения до основания не будут разорены, и нынешнею осенью, в бытность мою в Кизике (часть Кахетии, соседняя Джаро-Белаканам. — Ю. К.), все жители сего настоятельно требовали и желали, говоря при том, что если сих не накажут, то и они сами таковыми же сделаются, и я их старался уверять, что скоро сие случится.

[Акты, 1868, т. 2, с. 302]

Обещанное было исполнено, правда, до основания никто селения не уничтожал. Кроме того, указанные общества были присоединены к России, а население обложено данью.

Ужесточение позиций России вынуждало ближних к Грузии дагестанцев налаживать отношения с российской администрацией. Еще при К. Ф. Кнорринге, в середине 1802 г., «анцухский, капучинский и карахский народы...

изъявили о готовности своей пребывать в мире... Просят они о позволении производить по-прежнему торговлю свою с Грузией» [Русско-дагестанские отношения, 1988, с. 256]. Однако на деле все складывалось не так, как, казалось, могло быть. Уже в начале следующего года новому главнокомандующему сообщали, что «у гавазских садов и за оными есть собрание анцухских, капучинских и часть дидойских лезгин в немалом количестве и с ними находятся 3 лезгина джарских, которые все, собравшись там, ожидают ежедневно прибытия царевича Александра с намерением присоединиться к его войскам. От царевича Александра беспрестанно рассылаются анцухские лезгины по всем здешним селениям (имеются в виду селения Кахетии. — Ю. К.) уговаривать жителей к его стороне, и для достоверности те посланные лезгины имеют от него на бумаге печати. Теперь по всем тамошним селениям множество ходит анцухских и дидойских лезгин под видом продажи разной деревянной посуды, сукон и бурок, между коими уповательно есть с дурными намерениями или поручениями, чего различить между ними не можно, — кто точно для продажи и кто прислан от царевича; а как вышесказанным лезгинам, под видом мирных, ген.-м. Лазаревым, также д. с. с. (действительный статский советник. — Ю. К.) Коваленским позволено им пасти свой скот на Ударском поле, а сверх того оным лезгинам выезжать с разными их товарами в Грузию, каковым случаем по замечанию, что они только тамошних жителей подговаривают к склонению царевича Александра на сопротивление противу России верноподданных; а по таковому их злоумышлению в. с. (ваше сиятельство. — Ю. К.) не угодно ли будет повелеть сих злодеев с того места удалить или в залог верности тамо кочующих лезгин вместо аманатов, — их самих или со скотом захватить, чем уповаю, что таковые их злоупотребления отчасти удержатся» [Акты, 1868, т. 2, с. 155]. Соответствующие меры были предприняты, но нападения «мирных»

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

капучинцев и анцухцев на грузинские деревни все же случались (см.: [Акты, 1868, т. 2, с. 761]). Время от времени совершали нападения на Кахетию и «лезгины» других обществ.

Из рапорта от 24 июня 1803 г.:

Настоящего месяца 16 числа... под самым сел. Шилды обрабатывавших сад пять мальчиков грузинских, напав лезгины в 15 человек, побили в смерть и, отрезав у них руки, ушли с оными. Да кроме сего носятся по Кахетии слухи, что действительно собираются в Дагестане лезгины к нападению на здешний край.

Из рапорта от 29 сентября 1804 г.:

6-го числа августа на рассвете лезгинская немалая партия, вышедшая из дагестанских гор, напав на часть селения Кварели... убила в оном из числа жителей обоего пола 22 души, в плен взяла обоего же пола, а более малолетних детей 46 душ, сожжено домов крестьянских 30, и с оных все имение хищники разграбили...

[Акты, 1868, т. 2, с. 761, 763]

Подвергалась разорению со стороны тех же «лезгин», чьи многочисленные отряды базировались в Ахалцихском пашалыке, подчиненном Турции (они служили там по найму), и соседняя Картли (Карталиния). Главнокомандующий П. Д. Цицианов предъявлял местному паше 69 требование не предоставлять «лезгинам» на подвластной ему территории убежища, предложив под угрозой карательных мер российских войск выдворить их в Дагестан [Акты, 1868, т. 2, с. 760]. Паша согласился, «лезгины» в количестве 600 человек сдали оружие и были отконвоированы за Алазань, где их отпустили. По оценке историка, «это было страшным ударом по самолюбию азиатов» [Потто, 1994, т. 1, с. 310]. Впрочем, и позднее солидные по размерам партии «лезгин», по сообщениям осведомителей собиравшиеся предпринимать нападения на Грузию, находили пристанище в Ахалцихе [Акты, 1868, т. 2, с. 763—764].

Военные экспедиции в горы не предпринимались (только в Джаро-Белока- ны, и то не всегда удачные). Зато были заняты Ганджа, путем переговоров и с применением силы были присоединены Карабахское и Шекинское ханства. По-новому начала строиться политика с дагестанскими владетелями. В конце 1802 г. многие из них дали клятвенное обещание в нерушимости их дружеского союза. Князь Цицианов отказался от практики подарков, сделав ставку на демонстрацию силы. Показательны в этом отношении его переговоры с одной из ключевых фигур тогдашнего Дагестана — с 1803 г. главой Аварского ханства Султан-Ахмед-ханом. Предваряя изложение их содержания, кратко освещу примечательные события, предшествовавшие приходу его к власти.

В первый год XIX столетия не стало Умма-хана. Он не имел наследников мужского пола, и вопрос о троне оказался непростым, а от возможного нового правителя требовались немалые усилия для закрепления за собой этого места.

69 Письмо кн. Цицианова от 19 июня 1803 г. было адресовано Реджеб-паше. До марта 1801 г. правителем там был Сабуд-паша, «расположенный к России, удерживавший лезгин и турок от хищнических вторжений в Грузию». Смещение последнего с должности «развязало руки лезгинам» [Дубровин, 1886, т. 3, с. 406].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Им стал Гебек-хан, брат Умма-хана по отцу. Однако возникла интрига. Одна из вдов Умма-хана Китлиляй (по русским источникам, Гихили) испытывала к нему открытую неприязнь 70, одновременно воспылав чувствами к Султан- Ахмед-хану, к тому времени женатому на дочери Умма-хана Баху (Паху-Беке). Султан-Ахмед-хан являлся родственником Умма-хана, сыном правителя Мехтулинского ханства Али-Султана. Китлиляй предложила Султан-Ахмед- хану руку и сердце, обещая также и власть в Хунзахе. Тот согласился, ибо претендовал на власть. Интриганка организовала убийство Гебек-хана. «Упаси нас Аллах от женского коварства! Ухищрения их поистине велики», — так восклицал по данному поводу местный хронист. Вообще история примечательная для характеристики официально мужского общества горцев.

Султан-Ахмед-хан «с согласия [хунзахского] войска» принял на себя управление государством. Женился и на Китлиляй [Геничутлинский, 1992, с. 40—42, 147]. Однако положение его было далеко от уверенного. Информатор вскорости сообщал кн. Цицианову: «Что касается до аварского народа, то он... имеет между собою раздор. Жены хана каждый день между собою спорят, подвластные дерутся на ружьях и шашках» [Акты, 1868, т. 2, с. 764]. Султан-Ахмед-хану нужны были средства и механизмы для упрочения власти. Того социального инструмента, которым в свое время располагал пришедший к власти молодым человеком Умма-хан, — поддержки товарищей-сверстников, входивших в дружину и в «правительственное окружение», он, как чужак, был лишен. Ему оставалось едва ли не единственное — «покупка» расположения лиц при должностях (при этом вспомним, что и юный Умма-хан поначалу одаривал влиятельных лиц подарками). В одном из источников по данному поводу сообщается:

До смерти Умахана старшины и военачальники сих (аварских. — Ю. К.) округов не бывали никогда награждаемы ни деньгами, ниже другими подарками, а дорожили одними только ласками ханов, и за большое счастье считали те, которым ханы удостаивали дать из своих рук бокал с напитком бокочая или рюмку водки. Султан Ахмет-хан, не будучи родом из аварских ханов, а наследовал сим ханством чрез жен своих Паху и Гихили, то, дабы не выходил народ из повиновения его, начал награждать старшин, военачальников, знаменщиков и вожаков и, приучив таким образом союзников, был в необходимости награждать и аварцев (т. е. едва ли не простой народ. — Ю. К.).

[Хрисанф, 1958, с. 269]

Где ему было взять деньги на эти цели? Походы в Грузию стали теперь (Султан-Ахмед-хан получил власть в 1802 г.) проблематичными, с подвластного населения вытягивать дополнительные средства в этой ситуации было не с руки. Все склоняло к установлению «добрых» отношений с российской властью и получению от нее жалованья.

70 Причиной ее неприязни к Гебек-хану являлось якобы его рождение от невольницы [Хрисанф, 1958, с. 267] (см. также: [Неизвестный автор, 1958, с. 353]). В этой связи небезынтересно отметить, что в свое время Паху-Бике оскорбила свою сводную по отцу сестру, рожденную грузинкой (присланной царем Ираклием в качестве подарка-невесты с приданым Умма-хану), заявив: «Тот, кто рожден грузинкой, — раб». Сестре было отказано в наследстве; ее поселили на одном из хунзахских хуторов [Геничутлинский, 1992, с. 47— 48].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Однако через полгода Цицианов выразил претензии хану за то, что подвластные ему люди совершили нападение на Грузию, где атаковали русские войска. Он требовал выдачи виновных и приостановил выплату денег. Хан Аварский оправдывался, говоря, что указанное произошло без его ведома и его вины ни в чем нет. В свою очередь, он упрекал Цицианова за грубые выражения в свой адрес («...мы нашли в вашем письме выражения, исполненные желчи, и заключили, что подобные выражения не могут быть произнесены человеком, не имеющим телесного недуга»). Он настойчиво требовал себе жалованья:

Не прекращайте мне содержания, не изгоняйте меня из рядов верноподданных Российской Державы за поступок, нам чуждый... Не замедляйте присылкою моего содержания и той милости, которая оказана мне от высокого правительства.

К этому он добавлял и следующее:

Тушины пред сим всегда аварскому владетелю платили дани каждый год, дабы их не тревожить, 6 катеров и 6 скотин, а теперь другой год они не платят, — приказать им, чтобы оную подать мне платили; если сего они не захотят выполнить, то меня извините, — при удобном случае с войском своим выступя, их накажу.

[Акты, 1868, т. 2, с. 769—771]

На это князь П. Д. Цицианов — грузинских кровей российский генерал, разразился гневными тирадами: «Кто имеет честь командовать, как я,

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

непобедимым всероссийским войском, тот весь Дагестан считает за мух и желает иметь случай на деле то показать...» (в другом месте: «...не слабой мухе, каков аварский хан, против непобедимого российского оружия брать гордый голос и думать устрашить меня, поседевшего под ружьем»).

...Весьма я удивлен требованием вашим, чтоб тушинцы, подвластные России, составляя часть Грузии и в границах оной жительствующие, платили бы требуемые вами 6 катеров (ослов) и столько же быков, и во извинение только ваше мне служить может ваше незнание, ибо в противном случае одно требование могло бы почитаемо быть за оскорбление. Как вы могли вздумать, чтоб подданный Е. И. В. всемилостивейшего Государя моего и вашего, который Высочайше вам дарует жалованье, вам платил дань? Есть ли тут здравый рассудок?

...Буде вы не желаете потерять не только жалованья своего, но и больше чеголибо и хотите под сильным покровительством и подданством России оставаться в совершенном спокойствии, то на таковой случай посылаю вам мои предложения... 1) В залог верности, которая оказалась сомнительною... должны дать по обычаю азиатскому в аманаты брата своего... А 2-е, как слабый сильному всегда повинуется, и ваше высокостепенство должны признаться, что вы слабее противу могущества великого Всероссийского Государя Императора, к тому же и время теперь переменилось, когда вы при грузинских царях брали с тушинцев по 7 катеров, то теперь обязаны будете во взаимность того давать в дань ежегодно по 12-ти катеров, — не для чего больше, как только бы по обычаю, существующему во всей Азии, показать тем зависимость свою от Всероссийской Империи... Воля ваша, но я предваряю вас, что в противном случае вы будете после раскаиваться.

[Акты, 1868, т. 2, с. 771—773]

Отношения с Султан-Ахмед-ханом несколько выровнялись позднее, при новом главнокомандующем И. В. Гудовиче (П. Д. Цицианов в 1806 г. был убит в Баку). Была дана новая присяга, хан оказал некоторые услуги верховной власти. В ответ ему восстановили пенсион и даже пожаловали чин генералмайора [Русско-дагестанские отношения, 1988, с. 278—282]. Еще позднее А. П. Ермолов, выражая скепсис в отношении верности слову хана Аварского, замечал, что «исправным получением этого жалованья, впрочем, и ограничивалось все его отношение к России». Султан-Ахмед-хана упрекали в предоставлении убежища «разным преступникам, бродягам, беглым и хищникам», в оказании помощи чеченцам, но одновременно и отговаривали от участия в заговоре против «сторонников России» — шамхала Тарковского и уцмия Каракайтагского. Хоть он и считался «другом мошенников», но был человеком, необходимым для контролирования ситуации в Дагестане [Дубровин, 1888, т. 6, с. 308—316; Потто, 1994, т. 2, с. 177] 71.

Султан-Ахмед-хана можно понять. Если бы он отказался от известных правил отношений со своими соседями-горцами и от обязательств перед ними, если бы без ропота уступил завоеванные его предшественниками привилегии на получение дани с соседей дальних, то, при реально малоэффективной поддержке российских властей, ему вряд ли удалось бы сколь-либо долго

71 В 1819 г. имперская администрация даже пыталась его заменить, провозгласив ханом Аварии сына Гебека Сурхайя. Однако вскоре отказалась от этого плана [Материалы, 1986,

с. 157].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

сохранять за собой ханство. Он вынужден был вести двойную игру, служа русским и одновременно обманывая их и при этом заигрывая в известных формах и рамках с ближайшим своим окружением и народом. Последний в Аварском ханстве не был безгласной и безвольной массой. В отличие от Умма-хана, находившегося в ином положении и поэтому имевшего возможность поддерживать свой авторитет власти и подкармливать подвластный народ известным образом, Султан-Ахмед-хану удавалось это лишь частично. Ханство беднело, власть постепенно уходила из рук тех, кому принадлежала по формальному основанию. Через несколько лет после смерти Султан-Ахмед-хана, последовавшей в 1823 г., об Аварском ханстве (в то время им правила вдова Паху-Беке с сыновьями), некогда сильном и грозном, сообщалось совсем иное:

Беднейшее и в бесплоднейших местах поселенное горское племя; имеет хана, которому вовсе не повинуется, в особенности когда не предвидят для себя собственной своей выгоды. Без народных собраний и совещаний на оных ничего хан сам собою не может предпринять, все зависит от народа — мир, война, союз! Из сего следует, что правление Аварии народное, хану же как бы из милости и по обычаям дают малую долю своих посевов и стад для прокормления.

[Розен, 1958, с. 291]

Очень схожие оценка и информация сообщались другим осведомителем:

...Управляется ханами. Ныне состоит оное в правлении молодого 15-летнего хана Абу-Султана, который мало уважаем в народе; более же всех мать его, ханша Паху, и кади входят в общее управление; впрочем, жители мало вообще повинуются... Жители Аварии суть самые беднейшие из горцев. Мастеровых нет никаких, промышленностей также. Хлеб и соль, получаемые из ханства Мехтулинского, выменивают они на фрукты, звериные шкурки, а иные (но весьма редко) и на баранов. Скотоводство самое бедное, по недостатку пастбищных мест... Жители Аварии вообще не воинственны и худо вооружены, а также весьма нетрезвый народ. Привязанность сего народа к России вовсе незаметна. Мало повинуясь своим ханам, они им не платят никакой почти дани, впрочем, и не в состоянии давать оной. Бедность существует во всех хижинах, что и, полагать должно, побудило правителей ханства искать покровительства у русских и прибегнуть на верность подданства, дабы чрез то иметь всегда свободный вход в пределы наши и получать все необходимое.

[Щербачев, 1958, с. 297 — 298]

Какая безрадостная картина! Чего она результат? Нарушения вмешательством России отлаженной системы функционирования — политического, экономического, военного — данной общественной модели? Исчерпания последней своего потенциала по не зависящим от внешних сил обстоятельствам? Природного (климатического) негатива, который к этому времени в полной мере испытали на себе жители холодного безлесного горного Хунзахского плато? Очевидно, все эти факторы (как, вероятно, и другие) оказали влияние на упадок «жизненных сил» ханства к концу первой трети XIX столетия.

С аналогичными проблемами приходилось иметь дело большинству владетельных персон Дагестана, и они вынужденно лавировали между внешними и внутренними силами, то удовлетворяя требования российской

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

администрации, то потворствуя «своеволию» подданных. Различия в их действиях зависели от экономической и политической стабильности в ханствах, но многое определялось и личными качествами главных фигур. Сурхай-хан II застал это время.

Прославившийся в предшествующие годы, он в новой ситуации не желал сдавать позиций. Овладение русскими войсками Джаро-Белоканами и присоединение их к империи вызвало гнев авторитетного правителя:

...Я объявляю вам, что Джар не разнствует с моим владением, я готов за джарцев принести в жертву жизнь и имущество... Я не признаю их подданными вашего падишаха. Если вы желаете себе спокойствия, то выведите ваших солдат из этого владения на ту сторону Алазани... иначе я покоя не дам вашим людям в этой стране.

[Акты, 1862, т. 2, с. 774]

Это заявление датируется первыми годами XIX в., тогда же происходили и стычки двух войск, хотя чуть раньше российская администрация приняла от хана присягу. Переговоры о подданстве велись и позднее: хан настойчиво просил уменьшить размер возложенной на его ханство дани и получал ответ, что дань эта почти номинальная, а обещанные жалованье и щедроты в будущем намного превысят ее размеры [Русско-дагестанские отношения, 1988, с. 284]. Затем следовала долгая череда политических интриг и борьбы за власть, в том числе с близкими родственниками, альянсов с политическими силами Дагестана, настроенными против России, подтверждений верности России, бегство в Иран и др. О конце его жизни (1820-е гг.) говорилось в предыдущем параграфе.

Почти все личности по-своему были яркими (на то они и личности). Я не буду излагать перипетий их противостояния, временами открытого, а временами весьма дипломатичного, новой утверждавшейся в Дагестане силе — это особая тема.

Новая сила уверенно закреплялась там. Не залезая в горы, но контролируя дороги и тропы, связывавшие горы с равниной, она могла блокировать важные для горцев источники обеспечения жизни — зимние пастбища, места торговли, отхожего промысла, наконец разбоя. Последний-то и служил основанием для принятия крайних мер и, по категоричному условию российской стороны, должен был быть исключен.

В разработке планов по введению контроля над горцами деятельное участие принимали состоявшие на русской службе грузины. Генерал-майор кн. Д. З. Орбелиани в 1807 г. предлагал в целях «удержания от набегов глуходар ко вреду Грузии» следующее:

Опубликовать всему горскому глуходарскому народу, что ежели оный будет делать набеги для грабежа Грузии, то наказан будет тем:

Запрещено им будет иметь торговлю всеми их произведениями, начиная от Кизляра, Андреевской деревни, Нухи, Шемахи, Баку, Дербента и до Тифлиса.

Запрещено им будет во время зимы пасти скот на плоскости как по ту, так и по сю стороны гор, объявив им, что за каждое их преступление оконфискован и отобран будет их скот.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

По случаю недостатка у них хлеба запрещено будет продавать им оного, начиная от Кизляра, Андреевской деревни, в Бакинской крепости, Дербенте, Самухе, у джарцев, в Нухе, Шемахе и в Грузии.

[Акты, 1869, т. 3, с. 370] 72

Наказания виновных должны были производиться «военною рукою». К слову заметить, что караться должны были и грузины, совершавшие воровство у «лезгин».

Предложение и формулировки Орбелиани были использованы очередным главнокомандующим графом И. В. Гудовичем в его «Обвещении...

глуходарцев, не зависящих от власти Султан-Ахмед-хана Аварского» [Акты, 1869, т. 3, с. 370—371] 73.

Полного блокирования горцев в их закрытых местах тогда не было осуществлено, но угрозы возымели некоторое действие (хотя инциденты нападений на Грузию периодически случались), так что процесс выражения лояльности, преданности новой силе отдельными общинами горцев и союзами таковых в первые полтора десятка лет XIX в. был активным и даже масштабным. При этом обе стороны брали на себя конкретные обязательства. Вот характерный пример таких соглашений.

Письмо главнокомандующего на Кавказе Н. Ф. Ртищева Ансалтинскому обществу от 30 июня 1812 г.

Просьбу вашу о дозволении вам беспрепятственно ездить в Грузию по торговым делам я получил, и так как я считаю вас народом спокойным и верным Г. И., то истинно расположен буду доставить вам всевозможные выгоды наравне с теми, каковыми пользуются природные российские подданные. Я со всею охотою позволяю вам ездить в Грузию и приказал безвозбранно пропускать ваши караваны. Но и должен вам сказать откровенно, что при малейшей со стороны вашей шалости, либо когда узнаю, что из подведомственных сему обществу народов некоторые ветреники обращаются в воровстве и разбоях в Грузии, то я тотчас лишу вас их выгод и торговать в Грузии не позволю под строгим наказанием. Не надеясь, однако же, чтобы вы довели себя до сей крайности, я с отеческой заботливостью буду пещись о ваших пользах, доколе вы будете так же добры, как теперь.

[Русско-дагестанские отношения, 1988, с. 303]

Послание отличал едва ли не умильный тон (каким оно является контрастом тому, что и как заявлял Цицианов и что вскорости станет делать Ермолов). В ответ его автор получал заверения в преданности аналогичной тональности (см., напр.: [Русско-дагестанские отношения, 1988, с. 303, № 402]).

72Замечу, что план князя Орбелиани в главном повторял предложение грузинского царя Вахтанга VI, изложенное им еще в 1725 г.: «А от Андреева, которые есть места, что внизу поселены, тех чрез посланное войско возможно в покорство привесть или оную селидьбу разорить, дабы горских людей в поля не впускать. А когда горские люди не будут спущены и оттого принуждены будут в покорство прийти» [Документы, 1968, с. 106].

73Хан Аварии отпочковывался от неблаговидных поступков «вольных» горцев, сообщал об их планах российскому командованию, тем самым демонстрируя свою лояльность и верность данному слову.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Неужели настало время успокоения страстей и общего примирения? Или Россия настолько жестко зажала горцев, что они и «пикнуть» не могли? Не то и не другое. Примирения были временными и локальными, хотя некоторое общее «успокоение» все же отмечалось. Горцы, по крайней мере многие из них, пытались учиться жить по новым правилам в изменившихся условиях, но это им давалось нелегко. А возглавивший в 1816 г. российскую администрацию и военные силы на Кавказе князь Алексей Петрович Ермолов явно был недоволен общим положением дел.

Человек, в российском лагере являвшийся одним из наиболее компетентных в дагестанских делах, писал: «Постепенное преклонение горских племен в подданство России обыкновенно происходило следующим образом. Сперва приготовляли их к

знакомству и сближению с местным русским начальством чрез старшин и князей, потом уговаривали на связь и союз с Россиею и в знак откровенности их намерений брали с них присягу на верноподданство. С тем вместе они делались мирными. (В другом месте тот же автор пояснял: «По толкованию Корана в горах распространенному, присяга, горцами нам даваемая, имеет силу только на год, а потому они после сего времени, расторгая свои обещания, являются опять на военном поприще, ничуть не считая сего за несохранение своего слова»). Достигши сего, начальство требовало сохранения принятого горцами подданства и вообще безотчетного послушания. Были взимаемы аманаты. Мы почитали себя хозяевами и оттого новосоюзных скоро от себя отчуждали. Полагая, что от них зависит разорвать опять заключенный с нами союз, они непослушанием своим ставили нас в необходимость поддерживать свое могущество и честь. Надобно было наших же подданных наказывать вооруженною рукою. Рождались войны продолжительные, мирные горцы раскаивались, а немирные укоряли первых в неверности, и как те, так и другие приписывали несчастья свои влиянию России. Так эти мирные горцы делались кастою самою немирною, потому что действовали смотря по обстоятельствам, то в нашу, то в чужую пользу… При расспросах горцев о причинах невыполнения ими долга подданства и присяги, они обыкновенно отговаривались тем,

что, не получая от нас ожидаемой помощи, не в состоянии противиться насильствам и требованиям немирных и что поэтому им ничего более не

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

оставалось делать, как действовать заодно с сими последними» [Мочульский

(А), ч. 1, л. 64 об., 66—67 об.] 74.

Так дело подчинения горцев, или хотя бы их части, вырисовалось к рубежу 1830—1840-х гг. И даже столь несовершенная форма взаимодействия новых соседей была достигнута путем долгих поисков. Одним из творцов политики являлся князь Алексей Петрович Ермолов, который в 1816 г. возглавил российскую администрацию и военные силы на Кавказе. Заняв столь ответственный пост, он явно был недоволен общим положением дел в крае.

Являясь натурой властной и честолюбивой, он сознавал и называл себя проконсулом Кавказа (а не одним из числа многих исполнителей воли императора) и надолго оставил в местных жителях память о себе. Главнокомандующий требовал от горцев, вне зависимости от того, были они ханами или вольными общинниками, безусловного повиновения. Системе задариваний и обращений в умильном тоне был положен конец. Властью и правом на самостоятельные действия, и притом абсолютными, в его глазах обладала только российская (цивилизованная) сторона, на Кавказе сосредоточенная в его лице. «Все подвиги мои, — писал он кн. М. С. Воронцову в 1817 г., — состоят в том... чтобы воспретить какому-нибудь хану по произволу его резать нос и уши, который в образе мыслей своем не допускает существования власти, если она не сопровождаема истреблением и кровопролитием... Терзают меня ханства, стыдящие нас своим бытием. Управление ханами есть изображение первоначального образования обществ. Вот образец всего злодейского самовластия и всех распутств, унижающих человечество» [Козубский, 1900, с. 137—138].

Впоследствии многие обвиняли Ермолова в ликвидации прав владетельных персон и тем самым в разрушении уже сложившейся якобы в новых условиях системы подчинения и контроля населения, а равно и в ликвидации «древних установлений, сроднившихся с чувствами и верою народа». Его упрекали также в шовинистических настроениях («патриотических его предубеждениях»), вопреки якобы очевидно необходимой в тогдашних условиях «чрезвычайной осторожности» в планах и действиях [Эсадзе, 1907, т. 1, с. 34—35]. Он действительно придерживался особых взглядов и решительных мер, образцом для него являлся П. Д. Цицианов, а вовсе не наследники его власти («Со времени кончины славного князя Цицианова, который всем может быть образцом и которому там не было не только равных, ниже подобных, предместники мои оставили мне много труда»). Первый был сатрапом в Азии, второй стал там же

74 Далее, уже по достаточно частному вопросу, но связанному с основным, он писал: «Аманаты были источником величайшего для нас зла. Содержание, полагаемое от казны этим заложникам, привлекало много охотников для снискания себе пропитания на сем поприще. Во многих местах это сделалось даже ремеслом, и богатыя и знатныя посылали к нам в аманаты тех, коим хотели доставить существование, а вместе с тем извлекали и для себя пользу. По содержанию аманатов в крепостях и укреплениях Кавказа, они имели случай видеть наши силы и положение сих военных пунктов… Так называемые мирные горцы вообще были не что иное, как привилегированные шпионы и провиантмейстеры немирных и покровители всех тех, кои от нас удалялись в горы. Это было причиною, отчего всякий шаг русских так быстро делается известным в горах» [Мочульский (А), ч. 1, л. 69— 70].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

проконсулом империи (об отношении Ермолова к Цицианову подробно см.: [Гордин, 2000, с. 56 и след.]).

Проконсул жесткими мерами выстраивал собственную вертикаль власти и ответственности. За каждое воровство или разбой, учиненные зависимыми крестьянами, должны были отвечать князья и уздени (здесь — дворяне). «Представьте мне, — заявлял он, — неповинующегося князя или узденя, и это будет последнее в жизни такового неповиновение». Жителям «вольных» общин он говорил: «Живите смирно, не делайте воровства, грабежей и смертоубийств; занимайтесь хлебопашеством и скотоводством: вы будете покойны, богаты и счастливы; в противном случае за всякое с вашей стороны буйство, за всякое воровство, грабеж и смертоубийство аманаты ваши будут отвечать головою». Если при расследовании инцидента выяснялось, что жители какого-либо селения беспрепятственно пропустили «хищников» и не защищались, то, согласно предписанию главнокомандующего, «деревня истребляется, жен и детей вырезывают» [Дубровин, 1888, т. 6, с. 300, 302].

Как и подобало настоящему проконсулу империи, жестокие, подчас крайне жесткие меры он совмещал с великодушием. Из письма ген. В. Р. Мадатову от 11 сентября 1819 г.:

Одобряю весьма, что возвратили захваченных женщин; не говорю ничего и против освобождения пленных, ибо полезно вразумить, что русские великодушно даруют и самую жизнь, когда не делают (горцы. — Ю. К.) упрямой и безрассудной защиты... Внушить войскам, чтобы не защищающегося или бросающего оружие щадить непременно; при малейшей защите истреблять необходимо; отдавшихся, по усмотрению, освобождать, но всегда удерживать беков и всяких приближенных людей и служителей, принадлежащих изменникам, против нас действующих.

(Цит. по: [Дагестанский сборник, 1902, с. 177—178])

Нередко, бравируя тем, что является потомком Чингисхана 75, А. П. Ермолов в общении с «азиатами» представлял себя, как ему казалось, надлежащим образом. Из письма В. Д. Давыдову от 6 января 1820 г.:

Я приятное лицо мое омрачил густыми усами, ибо, не пленяя именем, небесполезно страшить наружностью. Здесь всякое безобразие у места... Я многих, по необходимости, придерживался азиатских обычаев и вижу, что проконсул Кавказа жестокость здешних нравов не может укротить мягкосердием. И я ношу кинжал, без которого ни шагу. Тебе истолкует Раевский слово канлы, значащее взаимную нежность. Оне здесь освящены законом, утверждены временем и приняты чистейшею нравственностью.

[Козубский, 1900, с. 139]

Вообще фигура А. П. Ермолова с его напускными усами, кинжалом, с жесткой манерой общения с «азиатами» в роли проконсула и наследника великого

75 Род дворян Ермоловых происходил от некоего Мурзы-Аслан-Ермола, выехавшего в 1596 г. из Золотой Орды в Москву и там крестившегося. Но, как пишет Я. А. Гордин, таких «потомков Чингисхана» в русском дворянстве было предостаточно. Никто, однако, кроме Ермолова не пытался использовать это в видах карьеры — сколь грандиозной, столь и утопической [Гордин, 2000, с. 108]. Не исключено, что, шутя подобным образом, генерал мог сам достаточно искренно верить в свою миссию в истории.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

завоевателя-властелина, равно как и фигура П. Д. Цицианова, вступавшего в диалог с «мухами» от имени (или в роли?) «слона» либо «орла», могут быть интересны не только историкам, но, возможно, и психоаналитикам. Восточной экзотикой, подражанием ей или национальной гордостью, цивилизаторской миссией, а также нравами времени все не объяснить в их манерах. По крайней мере, один дает основания усматривать в нем проявления тиранических наклонностей, а другой — личных комплексов на основе уязвленного чувства национальной гордости. Сказанное вовсе не означает, что дела России на Кавказе творили люди с не вполне адекватным поведением. Все осуществленное ими было в рамках имперской политики, трезво и достаточно расчетливо искавшей те либо иные пути решения проблемы 76 . Горцы покорялись, большей частью вынуждены были это делать.

Выше уже упоминалось обращение анцухцев к А. П. Ермолову (1816) и его ответ им. Первое было явно дерзко с позиции проконсула, ответ же отличался терпимостью, вероятно, объяснимой тем, что генерал только заступил в должность. Упоминалось и скептическое отношение Ермолова к верности Сул- тан-Ахмед-хана, соответствующее политическим взглядам генерала. Из акций, совершенных Ермоловым в Дагестане, памятной является и разгром даргинского общества Акуша в 1819 г.

76 В эти же годы влиятельными лицами предлагались и отличные от цициановскоермоловского планы решения горско-кавказской проблемы. Так, адмирал Н. С. Мордвинов в 1816 г. предлагал мирные и во многом идеалистичные средства к тому, чтобы «привязать к себе постепенно кавказских жителей», которых, «огражденных твердо быстрыми потоками вод, утесами гор, ущельями неприступными… оружием покорить невозможно». Он писал, что «Россия должна иметь иные виды, не единую временную токмо безопасность о ограждении своих нив и пастбищ», но стремясь к активному освоению восточных и южных рынков в Персии и Индии, должна и горцев приучить к постоянным поставкам своей продукции. Он считал необходимым воспользоваться местным «добродетельным» обычаем гостеприимства и «привязать к себе оным» горских «народоначальников» (для чего все лица российской администрации должны были завести в своих домах комнаты для гостей). Целесообразным он считал и «учреждение временных в году празднеств, кои могли бы разными увеселениями привлекать на оные горских жителей», а также школ с сохранением местных «обрядов» — «употребления оружия, ристания на конях и других им сродных телодвижений», а в столице империи — гвардейского Кавказского отряда. Подобные меры должны были, по мнению адмирала, ослабить влияние Турции в Кавказском регионе, из которого она в итоге якобы вынуждена будет уйти [Мордвинов, 1858, с. 111—112].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

обращении к ним А. П. Ермолов писал:

Довольствуйтесь великодушным российского правительства к вам расположением, которое уважает веру вашу, не нарушает ваши обычаи, не касается вашей собственности и ничего от вас не требует. Но знайте, что оскорбление и вред, нанесенные верноподданным великого государя,

наказываются строго и отмщеваются до конца!

Акушинцы отказались выдать аманатов, хотя обещали вреда не чинить. Решение генерала было категоричным:

Я когда что требую, то никогда уже того не переменяю. Аманаты от даргинского народа мне надобны, и я их иметь буду, и присягу они дать должны. Может быть, хотят они иметь войска великого государя моего свидетелем оной, то и в сей чести я им не откажу.

[Дубровин, 1888, т. 6, с. 312—315]

Акуша была взята русскими войсками.

О походе Ермолова в Акушу сложена песня. Во второй половине XIX в. она была записана в Кубачах и, как сообщалось при ее публикации, песня с некоторыми изменениями поется в горном Кайтаге, в самой Акуше и в других даргинских обществах. Песня интересна для характеристики восприятия местными жителями сильного и жестокого противника, реально — врага.

Ермолов и шамхал ежемесячно сходились на границе Дарги и советовались, как бы покорить ее.

Там, где ни курица, ни лисица во всю жизнь не могли бы отыскать тропинки, чтобы пробраться в Даргу, — Ермолов в три часа нашел дорогу.

Ермолов в присутствии государя ел очень мало — как ручной ястреб, а бросался на врагов — как голодный и разъяренный лев.

Руками он действовал подобно железному молоту, ломающему камни. Когда Ермолов сидел, то все беки пред ним стояли, как солдаты.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН