Относительно таких святилищ высказываются разные мнения. Одни исследователи полагают, что они завершили эволюционный ряд культовых памятников, заменив собой в XVI—XVII столетиях более сложные склепообразные конструкции [Мужухоев, 1989, с. 29 — 32; Семенов Л., 1963, с. 41]. Другие, которых больше, напротив, видят в них не «вырождающуюся», а как раз первичную форму, слабо изменившуюся на протяжении веков (см.: [Гольдштейн, 1975а, с. 88; Крупнов, 1971, с. 112] и др.). Важным аргументом в пользу такой оценки является, в частности, общее развитие архитектурных форм на Центральном Кавказе, где памятники позднесредневекового зодчества — башни и склепы — отличают «великолепные конструктивные и эстетические достоинства», на фоне которых невозможно представить упадок (деградацию) архитектуры святилищ [Тменов, 1996, с. 182].

А башни Центрального Кавказа действительно великолепны — изящные взметнувшиеся к небу вертикали. И, возможно, небезосновательно мнение о сохранении их конструкцией архетипа пространственной модели космоса с трехуровневым ее членением [Сулименко, 1990]. Эти рукотворные вертикали, столпы (или воспроизведения горы? многие из них имели пирамидальное завершение) отчасти являлись покушением на прерогативу Бога творить связывающую небесную и земную страты вертикаль, но лишь отчасти, ибо были обращены и выражали стремление людей к Нему. Архитектурное совершенство башен, а также несение ими указанного архетипа обусловило то, что их модель была воспринята как образец для появившихся позднее минаретов, а некоторые башни просто использовались в качестве таковых (подробнее об этом в следующей главе).

Аналогичную пространственную модель космоса, мировой оси с делением его/ее на небесную, земную и подземную сферы, несли в себе и мемориальные стелы (и храмовые постройки) Кавказской Албании раннего и развитого Средневековья [Ахундовы, 1983, с. 1—4]. Если же учесть архитектурноконструктивную близость столпообразных святилищ Ингушетии сиелингов (посвящавшихся громовержцу Сиели/Сели) и осетинских намогильных памятников цыртдзаванов [Тменов, 1996, 159—160], то, по-видимому, нужно говорить об изоморфизме моделей мировой оси/вертикали в святилищах, храмах, башнях, мемориальных памятниках.

В традиционной культуре населения Кавказского региона, в первую очередь его горной части, такие модели оказывались едва ли не доминантными, и можно предположить, что они структурно организовывали картину мира. Такая роль указанных моделей в активной реакции людей на окружающее пространство (восприятие этого пространства) определялась спецификой самого местного пространства с его изначальными природными вертикалями, служившими точками отсчета и вектором для других систем координат.

1.2. Гора Дагестан

Органичной частью горной страны Кавказ является «Страна гор» — Дагестан. Здесь только нагромождение чередующихся с ущельями хребтов и вершин еще более сложное, на первый взгляд хаотичное. Но первое впечатление сменяет убеждение о монолитности этого горного массива.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Единое, общее — горы, и в них дополняющие частности — котловины, долины, малые ущелья сплетены друг с другом. И сам Дагестан вплетен в канву общекавказского миропорядка и миропонимания. Поэтому отмеченное выше с в целом не очень значительными коррективами относится и к этой части Кавказа.

Здесь в исторической памяти народа, и не только в ней, но в истории как таковой, расставлены те же акценты, что и в преданиях о Гаосе и Картлосе. Эти акценты определенно указывают на благодатность для людей и выдающихся персон расположения на вершинах горных массивов или в непосредственной близости от них 5.

5 Впрочем, следует иметь в виду, что кавказская и в частности дагестанская традиция организации поселений, городов на горах восходит, вероятнее всего, к древней переднеазиатской традиции (см.: [Оппенхейм, 1990, с. 101]).

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Орография Дагестана (по: [Дагестанская АССР])

Безымянный автор «Истории Каракайтага» — одной из провинций Дагестана, повествуя о приходе в край воителей ислама, писал следующее.

В вилайате Хайдак он (Ханмухаммад. — Ю. К.) построил многочисленные селения, а до того на горе, над их селениями, [у них] был громадный город,

называемый Джалаги. Прибыль же для них и их работа были на равнине.

[История Каракайтага, 1993, с. 155]

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

О средневековой Аварии арабский автор Ибн Руста оставил такое свидетельство:

Из страны хазар в Сарир ты едешь двенадцать дней по открытой местности, затем поднимаешься на высокую гору… Ты едешь в течение трех дней, пока не достигнешь царской крепости. Она стоит на вершине горы.

[Минорский, 1963, с. 219]

Согласно преданию жителей дагестанского аула Ругуджа, ранее — до образования современного селения — по соседству, на вершине горы в крепости жил некий хан, а под горой располагалось селение, жители которого обеспечивали «феодала» всем необходимым [Исламмагомедов, 1964, с. 159— 160]. Древняя столица Аварии селение Тануси, в котором жил легендарный хан Суракат, характеризовалось такой же топографией: «Тануси — выше всех, отсюда и название Тануси — „та“ — высокий… Тануси соседние аулы обложили данью» [Федотова (А), л. 75 об.] (исследователем, скорее всего, приведена народная этимология топонима, так как аварско-русский словарь не дает такого значения лексемы тIа). Следование такому мировоззренческому стереотипу и его реализация сохранялись до сравнительно недавних времен. По крайней мере, свидетельства авторов второй половины XIX в. дают основания для подобного заключения. Сравните: «Рутул — большое селение, раскинутое на склоне горы. Дом наиба стоит выше всего аула, на самой верхушке этого склона»; «…Он расположен высоко над аулом. Пришлось к нему взбираться по скалам» [Беккер, 1876, с. 44; Вучетич, 1864, № 75].

Подобно насельникам других частей Кавказа, местные жители почитали горы и их вершины фактически как священные объекты. Не все, но многие из них. Именно они обычно являлись культовыми центрами жителей нескольких районов (субрегиона), конкретного района или аула.

В Южном Дагестане особо почиталась гора Шалбуздаг (4150 м). Лезгины, проживавшие по обе стороны Главного хребта, в систему которого и входила данная вершина, а также рутульцы, агулы и даже живущие на значительном расстоянии от горы табасаранцы относились к ней как к святыне. На Шалбуздаге был похоронен св. Сулейман, некогда живший в близрасположенном селении Ахты. Тело святого якобы перенесли на священную гору четыре голубя, позднее над местом его захоронения был воздвигнут мавзолей. На Шалбуздаге располагались и другие святыни — так называемые камни Фатимы, дочери пророка Магомеда, и его полководца Хазрат-Али, которые по форме напоминали надгробия (на камне Хазрат-Али верующие видели следы коня полководца). На священной горе нуждающиеся вымаливали детей, просили здоровья, благополучия, а также и дождя в случае длительной засухи [Булатов, 1990, с. 211—212].

Совершивший в 1924 г. экспедиционную поездку в Дагестан Н. П. Попов записал в своих полевых материалах о Шалбуздаге и соседних с ним горных вершинах такую информацию:

Недалеко от Ахты есть одно священное место для всех мусульман, куда совершается многочисленное паломничество. На высокой горе Шалбуз-Даг находится могила великого святого-мюрида Сулеймана. Место это считается настолько священным, что многие считают для себя более полезным сходить на Шалбуз-Даг, чем в Мекку... Напротив Шалбуз-Дага, на другой стороне Самура,

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

26 Ю. Ю. Карпов. Взгляд на горцев. Взгляд с гор

поднимается также высокая гора, которая называется по-лезгински Обеденная Гора, или Весенняя Гора. Называется она так потому, что когда солнце начинает подниматься в полдень над этой горой, то жители знают, что скоро уже наступит весна. Как-то с стоянием солнца над этой горой связывается и время обеда. Заканчивается эта гора высоким пиком, на котором находится продолговатый уступ, похожий на комод. По мусульманским преданиям, этот выступ является не чем иным, как гробницей какого-то святого, занесенного туда голубями на своих крыльях (здесь, очевидно, автор путает предания, связанные с могилой Сулеймана на Шалбуздаге. — Ю. К.). Благочестивые мусульмане уверяют, что люди недостойны видеть эту гробницу вблизи, и потому бог не допускает никого добраться до вершины горы. Подъем на гору на самом деле очень трудный и опасный, а к самой верхней точке почти совершенно нет доступа. До настоящего времени в сознании магометан живет представление о Весенней Горе, как об особо священной горе (что автор заметок передал написанием самого слова «гора» в обозначении данного объекта с прописной буквы. — Ю. К.), вершины которой никогда не попирала нога человека. Чтобы развенчать гору от ее религиозного окружения, местные комсомольцы решились слазить на вершину и воткнуть туда красный флаг (но в тот раз сделать это им не удалось. — Ю. К.)... По пути к вершине Шалбуз-Даг (лежит. — Ю. К.) камень с большой расщелиной посредине. Камень этот замечателен тем, что обычно человек, на душе которого нет никакого преступления, может слазить на дно расщелины и выбраться наружу, преступный же человек обычно долго карабкается и выбирается из расщелины сильно утомленный и измученный. Дело в том, что камень сжимается и держит некоторое время грешного человека, как в тисках...

Вершина Шалбуз-Дага. Жертвоприношение. Остановились на небольшой круглой зеленой лужайке. Дальше идти было уже некуда. Прямо перед нами нависла огромная монолитная красная глыба, по бокам же курились туманами пропасти. Лошади были развьючены и пущены пастись. Большая часть богомольцев (нарядно одетых мужчин и женщин. — Ю. К.) расположилась отдыхать на солнце, другая часть направилась к ручью, вытекающему прямо изпод каменной глыбы. Один из склонов глыбы покрывало белое поле снега....

Богомольцы первоначально принялись пить воду, а потом занялись омовением. Мыли лицо, голову, руки и ноги. Когда, наконец, все, кто хотели напиться и проделать над собой омовение, отошли от ручья, то богомольцы начали скапливаться на середине лужайки около большого белого камня. Неожиданно откуда-то появился пастух, который отделил от небольшого стада несколько баранов и погнал их к богомольцам. Впереди всех животных шел большой красивый белый баран с большими рогами, похожими по форме на лиру. Один из хаджи — самый старый — вытащил из сумки большой остро отточенный нож и стал его тщательно обтирать. Я понял, что приближается самый главный момент. Когда одно из животных, ничего не подозревая, подошло к людям, несколько богомольцев схватили его и подтащили к хаджи. Недалеко от хаджи была большая белая плита, естественной овальной формы, одним концом уходящая в землю, другой же конец ее был свободен. Хаджи прижал животное коленом к этой плите и ударом ножа разрезал ему горло. Животное затряслось всем телом, жалобно закричало, но кровь, запрыгавшая бурлящими фонтанами через прорези в горле, заставила его замолчать. Я не знаю, имела ли эта плита какое-нибудь ритуальное значение или просто ею пользовались для удобства. За первым животным было зарезано второе, потом третье и так одно за другим все. Красные ручейки крови замазали плиту и образовали кругом нее нечто вроде кровавого озера... Когда все пригнанные животные были зарезаны, их поддели на колья и стали сдирать с них шкуры. Колья эти были старые, немного почерневшие, с железными крючьями — видимо, специально поставленные... и,

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

видимо, уже много лет исполняющие эту службу. Пока одни богомольцы чистили и рассекали на части баранов, другие разводили большие костры и, высвободив из сумок огромные металлические котлы, наполнив их водой, начали ставить на огонь. Началось варение бараньего мяса. Когда мясо было сварено, все принялись за еду.

[Попов (А), л. 83, 84, 90, 93—96]

К этим образным заметкам добавлю информацию, полученную мною в 1990 г. от жителей лезгинского селения Куруш (в данном случае информаторами были женщины, и главной среди них была 103-летняя Мамиева Насханум).

На гору Шалбуздаг ходят со своими просьбами или для того, чтобы искупить свою вину в чем-либо. Несут подарки (продукты), ведут барана. Баран может быть любой окраски, но он обязательно должен быть своим, т. е. не украденным, не колхозным. На горе есть скала с дырой, отверстием. Каждый паломник должен пролезть через эту дыру. Сделать это достаточно сложно. Если человек грешен, то скала сжимается и пролезть через отверстие невозможно. Пролезать необходимо лицом к югу (в сторону Мекки). На горе нельзя произносить плохие слова (например, ругательство «Сын ишака»). Если через дыру не пролезешь, то дальше идти разрешается, но полностью вина, в которой человек желал повиниться, поднимаясь на священную гору, не снимается. Приведенных на гору барашков оставляют на площадке ниже скалы с отверстием. Когда паломники пройдут через скалу, они собираются группой, режут баранов и делят их мясо между всеми поровну. Это мясо каждый уносит с собой, в свой дом. На этой площадке оставляют деньги. Полученный кусок мяса дома отваривают и съедают (вместе с домочадцами?). Семь дней после вкушения этого мяса необходимо вести себя так, как положено истинному мусульманину. Поднимаются на Шалбуздаг по пятницам. Восхождения в другие дни «не считаются». Находясь на горе читают молитвы. Гора Шалбуздаг священна, потому что курейшиты (потомки пророка Магомеда) часть своего духа перенесли на эту гору. В 1990 г. паломники, отправившиеся в Мекку, были наказаны (случилось землетрясение), так как перед паломничеством им следовало совершить восхождение на Шалбуздаг. Вообще, семикратное восхождение на Шалбуздаг приравнивается к паломничеству в Мекку. Если кто-нибудь из паломников умирает в Мекке, это означает, что его душа понравилась Богу. Кто умер на Шалбуздаге — ушел к Богу. Кто не может, например по здоровью, подняться на Шалбуздаг, тот отправляется для моления к пир Сулейман (к упомянутому мавзолею святого Сулеймана) [ПМА, № 1690, л. 47—48].

Культовым центром для жителей другой части Южного Дагестана — табасаранцев, агулов, кайтагцев — служила гора Джуфудаг (3011 м), на которой в конце весны—начале лета устраивались многолюдные праздники, а поводом для них служил сбор черемши (местный вариант широко известного на Востоке праздника цветов). Туда же поднимались для молений (с жертвоприношениями) об изменении погоды.

В современном Хивском районе на горе возле селения Вертиль располагается так называемая открытая мечеть, судя по всему, в оригинале

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

представлявшая собой кромлех 6 . Позднее это место обросло легендами, в первую очередь связанными с именем некоего богатыря Джугая. По преданию, оригинальную «мечеть» построил имено он, в одиночку подняв на вершину горы огромные каменные глыбы, и сделал это после схватки с врагами и победы над ними (сюжет предания весьма напоминает ингушскую сказку/предание, где герой в схожей ситуации проверяет свои силы водружением огромных камней на вершине горы). По пятницам жители окрестных селений поднимались на эту гору для молений, а время от времени аксакалы решали там же важнейшие общественные дела [Булатов, 1990, с. 214—216].

В Табасаранском районе (сравнительно недалеко от Дербента) около селения Хустиль на горе в пещере якобы хранился меч легендарного Абу-Мус- лима, так что данная пещера являлась особо почитаемым культовым местом. Арабский автор XII в. ал-Гарнати писал:

Меч Масламы находится... на холме, на котором для этого меча построили что-то вроде михраба из цельного куска скалы, меч же вынут из ножен и прислонен к стене в этом михрабе. Совершают к нему паломничество только в белой одежде, а если к нему направится кто-нибудь в одеянии, окрашенном в какой-либо цвет, то начинается дождь и ветер, так что деревни вокруг него едва не погибают; поэтому в рустаках на дорогах к этому холму поставлены стражи, которые не пускают тех, кто идет смотреть меч в цветной одежде.

[Гарнати, 1971, с. 24—25]

Мечу приносились жертвы, размерами и качеством которых он не всегда бывал доволен, что выражалось в покидании им привычного места своего нахождения. По словам верующих, в ночь предопределения в середине месяца, предшествующего Рамазану, он летел в пещеру возле селения Чурдаф, мог улетать и к Шалбуздагу, тем самым объединяя эти три святыни в единый комплекс. Во время полета меч выглядел как огненный шар или как объятый пламенем музыкальный инструмент саз. Истоки почитания этой святыни исследователи связывают с древними земледельческими культами [Булатов, 1990, с. 217—219].

Несколько священных гор имеется в Лакии. Это Вацилу, Пабакудаг, ГIанал-зунтту и др. Наибольшим почитанием пользуется располагающаяся напротив столицы Лакии Кази-Кумуха гора Вацилу. Ритуальные действия на ней приурочивались к первым дням лета и включали в себя восхождение на вершину с целью встречи восхода солнца, жертвоприношения скотом, моления о благоприятной погоде на летний период, обрядовые танцы, гадания девушек, коллективные трапезы. Достигнуть вершины могли лишь прошедшие ритуальное очищение — преодолевшие каменный коридор, ведший к месту обрядовых действ (грешников камни сжимали) [Булатова, 1988, с. 66—68]. Ритуальные церемонии, совершавшиеся на других вершинах в поздний исторический период, в основном ограничивались жертвоприношениями и молениями.

Украшением центральной части Аварии является гора Кьили-Меэр (Седлогора).

6 К р о м л е х — один из видов мегалитических памятников, т. е. сложенных из огромных камней; сооружения, обычно относимые к неолиту и бронзовому веку, в виде круглой ограды из громадных каменных глыб и столбов, которые имели культовое назначение.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

Не связанная непосредственно с окружающими горными поднятиями и плато, гора неожиданно и мощно поднимается со дна котлована ввысь. Гору венчает фигурная вершина, напоминающая седло, отсюда и ее название. Гора считалась священной, и на ее вершине, полагали, обитают некие Буадалал (вар.: Будалаал) — существа не всегда миролюбивые, но могущественные, которые никому из людей не дадут подняться на вершину.

[Агларов, 1984, с. 37]

Гора Вацилу. Фото автора. 2005 г.

ВЗападном Дагестане на высоте 4151 м над уровнем моря возвышается покрытая вечными снегами Аддала-Шухгельмеэр — центральная культовая гора этой части Дагестана. В Гумбетовском районе находится ЦIобол гохI — Божья гора (ЦIоб — имя одного из центральных божеств традиционного пантеона андийских народов и, возможно, живущих по соседству с ними чеченцев). На вершине белоснежного хребта Бахарган располагается святилище Хилариккуна (ГьиларикIкIуна). В легенде о его происхождении говорится, что некогда на этом месте находился одноименный аул, в котором вместо снега выпадала мука и тучные отары овец паслись на альпийских лугах. Однако за праздный и распутный образ жизни местные жители были наказаны Богом, но само место сохранило свою благословенность и до сих пор почитается [Агларов, 1984, с. 38—41].

Вэтой же части Дагестана возле селений Карата и Арчо находится гора Берикьа. Среди местных жителей (каратинцев) она почитается как священная, однако в памяти современного населения не сохранилось воспоминаний о

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

каких-либо конкретных действиях, совершавшихся на ней. Зато возле и ниже вершины, на ровных площадках, сохранились выкладки из камня овальной и более сложной формы, некогда, вполне вероятно, представлявшие собой кромлехи [ПМА, № 1757, л. 21—21об, 48—49]. На территории расселения дидойцев (цезов) особым почитанием пользовалась гора Кидилашани (Кидилазох). На уступе этой горы имеется небольшое заболоченное углубление (в сознании народа — озеро), возле которого совершались моления с целью вызывания дождя (подобных горных «озер» много в разных местностях). Но Кидилашани

Вершина Кидилашани. Фото автора. 1981 г. МАЭ (№ И-2078-81)

главным образом примечательна тем, что на ней и в ее окрестностях находили и иногда находят теперь бронзовые антропоморфные и зооморфные фигурки. В конце XIX в. только в этом районе исторического Дидо была «выкопана» не одна сотня статуэток. Эти статуэтки, так же как и аналогичные им памятники бронзовой культовой пластики, археологи преимущественно датируют VII— V вв. до н. э. [Марковин, 1986, с. 77, 79, 110]. Само название горы переводится как ‛У куклы’, ‛Около куклы’ (вариант Кадилашаних — ‛Имеющая куклы’), так как местные жители называют бронзовых кукол ласкательными именами: кидила — ‛девчушка’ (кукла в женской одежде) или ужила — ‛мальчишка’ (кукла в мужской одежде). Проводивший в этих местах в послевоенное время исследования И. В. Мегрелидзе пишет:

Найденных на Кидилашане бронзовых кукол... дидойцы с места находки не уносили. У дидойцев существовало поверье, что если взять оттуда какой-нибудь бронзовый предмет, то этим можно рассердить бога погоды, который может послать град и уничтожить все селение.

[Мегрелидзе, 1951, с. 284]

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

жители отдельных селений или групп таковых. Почитание гор определялось уже тем, что в местных природных условиях именно горы служили надежными и «вечными» ориентирами календарного хода времени. Когда солнце впервые всходило либо заходило у той или иной вершины, для жителей конкретной местности начиналась или заканчивалась весна, лето, осень и т. д., наступал полдень, время молитвы и т. п. (обстоятельный обзор таких ориентиров у ахвахцев см.: [Лугуев, 1987, с. 10—11]). На почитаемые вершины, в каждой местности свои, традиционно поднимались, чтобы испросить, вымолить у Бога долгожданный дождь. В Дагестане не сложился единый культовый центр, что соответствовало его раздробленному в этнополитическом отношении состоянию. В то же время, на всей его территории отмечается «почти буквальное единообразие основных культовых очагов», и это, по мнению исследователей, лишний раз свидетельствует о генетическом и духовном единстве всех народов Страны гор [Агларов, 1984, с. 42], но параллельно фиксирует и устойчивость некоторых традиционных мировоззренческих посылок.

7 Западный Дагестан в древности являлся одним из крупнейших на Кавказе центров изготовления культовой скульптуры. Наличие железной и свинцовой руд, а также соответствующих копий в Дидо отмечал еще в конце XVIII в. И. А. Гильденштедт

[Гильденштедт, 2002, с. 248, 249].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

В самых общих чертах можно говорить о проявлениях оролатрии — культа гор, но комплексного соответствия ему (см.: [Токарев, 1982]) в Дагестане не прослеживается 8 . А. О. Булатов считает возможным выделять лишь представления о горах как грозной силе и о духах-покровителях горных перевалов [Булатов, 1990, с. 222]. Примечательно, что в местной космогонии (насколько можно судить о ней по немногочисленным нарративным источникам) горам не выделено особо значительного места (или эти представления существенно трансформировались в результате длительного влияния ислама?). Здесь не известны легенды под стать чеченской, в которой горы обозначены скрепляющей землю твердью. Согласно единичным материалам, касающимся данной темы (причем некоторые из них далеко не «горские», а принадлежащие соседям горцев — кочевникам ногайцам), горы образовались из пены, вырвавшейся из огненного нутра каменного тела первоначальной земли (из появившегося оттуда же пара образовалось небо) [Халидова, 1988, с. 27—28]. Пена плохо соотносится с твердью. Правда, лексическое обозначение «горного», «горского», например в аварском языке, имеет примечательную символичность. Здесь «горный, горский» — магIарул, «страна гор, горцев» — магIаруллъи, а лексема магI имеет значения ‛гвоздь, кол’ [Аварско-русский словарь, 1967, с. 327] 9. То есть гора (горы) является вертикальной осью, вокруг которой, как можно умозрительно себе представить, и «крутится» жизнь земная, в первую очередь людей. Однако такая ось все же не представляется самодостаточной. Она не столько центр заселенного всеми тварями земными пространства, сколько часть такового, смоделированно приближенная к небесной сфере, от которой, точнее, от пребывающих на которой объектов и субъектов зависит гораздо больше, нежели собственно от горы («кола, гвоздя»). Такая близость горного и небесного подразумевается фольклорными текстами, согласно которым первозданно горы и тучи были влюблены друг в друга и неразлучны [Фольклорные тексты, 1988, с. 153], а гром и молния неким образом считаются порождениями гор [Гаджиев Г., 1991, с. 161].

Максимальная приближенность гор (по сравнению со всем прочим, принадлежащим Земле как субъекту Космоса) к небесной сфере, в которой пребывал Бог-демиург, обуславливала благодатность их территории и благоденствие ее обитателям. Легенда о некогда находившемся на горе Бахарган селении, где с неба («совсем близко» расположенного?) вместо снега выпадала мука и где паслись многочисленные отары тучных овец, апеллирует к картинам земного рая. Затем, по причине греховности мыслей и деяний, насельники этого аула были лишены своеобразных райских кущей, которые достались в удел невидимым человекоподобным существам (их могут лицезреть только избранные) будулалам (будуалам, будаалам и т. д.). Это покровители обитающих на горах и в лесах зверей, в их руках удача охотника,

8Г. Ф. Чурсин писал: «Несмотря на горный характер страны, авары (аварцы. — Ю. К.), насколько мне удалось выяснить, не имеют сколько-нибудь явственно выраженных следов почитания гор и горных перевалов, почитания, широко распространенного в западной и центральной областях Кавказа — у абхазов, адыгеев, чеченов, осетин и др.» [Чурсин, 1995, с. 52—53]. Исследователь был в своем суждении не совсем прав, однако его замечание нельзя назвать и абсолютно ошибочным.

9Собственно же «гора» мегIер имеет второе значение — ‛нос’ [Аварско-русский словарь, 1967, с. 339].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

так как, в конечном счете, они являются хозяевами горных высей, от которых в немалой степени зависят и в целом судьбы людские.

...Будуалы грешных людей забрасывают камнями, лишь безгрешных беспрепятственно пропускают... Если весной или осенью на высохшей траве обнаружатся следы будуалов, то будет засуха, но если подняться на гору, сделать жертвоприношение, пойдет дождь.

[Фольклорные тексты, 1984, с. 169—170]

Под влиянием утверждавшегося среди горцев на протяжении веков ислама такие представления частично стирались и изменялись, частично вплетались в канву новой религиозной практики. Легенда ботлихцев о некогда живших на горе Танлу самудилах, у которых в недавнем прошлом (а возможно и сейчас в крайних случаях) местные жители вымаливали дождь, счастье и посмертную благодать, но которые в свое время не пожелали якобы принять новую (исламскую) веру, за что физически были уничтожены Аллахом (название этих персонажей восходит к семудянам Корана, и оно заменило собой прежнее местное наименование неких божеств) [Фольклорные тексты, 1984, с. 170, 184], являет один из примеров такой трансформации. Согласно поверьям каратинцев, будалы (которых якобы всего трое!) живут в горных пещерах, но оказываются всегда в том месте и в то время, где и когда люди нуждаются в их помощи. «Без будалов люди бы не выжили» [ПМА, № 1757, л. 57—57 об.]. Они явные помощники Бога, «ангелы-хранители» людей. Непосредственное включение издавна почитавшихся горных объектов в систему народного ислама демонстрирует размещение на них пиров в честь святых людей, равно как включение самой их территории в земельную собственность мечети вакуф (так произошло с упомянутым святилищем — «открытой мечетью» в Табасарани) [Алимова, 1992, с. 231]. Такая же история, по-видимому, могла произойти со святилищем, располагавшимся на горе возле селения Гельхен. Здесь расположен мавзолей почитаемого святого Шайх-Ахмада. Надпись на мавзолее гласит, что он был построен в 1622 г., а гора с мечетью и родником переданы в вакф [Айтберов, 1987, с. 43—44].

Естественно, что вечное упокоение плоти и вечную жизнь душе на горных вершинах находили только истинные праведники, святые. Естественно, что допуск к святыням получали лишь прошедшие «чистилище» в виде сдавливающих каменных глыб. Столь же естественным выглядит нисхождение на праведников Откровения или, по меньшей мере, тайного именно в горных высях. Дидойцы рассказывали:

Имам Шамиль знался со святыми духами. Когда он был молодым, он с ними советовался и потом взял имамство. Однажды Шамиль был на горе, на пастбище. Ему явились святые духи и сказали, что в селении в мечети будут раздавать белый виноград. Так и случилось, он получил тоже.

[Данилина (А), л. 57]

Ну а обычные люди, достигая высшей точки горного перевала, просто восклицали: «Хвала Аллаху!» [Чурсин, 1995, с. 53].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

* * *

Рискну предложить интерпретацию представлений горцев об объекте мироздания, занимавшем одну из главных позиций в нем. Любая интерпретация грешит произвольностью. Интерпретация же человека со стороны, не пребывающего в системных отношениях с людьми и природой конкретной части земли, каждодневно не находящегося на этой земле и не переживающего заботы общения с ней, не имеющего в ней своих предков, может оказаться особенно отвлеченной. Но для интерпретации «со стороны» все же имеются материалы «внутренние» (к сожалению, не исчерпывающие), и они позволяют разглядеть некоторые системные основания в переживании насельниками горных местностей собственной судьбы в очень конкретных и специфичных условиях данного (устроенного кем-то когда-то?) мира.

Селение Кубачи. Фото Ф. Ордэна. Конец XIX в. МАЭ (№ 1403-40)

В самой горной части горной страны Кавказ, в Дагестане, горы — их кряжи, вершины, пики — не являлись объектами обожания, культа. Они были и есть элементы конструкции мира, выполняющие определенные функции, а может быть, только одну. Это функция лестницы, ведущей, условно, к небу, к Богу. Это функция амвона православного храма, где дьяконом или священником произносятся ектении (моления) и читается Евангелие. Но это и функция церковного престола, где во время обедни таинственно и невидимо присутствует сам Господь. И потому горная вершина — это еще и окно из мира бренных забот в мир вечного Закона. Не горы почитаются, но горы служат местом почитания Бога, ибо из всего земного они максимально приближены к Нему. И такое их положение не плод человеческого тщеславия

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН

(ср.: «...Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там... И сказали они: построим себе город и башню высотою до небес, и сделаем себе имя...») [Ветхий завет. Бытие, 11: 2, 4], а установленная свыше данность. Церкви и мечети строят люди там, где поселяются. Горы воздвигнуты Им, они непоколебимы, и люди селятся среди них и поднимаются на них, чтобы славить Его имя и просить у Него помощи. Поэтому хотя горы священны, но функции их почти утилитарны, ибо они лишь физическая дорога к Нему 10, как бы Он ни именовался — Аллахом ли или прежними именами — Зал у лакцев, ЦIоб у андийцев, ЦIалу у дидойцев и т. д. Людям запрещено указывать пальцем в небо (за это они караются смертью либо болезнями) [Гаджиев Г., 1991, с. 156], в сторону неба направлен перст установленной Им Горы — «гвоздя», «кола».

Некогда небо было так низко, говорится в кумыкском предании, что люди спокойно поднимались на него со своими просьбами к богам, но потом за проявленную непочтительность к хлебу были лишены такой возможности [Халидова, 1988, с. 32]. Люди могут лишь немного приблизиться к Нему, взобравшись на горную кручу, откуда их слова могут оказаться услышанными. В этих условиях нет надобности в возведении рукотворных вышек. И на значительной части Дагестана не сооружались минареты при мечетях (об этом подробнее в следующей главе). Аул, расположенный в горах, на горах, уже находился на высоте, а для общения с Богом по особым поводам у жителей аула и у жителей той или иной местности либо региона имелись особые поднятые к нему точки — горные вершины, избранные для отправления учрежденной культовой практики.

Наличие такой лестницы делало каждую местность в конкретном смысле самодостаточной, а ее жителей уверенными в себе при посредничестве и помощи Божьей. Правда, для этого было необходимо сравнение с другими, лишенными подобного «дара» местностями (о чем в следующих параграфах). И жило каждое горское общество своей жизнью, со своим адатом и часто с особенным языком. И не ощущалась горцами потребность делать весомых заимствований у соседей. И религиозная система и практика, которой они придерживались до относительно недавнего времени (начала—середины XIX столетия) были своими, особыми. И во всем они «держались упорно своего», несмотря на домогательства христианских и мусульманских соседей

10 Примечательно, что на петроглифах, в том числе на строительных камнях, содержащих различные изображения — зверей, людей, астральных объектов и др., нет и схематичных изображений гор. Что-то напоминающее горы можно усмотреть в декоре деревянной утвари, но это «что-то» крайне условное, фоновое, не более того. В этом, возможно, и заключалась главная логика отношения к горам, которые в сознании присутствовали почти незримо, как бы фоново, и не требовали специального изобразительного запечатления, хотя «невидимо» все же явно присутствовали, создавая общий торжественный, величественный антураж переживаемого. В полевом дневнике Ю. В. Ивановой, в 1944 г. году работавшей в этнографической экспедиции в Дагестане, записано: «На горы принято подниматься, чтобы быть ближе к Богу. На горах Богда Меер и Мах-Чараб-хараа, по соседству с с. Чох (селение в южной части Аварии. — Ю. К.), когда-то находились аулы из числа тех, которые объединил Абу-Муслим (легендарный распространитель ислама в Дагестане. — Ю. К.). Туда чаще всего отправлялись на моления с различными просьбами к Богу» [Иванова (Аа), л. 12].

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/5-85803-331-8/

© МАЭ РАН