Методическое пособие 658

Таким образом, красный цвет ассоциируется с самыми значимыми предметами и явлениями в жизни русского человека.

Заключение

Одним из основных элементов цветовой символики в русской народной культуре является красный цвет [1**, с. 647]. Сема основного тона лексико-семантической группы оказывается доминирующей, то есть сема «красный» преобладает в толкованиях словарных статей СРНГ для ЦО, входящих в ЛСГ красного тона (для 15 ЦО).

Фразеологический пласт с колоративным компонентом является ярким отражением материальной и духовной культуры диалектоносителей. Они называют различные реалии, традиционно сопровождавшие жизнь и быт носителей говора. Красный цвет, с которым связано наибольшее количество фразеологизмов, реализует ярко выраженную эмо- ционально-оценочную коннотацию, в основном, положительную (36 фразеологизмов). Идиом с отрицательной оценкой намного меньше - 6. Всего лишь 4 фразеологизма не обладают оценочностью.

Система диалектных цветообозначений, входящих в ЛСГ красного тона, отражает и аккумулирует материальную и духовную культуру русского народа. Механизм передачи опыта материальной и духовной культуры последующим поколениям формируется в недрах данной этнической общности и актуализируется в семантике слов и словосочетаний, а также в сфере денотации цветообозначений.

Библиографический список

[1]Фомина З.Е., Сложеницына Л.В. Феномен "Цвет" в немецкой картине мира (на материале немецких фразеологических единиц). Аксиологическая лингвистика: проблемы языкового сознания Сб.науч. трудов. Волгоград: «Колледж», 2003. – С. 50-63.

[2]Фомина З.Е. Национальнокультурная специфика номинаций цвета в немецкой

ирусской лингвокультурах. Лингвострановедение: Методы анализа, технология обучения. Шестой межвузовский семинар по лингвострановедению. М.: МГИМО(У), 2012, часть 2. –

С. 89-126.

[3]Фомина З.Е., Лавриненко И.Ю. Когнитивные стратегии как ментальные детерминанты при языковой объективации концептов разума и чувства в философском дискурсе Ф. Бэкона/ З.Е. Фомина // Научный Вестник. Серия «Современные лингвистические и методи- ко-дидактические исследования». – 2014. – вып. 1 (21). – С. 23-37.

[4]Фомина З.Е. Cлавянская топонимия в Германии в лингвокультурологическом и лингво-историческом аспектах/ З.Е. Фомина // Научный Вестник. Серия «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования». – 2016. – вып. 1 (29). – С. 27-44.

[5]Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. II. Интегральное описание языка и системная лексикография. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. – 512 с.

[6]Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. Т. 1–2. – Тбилиси: Изд-во Тбилисского ун-та, 1984.

[7]Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. – М.: Наука, 2002. – 489 с.

[8]Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. – СПб.: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2000. – 326 с.

127

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

[9]Крашенинникова Ю.А. Символика цвета в русских свадебных приговорах // Антропологический форум. – 2011. – №14. – С. 98–115.

[10]Котович О.В., Крук И.И. Золотые правила народной культуры. – Минск: Адукацыя i выхаванне, 2010. – 592 с.

[11]Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб, заведений. – М.: Издательский центр «Академия», 2001. – 208 с.

[12]Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. – М., РОССПЭН, 1998. – 573 с.

[13]Тихомирова А.В. Символика наименований одежды и обуви в русской диалектной лексике и фразеологии свадебного обряда // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. – 2013. – №1 (21). – С. 43–50.

[14]Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в ХIХ – нач. ХХ вв. – Л.,

1983. – 231 с.

[15]Раденкович Л. Символика цвета в славянских заговорах / Славянский и балканский фольклор. – М., 1989. – С. 122-148.

[16]Глаголева О. Все о Пасхе. Святая Пасха Христова. – М.: «Эксмо», 2013. – 382 с.

[17]Рябцев Ю.С. Хрестоматия по истории русской культуры: Художественная жизнь и быт XI–XVII в.в. – М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1998. – 560 с.

Список анализируемых источников

[1*] Чехов А.П. Дама с собачкой. – АСТ, 2015.

[2*] Куприн А.И. Гранатовый браслет. – М.: Детская литература, 2017.

Список словарей

[1**] Белова О.В. Красный цвет // Славянские древности. Этнолингвистический словарь: В 5 т. / Под ред. Н.И. Толстого. – Т. 2. – М., 1999. – С. 647-651.

[2**] Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка: В 2-х т. – М.: ГИС,

1959.

[3**] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. / М. Фасмер; пер. О.Н. Трубачева. 4-е изд., стер. – М.: АСТ, 2007.

[4**] Цыганенко Г.П. Этимологический словарь русского языка. Изд. 2-е. – Киев: Рад.

школа, 1989. – 511 с.

[5**] Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2

т. – М.: Рус. яз., 1994.

[6**] Cловарь русских народных говоров / АН СССР, Ин-т рус. яз., Слов. сектор. – Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1965–. Вып. 1 – 46 –.

[7**] Этимологический словарь славянских языков: Праслав. Лекс. Фонд / АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. О.Н. Трубачёва. – М.: Наука, 1974–2014. – Вып. 1–39.

[8**] Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. – 4-е изд., стер. – М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999.

Bibliograficheskij spisok

[1] Fomina Z.E., Slozhenicyna L.V. Fenomen "Cvet" v nemeckoj kartine mira (na materiale nemeckih frazeologicheskih edinic). Aksiologicheskaja lingvistika: problemy jazykovogo soznanija Sb.nauch. trudov. Volgograd: «Kolledzh», 2003. – S. 50-63.

[2]Fomina Z.E. Nacional'nokul'turnaja specifika nominacij cveta v nemeckoj i russkoj lingvokul'turah. Lingvostranovedenie: Metody analiza, tehnologija obuchenija. Shestoj mezhvuzovskij seminar po lingvostranovedeniju. M.: MGIMO(U), 2012, chast' 2. – S. 89-126.

[3]Fomina Z.E., Lavrinenko I.Ju. Kognitivnye strategii kak mental'nye determinanty pri jazykovoj ob#ektivacii konceptov razuma i chuvstva v filosofskom diskurse F. Bjekona/ Z.E.

128

Fomina // Nauchnyj Vestnik. Serija «Sovremennye lingvisticheskie i metodiko-didakticheskie issledovanija». – 2014. – vyp. 1 (21). – S. 23-37.

[4]Fomina Z.E. Clavjanskaja toponimija v Germanii v lingvokul'turologicheskom i lingvo-istoricheskom aspektah/ Z.E. Fomina // Nauchnyj Vestnik. Serija «Sovremennye lingvisticheskie i metodiko-didakticheskie issledovanija». – 2016. – vyp. 1 (29). – S. 27-44.

[5]Apresjan Ju. D. Izbrannye trudy. T. II. Integral'noe opisanie jazyka i sistemnaja leksikografija. – M.: Shkola «Jazyki russkoj kul'tury», 1995. – 512 s.

[6]Gamkrelidze T.V., Ivanov Vjach.Vs. Indoevropejskij jazyk i indoevropejcy. Rekonstrukcija i istoriko-tipologicheskij analiz prajazyka i protokul'tury. T. 1–2. – Tbilisi: Izdvo Tbilisskogo un-ta, 1984.

[7]Trubachev O.N. Jetnogenez i kul'tura drevnejshih slavjan: Lingvisticheskie issledovanija. – M.: Nauka, 2002. – 489 s.

[8]Kolesov V.V. Drevnjaja Rus': nasledie v slove. Mir cheloveka. – SPb.: Filologicheskij fakul'tet Sankt-Peterburgskogo gosudarstvennogo universiteta, 2000. – 326 s.

[9]Krasheninnikova Ju.A. Simvolika cveta v russkih svadebnyh prigovorah // Antropologicheskij forum. – 2011. – №14. – S. 98–115.

[10]Kotovich O.V., Kruk I.I. Zolotye pravila narodnoj kul'tury. – Minsk: Adukacyja i vyhavanne, 2010. – 592 s.

[11]Maslova V.A. Lingvokul'turologija: Ucheb. posobie dlja stud. vyssh. ucheb, zavedenij.

–M.: Izdatel'skij centr «Akademija», 2001. – 208 s.

[12]Milov L.V. Velikorusskij pahar' i osobennosti rossijskogo istoricheskogo processa. – M., ROSSPJeN, 1998. – 573 s.

[13]Tihomirova A.V. Simvolika naimenovanij odezhdy i obuvi v russkoj dialektnoj leksike i frazeologii svadebnogo obrjada // Vestnik Permskogo universiteta. Rossijskaja i zarubezhnaja filologija. – 2013. – №1 (21). – S. 43–50.

[14]Bernshtam T.A. Russkaja narodnaja kul'tura Pomor'ja v HIH – nach. HH vv. – L., 1983. – 231 s.

[15]Radenkovich L. Simvolika cveta v slavjanskih zagovorah / Slavjanskij i balkanskij fol'klor. – M., 1989. – S. 122-148.

[16]Glagoleva O. Vse o Pashe. Svjataja Pasha Hristova. – M.: «Jeksmo», 2013. – 382 s.

[17]Rjabcev Ju.S. Hrestomatija po istorii russkoj kul'tury: Hudozhestvennaja zhizn' i byt XI–XVII v.v. – M.: Gumanit. izd. centr VLADOS, 1998. – 560 s.

THE RED COLOUR IN RUSSIAN DIALECTS:

HISTORICAL AND CULTURAL ASPECT

V.D. Vyalova

____________________________________________________________________________

Russian State University for the Humanities, applicant at the department of the Russian language Vladislava Dmitrievna Vyalova

e-mail: vladacat@yandex.ru

__________________________________________________________________________

Statement of the problem. Red tone colour lexics, found in Russian folk dialects dictionary, is of great interest in terms of cultural, semiotic and linguistic points of view. Lexico-semantic group of the red tone is third after groups of grey and mixed tones in number of colour namings and the biggest in number of idioms, referred to it. The present research aim is determining the cultural traits, accumulated in the red colour.

Results. The research has revealed the way the Russian folk culture is expressed through the dialect colourative lexics of the red tone. For this purpose, the origins for colour namings, colour shades and modal-objects as well as valence features have been detected. Dialect idioms, connected with the red colour, have also been analyzed, resulted in determing an evaluative element of the word red and basic Russian culture conсepts.

Conclusion. The analysis of red tone modal-objects conceptualization by dialects-speakers, of dialect names for red objects and the idioms with the red tone colourative component indicates a high significance of the red colour for Russian ethnic self-awareness.

Key words: colour, red, dialects, historical and cultural aspect, colour naming, lexico-semantic group, idiom.

129

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

УДК 81.42 : 81'276.6: 62

ОСВЕЩЕНИЕ НАУЧНОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ В НЕМЕЦКОЯЗЫЧНОМ МЕДИАТЕКСТЕ: ЖАНРОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ

А.Г. Пастухов

Орловский государственный институт культуры, канд. филол. наук, доцент, зав. кафедрой иностранных языков

Александр Гавриилович Пастухов e-mail: alexander.pastukhov@yandex.ru

Постановка проблемы. В статье освещаются теоретические проблемы медиатизации научного знания. Представленный анализ содержит важнейшие рефлексии медийных предложений в сфере науки. Актуальные дебаты вокруг медийного охвата научного контента происходят в условиях активного общественного диалога, роль которого в этом процессе не определятся лишь функцией «добавки» к информирующему речевому акту или другому коммуникативному действию. Общественные факторы всё больше становятся неотъемлемым элементом науки, т.к. связаны с расширением границ научного познания и продвижением научной информации. Если раньше эти процессы определялись властью и её структурами, то в демократическом обществе баланс сил между наукой и обществом уже не является таким жёстким и становится предметом общественной договоренности. Привнесение в анализ жанрового аспекта позволяет выявить сложившиеся форматы коммуникативных форм как особой комбинации «информации» и «мнения». Результаты. В текстах качественных немецкоязычных медиа в концентрированном виде наблюдается конституирование поля новой научной журналистики, поляризирующей процессы между изложением фактов и комментирующей составляющей. При этом информирование о научных и профессиональных темах происходит на фоне повышения потенциала научных медиатекстов, обращенных не только к специалистам, но и к самым широким аудиториям.

Выводы. Популяризация науки в медиа связана таким образом с внедрением в медийные практики особого рода посредничества в части презентации специального знания, которое в свете новой медиальной парадигмы претендует на представление её в виде генерализированной модели «культуры научного знания».

Ключевые слова: медиатекст, медиажанр, медиатизация, научная информация, научный текст, инфотейнмент, обобществление науки, популяризация, научная журналистика.

Введение. П р е д с т а в л е н и е н а у к и в м е д и а и в т е о р и и н а у ч н о й к у л ь т у р ы . Ставя задачу изучения научной культуры, мы в первую очередь обязаны обратиться к анализу речевых реализаций и дискурсивных практик, принятых и оформленных в виде научных текстов. Актуальность исследования заключается в том, что свойство «универсальности и естественности» текста выступает специфическим типом экстраполирования прагматической направленности, в то время как отправным пунктом модели научной культуры становится дидактически и социологически доказанный тезис о том, что наука внутренне не гомогенна, прежде всего, по причине её дифференцированности, специализированности и гетерогенности. Актуальный срез описания и исчерпывающий анализ жанровых аспектов немецких научных медиа мы и постараемся дать ниже.

Целью статьи является изучение жанрово-стилистического разнообразия средств выражения научной мысли в свете концепций современной коммуникативистики и отражения важнейших социальных тенденций, инициируемых медиа. Человеческие контакты, возникающие в медиально опосредованном взаимодействии, возникают благодаря проникновению повседневных действий со стороны медиа, а также в процессе деятельности различных социальных субъектов, отчего его итоги бурно обсуждаются в языке, коммуникации и медиаисследованиях. Превратив науку в медиапроцесс и простимулировав соответствующие трансформации в результате научных коммуникаций, медиа «деформируют» науку как систему представительства гражданских интересов, существенно детерминируют собственный контент [1, c. 45].

_____________________

© Пастухов А.Г., 2018

130

Типология научной коммуникации, отражая главным образом её содержательный характер, требует различения подходов к определению науки как системы познания и как социального института. Изучение науки как системы познания важно с точки зрения отражения содержания предметного знания. Последнее, как известно, существует независимо от продуцентов знания, от общественного или социального окружения. Научные знания, в противоположность общему знанию, хорошо исследованы методически и теоретически; они связаны чёткими дефинициями, причинно-следственными отношениями и чёткой системой доказательств, что подтверждается, в частности, соответствующими исследованиями [2]. Понятие «научная коммуникация» в своём общеупотребительном значении подразумевает, в добавление к сказанному, передачу того объёма содержания, которое определяется как «научное знание». Заметим, правда, что для большинства случаев в нашем распоряжении оказываются лишь те коммуникативные структуры и способы коммуникации, которые в общественном (не экспертном) понимании противопоставлены понятию науч-

ного сообщества (Scientific Community)».

Таким образом, внутри целого космоса, именуемого медиа, возникает отдельная область, оказавшаяся вне поля активного исследовательского интереса. Эта область называется научная журналистика. Что же происходит с ней и в каком состоянии она находится: на подъёме или в кризисе? Может быть, научная журналистика растворилась в классическом понятии науки? И отражает ли она её исходный, «чистый» смысл, который регулирует журналистскую деятельность, по образу и подобию, например, англоязычного тер-

мина научная журналистика (Science Journalism).

Зная, что научная журналистика существует в разных форматах и что в последние годы с ней происходят революционные изменения, мы хотели бы также поставить вопрос о необходимости отграничения классического журнализма от популярной журналистики. Причиной этого шага следует считать наличие рубрик, представляющих собой примеры перекрещивающихся сфер (сравн.: Life Science, Wellness Boom и др.), на фоне которых происходит растворение классической повестки научной журналистики. Отметим также заметное снижение в целом объемов трансляции достижений естественных наук, техники и медицины. Всё это связывается с повышением требований к т.н. качественной научной журналистике, которая находится в постоянном контакте с бульварной. В ней интерпретация научных фактов происходит не в чистом виде, да и само научное сообщество достаточно гибко подстраивается под интересы и настроения публики, которой оно служит и, в принципе, соответствует определённому типу антропонимической модели референта [3, c. 132].

Функции научной журналистики, как их определяет М. Коринг [4, c. 80], в общем смысле касаются таких её сторон, как «настроенность друг на друга, связанность с компонентами общего функционального описания». В этой комбинации заключены приоритетные элементы научности и понятности. По этой причине журналистика не ограничивается только лишь информационным трансфером (1), хотя именно его учёные считают важнейшей медийной доминантой. Среди других выделим: (2) образование и просвещение, (3)

критику и контроль, (4) приемлемость, акцептабельность [4, c. 74-80].

Функции научной журналистики в немецкой коммуникативистике можно свести к следующему обобщению: 1. понимание со стороны общественности важнейших фактов и законов развития, без учёта практической проблематики; 2. компрессированное изложение знаний и фактов, которые широкая публика может впоследствии использовать для каких-либо практических целей (жизненная ориентация); 3. отражение результатов научных открытий в плане действия на жизнь человека и деятельность общественных институтов; 4. обеспечение равномерного отражения науки и исследований во всех отраслях знания [5, c. 45].

Нет сомнения, что указанные параметры отражают прежде всего их прагматический характер. Учреждение отделов в редакциях газет и журналов свидетельствует об их пред-

почтениях или концепции. Сравн.: медицина, экология, техника, гуманитарные науки и

т.п. В этом смысле научная журналистика является носителем контроверзы между науч-

131

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

ными культурами, существующими в естественных, гуманитарных и социальных науках [6, c. 11]. Л.Г. Викулова справедливо пишет в этом смысле о важности институциона-

лизации норм и правил, процедур, их принятии и практическом применении [7, c. 109],

действующих в процессе медиатизации науки.

Итак, что же представляет собой сегодня качественная научная журналистика и зачем она нужна? Для ответа на этот вопрос уже недостаточно просто определить её функции, которые автоматически позволили бы повысить её качество. В одинаковой мере следует признать недостаточность тезиса о свойствах научного текста в качественной журналистике, ведь её восприятие не заложено в ней исходно.

Традиционные исследования в этой сфере всё больше связываются с медийным правом, которое регулирует «силу» индивидуальных интерпретаций и одновременно подчёркивает общественную роль медиа. Среди разнообразия критериев, востребованных в обществе, отметим, прежде всего: связанность, правильность, прозрачность, предметность, выверенность, точность, доступность (понятность) и т.д., которые в своей сути очевидно вовсе не идеальны. Более того, все они в разной степени приложимы к исследованию жанровых аспектов научной журналистики, т.к. для реципиента желательно, чтобы публикация о науке была предметна, прозрачна и понятна сама по себе.

М а т е р и а л о м настоящего исследования послужили 89 публикаций по научной тематике из общегерманских и региональных газет, таких как: Augsburger Allgemeine, Badische Zeitung (Freiburg), Berliner Morgenpost, Darmstädter Echo, Donaukurier (Ingolstadt), Göttinger Tageblatt, Hamburger Abendblatt, Kieler Nachrichten, Leipziger Volkszeitung, Mainzer Allgemeine Zeitung, Mannheimer Morgen, Rhein-Neckar-Zeitung (Heidelberg),

Schwäbisches Tagblatt (Tübingen), Thüringer Allgemeine (Erfurt), Westdeutsche Allgemeine Zeitung и др.

Изучение практики освещения научных тем в немецкой прессе обнаружило фактическое функционирование следующих жанров научной журналистики. Охарактеризуем наиболее важные из них и представим результаты анализа в виде таблицы.

Таблица

С т е п е н ь р а с п р о с т р а н е н н о с т и ж а н р о в н е м е ц к о й н а у ч н о й п у б л и ц и - с т и к и

Как показывают данные таблицы, наиболее распространёнными жанрами немецкой научной журналистики можно считать сообщение (Meldung) и корреспонденцию (Report). Оба жанра являются информационными, что объясняет их высокий удельный вес (30,34% и 20,23% соответственно). Среди аналитических жанров приоритетное место занимает комментарий (15,37%), отражающий необходимость комментирования фактов и событий научной жизни в развёрнутой форме. Жанры передовой статьи и фиче используются значительно реже, о чём свидетельствуют как само количество привлечённых для анализа статей, так и их речевая актуализация (7,87% и 6,75%).

Данная таблица непреложно отражает суть процесса медиатизации научного знания, подтверждающего его влияние на реализационные нормы научной коммуникации. Известно, что функционирование жанров, обслуживающих научное сообщество, обуславливает их основную интенцию, а именно, продвижение науки как культурной среды и действие научной парадигмы в целом, сформированной на основе особой компетентности, в которой разрозненные «системы значения» вступают в контакт друг с другом. В этой ситуации большое значение, наряду с рациональным и научным, приобретает аспект интерсубъективного «прочувствования» фактического знания, доступного читателю в форме медиализированного научного текста. Конкретизированное и интерсубъективное, возникающее на основе документов и высказываний, научное знание манифестируется в понятиях и дефинициях соответствующей отрасли, закрепляется в отношениях систематизации (структурирования), расположения внутри понятийной системы, в пропозициях (простых логических высказываниях), текстах или больших коммуникативных единицах, которые Г. Пихт, не без основания, называет «профессиональными коммуникатами» [8, c. 44].

1. Методология. Т е о р е т и ч е с к а я к о н ц е п ц и я м е д и а т и з а ц и и . Следует чётко осознать, что освещение и интерпретация науки в медиа происходит на фоне широких социальных изменений, точнее, в свете разнонаправленных динамических процессов, которые отражают соотношение науки и общества. С одной стороны, мы имеем «онаучи-

вание» общества (Verwissenschaftichung der Gesellschaft»), которое связывается с задачей активного проникновения науки в разнообразные области жизни, осуществляемого через научные знания, что приводит к «обобщению поведения человека принципиально во всех общественно значимых областях» [9, c. 16].

«Обобществление науки», в понимании П. Вайнгарта, соседствует с другим термином – «обществом науки» (Wissensgesellschaft), увязывающим науку, как социальный институт, с другими частями общественной системы. П. Вайнгарт выводит целую парадигму

– парадигму медиатизации, отражающую общественно-теоретическую макромодель социальных изменений, имеющую радикальный социологический уклон. Важно, что в центр парадигмы медиатизации постепенно приходит её понимание как особой «связи науки и общества», как формы общественных связей [9, c. 124].

М е д и а т и з а ц и я становится одним из узнаваемых метапроцессов современности, причём это не просто процесс взаимовлияния медиа и общества, или укрупнения коммуникации. С усилением роли науки и медиа в формировании и развитии разнообразных сфер общественной жизни всё медийное развитие становится частью медиатизации общественных отношений, реализующихся как в сфере профессиональной деятельности, так и в действиях государственных учреждений, в повседневных ритуалах, в прямой или уда-

133

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

лённой коммуникации и т.п. Это открывает новые возможности для восприятия медиально опосредованной информации в широком смысле слова, как реализации, преобразования и последовательного обновления социальной и культурной жизни посредством медиа.

Вотличие от практических приёмов медиатизации (если рассматривать специфические научные области и их развитие с разной степенью интенсивности), именно трансляционные потенции науки в процессе отражения многообразных общественных и массмедиальных дискуссий определяют её смысл. Без преувеличения можно сказать, что значение науки вытекает из комбинации понятий: «знание», «риск», «информационное общество», восходящих ещё к рационализаторской концепции М. Вебера и приобретающих в современном обществе невиданную ранее центральность.

Как мы уже отмечали, понятие «информационного общества» при всём его достаточно высоком качестве и традиции, будучи аргументированным и дифференцированным, испытывает некоторые ограничения. Сейчас уже сложно вспомнить, когда стали заметны его недостатки. Очевидно одно: его распространение в англо-американской теории, популярность и связанная с ней эйфория однозначно прошли. Сам термин, по большей части, уже перестал отражать новые технологические реалии, поэтому можно сказать, что информационное общество – это лишь всего-навсего интересный, но уже «бывший» и «пережитой» концепт современной теории науки.

Но главной причиной отказа от понятия «информационное общество» являются многочисленные глобальные медийные турбуленции и противоречия современной эпохи [10], не позволяющие в долгосрочной перспективе понять, каково будет в действительности развитие «информационного» общества. Техническое и общественное развитие происходит не прямолинейно, оно ощущает на себе действие хаотических процессов и турбулентности. Противоречия определяют действительность, а стабильность, наоборот, порождает немыслимое и непредвиденное. Эти две реальности, возникающие на периферии, и по этой причине часто недооцениваемые в социальных науках, обеспечивают возникновение целого ряда различных изменений [10, c. 24].

Вдополнение к этому скажем, что научные подходы в отношении обобществления науки (Vergesellschaftung der Wissenschaft) коррелируют и с другими общественными подсистемами; именно их взаимодействие обеспечивает динамизм научной системы, который наиболее заметно и значимо проявляется во взаимодействии науки с политикой, экономикой и медиа. В исследовательских интенциях данной работы соотношение «наука – медиа» интересно в том смысле, что оно выводит проекцию «медиатизации» науки и представляет её как взаимный, обменный процесс.

Вот почему вполне логично перейти к изучению объективирующих свойств текстов медиа. Именно тексты науки выступают актуальным способом трансляции научной информации, формой их выражения. Следует, правда, различать технологический уровень и его видимую оболочку. По сравнению с традиционными медиа, отметим у медиатекста стремление к обработке и разработке особых «навигационных структур» (ориентации и рецепции), задействованных в обеспечении когерентной связи в них [11, c. 6]. Таким образом, медиатекст – это медиальная репрезентация содержания в его специфическом и формальном способе представления, вне зависимости от того, идёт ли речь о текстовом, визуальном, звуковом или аудиовизуальном фрагменте.

Наука и медиа, опосредующие общественную легитимность, ввиду возрастающей роли последних, приспосабливают текстовые (речевые) продукты к массмедиальным требованиям, регулируя правила их отбора. Примечательно, что всё это концентрируется вокруг профессиональной работы с общественностью, и в этом смысле медиатизация не только активизирует публичную деятельность науки (Öffentlichkeitsarbeit), но и объективно участвует в строительстве её «публичной» модели (Öffentlichkeitsmodell).

Параллельным процессом можно считать направленную извне научную легитимацию факта; в ней мы различаем внешнюю, экстранаправленную общественную легитимацию. В данном подходе удачно соединены общественные роли акторов: журналистов,

134

Выпуск № 1(37), 2018 ISSN 2587-8085

политиков, деятелей науки, искусства, представителей церкви, и, соответственно, их общественная легитимация результируется из имеющихся в их распоряжении ресурсов, а также механизмов «тонкой настройки», которая необязательно основывается на нормах журналистской этики или принципах рациональности. При таком раскладе сил общественные акторы нередко изменяют свои функциональные роли: от «нормальных», непривилегированных выразителей интересов, которые активно используют «ненаучные» значения, до отхода от рациональности, как в теории, так и на практике.

О том, что медиа интенсифицируют знаковые возможности таких «переключений» и расширяют круг потенциальных получателей информации, свидетельствуют многочисленные теории в части популяризации науки. Это происходит в социальных Сетях и сообществах, в условиях, когда наука становится всё более доступной и популярной для неспециалистов. В отличие от ситуации прошлых лет, более широкие возможности получает общение на научные и профессиональные темы в социальных Сетях, которые используются как платформа для информирования, или как «научение» к действию в разнообразных жизненных ситуациях. Упомянутая уже теория медиатизации, связываемая с усилением влияния медиа в науке, фиксирует конституирование новой реальности в равной степени в традиционных и новых медиа. При этом сам процесс медиатизации науки носит неоднозначный характер. Считается, что массмедиа используются представителями научного сообщества для коммуникации друг с другом для информирования о новых открытиях и достижениях, но уже сегодня мы вынуждены констатировать экспоненциальный рост манипулятивных практик, которые задействованы самими медиа для генерирования информационных потоков, что, в свою очередь, ведёт к искажению научной информации. Именно медиа для широкой аудитории двояко формируют информационную повестку, отчего сама ситуация ставит перед учёными вызов относительно обретения так необходимой субъектности науки.

2. Н о в ы е п о р я д к и з н а н и я : н а у ч н а я к о м м у н и к а ц и я н е д л я в с е х ? За счёт чего же собственно достигается успех информационной повестки? Технический язык и язык научного общения находит свою фиксацию в ситуации, когда всё больше и больше людей ощущают необходимость т е о р е т и ч е с к о г о «освоения» не только строгих профессиональных связей между учёными и специалистами, но и "внешней" составляющей научной коммуникации, в которой отражена множественная природа взаимосвязей трансляций знания, его медийной популяризации.

Почему учёные часто публикуют материалы своих исследований в массовых медиа? Ведь относительно того, как информировать об исследовательских проектах, научном познании или научной проблематике, внутри академического сообщества существуют различные мнения. Некоторые относятся к этому весьма скептически, т.к. представление научного знания кажется подчас нереальным с точки зрения адекватной презентации научности. Другие, напротив, выступают за более активную посредническую роль научной журналистики, нацеленной, прежде всего, на информирование. Параллельно с этим существует некая общественная ниша, связанная с рекламой достижений учёных, стремящихся не только проинформировать о своих открытиях и сослаться при этом на свои новые публикации, но и популяризировать свою точку зрения среди заинтересованных дилетантов.

Термин «внутрипредметная» информация в отношении научных тем немного вводит в заблуждение, т.к. не объясняет, какие именно связи выходят наружу (или, возможно, наоборот) притом, что все они должны учитываться и соответственно использоваться. Эти связи затрагивают важнейшие индикаторы между «горизонтальной» и «вертикальной» составляющими научной коммуникации в условиях, когда горизонтальный аспект описывает структуру субъектов (или терминологией) в их отношении друг к другу, а взаимоотношения между профессиональным и повседневным языком обеспечивают вертикальное членение и отражают дифференцированное участие реципиента в накоплении знаний, что способствует увеличению запаса знаний у разных групп их носителей.

135

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

Вупрощённом виде отношения между «экспертами» и «специалистами», с одной стороны, и дилетантами, с другой, формируют отношение к отмеченным горизонтальному

ивертикальному срезам. Важно также понять, кто является дилетантом, ведь роль и позиция дилетанта весьма показательны в систематике функциональной модели презентируемого знания (с учётом трёх важнейших ролей): дилетант – эксперт – журналист. Принципиальное различие между ними состоит в том, что они демонстрируют их неравнозначные коммуникативные возможности как посредников в передаче специальных знаний, а также их речевых проекций, реализуемых преимущественно в виде монологических, печатных медиатекстов. Показательно, что адресатами в научной коммуникации становятся главным образом «неспециалисты», в то время как авторами экстранаправленных текстов в большинстве случаев оказываются эксперты или профессиональные журналисты, пишущие на узкоспециальные темы. Решающим обстоятельством в этом различении является всё же не то, кто на самом деле является дилетантом или экспертом, а то, как в рамках конкретного медиа распределяются их роли в процессе популяризации знания.

Вместе с тем скажем, что сами популярные медиа имеют свой масштаб и свою аудиторию. Они существенно отличаются от тех медиа, которые предназначены исключительно для учёных. Неравномерной оказывается и нарративная перспектива в научном тексте. Одним из объяснений этого можно считать сложившуюся систему журналистских жанров, в которой стандарты освещения научной проблематики, в принципе, уже сложились. Форматы сообщений, хотя и опосредуют жанровый репертуар того или иного автора, в большей степени отражают его соответствие/несоответствие коммуникативным потребностям и возможностям целевых аудиторий.

Вообще практическая польза сферы информирования в наиболее распространённых журналистских форматах показывает, что учёт критериев их функционирования представляет собой мощный вызов и одновременно шанс для автора не ограничивать объём своего текста исключительно важной и в то же время доступной информацией. Учёт адресата при написании сообщения отражает прогнозируемый охват аудитории, в сфере интересов которой находится та или иная научная тема. Нельзя забывать и о необходимости быть понятыми разными группами реципиентов, ведь возрастающая специализация науки ведёт к специализации языка, который всё больше экстраполирован с содержания научной дисциплины на преодоление возможных коммуникативных барьеров.

Впротивовес дилетантскому, понятие «профессиональный» не означает жёсткого горизонтального членения в плане «научных» или «практических» предметов (ремесла, профессии, рода деятельности и т.п.), выступающих в роли объекта медийного освещения

исвязанных с субьективацией и популяризацией изложения. Подобные «практические» поля в журналистике используются главным образом для разъяснений и советов; благодаря их множественному характеру, они частотно проявляются в печатных и электронных медиа и представляют собой уже целую индустрию, конкурирующую с рекламой.

Суммируя первые возможные итоги взаимодействия профессиональной и медийной коммуникации, выделим основные направления (находящиеся пока ещё в размытых границах переходных зон), которые в своих главных интенциях «настроены» на:

информирование о профессиональных (технических) темах, которые имеют эффект «развлечения» [12];

предложение советов в тех областях, в которых от пользователя требуется профессиональная точка зрения (экспертиза);

привлечение науки в качестве особого фона в тех областях знания, в которых первично присутствовало только «развлечение», как, например, в спортивных репортажах.

Во всем многообразии тем, предлагаемых журналами, ежедневными и еженедельными газетами именно «научные темы» дольше остаются в центре читательского интереса, по сравнению, например, с «простыми» сообщениями [13, c. 183]. Но, к счастью, в освещении научных дисциплин есть множество других аргументов. Так, расхождение между

136