11. Роман ф.М. Достоевского «Идиот». Поэтика отражений и система сюжетов в романе. Лев Николаевич Мышкин как «положительно прекрасный человек».

“Идиот” 1868 г.

Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека. Прекрасное есть идеал, а идеал — ни наш, ни цивилизованной Европы еще далеко не выработался. На свете есть одно только положительно прекрасное лицо — Христос, так что явление этого безмерно, бесконечно прекрасного лица уж конечно есть бесконечное чудо.

Литературные аналоги — Дон Кихот, Пиквик, Жан Вальжан имели с его героем мало общего. «Положительно прекрасный герой» с обидным прозвищем и подверженный припадкам; странный, будто бесполый молодой человек, налегке спустившийся с швейцарских гор в мир темных страстей и грязных денег неведомого ему родного отечества; бедняк, имеющий из всех талантов один только почерк; последний в своем роде сирота-князь, чей титул звучит будто в насмешку

*Двадцатилетняя Аглая свежа и чиста; за ней нет никакого опыта — ни любви, ни страсти, ни утрат, ни страданий. Мышкин к ней привязался как к ребенку, в котором нет ни грязи, ни нажитого ужаса — того, что надо взваливать на плечи и тащить на себе. Но она увлеклась Мышкиным из каприза — ведь он ни на кого не похож, он лучше всех — и думает, что любит его. Она играет в любовь к Мышкину, как в куклы. Роман с Князем становится для нее захватывающим приключением, но до его судьбы ей нет никакого дела. Аглая готова отвернуться от Князя всякий раз, когда он «проваливается».

Все люди вокруг него с первой минуты знакомства ощущали: он реально, в высшем смысле, прикоснулся к их жизни — и везде оставил неизгладимый след. В каждом, с кем он сталкивался, пробуждались — хоть на мгновение — лучшие качества, высокие чувства, благородные порывы, и люди, погрязшие в злобе и вражде, чудесным образом очеловечивались. В это драгоценное мгновение очеловечившийся человек успевал опомниться — и ощутить Князя Христа в своем сердце. Недаром совершилась чудесная перемена в лице генерала Епанчина: князь, прямо с вокзала пришедший к нему в дом с тощим узелком, ласковой незлобивостью смог покорить и его непробиваемое сердце. Недаром обжигающие, угольные глаза Настасьи Филипповны светлели, когда при первой же встрече у Иволгиных она дважды упомянула, что уже видела где-то лицо князя. Недаром волшебно преображалось искаженное гримасой лицо Парфена Рогожина: он неотступно следил за своим смертельным соперником, и в его огненных глазах лютая ненависть то и дело уступала место братской любви и надежде на счастье. Недаром так трепетно ощущала князя Лизавета Прокофьевна Епанчина, безошибочно опознавая в Льве Николаевиче своего. Недаром так вдохновенно заявлял о себе Лебедев вблизи князя: даже и такого насмешливого философаплута не могли не покорить смирение, искренность и сердечная деликатность Мышкина.

Но беспомощный, вызывающий бесконечное сочувствие, неизлечимо больной князь был слишком далек от сияющего божественного идеала, и была бессильна его доброта. Писатель будто чувствовал роковую слабость героя, который так и не смог стать сильнее страданий: положительно прекрасный Мышкин — это мощнейший магнит, к которому примагничивается чужая боль, и он заражается ею, как смертельной болезнью. «Князь Христос» надеялся, что сможет рассеять мрак этого мира, обуздать хаос, прогнать демонов зла и небытия. Он мечтал, чтобы родные люди ясно читали в сердцах друг друга, чтобы не было сомнений в любви и отречений в дружбе, чтобы каинова печать не коснулась его крестового брата — Парфена Рогожина. Он хотел, чтобы между людьми, от своего к своему, протянулась цепь, по которой будут переданы заветы любви и братства, и тогда не умрет великая мысль. Но беспощадный мир капризных, себялюбивых людей, знающих только всеразрушающую ревность, сломал и вытолкнул на обочину ужаса самого прекрасного, самого хрупкого своего гостя, смешного гостя из миров иных... Христианская миссия князя была показана во всей ее трагичности, ибо трагично добро в мире, лежащем во зл

Поэтика отражений — ОБРАЗ КНЯЗЯ МЫШКИНА И ЕГО «ОТРАЖЕНИЕ» В СИСТЕМЕ ПЕРСОНАЖЕЙ

Действующие лица романа сравнивают себя друг с другом, себя с Мышкиным; Мышкин, в свою очередь, сопоставлял своих новых знакомых между собой и себя с ними. Достоевский «придумал» для своих героев параллельные истории, схожие ситуации, одинаковые испытания, но в романе соотносил несовершенного человека с эталоном человеческой личности, каким ему представлялся князь Мышкин. «Все действующие лица романа даются как бы в тройном восприятии: Достоевский показывает, как они сами судят о себе и о других, какими представляются «положительно прекрасному человеку» - князю Мышкину, и, наконец, предлагает своё понимание человека и в связи с этим свои прогнозы тех путей, которые ведут человека из хаоса». Мышкин с первых страниц романа предстал как человек доверчивый, умеющий видеть в человеке доброе, глубоко убеждённый в том, что связи людей прочнее всяких предрассудков, которые их разъединяют. Знакомясь с людьми, приглядываясь к ним, Мышкин настойчиво и упорно искал общие точки в разных на вид людях, при этом его взор отличался особой восприимчивостью к светлым точкам.

Все черты высокого строя князя Мышкина, те качества, которые составляли источник его обаяния, не были чертами присущими только ему как «положительно прекрасному человеку», а находили соответствие в душе пожилой женщины и отрока, дворянского либерала и нигилиста, купца и чиновника.

«Герои романа, знакомясь с Мышкиным, постоянно отмечали его от них отличие и, то завидуя, то злобствуя, то удивляясь, то восхищаясь, склонны были считать его человеком «не от мира сего», безгрешным, идеальным, странным существом, чудаком, юродивым, идиотом

Мышкин пробуждал в людях жажду красоты и стремление к идеалу. Об идеале тосковала, и к идеалу рвалась Настасья Филипповна; бойцом, желавшим «силой воротить свою потерянную веру, которая была ему «до мучения теперь нужна», назвал князь Мышкин Рогожина. То, что Аглая смогла проникнуться «глубочайшим уважением» к людям с идеалом, смогла оценить Дон-Кихота и «рыцаря бедного», свидетельствовало о том, что и в ней была потребность идеала. Даже в «русских атеистах» и «русских иезуитах» Мышкин увидел не только одни скверные тщеславные чувства, а «боль духовную, жажду духовную, тоску по высшему делу, по крепкому берегу, по родине, в которую веровать перестали, потому что никогда её не знали». Притягательная сила Мышкина, то серьёзное влечение, которое испытывали к нему самые разнее люди, также было проявлением тяги к идеалу, потребности во что-нибудь верить, в кого-нибудь верить.

Разница между Мышкиным и другими состояла в том, что он уже определил свой идеал, имел его, а они ещё искали его, томились по идеалу.¹²

Многими своими чертами образ князя Мышкина восходит к тому идеалу личности, который явил собой Христос. Однако Мышкин – это не Христос, который описан в Новом Завете. Идея Мышкина – это не новозаветная мысль о личном спасении людей, способных уверовать в бога, а мысль, характерная для культуры нового времени – поиск человека в человеке. Мышкин выступает как «князь Христос» лишь потому, что целиком живёт для других, что способен на любую жертву для ближнего. Г.К.Щенников считает, что Мышкина следует рассматривать как своеобразный тип «естественного человека», отразившийся ещё в литературе Ренессанса (Дон-Кихот). «Мышкину свойственны такие черты «естественного человека», как «бессословность» и детскость. «Бессословность» - это убеждённость, что сословные различия не должны разделять людей, и способность легко устанавливать контакты с людьми, находить общие интересы, независимо от социальной принадлежности».¹³ Общество то и дело пытается включить князя в привычную для себя систему отношений. Генерал, узнав о способности к каллиграфическому письму, готов его опекать. Это внимание к человеку «специальному», нужному. Затем князя обласкали у Епанчиных и Иволгиных как милого, уживчивого человека и приятного собеседника. Это проявляется отношение сословное. Когда выяснилось, что князь почти миллионер, он вмиг стал всеобщим любимцем, желанным женихом.

«Общечеловеческие контакты с людьми создан воображением князя. В этом Мышкин близок к своему литературному предшественнику Дон-Кихоту Сервантеса. Подобно им, Мышкин сознаёт себя в родстве со всем миром, а между тем является отщепенцем».¹⁴

Другая черта естественного человека – детскость – это внутренняя свобода от собственнического мира, бескорыстие, чистота помыслов, человечность желаний. Все эти качества присущи Мышкину.

Лев Николаевич приходит к людям со словом любви и уроком собственного примера, он пытается воздействовать на них не логикой, не докучным наставлением, а силою эстетического впечатления. «Мышкин, как и все герои романа, захвачен страстью, только страстью особого рода: любовью-состраданием к человеку».¹⁵

СИСТЕМА «ОТРАЖЕНИЙ» ПЕРСОНАЖЕЙ В ОБРАЗЕ НАСТАСЬИ ФИЛИППОВНЫ

Образ Настасьи Филипповны создан в сложении двух главных пересекающихся тем: гордости и высокой моральной чуткости. Её падение даёт автору возможность развернуть трагические мотивы раздвоения личности между импульсами самоутверждения и гордости – с одной стороны, и сознанием своей недостаточности, неполноты перед высшим идеалом и тоской по этому идеалу – с другой стороны. Образ Настасьи Филипповны несёт жажду идеала и прощения с одной стороны и мотив гордыни, создающей неспособность приблизиться и осуществить прощение с другой.

То, что Настасья Филипповна оказалась в руках Тоцкого, что она явилась жертвой обстоятельств, для автора оказывается необходимым для дальнейших сопоставлений и оттенения некоторых черт в других персонажах и в общей концепции всего тематического замысла романа. Все пять лет петербургской жизни Настасьи Филипповны около Тоцкого заострёны автором, как мотив гордости и злобы. Она запрещает жениться Тоцкому дабы насладиться ощущением своей значимости в психике и настроении того лица, к которому направлено такое поведение. Настасья Филипповна ради защиты своей гордости была готова на всё: «в состоянии была самоё себя погубить, безвозвратно и безобразно, Сибирью и каторгой, лишь бы надругаться над человеком, к которому она питала такое отвращение». «И целые пять лет я так форсила». «И за что я моих пять лет в этой злобе потеряла!» - вспоминала она. В этом фрагменте автор вводит мотив самооправдания.

Телеологическая направленность выражается как самооправдание, порождённое гордостью. Но ненадолго автор соединяет этот путь с Настасьей Филипповной. Защита чести и превосходства главным образом в ней проявляется в дальнейшем не как самооправдание, а как вызов и пренебрежение к порицанию.

Следующий, кому она «бросает вызов» – Рогожин. Настасья Филипповна мстит и ему. Рогожин для неё – тайна, гибель, омут, в который она кидается со злобы и мести. Рогожин и сам скоро стал понимать свою роль омута: «Да не было бы меня, она бы уже давно в воду кинулась; верно говорю. Потому и не кидается, что я, может, страшнее воды. Со зла и идёт за меня…»

Ошибочно предполагать, что она плетёт сети обмана и коварства по отношению к Рогожину. Не заманить, не соблазнить, не привязать и измучить нужно ей. Не «на кутежи» она поехала с Рогожиным. Одухотворённая и тонкая она ни на мгновение не бывает воплощением пола. Её страсть – в восполённой духовных обострений. Её демон – в неутолимой непокорности гордого духа.

Эпизоды, связывающие Настасью Филипповну с князем Мышкиным и Аглаей, обнаруживают и заостряют в ней совмещение мотивов гордости и нравственной чуткости, чистоты, устремлённости к идеалу и прощению. Автор показывает в Настасье Филипповне, среди безумного разлива бунтующей гордыни звучащие нотки противоположных душевных мелодий. Указанием на какой-то иной сдерживаемый тайный мир души Настасьи Филипповны, является эпизод с внезапным поцелуем руки Ганиной матери. То, что Настасья Филипповна таит подлинный мир души своей, для автора имеет большое тематическое значение.

Бунт Настасьи Филипповны существовал только на людях и для людей. Сама же Настасья Филипповна в своей совести не оправдывалась ни в чём. Письмом к Аглае автор раскрывает нам внутренний мотив жажды идеала и прощения. Почему же Настасья Филипповна, гордая на людях в письмах к Аглае могла забыть гордость? Настасья Филипповна в своём представлении совершенства и душевной чистоты Аглаи настолько отодвинула её от себя, низкой, недостойной и грешной, что перестала чувствовать в ней личное начало, забыла о её «Я», и в ней, как в высшем существе сочла немыслимой возможность какого-нибудь личного сравнения и соотнесения с собой. Она даже не смеет сравнивать себя с Аглаей. Нет сравнения, нет преобладания, нет тогда и обиды, потому что нет противостоящей и внутренне соревнующей личности. Во второй части письма автор раскрывает картину душевного состояния, символизирующую молитвенную святыню идеала Настасьи Филипповны, её тоску по чистому свету любви и невинности.

Настасья Филипповна осознаёт свою нечистоту и преклоняется перед светом идеальных устремлений князя Мышкина. Она боится своим приближением к князю Мышкину осквернить свой идеал. Уважение князя к ней она считает немыслимым, недосягаемым. Поэтому возникает жертвенное желание отступиться, отдать князя Мышкина Аглае, которая для неё тоже является идеалом. По гордости своей Настасья Филипповна не могла принять сожаления и прощения в любви князя, и рядом с преклонением, в ней вырастала и здесь злоба. Чувства обделённости и страдания придают ей своего рода исключительность, единственность, которая её как-то выделяет, делает перед ней кого-то виноватым и даёт самолюбивое мучительное наслаждение обидою. Таким образом, Достоевский раскрыл внутренний смысл неустойчивых отношений Настасьи Филипповны к князю Мышкину: притягиваясь к нему, она отталкивается от него из-за мотивов собственной недостойности, то из-за мотивов гордости.

Дальнейшие эпизоды построены по тем же внутренним мотивам раздвоения. Сцена последней встречи с Аглаей построена в функции гордости. Достоевский поставил перед Настасьей Филипповной Аглаю не идеальную, а гневную, ревнующую, самолюбивую женщину. Аглая сразу упала в глазах Настасьи Филипповны, и сразу вспыхнула ответная гордость. В дальнейшем, наперекор Аглае Настасья Филипповна удерживает князя Мышкина около себя. Она одержима желанием подавить Аглаю своим торжеством.

Далее мотив гордости сменяется мотивом чувства и сознания своей недостаточности. Внутреннюю борьбу Настасьи Филипповны автор выражает внезапным припадком в день свадьбы. Буря колебаний разрешается внезапным отстранением от Мышкина и уходом к Рогожину. Автор и через внешний портрет Настасьи Филипповны показывает совмещение двух противоположностей во внутреннем её мире. «Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное; эти два контраста возбуждали как будто даже какое-то сострадание при взгляде на эти черты». «В этом лице… страдания много…» - говорил князь.¹

Лев Николаевич Мышкин как “положительно прекрасный человек”

Герой нового романа Лев Мышкин, по замыслу писателя, близок идеалу воплощения божественного в человеке. «Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека.

На первый взгляд идея романа кажется парадоксальной: в «идиоте», «дурачке», «юродивом» изобразить «вполне прекрасного человека». Но в русской религиозной традиции слабоумные, как и юродивые, добровольно принявшие вид безумца, виделись угодными богу, блаженными, считалось, что их устами говорят высшие силы. В черновиках к роману автор и называл своего героя «князь Христос», а в самом тексте настойчиво звучат мотивы Второго Пришествия.

Первые страницы произведения подготавливают читателя* к необычности Льва Николаевича Мышкина. Оксюмороном (сочетанием несочетаемого) звучат имя и фамилия; авторская характеристика внешности скорее похожа на иконописный портрет, чем на облик человека во плоти. Он является из швейцарского «далека» в Россию, из собственной болезни — в больное, одержимое социальными недугами петербургское общество.

Иной Петербург — Это мир циничных дельцов, мир приспособившихся к требованиям буржуазной эпохи аристократовпомещиков, таких как владелец поместий и фабрик генерал Епанчин или член торговых компаний и акционерных обществ Тоцкий. Это мир чиновников-карьеристов, вроде «нетерпеливого нищего.» — секретаря Тоцкого Гани Иволгина, мир купцов-миллионеров, каковым является Парфен Рогожин. Это их семьи: жены, матери, дети; это их содержанки и слуги; их особняки, квартиры и дачи... Здесь, в обществе «без нравственных оснований» (впрочем, как и во всей России) торжествуют, говоря словами самого писателя, хаос, сумбур, беспорядок. В романе со всей полнотой атуализируются архетипическая схема противостояния хаоса и космоса, христианская мифологема • дьявольской энтропии и божественного миропорядка.

С первых страниц произведения Достоевский окружил образ князя Мышкина ореолом удивительной детской трогательности, наивности и душевной чистоты. Князь в изображении романиста — это образ не традиционного, евангельского, а «современного» Христа: реального, живого русского человека 60-х гг., сердце которого открыто людям, до краев переполнено чистой и горячей любовью к униженным и оскорбленным. Каждое мгновение жизни представляется ему чудом, вызывает у него чувства благодарности, восторга и умиления, а все люди — независимо от происхождения и имущественных различий — вправе рассчитывать на его бескорыстное, братское участие. Полный любви к человечеству, Мышкин, подобно Христу, приходит в мир из заоблачных высот, чтобы отдать свою жизнь за окружающих людей и искупить их грехи своим страданием.

Лев Мышкин — потомок обедневшего княжеского рода. Пристрастие писателя к неожиданным сюжетным ходам, имеющим истоки в авантюрном романе, обуславливает наделение героя неожиданным состоянием — солидным наследством. В кротости, искренности, незлобивости, даже ребяческой неловкости Мышкина очевидна сознательная идейная установка писателя-христианина: в Евангелии говорится об особой близости детей Царствию Небесному. Воспитывался Мышкин, по всей видимости, последователем Руссо. Имя французского писателя и философа актуализирует в читательском восприятии теорию «естественного» человека. Мышкин близок героям Руссо своей непосредственностью и душевной гармонией. Явственна в характере героя еще одна литературная параллель — с образом Дон Кихота, наиболее почитаемого Достоевским в мировой литературе героя. Как и Дон Кихот, Мышкин поражает всех своей наивной верой в добро, справедливость и красоту. Он страстно выступает против смертной казни, уверяя, что «убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье». Он чуток к любому чужому горю и деятелен в своем сочувствии. Умиротворение пытается внести в душу бедной Мари и изверившегося, озлобившегося и отчаявшегося Ипполита Терентьева: «Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье». Но, прежде всего, по замыслу писателя испытать на себе ощутимое положительное влияние Мышкина должны были главные герои романа: Настасья Филипповна, Парфен Рогожин д Аглая Епанчина.

Отношения Мышкина и Настасьи Филипповны освещены легендарно-мифологическим сюжетом (избавление Христом грешницы Марии Магдалины от одержимости бесами). Полное имя героини — Анастасия — в греческом означает «воскресшая»; фамилия Барашкова вызывает ассоциации с невинной искупительной жертвой. Поруганная честь, чувство собственной порочности и вины сочетаются в этой женщине с сознанием внутренней чистоты и превосходства, непомерная гордость — с глубоким страданием. Бежит из под венца к Парфену. Гордыня ее приводит к низменности

Только Мышкин глубоко понимает ее затаенную мечту о нравственном обновлении. Он «с первого взгляда поверил» в ее невинность, в нем говорят сострадание и жалость: «Не могу я лица Настасьи Филипповны выносить». Считаясь женихом Аглаи Епанчиной и переживая по отношению к ней чувство влюбленности, он все же в момент решающего свидания с обеими женщинами, устроенного Аглаей, бессознательно выбирает Настасью Филипповну. Нерациональный, импульсивный порыв Мышкина подтверждает существо глубинных оснований его личности, реализует осмысленное жизненное кредо героя: «Сострадание есть главный и, может быть, единственный закон бытия всего человечества». Метания героя между двумя женщинами, со времен «Униженных и оскорбленных» ставшие устойчивой чертой художественного метода писателя, в «Идиоте» свидетельствуют не о раздвоенности натуры Мышкина, а, скорее, — о ее безмерной отзывчивости.

Аглаю Епанчину — соперницу Настасьи Филипповны в романе — отличают незаурядный ум и горячее сердце. Именно она распознала голубиную душу Мышкина, точно сравнив его с пушкинским «рыцарем бедным», всецело посвятившим себя служению Богоматери. Гордость и самоотверженность — едва ли не главные ее достоинства. Болезненное самолюбие, гордое самоотречение привели ее в комитет эмигрантов-поляков, борющихся за восстановление Польши, в среду католиков. Одержимый идеей православия, Достоевский считал католическую ветвь христианства ложной, а католиков — вероотступниками, «искаженного Христа проповедующими», виновниками многих исторических катаклизмов. Мышкину не удается довести Аглаю, как планировал писатель, «до человечности».

«Сильное действие» Мышкина «на Рогожина и на перевоспитание его», также вынашиваемое в писательских замыслах, оказалось в самом тексте романа недолговременным, ограничилось братанием героев-антиподов в мрачном родовом особняке Парфена. В свете трагического финала эпизод этот выглядит как мрачное предзнаменование: обмениваясь крестами, герои символически разделяют общую страшную судьбу — судьбу двух страстотерпцев, по-разному вырванных из нормальной жизни. Одному грозит пятнадцатилетнее искупление убийства на каторге, другому — вечный мрак безумия.

Знаменательная деталь интерьера жилища Парфена Рогожина как бы бросает трагический отсвет на все жизненное пространство героев произведения. Это копия картины Ганса Гольбейна младшего «Мертвый Христос», изображающая тело снимаемого с креста мертвого Спасителя жестко натуралистически, от которой, по словам Мышкина, «у иного вера может пропасть». Ее художественный смысл в романе можно трактовать как смерть без надежды на воскресение. Поражением заканчивается миссии князя Мышкина, публично им провозглашенная: «Теперь я к людям иду ... наступила новая жизнь. Я положил исполнить свое дело честно и твердо». Бескорыстная любовь, смирение и добро оказались бессильными в жестоком мире человеческой гордыни, сладострастия, алчности и расчета. Возникает в романе прямая проекция мотивов Апокалипсиса на «текущую» жизнь, на художественно воссозданную современность: один из четырех всемогущих всадников, явившихся при Конце Света, будет держать в руке «меру» — весы

Мотив разрушительной власти денег в современной писателю России в «Идиоте» звучит особенно сильно. Преобразование мира на основе евангельской любви осталось недостижимым идеалом, а сам Мышкин — героем и жертвой, с одной стороны, собственных иллюзий, с другой — религиозно-утопического мировидения самого писателя. Жестокая логика реальности продиктовала писателю трагический финал романа.

На важнейшие вопросы человеческой жизни в «Идиоте» нет однозначного ответа, но есть свет надежды, воплощенный не только в образе «положительно прекрасного человека», но и в образах Веры Лебедевой, Бурдовского, Коли Иволгина. Коля — первый представитель «русских мальчиков», ищущих идеала, справедливости и всемирной гармонии молодых людей, представленных в «Подростке» Аркадием Долгоруким, в «Братьях Карамазовых» — Колей Красоткиным и, конечно, Алешей Карамазовым.

Историческим оптимизмом, верой в Россию преисполнена проповедь общественных взглядов писателя, вложенная в уста вдохновленного Мышкина. «Кто почвы под собой не имеет, тот и бога не имеет». Пропагандируя русскую идею, писатель уверен, что безбожный или католический Запад, порожденные им социализм или буржуазность должны быть побеждены «только русскою мыслью, русским богом и Христом». Сюжетно обращая слова героя к лицемерной, озабоченной лишь собственными хищническими интересами высшей знати, Достоевский в какой-то мере преодолевает тяготение художественной условности, размыкает границы эстетической реальности и обращает патетические слова о судьбоносных для человечества взаимоотношениях России и Европы не только к героям романа, но к современному читателю, к потомку.