Молдаване

особом периоде молдавского идиома» (Яаеѵзкіі, 1988. С. 144). Таким обра­ зом, формулирует окончательный вывод Н. Раевский, молдавский народ «как романоязычное племя прошел четыре этноязыковые эпохи». Видный языко­ вед, судья по всему, имеет ввиду периоды эволюции восточных романцев вообще.

Эпоха первая - романизации - возникла одновременно с установлением римского господства на Нижнем Дунае и продолжится до падения Западной Римской Империи, т.е. до конца V в., когда дако-мезийские романцы остава­ лись изолированными от западного романства.

Следующая эпоха - общности продолжается до X в., когда группы, по­ явившиеся в среде восточного романства все более отдаляются один от дру­ гого. Предел ее завершения совпадает с падением Болгарского Царства (9711018 гг.) и расселением татар в южном регионе между Днестром и Прутом и

вВалашской равнине... В этом временном отрезке восточные романцы сохра­ няют более или менее стабильно свое единство, индивидуализируются (как романоязычные). Важную роль в этом процессе сыграли контакты со славян­ ским миром, которые со временем становились более интенсивными. Общий романский идиом приобрел собственные черты, которыми отличается как от дунайской латыни, так и от западнороманских языков.

Эпоха третья - северодунайская продолжалась с начала XI в. до ІѴ-ѴІ де­ сятилетий XIV в. и касалась северных (от Дуная) романцев периода распада (отделения от южнодунайцев) и появления государств Валахия и Молдавия. Разделенные от балканских групп, северодунайские романцы проходят свой отличительный путь развития... До середины XII в. средой обитания им слу­ жили Карпатское плато (Трансильвания) со своими внешними склонами и лимитрофическими областями. В пределах этого пространства выделялись два ареала: южный и северный, которые противостояли своими различиями

вречи. Со второй половины XII в. массы северного романизованного населе­ ния, особенно северной части, заселяют Карпато-Днестровские края... В этот период романство северного Подунавья усиленно контактировало с совмест­ но проживающим южнославянским населением, что предопределило симби­ оз и романо-славянский билингвизм. Восточнокарпатская ветвь романизо­ ванного населения взаимодействовало с восточными славянами... {Яаеѵзкіі, 1988. С. 28, 41-42, 98-99, 115-116, 138-139, 145).

Эпоха четвертая - молдавская имеет в виду лишь восточнокарпатских романцев, с момента появления Молдавского Государства до нынешнего пе­ риода. Новые обстоятельства, в которых оказались Карпато-Днестровские романцы - волохи привели к определенной их индивидуализации во многих аспектах: социально-экономическом, политическом и др. На всем этом про­ тяжении - около 650 лет - они поддерживают тесные контакты с восточными славянами.

Всредние века господствовала концепция “святых языков”. Любые действия, дела, поступки, события могли излагаться письменно лишь на нескольких языках. На Западе это была средневековая латынь. Академик Н. Корлэтяну пишет: «В Юго-Восточной Европе к числу “святых” языков относились средневеково-греческий (византийский), а затем и древнеславян­ ский (славянский или как его называли “латынь Востока”). Молдова входила

всовокупность стран византийско-православной культуры. И официальным языком был славянский» (Корлэтяну, 1948. С. 54).

89

Это был письменный язык южных славян, начало истории которого отно­ сится к 862-863 годам, когда миссионеры братья Кирилл и Мефодий соста­ вили славянский алфавит и споспешествовали переводу религиозных книг с греческого на восточноболгарский диалект. Со временем, особенно в XII в., древнеславянский, все больше удаляясь от живой речи и распространяясь среди других славянских и неславянских народов юго-востока Европы, при­ обретает специфический характер и постепенно превращается в так называе­ мый славянский. В соответствии со средой, в которой использовался, славян­ ский язык знает несколько редакций: среднеболгарский, сербский, русский, украинский и др.

Определение компонентов молдавского языка, анализ общих и дифферен­ цированных элементов группы родственных языков, например, восточноро­ манских имеет довольно богатую библиографию. Уже в XV в. (около 1460 г.) византийский историк Лаоник Халкокондил обратил внимание на сходство молдавского и валашского языков с итальянским. По его мнению, в Молдавии

иВалахии говорят на языке “похожем на итальянский, но столь испорченном

иотличном от него, что итальянцам трудно понимать, что на нем говорит­ ся”. Он сетовал, что не мог узнать: “каким образом явились в области между Трансильванией и Черным морем, между Богданией (Молдавией) и Дунаем люди с римским языком” (Шишмарев, 1953. С. 85; Корлэтяну, 1983. С. 1516; Armbruster, 1993. С. 62). Ту же восточнороманскую языковую реальность отмечает в 1551-1552 гг. Вейт Гейл, секретарь командующего габсбургскими войсками, генерала И. Касталдо {Armbruster, 1993. Р. 103).

Дискуссии по этим вопросам продолжаются до наших дней. Особенно активно они развернулись в период послевоенной “холодной войны” - 60-80-е годы XX столетия {Heitmann, 1998 и др.). Зарубежные участники этих политических споров под языковым прикрытием повторяли экспансионист­ ские доктрины румынских авторов 20-30-х годов того же века об извечных, по меньшей мере с начала первого тысячелетия, и повсеместных, по меньшей мере до Буга, румын, румынского языка.

При разграничении языков от диалектов, языков между собой примене­ ние исключительно структурно-языковых критериев вне связи с внеязыковыми факторами неплодотворно и даже противопоказано. “Определение язы­ ковой тождественности, - подчеркивал Антуан Мейе, - может быть только социальным” {Meillet, 1926. Р. 80). Общепризнанно, что необходимо разли­ чать социально-исторический аспект языка от его внутриструктурного ас­ пекта. Потому что проблема разграничения языков, диалектов неотъемлемо связана с историко-культурными проблемами этнических общностей разных территорий, с сознанием их культурной и национальной самостоятельности. Не меньшее, а может, решающее значение при разграничении языков, име­ ет чувство, убеждение говорящих, что употребляемый ими язык это особый язык, их воля считать, что своя речь имеет отличительный от других языков характер.

Документальные сведения, исторические тексты, выводы и обобщения компетентных исследователей разных стран доказывают: молдавский язык, глоттоним ІітЪа moldoveneascä по меньшей мере на 400 лет старше терми­ на rumineascä (limbä). Limba moldoveneascä не только старше, но и богаче, опытнее (см. хотя бы первые творения ХѴІІ-ХѴІІІ вв. на молдавском языке Гр. Уреке, М. Костина, И. Некулче).

90

В1951 г. на совместной сессии Института языкознания АН СССР и Ин­ ститута истории, языка и литературы Молдавского филиала АН СССР, по­ сле преодоления многих трудностей и преград, была обоснована парадигма

втом, что молдавский язык - это романский язык, имеющий фонетическую, грамматическую, морфологическую структуры и основной словарный фонд, характерные, общие и для других восточнороманских языков. Доклады ав­ торитетнейших московских языковедов - романистов, академиков В. Вино­ градова, Б. Серебренникова, Д. Михальчи, В. Шишмарева, С. Бернштейна, Р. Будагова, молдавских филологов Н. Корлэтяну, И. Вартичана и др. были опубликованы (Вопросы молдавского..., 1953).

В1956 г. под эгидой Института истории языка и литературы Молдавско­ го филиала АН СССР вышел первый том “Курса современного молдавского литературного языка” (Curs de limba moldoveneasca literara contemporana) - фундамент подлинно научного молдавского, романского языкознания. Курс содержит скромный параграф “О молдавско-румынской языковой общности” (Си privire la unitatea lingvistica moldo-romana). “Это означает, что оба языка имеют общий основной словарный фонд и общую грамматическую, морфо­ логическую и синтаксическую систему, то есть склонение существительных, спряжение глаголов; образование и деривация всех других членов речи, си­ стема образования слов, их сочетание, топика - все это общее, не отличаются ничем существенным. Это означает, следовательно, что молдаване и румыны не сталкиваются с трудностями в устной и письменной речи в процессе ком­ муникации”.

Все же, как и в любом единстве, молдо-румынская общность не толь­ ко не исключает, а, напротив, предполагает и определенные расхождения. Действительно, при всей общности литературного языка, между молдавским национальным языком и румынским национальным языком существуют и определенные различия, особенно в их нелитературных вариантах - разли­ чия диалектально-территориального порядка. Это объясняется исторически­ ми и этнокультурными обстоятельствами. Но подобные различия не сущест­ венные и не уничтожают внутреннюю общность этих языков, особенно их литературного аспекта (Курс де лимбэ..., 1956.1. Р. 31-32). С тех пор эти не­ зыблемые истины многократно тиражировались.

Основополагающие принципы социолингвистики, вся совокупность меж­ дународных актов по правам человека подтверждают бесспорное заключение авторитетных молдавских языковедов:

“Тот факт, что оба языка - молдавский и румынский - по своему словар­ ному составу и грамматической структуре незначительно отличаются, вовсе не означает, что их нельзя считать отдельными средствами общения двух са­ мостоятельных наций, то есть национальными языками соответственно мол­ давского и румынского народов” (Dirul, Efco, Raevskii, 1985. Р. 69). Тем бо­ лее, что, как убедительно обосновал и принципиально доложил руководству и всему народу республики академик С. Бережан: “Использование в Респуб­ лике Молдова глоттонима limba moldoveneasca, для обозначения общего ли­ тературного языка и в дальнейшем останется в употреблении; существует ведь достаточно случаев использования двух глоттонимов для одного языка” (Си privire..., 1989. Р. 7).

91

ПИСЬМЕННОСТЬ

Алфавит, как графическое средство, при помощи которого поколения пе­ редают друг другу свой язык и культуру, в Молдавии также неоднократно становился центром политических страстей. Исследуя условия, в которых несколько алфавитов, в том числе кириллический, сумевшие передать, по­ мимо языков для которых они были созданы, многие другие языки Балкан­ ского полуострова, Е. Захос-Папазахариу выделил несколько периодов утвер­ ждения местных культур посредством определенной графики. Создание и утверждение в первом периоде (с IX по XIV в.) кириллического алфавита позволило северо-дунайским романцам, прежде всего волохам-молдаванам письменно зафиксировать свои традиции и начала своей истории. “Раздроб­ ление Восточной империи позволило местным культурам Сербии, Болгарии, Молдавии, Валахии и др. утвердить свою независимость и придать ей госу­ дарственную организацию, которая была необходима для того, чтобы сохра­ ниться и чтобы местные типы речи выступали в качестве языков высокой культуры” (Zachos-Papazahariou, 1972. Р. 146). В этот период “проникли в Молдову славянские слова, посредством которых и письмо от сербов/славян заимствовали” (Costin, 1958. Р. 272). Адаптация кириллического алфавита к потребностям восточнороманских языков “в целом прошло довольно легко, ибо большое число букв позволяло найти подходящие знаки также для таких звуков, которые передавались латинским алфавитом в очень несовершенном виде” (Рщсагіи, 1943. Р. 100). Однако использование кириллических пись­ менных знаков продолжалось (в Западной Молдове) до тех пор, пока “румын­ ские националисты не внедрили в качестве официального алфавита Румынии латинские буквы” {Zachos-Papazahariou, 1972. Р. 158). “Попытки заменить кириллические буквы знаками латинского алфавита, которых меньше по чис­ лу и которые не так хорошо способны воспроизводить особые звуки румын­ ского языка, натолкнулись с самого начала на большие трудности” (Рщсагіи, 1943. Р. 101).

Изучая форсированно-административное внедрение латинского алфави­ та в Молдавии во второй половине XIX в., румынский историк Н. Григораш заключил: “Меньшинство, которое потребовало полную замену кирилличе­ ского алфавита латинским, поддерживаемое официальными кругами, следуя примеру Румынской Страны, вышло победителем” {Grigora§, 1960. Р. 133). В румынском языке кириллический алфавит был заменен латинским прика­ зом министра внутренних дел Румынии И. Гика в 1860 г. “Тот факт, что ре­ форма письма была осуществлена административным путем является свиде­ тельством, что она уже не была вопросом языковедов того времени, а стала заботой текущей политики...” (Масгеа, 1961. Р. 79). Под давлением унионистских сил и собраний на площадях, в 1989 г. латинский алфавит в румынской модификации в Молдавской ССР был введен также политическим путем.

Кириллический/русский алфавит успешно обслуживал молдавскую куль­ туру, потребности молдавского общества около 700 лет. Как и любая пись­ менность, славянская не соответствует в совершенстве звукам молдавской речи. Но, как доказал С. Пушкарю, другие авторитетные языковеды латин­ ский, орумыненный алфавит еще меньше подходит молдавскому письму. До сих пор значительная часть населения республики остается малограмотной:

92

сталкивается с большими трудностями при чтении и особенно при письмен­ ной передаче постоянно меняющейся румынской орфографии.

Славянский язык, используемый в Молдове, выполнял в те времена функ­ цию литературного языка. Он применялся не только как язык церковных книг и господарской канцелярии. На этом языке были написаны и первые ориги­ нальные произведения молдавской литературы, как церковные, так и свет­ ские.

Вмолдавско-славянских летописях и в документах господарской кан­ целярии было естественно проникновение всякого рода молдавских слов и выражений (оцел, секарэ, фир, шарпе, бахнэ, блидар, бучум, грумаз, пурчел, струнгэ, штюбей, веригэ, чиреш, кремене, мазэре, мерлэ, плэчинтэ, палмэ и

др.). Всего было собрано более 600 молдавских лексических элементов, кото­ рые не могли быть обойдены теми, кто писал на славянском.

Писарями подобных документов были, несомненно, вначале славяне. Со временем их, однако, заменили молдаване, которые часто, как замечает А.И. Яцимирский, “думали по-молдавски и высказывали мысли на славян­ ском” (Яцимирский, 1909. С. 21).

Очевидно, тексты и документы из Молдовы, отредактированные на сла­ вянском языке, имели определенную молдавскую специфику. Потому гово­ рится, что речь здесь идет о славянском языке молдавской редакции со спе­ цифическими элементами.

ВXVI и особенно в последующем веке умножаются двуязычные памят­ ники молдавской письменности. Имеются ввиду, в частности, документы, выданные боярами, или официальные документы Господарской канцелярии,

вкоторых титул и слова заключения (о месте, времени и лице, по чьему по­ велению написан документ) на славянском, а изложение сути дела (которому вообще-то и посвящен документ) передано на молдавском.

Исследования И. Богдана, С. Пушкарю, П. Панаитеску, Н. Корлэтяну и других показали, что начало письменности на молдавском языке относится к XV в. В официальных актах, написанных на славянском с включением мол­ давских слов видно, в том числе и на приведенных примерах, как потребно­ сти общества диктовали переход письменности на молдавский язык. Начиная с Гр. Цамблака, Гавриила Урикарю, а затем Анастасия Кримки, произведения, созданные в скрипториях Молдовы, свидетельствовали, что местные книжни­ ки обладали высокой техникой письма. Переписанные в Молдавии сборники, исполненные с высоким мастерством в своеобразной манере - молдавский извод были известны в Московской Руси. Возникновение письменности на молдавском языке диктовалось не только культурными, но и экономическими потребностями. “Для сохранения различных секретов и передачи их друзьям, для различных заметок, писем, молдавские купцы и бояре вынуждены были научиться писать по-молдавски, потому что не могли доверить секретарям и писарям многих из своих дел. Так что, без всякого сомнения, должна была появиться переписка на молдавском языке... Об этом говорит и тот факт, что

впервых переводах (XV в.) мы имеем дело с формированной орфографией, с письменной традицией, с определенными правилами. Славянские буквы уже соответствуют требованиям молдавского языка, создались письменные на­ выки. Например, в документе от 11 марта 1446 г. упоминается некий Барбэ Жамэрэ, а уже в документе от 8 декабря 1454 г. его имя написано Барбэ Джамэрэ...” (Корлэтяну, 1948. С. 75).

93

По тем данным, которыми располагает сегодня наука и которые были ис­ следованы румынскими историками и филологами (О. Densuseanu, I. Bogdan), молдавским академиком Н. Корлэтяну и др., писали на молдавском языке ки­ риллическими буквами еще в XV в. На молдавско-польском документе от 16 сентября 1485 г., хранящемся в архивах Кракова, сохранилась надпись: “hec inscripcio ex valachico in latinum versa est, sed rex ruthenica lingua scriptam accepit”, что означает, что латинский текст договора 1485 г. был переведен с молдавского или румынского (Bogdan, 1913. IL Р. 373).

Родной язык, язык молдаван прокладывал свой путь в культуру и науку в условиях массового проникновения в этот период греческих церковных книг

иканонов. Широкой грецизации содействовали торговцы, драгоманы (пере­ водчики), греческие сановники-фанариоты, становившиеся и господарями.

Сдругой стороны, письменный молдавский язык оставался достоянием церк­ ви, церковных книг и православной пропаганды. Однако секуляризации - придания им светского характера - было не избежать. Этот всеобъемлющий процесс стимулировался перемещением культурной деятельности из отда­ ленных монастырей в городские центры, прежде всего, в стольный град. Пер­ вым убедительным показателем секуляризации является именно появление писаний на молдавском языке, преодоление ограничительных рамок “святых языков” для учения Господа.

Манифестом императора Александра I от 5 августа 1812 г. было уста­ новлено, что Восточной Молдове (“Бессарабии”) “оставляются навсегда ис­ пользование действующих местных законов, обычаев и привилегий, а также вечное соблюдение молдавского языка в судебных инстанциях”. Временный устав управления “Бессарабией” от 23 июля 1812 г. “оставлял жителям Бесса­ рабии собственные законы”, определял, что “исправниками будут избираться только молдаване”, “акты будут составляться на русском и молдавском язы­ ках” {Mihail, Mihail, 1993. P. XXVII; Poçtarencu, 1998. P. 65, 66).

Эти положения были уточнены, дополнены и узаконены рескриптом Алек­ сандра I, императора России, от 29 апреля 1818 г., который одобрил “Устав образования Бессарабской области”. Этот императорский документ, “осново­ полагающий для образования гражданского внутреннего управления Бесса­ рабией” - фактически первая Конституция Восточной Молдовы - устанавли­ вал, что “Бессарабская область сохраняет свое состояние народа”, в силу чего “получает особое положение управления”, наделяется официальным стату­ сом молдавского языка и определяет сферу его функционирования.

“Дела в Верховном совете будут рассматриваться на молдавском и рус­ ском языках; казначейские (фискальные), уголовные, следственные - на рус­ ском и молдавском языках..., с соблюдением прав и обычаев земли; дела гражданского суда и землемерные рассматриваться будут на одном молдав­ ском языке и суд осуществится на основе законов и обычаев Молдовы... Дела в правлении (области) будут вестись на русском и молдавском языках, по не­ обходимости... Поручения и объявления властей будут написаны по-русски

ипо-молдавски...”

“Рассмотрение следственных и уголовных дел будет на молдавском язы­ ке, а именно:

- Споры обвиняемых, рожденных молдаванами, будут рассматриваться на языке их народа, то есть на молдавском языке, а протокол будет на русском и молдавском.

94

- Гражданский суд области по судебным делам гражданских лиц будет руководствоваться молдавскими правами и обычаями, и рассматриваться на одном, том же молдавском языке...” (Mihail, Mihail, 1993. Р. 27, 30-34).

Широкое функционирование, в том числе в Верховном Совете Бессара­ бии, молдавского языка, узаконенного “Уставом образования Бессарабской области”, позволило академику Шт. Чобану заключить: “Если высшее учреж­ дение Бессарабии употребляет в такой мере молдавский язык, об уездных властях и речи быть не может: молдавский язык - единственный язык, кото­ рый используется в местных делах. И, действительно сохранилось множест­ во актов, которые доказывают, что в первые годы русского подданства, точнее сказать первые десятилетия, молдавский язык был официальным языком уч­ реждений Бессарабии, который употреблялся наряду с другим официальным языком, русским” (Ciobanu §t., 1992. Р. 117; Степанюк, 2006. С. 472).

ЯЗЫКОВАЯ Ж ИЗНЬ МОЛДАВАН В ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОД

От итогов переписи населения Республики Молдовы 2004 г. ждали сенса­ ций. Некоторые средства массовой информации накануне переписи распро­ страняли прогнозы о том, что каждый пятый молдаванин, отвечая на вопрос переписного листа о своей национальной принадлежности, назовет себя ру­ мыном. Сенсация, однако, не состоялась. Вместо ожидаемых 20%, удельный вес лиц, назвавших себя румынами, составил всего 2,2%, а численность - 73 276 человек. Преобладающее большинство молдаван - 2 564 849 человек, или 75,8% населения Молдовы, как были, так и остались молдаванами по собственному этническому самоопределению.

Иными словами, подтвердились данные Российско-американского этносоциологического исследования, проведенного в 1998 г. под руководством М.Н. Губогло (Россия, Москва), Девида Лейтина (США, Чикаго) и при актив­ ном участии В.С. Зеленчука (Молдова, Кишинев) по выборке, представитель­ ной для взрослого молдавского населения. Согласно данным этого опроса, было выявлено, что доля румын в составе взрослого населения Республики Молдова не превышает 5-6%.

Вместо одной, ожидаемой сенсации, случилась другая - никем не пред­ сказанная и не ожидаемая. Интрига заключалась в том, что без малого пол­ миллиона (481 503 человек), т.е. 18,8% молдаван, назвали себя молдаванами, но при этом родным указали румынский язык. Дополнительные вес и значе­ ние этой интриге придавали также 475 126 молдаван (18,5%), указавших в ходе переписи румынский язык “языком, на котором обычно разговаривают”.

Согласно логике, выражаемой представителями крайнего румынизма, как националистического течения, имеющего своих адептов не только в Бухаре­ сте, но и в Кишиневе, выходило, что если все молдаване или их значительное большинство признают румынский язык своим родным языком, Республика Молдова потеряет шанс на существование в качестве суверенного государ­ ства и должна быть инкорпорирована в состав соседнего государства, чтобы стать частью единой румынской нации.

Между тем, эта идея не имеет никаких реальных оснований. Согласно данным уже упомянутого этносоциологического исследования, на рубеже первого и второго постсоветских десятилетий всего лишь 2,0% молдаван

95

предпочитали видеть Республику Молдова в конфедеративных отношениях с Румынией, еще 2,4% могли бы отдать свои голоса за создание единого го­ сударства с Румынией. Иными словами, общий удельный вес “прорумынски” настроенных граждан Молдовы составлял 4,4%, что было в три раза меньше, чем доля “пророссийски” ориентированных молдаван. Основная же масса взрослых молдаван (69,5%) предпочитала видеть будущее государственное устройство Республики Молдова как “независимого государства свободного от каких-либо международных объединений” (37,8%) или “независимого го­ сударства в составе СНГ” (31,7%).

Фокусированное внимание на контингенте лиц молдавской националь­ ности, численностью без малого около полумиллиона человек, признавших родным румынский язык, не сулит крупных теоретических открытий, если допустить, что, частично, это мигранты румынской национальности, пересе­ лившиеся в Республику Молдова, а частично - молдаване с этнической иден­ тичностью, расшатанной под воздействием массированной обработки умов СМИ (своими и соседнего государства) и этнополитическими хлопотами ак­ тивистов из прорумынского лагеря молдавских интеллектуалов и части по­ литиков.

Совокупный опыт социального бытия XX в., в том числе 70-летняя прак­ тика советской эпохи в сфере этногосударственных и межэтнических отно­ шений придали изучению этничности и языка особую актуальность. На заре XXI в. вопрос стоит так: сохранится ли этничность как этноисторическая категория и сумеет ли этническая общность сберечь свою самобытность, идентичность и этнокультурную самодостаточность, оказавшись в услови­ ях ускоряющихся глобальных трансформаций, включая различные системы идентичности.

Этот далеко не праздный вопрос приобретает особую остроту и актуаль­ ность в связи с тем, что в среде этнографов-профессионалов порой встреча­ ются специалисты, по-ленински призывающие если не к прямому “слиянию наций”, то, по крайней мере, к “демонтажу” тех государственных институтов, которые оказывают поддержку в сохранении этнической и языковой само­ бытности и не видят перспектив в развитии национальных культур.

Поиски ответов на вызовы динамики социально-культурных основ совре­ менных трансформационных процессов не могут ограничиваться сухим каби­ нетным теоретизированием. Необходим пристальный взгляд, проникающий в реальную ткань конкретных пространств и процессов, регионов, этнических общностей и ситуаций. Первые полтора десятка томов, изданных по плану “Народы и культуры” Институтом этнологии и антропологии РАН, позволили контурно выделить две основные формы движения этнической материи - кон­ сервативно-охранительную и радикально-инновационную. Между тем, каж­ дая из них представляет собой лишь крайние точки эволюционного потока, между которыми располагается масса маргинальных, переходных вариантов. Однако, эта, даже условно выделенная дихотомия (охранительного инстинкта и творческого прорыва) находится в ряду факторов, определяющих лицо и тай­ ну современного социального бытия и человека действующего {Турен, 1998).

Три обстоятельные монографии, освещающие наряду с другими сюжета­ ми, внешнюю историю молдавского языка, историю его письменности, тек­ стов и документов, а также его этнополитическую судьбу накануне и после распада Советского Союза, написанные известными учеными и обществен­ ными деятелями Республики Молдова Василием Николаевичем Стати {Ста-

96

mu, 2003. С. 34-51, 166-185) и Петром Михайловичем Шорниковым (Шорни­ ков, 2007. С. 295-315), Петром Кирилловичем Лучинским (Лучинский, 2007.

С.278-300), освобождают от необходимости детального рассмотрения ряда непростых языковых и ассоциированных с ним этнополитических вопросов. Однако, за пределами их внимания осталась картина современной языковой ситуации в Республике Молдова, языковой компетенции, реального речевого поведения молдаван, а также представителей других национальностей, в той или иной мере знающих молдавский язык или уже сделавших его средством своей речевой практики. Несмотря на обильные статистические данные, по­ лученные в ходе переписи населения Республики Молдова в 2004 г., все они без дополнительных этносоциологических обследований, в том числе нара­ ботанными методами этносоциологических опросов, крайне ограничивают информационные возможности, не позволяя детализировать анализ далее эс­ кизного изображения нынешнего языкового достояния молдаван и “языково­ го хозяйства” представителей других национальностей, пытающихся с той или иной мерой ответственности, усердия и возможностей инкорпорировать знание и употребление молдавского языка в свою духовную копилку, соци­ ально-экономическую и политическую практику.

На протяжении многих веков молдавский язык, как исконный язык мол­ давского народа, одновременно выступал в качестве языка коммуникаций для некоторых представителей других народов, проживающих в пределах Мол­ давского государства.

Входе недавнего обсуждения в ряде стран “Европейской Хартии регио­ нальных языков или языков меньшинств” (Языки народов России..., 2000.

С.270-288) состоялись горячие дискуссии по поводу концепции языковой жизни народов в многоэтничных территориях с динамично развивающейся этноязыковой ситуацией. Этнокультурное многообразие населения Молдовы всегда выступало источником вдохновляющего и взаимообогащающего ката­ лизатора двуязычия и многоязычия как существенной части языковой жизни,

втом числе речевой практики не только молдаван, как основных создателей и носителей молдавского языка, но и представителей других народов. При ана­ лизе сложной в этнокультурном плане ситуации одни эксперты ожидали от правовых основ, регулирующих языковую жизнь, твердых установлений по поводу употребления языков во всех сферах общественной и бытовой жизни.

Возражая оппонентам, требующим, в частности, от “Европейской Хар­ тии региональных языков и меньшинств” твердых обязательств, относящих­ ся ко всем сферам жизни, в которых используется язык, независимый эксперт Совета Европы Данаил О’Риган воспринимал “Хартию” скорее как table d’ hote menu (“шведский стол”), чем a la carte (“комплексный обед”) (Там же.

С.71).

Можно было бы вполне согласиться с метафорой маститого ученого и политика и экстраполировать его понимание на языковую ситуацию в Рес­ публике Молдова, если бы она (языковая ситуация) не была гораздо сложнее во времени и в пространстве, чем в ряде Европейских стран. В самом деле, с одной стороны, согласно демократическим принципам и требованиям рав­ ноправия, необходимы юридически грамотные и состоятельные документы о языковом равноправии. И люди должны иметь свободу в выборе языка ком­ муникаций. Однако, численность народов и ситуаций, в которых использует­ ся язык (или языки), не могут быть абсолютно равными.

Следовательно, выступая за языковое равноправие, нельзя само это тре­ бование доводить до абсурда и требовать абсолютного языкового равенства, подменяя этим языковое равноправие.

Вряд ли следовало бы ожидать, чтобы самобытные языки 12 тысяч цы­ ган, 66 тысяч болгар, 148 тысяч гагаузов и даже 282 тысяч украинцев, в рав­ ной мере с государственным языком, обслуживали в Республике Молдова все важнейшие аспекты жизнедеятельности, особенно в сферах общественной, социально-экономической и культурной жизни. Именно по этой причине для части представителей этих народов языком, обслуживающим внебытовые сферы жизни, становится молдавский язык. Порой знание и использование молдавского языка становилось настолько востребованным, что часть немол­ давского населения свободно овладевала им и даже признавала и ощущала его своим родным языком. За два последних десятилетия накануне развала Советского Союза, удельный вес украинского населения, свободно владею­ щего молдавским языком, в том числе считающего его своим родным языком, несколько сократился с 1970 по 1989 гг. с 17,0% до 14,4%, доля аналогичных групп русского населения уменьшилась с 13,9% до 11,8%, гагаузского - с 9,1% до 5,5%, цыганского - с 55,9 до 44,1% (см. табл. 1).

В основе выявленной переписями населения отрицательной динамики распространения молдавского языка среди немолдавского населения лежала нарастающая необходимость в русском языке, знание и использование ко­ торого открывало широкие перспективы в политической карьере и в соци­ ально-профессиональной мобильности. Востребованность русского языка расширялась в связи с успехами научно-технической революции и мощной идеологической пропагандой в пользу русского языка как “языка единства и единства языков”.

“Самый читающий народ в мире” с помощью русского языка, как язы­ ка художественных переводов, был одновременно обладателем литератур

Т а б л и ц а 1

Динамика распространения молдавского языка среди представителей немолдавского населения в Республике Молдова в 1970-1989 гг.

*Таблица разработана по источникам: Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 г. М., 1973. Т. IV. С. 270-278; Итоги Всесоюзной переписи населения 1979 г. М., 1980 г. Т. IV, ч. 1, кн. 3 (Для служебного пользования.) С. 57; Национальный состав населения СССР: По данным Всесоюзной переписи насе­ ления 1989 г. М., 1991. С. 123.

98