Sistema_logiki_sillogicheskoy_i_induktivnoy_Mill

и «вид»; иными словами, это будет более широкий класс, обнимающий ближайший разряд и нечто кроме того.

Теперь мы можем установить логиче­ ское значение указанных терминов. Вся­ кий класс, представляющий собой действи­ тельный разряд, т. е. отличающийся от всех других классов неопределенным множе­ ством свойств, не выводимых одно из дру­ гого, есть или род, или вид. Разряд, кото­ рый нельзя разделить на другие разряды, не может быть родом, так как он не заклю­ чает в себе видов; но сам он есть вид как по отношению к индивидуумам, им обни­ маемым, так и по отношению к родам, в со­ став которых он входит (species praedicabilis и species subjicibilis). Всякий же разряд,

допускающий деление на действительные разряды (как «животное» на «млекопитаю­ щих», «птиц», «рыб» и т.д., или «птица» — на различные виды птиц), есть род по отно­ шению ко всему, что входит в него, и вид — по отношению ко всем родам, в какие он сам входит. На этом мы можем кончить настоящуио часть нашего исследования и пе­ рейти к трем остальным предикабилиям: видовому отличию, собственному призна­ ку и случайному признаку.

§ 5. Начнем с видового отличия (differen­ tia). Это выражение соотносительно со сло­ вами «род» и «вид» и, как это все признают, обозначает признак, отличающий данный вид от всякого другого вида того же рода. Такое определение совершенно ясно; но можно еще задать вопрос, какой из отличи­ тельных признаков обозначается этим на­ званием. Ведь мы видели, что всякий «раз­ ряд» (а вид необходимо должен быть раз­ рядом) отличается от других разрядов не одним каким-либо признаком, а неопреде­ ленным количеством их. «Человек», напри­ мер, есть вид рода «животное»; «разумный» (или «разумность», так как здесь не имеет значения, будем ли мы пользоваться от­ влеченными или конкретными именами) логики обыкновенно признают видовым отличием «человека» и, несомненно, этот признак может служит для целей разли­ чения; но иногда человека называли еще «животным, варящим пищу», так как он —

действительно единственное животное, ко­ торое варит себе еду. Таким образом, су­ ществует другой признак, отличающий вид «человек» от других видов того же рода. Может ли и этот признак служить видо­ вым отличием? Последователи Аристотеля отвечают на этот вопрос отрицательно, так как, по их учению, видовое отличие, по­ добно роду и виду, должно относиться к

сущности (essentia) подлежащего.

Здесь мы теряем даже и ту тень смыс­ ла, основанного на природе самих вещей, какую еще можно было предположить в слове «сущность» тогда, когда говорили, что род и вид должны принадлежать к сущ­ ности вещи. Не может быть сомнения, что схоластики, говоря о сущностях вещей в противоположность их случайным призна­ кам, имели смутное представление о раз­ нице мезду такими отличиями, которые устанавливают разряды, и отличиями, не образующими разрядов; они хотели отме­ тить, что роды и виды должны быть разря­ дами. Их понятие о сущности вещи было смутным понятием о чем-то таком, что де­ лает вещь тем, что она есть, что относит ее к тому разряду, в который она входит, что придает ей все те разнообразные при­ знаки, какие отличают ее разряд. Но когда вопрос исследовали ближе, никго не мог определить, что именно придает вещи все эти признаки и даже существует ли чтонибудь, придающее их ей. Однако логики, не желая признать этого факта и не буду­ чи в состоянии открыть, что именно де­ лает вещь тем, что она есть, взяли про­ сто то, вследствие чего ей дано было ее наименование. Из бесчисленных, извест­ ных и неизвестных свойств, общих классу «человек», только часть, и притом, разу­ меется, очень небольшая, вошла в соозна­ чение названия этого класса; однако эти немногие свойства были отмечены среди остальных — конечно, или благодаря тому, что они более бросались в глаза, или же вследствие того, что им придавали осо­ бенно важное значение. За эти-то свой­ ства, соозначаемые названиями, и ухвати­ лись логики, назвав их «сущностью вида». Но они не остановились и на этом: они признали сущность «низшего вида» (infima

species) сущностью отдельного индивидуу­ ма, так как у них существовало правило, что вид содержит «всю сущность» вещи. В метафизике, где вообще обильно пло­ дятся заблуждения, коренящиеся в несо­ вершенстве языка, нет более яркого при­ мера подобного рода заблуждений. Имен­ но этим объясняется тот факт, что разум­ ность признали видовым отличием класса «человек»: этот признак входил в соозначе­ ние данного имени; напротив, свойствен­ ное одному человеку приготовление пищи было отнесено к классу случайных свойств, так как этот признак не соозначался име­ нем «человек».

Таким образом, различие между видо­ вым отличием, собственным и случайным признаками основывается не на природе вещей, а на соозначении имен, и имен­ но на это последнее должны мы обратить свое внимание, если хотим найти, в чем это различие заключается.

Из того факта, что род обнимает со­ бой вид, другими словами, что род означа­ ет более, чем вид, или может «сказываться» о большем числе индивидуумов, следует, что вид должен соозначать более, неже­ ли род. Он должен соозначать все при­ знаки, соозначаемые родом (так как иначе не было бы никакой гарантии в том, что он не означает индивидуумов, не входя­ щих в род) и нечто сверх того (иначе он обнимал бы собой род во всей его сово­ купности). «Животное» означает всех ин­ дивидуумов, которых означает слово «че­ ловек», и кроме того — многих других. «Человек», следовательно, должен соозна­ чать все, что соозначает «животное», так как иначе могли бы существовать люди, которые не были бы животными; и вместе с тем, это слово должно соозначать нечто большее, чем то, что соозначает «живот­ ное»: иначе все животные были бы людьми. Этот излишек соозначения —те признаки, которые вид соозначает сверх и помимо того, что соозначает род, — и есть видо­ вое отличие: иначе говоря (то же самое в других словах), видовое отличие есть то, что надо прибавить к соозначению рода для того, чтобы получить полное соозна­ чение вида.

Слово «человек», например, кроме то­ го, что обще его соозначению с соозначением слова «животное», соозначает еще разумность и — по крайней мере, некото­ рое — приближение к той внешней форме, которая всем нам известна и которую мы просто называем «человеческой», так как для нее, самой по себе, в языке нет особо­ го названия. Таким образом, видовое отли­ чие «человека» по отношению к роду «жи­ вотное» заключается в этой внешней фор­ ме и в обладании разумом. Логики шко­ лы Аристотеля оставляли только обладание разумом, опуская внешнюю форму. Но на­ стаивая на этом, они должны были бы при­ знать людьми и гуигнгнмов. Такого вопро­ са они никогда не поднимали, и им нико­ гда не приходилось решать, каким образом подобный случай должен был бы повлиять на их понятие о принадлежности к сущно­ сти, или о «существенности» (essentialitas) этого признака. Как бы то ни было, они до­ вольствовались тем, что брали такую часть видового отличия, какой было достаточно, чтобы отличить данный вид от всех дру­ гих существующих вещей, хотя, поступая таким образом, они не могли, конечно, ис­ черпать всего соозначения имен.

§ 6. Чтобы понятие о видовом отличии не получало слишком узкого смысла, не­ обходимо будет заметить здесь, что вид, даже по отношению к одному и тому же роду, имеет не всегда одно и то же видо­ вое отличие, а различные — в зависимо­ сти от того принципа и той цели, какие имеют в виду при каждой данной класси­ фикации. Так, натуралист, обозревая раз­ личные породы животных, избирает для них классификацию, наиболее согласную с тем порядком, в каком он хотел бы, чтобы они представлялись нам в целях зоологии. Исходя из этого соображения, он может, например, найти целесообразным, чтобы одним из основных делений было у не­ го деление животных на теплокровных и холоднокровных; или же на дышащих лег­ кими и дышащих жабрами; или на плото­ ядных и плодоядных (иначе травоядных), или на ступающих всей подошвой и сту­ пающих на одни пальцы — различие, на

котором основаны два семейства Кювье. Этим самым натуралист создает такое же количество новых классов. Но это совсем не такие классы, к которым животный ин­ дивидуум принадлежит, так сказать, есте­ ственно и самопроизвольно, и мы никогда бы не подумали отводить им столь видного места в нашем распределении животного царства, если бы не преследовали зара­ нее поставленной цели научного удобства, Свобода наша в этом деле не имеет границ. В приведенных нами примерах большин­ ство классов суть действительные разря­ ды, так как каждая из особенностей слу­ жит здесь показателем множества свойств, принадлежащих тому классу, который она характеризует. Но даже если бы дело об­ стояло иначе, — если бы все другие свой­ ства этих классов можно было каким-ни­ будь образом вывести из той особенности, на которой основан каждый из этих клас­ сов, —то и тогда натуралист был бы вправе основать на них свои главные подразделе­ ния, если бы эти производные свойства имели первостепенное значение для его целей.

Если, таким образом, практические удобства служат достаточным оправданием для нас в том случае, когда наши основные разграничения не совпадают ни с каким различием по «разряду», когда мы созда­ ем, следовательно, роды и виды в обыден­ ном смысле, вовсе не представляющие со­ бой родов и видов в строгом смысле этих слов, — то тем более, a fortiori, должны мы быть вправе отмечать различия при помощи тех свойств, на какие наиболее насгоятельно указывают нам соображения практического удобства в том случае, когда наши роды и виды суть действительные разряды. Если мы выделим тот или другой вид из данного рода (например, вид «че­ ловек» из рода «животное»), сознательно имея в виду, что, применяя имя «человек», мы станем руководиться признаком разум­ ности, то «разумность» будет видовым от­ личием вида «человек». Но натуралист, в целях своей специальной науки, может выделить из рода «животное» тот же са­ мый вид «человек» также и с намерением отличить человека от всех других видов

животных не разумностью, а обладанием «четырьмя резцами в каждой челюсти, оди­ ночными клыками и вертикальным поло­ жением тела». Очевидно, что для натурали­ ста слово «человек» соозначает уже не ра­ зумность, а эти три свойства, так как в зна­ чение слова необходимо должно входить, конечно, то, что мы имели в виду, при­ давая предмету данное наименование. Мы можем установить таким образом, как пра­ вило, что, когда мы имеем род и вид, вы­ деляющийся из этого рода определенным видовым отличием, то название этого вида должно быть соозначающим, и оно долж­ но соозначать это видовое отличие. Одна­ ко соозначение его может носить и спе­ циальный характер; оно может не входить

взначение термина в его обычном упо­ треблении, а придаваться ему лишь тогда, когда он служит техническим термином

втом или другом искусстве, в той или дру­ гой науке. Слово «человек» в обыкновен­ ном употреблении соозначает разумность и известную внешнюю форму, но оно не соозначает числа и свойств зубов; в систе­ ме же Линнея оно соозначает как раз число резцов и клыков и не соозначает ни ра­ зумности, ни какой-либо внешней фор­ мы. Таким образом, слово человек имеет два различных значения, хотя оно не при­ знается обыкновенно двусмысленным, так как в том и другом случае оно означает одних и тех же индивидуумов. Но мож­ но представить себе и такой случай, когда эта двусмысленность окажется очевидной: представим себе только, что найдена новая порода животных, отличающаяся отмечен­ ными Линнеем тремя характеристически­ ми чертами, но не имеющая ни разумно­ сти, ни человеческого облика. В обыкно­ венной речи подобных животных нельзя было бы назвать людьми, но в естествен­ ной истории их должны будут назвать «лю­ дьми» те (если таковые лица окажутся), кто придерживается Линнеевой классифи­ кации. Тогда возник бы, конечно, вопрос

отом, продолжать ли употреблять слово «человек» в двух смыслах или же отверг­ нуть Линнееву классификацию, а вместе с ней отказаться и от технического значе­ ния этого термина.

Только что указанным путем могут приобретать специальное или техническое значение и такие имена, которые в других случаях не имеют соозначения. Так, сло­ во «белизна», как мы уже не раз отмечали, не соозначает ничего, —оно просто озна­ чает признак, соответствующий известно­ му ощущению; но если мы классифициру­ ем цвета и хотим оправдать или хотя бы просто установить то особое место, какое мы приписываем в нашей схеме белизне, то мы можем определить ее как «цвет, про­ изводимый смешением всех простых лу­ чей»; и это обстоятельство, совсем не вхо­ дящее в обычное значение слова «белиз­ на» и ставшее известным лишь благодаря позднейшим научным исследованиям, со­ ставит тем не менее в специальном очерке или трактате часть значения этого слова и станет видовым отличием данного вида1.

Таким образом, видовое отличие, dif­ ferentia, вида может быть определено как та часть соозначения видового названия (в его обычном или же в его специальном

итехническом значении), которая отлича­ ет данный вид от всех других видов того рода, к какому мы относим этот вид в каж­ дом отдельном случае.

§7. Когда установлены понятия о роде, виде и видовом отличии, нам нетрудно будет составить себе ясное представление о различии между двумя остальными предикабилиями, а также между ними обеими

итремя первыми.

По терминологии схоластиков, род и видовое отличие относятся к сущности подлежащего; это, как мы видим, значит на самом деле то, что свойства, обознача­ емые именем рода, и свойства, обознача­ емые видовым отличием, составляют ча­ сти соозначения имени, означающего вид. Собственный и случайный признаки, на­ против, не входят в сущность вида, ска­ зываются о нем лишь случайно (ащиденталъно). И тот и другой признаки суть «случайности» — в том широком смысле этого слова, в каком «случайность вещи» противополагается ее «сущности», хотя в учении о предикабилиях «случайным при­ знаком» называется лишь один вид слу­

чайности, «собственный» же признак рас­ сматривается особо. Собственный признак, говорят схоластики, сказывается о вещи,

правда, случайно, но необходимо; он обо­ значает признак, который, действительно, не составляет части сущности, но который вытекает из сущности, является ее след­ ствием и таким образом неразрывно свя­ зан с видом. Таковы, например, различные свойства треугольника, которые, не входя

вего определение, тем не менее необходи­ мо должны быть присущи всему тому, что подходит под это определение. Случайный признак, напротив, совсем не имеет связи с сущностью; он может быть и не быть, причем вид останется все-таки тем, чем он был ранее. Если бы вид мог существо­ вать без своих собственных признаков, это значило бы, что он может существовать без того, чему эти «собственные» признаки не­ обходимо сопутствуют, — следовательно, без своей сущности, без того, что делает его видом. Но случайный признак — все равно, отделим ли он от вида в действи­ тельном опыте или нет, — можно предпо­ ложить отделенным от него, без необхо­ димости предполагать какое-либо другое изменение или, по крайней мере, без то­ го, чтобы изменилось какое-либо из суще­ ственных свойств вида, так как с ними слу­ чайный признак не имеет никакой связи.

Отсюда следует, что «собственный» признак вида можно определить так: это — всякий признак, который принадлежит всем отдельным вещам, входящим в вид, и который, хотя он и не соозначается ви­ довым названием (в обыденном ли смысле этого последнего, если данная классифи­ кация служит для обыденных целей, или

вспециальном, если она задается каки­ ми-либо специальными целями), вытекает тем не менее из того или другого призна­ ка, соозначаемого этим названием в его обыденном или специальном смысле.

Признак может вытекать из другого признака двояким путем, почему существу­ ет и два разряда собственных признаков. Он может вытекать так, как заключение вытекает из посылок, или же так, как след­ ствие вытекает из причины. Так, например, признак «равенства противоположных сто­

рон», не находящийся в числе признаков, соозначаемых словом «параллелограмм», тем не менее вытекает из них: а именно из того, что противоположные стороны па­ раллелограмма суть прямые и параллель­ ные линии, и из того, что число сторон его равно четырем. Таким образом, признак «равенства противоположных сторон» есть собственный признак класса «параллело­ грамм», и притом собственный признак первого разряда, вытекающий из соозна­ чаемых признаков путем доказательства. Признак «способность понимать язык» есть собственный признак вида «человек», так как, хотя он и не соозначается этим сло­ вом, он вытекает из признака, им соозначаемого: а именно, из признака «разумно­ сти». Это — собственный признак второ­ го вида: он вытекает путем причинной за­ висимости. Каким образом одно свойство вещи вытекает или может быть выведено из другого, при каких условиях это воз­ можно и каков точный смысл такого спо­ соба выражения, — этими вопросами мы будем заниматься в двух следующих Кни­ гах. Здесь будет достаточно сказать, что — все равно, вытекает ли данный признак путем доказательства или же путем при­ чинной зависимости, — он вытекает необ­ ходимо, т. е. если бы он не вытекал, то это шло бы в разрез с одним из тех законов, на которых, как мы признаем, основано устройство наших мыслительных способ­ ностей или всей Вселенной.

§ 8. К последнему роду сказуемых, к слу­ чайным признакам, относятся все те при­ знаки вещи, которые не входят в значение имени (в его обыденном или техническом смысле) и, насколько мы знаем, не стоят ни в какой необходимой связи с призна­ ками, в нее входящими. Среди них разли­ чают обыкновенно «отделимые» и «неот­ делимые» случайные признаки. «Неотдели­ мые» случайные признаки суть такие, кото­ рые — хотя мы не знаем о наличии какойлибо связи между ними и признаками, обу­ словливающими существование вида, и хо­ тя поэтому, насколько нам известно, они могли бы существовать, не делая имени

неприложимым к данному виду и не пре­ вращая его в другой, —которые, тем не ме­ нее, никогда в действительности не отсут­ ствуют у вида. В сжатой форме это мож­ но выразить так: «неотделимые случайные признаки суть свойства, общие всему виду, но не необходимые для него». Так, «чер­ нота» есть признак ворона и, насколько мы знаем, признак, всегда присущий это­ му виду. Но если бы нам случилось открыть породу белых птиц, в других отношениях похожих на воронов, то мы не сказали бы: «это не ворон», а сказали бы: «это белые вороны». Слово «ворон» не соозначает, та­ ким образом, черноты; точно так же «чер­ ноту» нельзя вывести ни из одного при­ знака, соозначаемого этим словом в обык­ новенном ли его употреблении или в ка­ честве специального термина, и поэтому мы не только можем представить себе бе­ лого ворона, но у нас даже нет никакого основания предполагать, что такого живот­ ного не существует. Однако, так как до сих пор встречались лишь черные вороны, то «чернота» (при настоящем состоянии на­ ших знаний) представляет из себя, хотя и случайный, но «неотделимый» признак вида «ворон».

«Отделимые» случайные признаки — это такие, которые в действительности ино­ гда отсутствуют у вида, которые для вида не только не необходимы, но даже не все­ общи. Это —признаки, присущие не всяко­ му индивидууму данного вида, а лишь не­ которым из них; а если и всем, то не во вся­ кое время. Так, цвет кожи европейца есть один из отделимых случайных признаков вида «человека», так как он не общ всем че­ ловеческим созданиям. «Быть рожденным» есть также (говоря в логическом смысле) отделимый случайный признак вида «чело­ век», так как, будучи признаком всех чело­ веческих существ, он бывает таковым лишь в одно известное время. Тем более справед­ ливо это относительно тех признаков, ко­ торые не постоянны даже для одного и то­ го же индивидуума, как «находиться в том или другом месте», «чувствовать жару или холод», «сидеть» или «ходить»; все это — отделимые случайные признаки.

первому, как, напр.: «человек есть человече­ ское существо»; обыкновенно такие пред­ ложения совсем не считают определения­ ми. Иногда же об имени сказываются два или более соозначающих имени, которые и образуют своей совокупностью полное соозначение определяемого имени. В этом последнем случае опять можно либо соста­ вить определение из такого же количества соозначающих имен, сколько у данного объекта признаков, причем каждый при­ знак будет соозначаться особым именем (как, например, «человек есть телесное, ор­ ганизованное, одушевленное, разумное су­ щество, имеющее такую-то форму»), ли­ бо можно употребить имена, соозначаю­ щие несколько признаков одновременно (напр., «человек есть разумное животное, имеющее такую-то форму»).

Согласно этому взгляду, определение имени есть сумма всех эссенциалъных, или существенных предложений, какие мож­ но составить относительно данного име­ ни. В определение, если оно полно, вхо­ дят все предложения, истинность которых подразумевается в данном имени и кото­ рые приходят нам на ум, как только мы услышим это имя; и все эти предложения можно вывести из определения без помо­ щи каких бы то ни было других посылок — все равно, выражены ли в определении признаки двумя или тремя словами или большим количеством их. Не без основа­ ния поэтому Кондильяк и другие писатели утверждали, что определение есть анализ. Делать анализ значит разлагать сложное целое на те элементы, из которых оно со­ стоит; это именно мы и делаем, заменяя од­ но слово, соозначающее сразу целый ряд признаков, двумя или более словами, соозначающими те же признаки, только взя­ тые поодиночке или меньшими группами.

§ 2. Отсюда, однако, естественно возни­ кает вопрос, каким образом можно опреде­ лить имя, соозначающее только один при­ знак: например, слово «белый», которое не соозначает ничего, кроме белизны, или «разумный», которое соозначает только об­ ладание разумом. Можно было бы думать, что значение подобных имен подлежит

раскрытию лишь двумя путями: или при помощи равнозначного им термина, если таковой существует, или же тем «прямым» способом, о котором мы уже упоминали выше, — «белый есть название, соознача­ ющее признак белизны». Посмотрим, од­ нако, нельзя ли далее проанализировать значение такого имени, разложив и его на отдельные части. Оставляя в настоящее время этот вопрос открытым по отноше­ нию к слову белый, мы, очевидно, можем значение слова разумный объяснить не­ сколько глубже, чем как оно объясняется

впредложении «разумное есть то, что об­ ладает признаком разума», так как признак разума сам допускает определение. И здесь нам надо обратить внимание на определе­ ние признаков, или, лучше сказать, назва­ ний признаков, т. е. отвлеченных имен.

Что касается таких названий призна­ ков, которые имеют соозначение и выра­ жают признаки этих признаков, то здесь не может быть никакого затруднения: по­ добно другим соозначающим именам, они определяются посредством раскрытия их соозначения. Так, слово порок можно опре­ делить как «качество, имеющее последстви­ ем нечто дурное или неприличное». Ино­ гда, далее, определяемый атрибут состоит не из одного признака, а из нескольких:

втаком случае нам останется лишь со­

единить имена всех этих признаков, — и мы получим определение того имени, которым обозначаются все они в совокуп­ ности. Определение это будет в точности согласоваться с определением соответству­ ющего конкретного имени. Действитель­ но, так как конкретное имя мы опреде­ ляем, перечисляя соозначаемые им при­ знаки, и так как эти же признаки обра­ зуют и полное значение соответствующе­ го отвлеченного имени, то один и тот же перечень признаков будет служить опре­ делением обоих имен — и конкретного, и отвлеченного. Так, если человеческое су­ щество определяется как «существо телес­ ное, живое, разумное, имеющее такую-то внешнюю форму», то определением че­ ловечности будет «телесность и животная жизнь в связи с разумностью и определен­ ной внешней формой».

Сдругой стороны, иногда отвлеченное имя выражает не совокупность признаков, а лишь один признак. Мы должны помнить, что всякий признак основан на каком-либо факте или явлении; и из этого факта или явления, и только из него одного, и вы­ текает значение имени. К этому-то факту или явлению, которое в одной из предыду­ щих глав мы называли «основанием при­ знака», мы и должны прибегнуть для опре­ деления нашего имени. И если основанием признака служит явление более или менее сложное, состоящее из многих различных частей, сосуществующих или следующих друг за другом, то для того чтобы по­ лучить определение такого признака, мы должны разложить явление на эти части. Красноречие, например, есть имя одного только признака; но этот признак осно­ ван на сложных внешних явлениях, выте­ кающих из действий того лица, которому мы этот признак приписываем; разлагая такую причинную связь на ее составные части: причину и следствие, мы получаем определение красноречия как «способно­ сти влиять на чувства при помощи устного слова или письменности».

Таким образом, и конкретные, и от­ влеченные имена допускают определение, раз мы можем проанализировать или раз­ ложить на составные части тот признак или тот ряд признаков, который составляет значение как конкретного, так и соответ­ ствующего ему отвлеченного имени. При этом, если мы имеем дело с рядом призна­ ков, то мы перечисляем их, а если с одним лишь признаком, то расчленяем служащий основанием признака факт или явление (безразлично, относится ли оно к области внешнего восприятия или же к области внутреннего сознания). Далее, если даже факт есть одно из наших простых чувство­ ваний или состояний сознания и потому не подлежит анализу, то и тогда имена как предмета, так и признака все-таки допуска­ ют еще определение или, вернее, допуска­ ли бы его, если бы все наши простые чув­ ства имели названия. Белизну можно опре­ делить как свойство или способность воз­ буждать ощущение белого. Белый предмет можно определить, как предмет, возбуж­

дающий ощущение белого. Единственные имена, которые не подлежат определению (так как их значение не допускает анали­ за), это имена самих простых чувствова­ ний. Эти имена находятся в таком же по­ ложении, как и имена собственные. Прав­ да, они не лишены значения, подобно по­ следним, так как слова ощущение белого обозначают, что ощущение, мной так на­ зываемое, сходно с другими ощущениями, которые, как я помню, я имел раньше и ко­ торые я называл этим именем. Но так как для напоминания этих прежних ощуще­ ний у нас есть опять же только определя­ емое слово или же какое-либо другое, ко­ торое, будучи вполне с ним однозначаще,

втакой же степени, как и оно, нуждается

вопределении, — то раскрыть значение этого класса имен словами нельзя: прихо­ дится обращаться прямо к личному опыту того, с кем мы имеем дело.

§ 3. Установив то, что мне представля­ ется верным понятием об определении, я перехожу к разбору некоторых философ­ ских мнений и популярных представлений по этому вопросу, более или менее проти­ воречащих такому понятию.

Единственным вполне правильным (адекватным) определением имени, как уже было замечено, будет такое, которое излагает факты, входящие в значение это­ го имени, и притом все такие факты. Но большинство людей ставит цель определе­ ния не так широко; от определения требу­ ют лишь того, чтобы оно служило руко­ водством для правильного употребления термина, чтобы оно предохраняло про­ тив применения слова несогласно с его обычно принятым употреблением. Соглас­ но этому воззрению, определением тер­ мина может быть все, что будет правильно указывать на означение этого термина, хо­ тя бы такое определение не обнимало не только всей совокупности, но иногда, быть может, даже и части того, что он соозначает. Этот взгляд порождает двоякого ро­ да несовершенные, или ненаучные опреде­ ления: во-первых, определения по сущно­ сти («эссенциальные»), но неполные, и, вовторых, определения по случайным при­

знакам («акцидентальные»), или описания. В первом случае соозначающее имя опре­ деляется при помощи одной лишь части своего соозначения, а во втором — при помощи чего-либо такого, что в его со­ означение совсем не входит.

Примером первого рода несовершен­ ных определений может служить следую­ щее предложение: «человек есть разумное животное». Такое предложение нельзя счи­ тать полным определением слова «чело­ век», потому что (как было уже замечено ранее), если бы мы признали его таковым, то нам нужно бы было назвать людьми и гуигнгнмов. Но так как на самом деле гуигнгнмов не существует, то этого несо­ вершенного определения достаточно для того, чтобы выделить и отличить от всех других вещей предметы, означаемые в на­ стоящее время словом «человек», т. е. все известные нам теперь существа, к кото­ рым это имя приложимо в качестве ска­ зуемого. Хотя слово «человек» определено здесь лишь при помощи некоторых, а не всех признаков, им соозначаемых, одна­ ко все известные в данное время предме­ ты, обладающие перечисленными призна­ ками, обладают также и неупомянутыми признаками. Таким образом, в этом случае неправильное определение так же хорошо очерчивает и пределы приложения имени в качестве сказуемого, и его популярное употребление, как если бы они были ука­ заны правильным определением. Однако такие определения всегда могут быть нис­ провергнуты открытием новых предметов.

Именно такого рода определения ра­ зумели логики, когда они устанавливали правило, что вид следует определять per genus et dijjerentam (посредством указа­ ния ближайшего рода и видового отли­ чия). Но так как «видовое отличие» обо­ значает по большей части не всю сово­ купность особенностей, обусловливающих существование вида, а лишь некоторые из них, то полное определение должно бы­ ло бы происходить скорее genus et dijferentias, чем differentiam. Оно должно было бы заключать в себе, вместе с именем высшего рода, не просто тот или другой признак, отличающий определяемый вид от всех

других видов того же самого рода, но все признаки, подразумеваемые в имени вида, но не входящие в соозначение высшего ро­ да. Однако утверждение, что определение должно необходимо состоять в указании рода и видовых отличий, не выдержива­ ет критики. Логики уже давно заметили, что во всякой классификации таким путем нельзя определять summum genus (высший род), так как нет класса, который был бы в отношении к нему «родом». Между тем мы видели, что все имена, исключая на­ звания наших элементарных духовных со­ стояний, подлежат определению в самом строгом смысле этого слова, т. е. посред­ ством указания тех составных частей фак­ та или явления, из которых в конечном анализе состоит соозначение всякого дан­ ного слова.

§4. Хотя в древности, да и во все эпохи, логики рассматривали несовершенные оп­ ределения первого рода (те, в которых из­ лагается лишь часть соозначения соозначающего термина, но часть, достаточная для того, чтобы правильно очертить грани­ цы его значения) как правильные опреде­ ления, однако они всегда считали необхо­ димым, чтобы указываемые в них призна­ ки действительно составляли часть соозна­ чения термина. А именно, существовало правило, что определение должно быть из­ влечено из сущность класса; а этого не бы­ ло бы, если бы в него в какой бы то ни бы­ ло степени входили признаки, не соозначаемые именем. Поэтому несовершенные определения второго рода, определяющие имя класса при помощи тех или других из его случайных признаков, т. е. при помо­ щи признаков, не входящих в его соозна­ чение, ни один из логиков не признавал настоящими определениями: они получи­ ли название «описаний».

Несовершенные определения этого рода возникли по той же причине, как и несовершенные определения первого ро­ да: а именно, вследствие готовности при­ знавать за определение все, что (безотно­ сительно к тому, излагает ли оно содержа­ ние имени или же нет) дает нам возмож­ ность отличать вещи, означаемые данным

именем, от всех других вещей и вследствие этого позволяет употреблять данный тер­ мин в качестве сказуемого, не уклоняясь от установившегося обычая. Это достигает­ ся тем, что указывают тот или другой (без­ различно, какой) из признаков, общих все­ му классу и присущих исключительно ему, или же какое-нибудь сочетание признаков, также специально ему присущее (хотя бы

вотдельности каждый из этих признаков принадлежал не только ему, но и некото­ рым другим вещам). Необходимо только, чтобы составленное таким образом опре­ деление (или описание) было обратимо с определяемым им именем, иными сло­ вами, чтобы оно совпадало с этим именем по объему, чтобы оно могло быть сказуе­ мым относительно всего, о чем может быть сказываемо это имя, и не могло бы быть сказуемым ни при чем, о чем последнее сказываемо быть не может. Но сами ука­ зываемые в этом случае признаки могут не иметь никакой связи с теми призна­ ками, какие человечество имело в виду, когда оно образовывало или утверждало существование данного класса и давало ему то или другое имя. Согласно этому критерию, правильными будут следующие определения человека: «человек есть мле­ копитающее животное, имеющее (от при­ роды) две руки» (никакое другое животное, кроме «человека», не соответствует этому описанию); «человек есть животное, варя­ щее свою пищу»; «человек есть неоперенное двуногое» и т. п.

То, что в одном случае было бы про­ стым описанием, можег стать действитель­ ным определением —в зависимости от той специальной цели, какую имеет в виду го­ ворящий или пишущий. Как было указано

впредшествующей главе, для целей того или другого искусства или науки, а так­ же для более отчетливого изложения уче­ ний того или другого автора, может иногда оказаться удобным придать общему име­ ни, не изменяя его значения, некоторое специальное, отличное от обычного соозначение. И такое определение имени при помощи признаков, входящих в со­ став его специального соозначения (хотя,

вобщем, такое определение будет состоять

из чистых случайностей, т. е. будет описа­ нием) становится в данном частном случае

идля данной специальной цели полным

иправильным определением. Это действи­ тельно и имеет место относительно одного из приведенных выше примеров: а имен­ но, относительно предложения «человек есть млекопитающее животное, имеющее две руки»; оно составляет научное опреде­ ление человека, как одного из видов в рас­ пределении царства животных у Кювье.

Хотя и в такого рода случаях опре­ деление остается выяснением того значе­ ния, какое должно принадлежать данно­ му имени в данном частном случае, од­ нако нельзя сказать, чтобы здесь целью определения было установление значения слова, Здесь цель не в том, чтобы объ­ яснить слово, а в том, чтобы построить известную классификацию. Специальное значение, приданное Кювье слову «чело­ век» и совершенно чуждое его обычному значению (хотя оно и не влекло за собой никакой перемены в значении этого сло­ ва), находилось в зависимости от особого плана в распределении животных по клас­ сам на основании некоторого принципа (т. е. согласно с известным рядом разли­ чий). А так как определение «человека» на основании обычного соозначения это­ го слова (хотя такое определение отвеча­ ло бы всякой другой цели) не устанавли­ вало того места, какое этот вид должен был занимать в этой специальной класси­ фикации, — то Кювье и придал термину «человек» специальное соозначение, что­ бы иметь возможность определить его при помощи тех признаков, на которых, в ви­ дах научного удобства, он решил постро­ ить свое деление одушевленной природы.

Такой характер имеют почти все на­ учные определения, будут ли это опреде­ ления научных терминов или же терми­ нов обыденных, употребляемых в научном смысле: главное назначение их в том, что­ бы служить рубриками или гранями в науч­ ной классификации. Но так как во всякой науке классификации подвергаются непре­ рывным изменениям в зависимости от про­ гресса научного знания, то и определения в науках также постоянно изменяются.