2. Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

86. Европейский Суд отмечает, что милиция возобновила уголовное разбирательство нераскрытого разбоя в торговом центре на основании информации, сообщенной П., в частности, о предполагаемой причастности заявителя к разбойному нападению. Заявитель был доставлен в милицию и допрошен сотрудниками милиции по поводу обстоятельств преступления. Он был подвергнут жестокому обращению (см. § 66 настоящего Постановления) и признался в причастности к преступлению. Его признание было оформлено сотрудником милиции Г. в протоколе о явке с повинной. В этом протоколе указывалось, что заявитель был уведомлен о содержании статьи 51 Конституции Российской Федерации (см. § 10 настоящего Постановления). Получив доступ к адвокату на следующий день во время первого допроса в качестве подозреваемого следователем, заявитель отказался от признания, сообщив, что оно объясняется жестоким обращением со стороны сотрудников милиции. Он последовательно отказывался от своего признания в последующем разбирательстве, в котором его представлял защитник. Заявитель мог оспаривать допустимость заявления в качестве доказательства в суде по двум основаниям, которые он выдвинул в Европейском Суде. Во-первых, он утверждал, что заявление о признании было получено у него в результате жестокого обращения со стороны сотрудников милиции, и, во-вторых, что оно было получено без доступа к защитнику. Суд первой инстанции расценил его признание как допустимое доказательство, полагая, что утверждения о жестоком обращении с ним были необоснованными, доступ к адвокату не требовался в соответствии с внутригосударственным законодательством и заявитель был уведомлен о своем праве не свидетельствовать против себя. Признавая заявителя виновным, суд первой инстанции в значительной степени ссылался на его признание (см. §§ 38 - 39 настоящего Постановления). В кассационном и надзорном разбирательствах Верховный суд Республики Коми и Верховный Суд Российской Федерации полностью поддержали выводы суда первой инстанции.

87. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что суд первой инстанции не дал оценки медицинским документам и свидетельским показаниям, представленным заявителем в поддержку его возражения по мотиву давления (см. § 36 настоящего Постановления). Сославшись на показания сотрудников милиции, отрицавших нарушения со своей стороны, и на служебную милицейскую проверку, отклонившую утверждения заявителя, суд не придал значения явной заинтересованности сотрудников милиции в отклонении доводов заявителя о жестоком обращении. В целом мотивировка отклонения судом первой инстанции возражений заявителя свидетельствует об отсутствии независимой оценки всех относимых факторов с целью определения того, имеются ли основания для исключения из числа доказательств признания заявителя, предположительно "омраченного" нарушением статьи 3 Конвенции, чтобы обеспечить справедливость судебного разбирательства, и вместо этого указывает на использование решения следственного органа (см. §§ 37 - 38 настоящего Постановления), которое Европейский Суд признал основанным на расследовании, которое не отвечало требованиям статьи 3 Конвенции (см. § 74 настоящего Постановления). Это отсутствие тщательной оценки качества оспариваемого доказательства (признания заявителя) и обстоятельств, при которых оно было получено, что ставит под сомнение его достоверность и точность, не было восполнено вышестоящими судами. Таким образом, признание заявителя, полученное в результате бесчеловечного и унижающего достоинство обращения с ним (см. § 65 настоящего Постановления), было использовано внутригосударственными судами в качестве доказательства вины заявителя. При этом суды страны легализовали меры, принятые сотрудниками милиции для использования "заявления о явке с повинной" в целях документирования признания заявителя, полученного под давлением, после задержания по подозрению в совершении преступления вопреки значению, предусмотренному для такого заявления в статье 142 УПК РФ (добровольное сообщение лица о преступлении, которое оно совершило, см. § 50 настоящего Постановления).

88. Власти Российской Федерации, которые признали, что заявитель был подвергнут жестокому обращению в нарушение статьи 3 Конвенции, не оспаривали, что признание заявителя было получено в результате подобного обращения. Они утверждали, что признание было не единственным доказательством, на котором было основано осуждение заявителя и что другие доказательства, представленные обвинением, в любом случае обеспечили бы осуждение заявителя.

89. Европейский Суд напоминает, что в рамках конвенционной системы давно признано, что предусмотренное статьей 3 Конвенции право не подвергаться пытке или бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию воплощает одну из фундаментальных ценностей демократического общества. Это абсолютное право, не допускающее исключений ни при каких обстоятельствах (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Адсани против Соединенного Королевства" (Al-Adsani v. United Kingdom), жалоба N 35763/97, § 59, ECHR 2001-XI). Следовательно, использование в уголовном разбирательстве доказательств, полученных в нарушение статьи 3 Конвенции, всегда порождает серьезные вопросы по поводу справедливости разбирательства, даже если принятие таких доказательств не является решающим для осуждения лица (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Яллох против Германии", § 99).

90. Признания, полученные в нарушение статьи 3 Конвенции, по своей природе не достоверны. Кроме того, их использование в уголовном разбирательстве часто является причиной совершения актов жестокого обращения в первую очередь. Принятие таких доказательств во внимание при признании лица виновным несовместимо с гарантиями статьи 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Сейлемез против Турции" ( v. Turkey) от 21 сентября 2006 г., жалоба N 46661/99, § 122). Принятие признаний, полученных в нарушение статьи 3 Конвенции, делает разбирательство в целом автоматически несправедливым, независимо от доказательной ценности признания и от того, имело ли их использование решающее значение в обеспечении осуждения обвиняемого (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гефген против Германии", §§ 166 и 173, и Постановление Европейского Суда по делу "Эль Хаски против Бельгии" (El Haski v. Belgium) от 25 сентября 2012 г., жалоба N 649/08, § 85).

91. Европейский Суд уже указывал в § 65 настоящего Постановления, что признание заявителя было получено в результате бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, которому он подвергся в милиции. Таким образом, возражение властей Российской Федерации о том, что признание заявителя было не единственным или не решающим доказательством, подлежит отклонению.

92. Европейский Суд также отмечает, что до подачи "заявления о явке с повинной" заявитель не был уведомлен о его праве на юридическую помощь. Помимо соответствия внутригосударственному законодательству, суды страны не представили обоснование первоначальному отсутствию доступа заявителя к адвокату в милиции. Как указали суды в деле заявителя, для подачи заявления о явке с повинной не требовался предварительный доступ к адвокату. Таким образом, последующее использование этого заявления в качестве доказательства в суде не может быть оспорено по мотиву отсутствия юридической помощи (см. §§ 42 и 44 - 45 настоящего Постановления). Данная позиция согласуется с прецедентной практикой Верховного Суда Российской Федерации по данному вопросу (см. §§ 51 - 53 и 56 настоящего Постановления).

93. Европейский Суд напоминает, что, не будучи абсолютным, право каждого обвиняемого на эффективную защиту адвоката, при необходимости назначенного, является одним из основных признаков справедливого судебного разбирательства. Ранний доступ к адвокату на следственной стадии разбирательства служит процессуальной гарантией против самооговора и фундаментальной гарантией против жестокого обращения с учетом особой уязвимости обвиняемого на этой стадии разбирательства (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Салдуз против Турции" (Salduz v. Turkey), жалоба N 36391/02, § 54, ECHR 2008, Постановление Европейского Суда по делу "Нечипорук и Йонкало против Украины" (Nechiporuk and Yonkalo v. Ukraine) от 21 апреля 2011 г., жалоба N 42310/04, § 263, и Постановление Европейского Суда по делу "Мартин против Эстонии" (Martin v. Estonia) от 30 мая 2013 г., жалоба N 35985/09, § 79). Чтобы право на справедливое судебное разбирательство оставалось достаточно "практическим и эффективным", пункт 1 статьи 6 Конвенции требует, чтобы, как правило, доступ к услугам адвоката обеспечивался с первого допроса подозреваемого в полиции, если при особых обстоятельствах конкретного дела не имеется веских причин для ограничения этого права. Даже если веские причины в виде исключения оправдывают отказ в доступе к адвокату, такое ограничение, чем бы оно ни оправдывалось, не должно ненадлежащим образом умалять права обвиняемого, предусмотренные статьей 6 Конвенции. Праву на защиту в принципе был бы причинен невосполнимый ущерб, если бы компрометирующие показания, полученные в период полицейского допроса в отсутствие адвоката, были использованы для осуждения (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Салдуз против Турции", § 55). Системного ограничения права на получение юридической помощи на основании законодательных положений самого по себе достаточно для установления нарушения статьи 6 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Салдуз против Турции", § 56, и Постановление Европейского Суда по делу "Даянан против Турции" (Dayanan v. Turkey) от 13 октября 2009 г., жалоба N 7377/03).

94. Европейский Суд отмечает, что независимо от того, признался ли заявитель до или после оформления его задержания (см. §§ 10 и 12 настоящего Постановления), из обстоятельств дела, которые не оспариваются властями Российской Федерации, и, в частности, из показаний сотрудников милиции следует, что во время его признания заявитель содержался в милиции по той единственной причине, что он подозревался в причастности к разбойному нападению, это подозрение было основано на информации, сообщенной милиции П. (см. §§ 6 - 8 и 32 - 33 настоящего Постановления). Соответственно, сотрудники милиции были обязаны соблюдать права подозреваемого, одним из которых является право на доступ к адвокату (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "Брюско против Франции" (Brusco v. France) от 14 октября 2010 г., жалоба N 1466/07, §§ 46 - 55). Это также отвечало требованию национального уголовно-процессуального законодательства о том, что право на доступ к адвокату возникает с момента фактического задержания (см. § 46 настоящего Постановления), что соответствует толкованию Конституционным Судом Российской Федерации права на юридическую помощь как возникающего с момента фактического ограничения конституционных прав, в частности, права на свободу и безопасность, а не с момента формального признания статуса подозреваемого или заключения под стражу (см. §§ 48 - 49 и 54 - 55 настоящего Постановления).

95. Отсутствие во внутригосударственном законодательстве требования о праве на доступ к адвокату при подаче заявления о явке с повинной использовалось как способ ограничить право заявителя как фактического подозреваемого на юридическую помощь и принять его заявление о явке с повинной, полученное в отсутствие юридической помощи, в качестве доказательства его вины. Это невосполнимо повредило правам защиты. Ни помощь, оказанная впоследствии адвокатом, ни состязательный характер последующего разбирательства и возможность оспаривания данного доказательства в суде первой инстанции и при обжаловании не могли устранить недостатки, которые имели место в милиции.

96. Даже если предположить, что заявитель был уведомлен о его конституционном праве не свидетельствовать против себя до признания, как установили внутригосударственные суды, нельзя считать действительным его отказ от привилегии не свидетельствовать против себя с учетом вывода Европейского Суда о том, что он подал заявление о признании в результате бесчеловечного и унижающего достоинство обращения с ним со стороны милиции. В любом случае не следует придавать значение тому факту, что заявителю напомнили о его праве хранить молчание, и он подписал соответствующий протокол (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Салдуз против Турции", § 59, и Постановление Европейского Суда по делу "Плонка против Польши" ( v. Poland) от 31 марта 2009 г., жалоба N 20310/02, § 37), особенно потому, что протокол упоминал статью 51 Конституции, не разъясняя ее значения. Кроме того, поскольку отсутствие доступа к адвокату в настоящем деле вытекало из системного применения правовых норм в их толковании внутригосударственными судами и заявитель не был информирован о его праве на юридическую помощь до подписания заявления о явке с повинной, вопрос об отказе от права на юридическую помощь не имеет значения.

97. Европейский Суд заключает, что использование судами явки заявителя с повинной, полученной в результате жестокого обращения в нарушение статьи 3 Конвенции и в отсутствие доступа к адвокату, сделало судебное разбирательство по делу заявителя несправедливым.

98. Следовательно, имело место нарушение требований пункта 1 и подпункта "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции.