Sotsiologia
.pdf§ 1. Общество как система: понятие социальной реальности |
93 |
Совсем не так обстоит дело с явлениями социальными. Для их описания, объяснения и прогнозирования вытекающих следствий
к объективному содержанию предполагаемой причины необходимо «прибавлять» субъективную составляющую, рождаемую субъектами взаимодействия. Другими словами, «социальная причина не может быть
проста, как естественная причина; она сложна и должна включать в себя как объективный, так и субъективный элементы, ценность и установку».
Это методологическое положение, выдвинутое практически одновременно несколькими теоретиками, (относящимися как к англоязычной, так и к континентальной интеллектуальным традициям) и растиражированное затем во множестве школ и направлений всецело находится в рамках картезианской парадигмы. Ценность и установка противопоставляются некоему объективному содержанию явления. То есть, в социальном феномене есть нечто, абсолютно тождественное физическому явлению и описываемому с помощью сходных методик.
Под объективным содержанием здесь понимается, прежде всего, все, что можно было бы отнести к категории события: поступки людей, совершаемые с учетом мотивов и реакций других людей, их общение, взаимодействие, обмен и т. п. Главная отличительная особенность таких событий — очевидность. Для того, чтобы их наблюдать, не нужно никакой научной теории, ничего кроме простейших навыков социальной жизни, приобретаемых в процессе социализации.
Представителей чикагской школы вполне можно считать номиналистами в социологии. Однако и они убеждены в правомерности разделения причины социального явления на объективную и субъективную составляющие. Но что же такое социальные явления или социальные события?
Если явлений слишком много, то их можно объединить и выстроить в процесс. Для этого осуществляется определенная обработка «исходного материала», призванная трансформировать дискретный ряд величин в континуальный. Характер и направленность трансформации определяются прагматическими соображениями — создать максимальные условия для генерализации и математизации. Внутренняя логика построения математических моделей реальных процессов привела к тому, что явление и событие более не определялись традиционными средствами непосредственного восприятия. Явление уже не показывало себя само.
Итогом теоретизирования и математизации стало создание критериев, удовлетворять которым должны были «претенденты» на роль явлений. Более того, поиск нужных явлений искусственно «активизировался» с помощью эксперимента. Но при этом первоначальный
94 |
Глава 3. Общество в социологическом понимании |
смысл понятия явления все равно сохранялся. Явление — это то, что в большей степени связано с донаучным жизненным миром, нежели сущность, форма и прочие объектные категории.
Совсем не так дело обстоит с классом социальных явлений. Они оказались «замечены» лишь после того, как возникло научное определение социального явления, обусловленное соответствующей теоретической конструкцией. То есть явления «появились» лишь тогда, когда возникло умение их наблюдать. Ведь понятие и образ общества не рождаются в обыденном сознании сами собой, как понятия внешнего мира, вещей и людей, событий и поступков. Они проникают туда лишь благодаря приобщению широких социальных слоев к некоторым теоретическим (или квазитеоретическим) построениям, способным выполнять мировоззренческие или идеологические функции.
Итак, точка зрения, предлагающая рассматривать социальные причины как соединение объективного и субъективного, основывается на реификации1, причем частичной. Из всех элементов, полученных в результате аналитической и абстрагирующей деятельности разума реифицируются лишь некоторые. Какие именно и почему? Каков критерий их дифференциации? Найдя ответы на поставленные вопросы, мы могли бы прояснить проблему демаркационной линии между социальным феноменом с одной стороны, и «ценностью и установкой» — с другой. А значит, и установить смысловые различия между объективным и субъективным, внешним и внутренним, природой и духом, социологическим и психологическим применительно к данному случаю.
Как известно, приоритет включения сферы субъективного в рассмотрение общества принадлежит М. Веберу. Он был первым «строго научным» социальным мыслителем рубежа XIX–XX столетий, обратившегося к понятию внутреннего целеполагания для объяснения социального действия. Тем самым Вебер присоединился к числу тех, кто онтологически и методологически противопоставлял науки о природе наукам о духе, но в то же время попытался создать социальную теорию по образу последних.
Данную инициативу действительно можно назвать революционной, ибо даже такие идеологи наук о духе, как В. Дильтей и Г. Риккерт2,
1 Реификация — процесс опредмечивания, овеществления социальных отношений; превращение абстрактных понятий в якобы реально существующие феномены (объективация).
2 Генрих Риккерт (как и остальные неокантианцы баденской школы) называл это семейство наук науками о культуре, стремясь дистанцироваться от объективного идеализма гегелевского толка (см.: Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. СПб., 1997).
§ 1. Общество как система: понятие социальной реальности |
95 |
не относили социологию к их числу. Ведь главная идея общества заключалась в том, что оно понималось как часть природы, пусть
исамая сложная. Напомним, что многие последователи диалектического и исторического материализма и во второй половине нынешнего столетия продолжают считать общество «наивысшим» уровнем движения материи.
Что же нового привнес автор «понимающей социологии» в социальную онтологию и методологию обществознания? Как уже отмечалось, Веберу оказались близки некоторые идеи философии жизни. Но для того, чтобы сохранить за социологией статус науки, ему пришлось прибегнуть к процедуре, которая представила бы субъективное как особый вид объективного.
Главный аргумент всех тех, кто склонен подчеркивать антиобъективизм и номинализм Вебера заключается в том, что немецкий мыслитель значительно ближе к конкретной истории, чем кто-либо из его предшественников и современников. Действительно, даже у Маркса не было стремления понять историческое явление «изнутри», т. е. вне глобальной схемы истории. В этом смысле материалистически понятая история уже перестает быть историей, становясь чем-то другим. Вебер же стремился сопоставлять различные социумы, образы которых сохранились в историографических описаниях. При этом его целью была не столько генерализация, сколько «сравнительная анатомия»
и«эволюционная морфология».
Сегодня общим местом стало утверждение о том, что Вебер был своего рода освободителем социальной мысли от естественнонаучных методологических стандартов, навязанных ей Контом и Дюркгеймом. В данном утверждении есть доля истины, хотя в целом его следует признать некорректным.
Дело в том, что сам Вебер вовсе не стремился избавиться от научной объективности и даже не противопоставлял методы «социаль- но-научного» и «социально-политического» познания методологии естествознания.
Подробно рассматривая целый ряд вопросов, связанных с проблемой соотношения объекта, предмета и метода в социальной теории, Вебер отмечает методологическое сходство социологии со многими естественными науками, в частности с астрономией. При этом он особо подчеркивает, что астрономия не занимается познанием законов, а используемые в астрономии законы взяты «в качестве предпосылок» из классической механики.
Гораздо важнее для понимания веберовской логики социального познания уяснить ее главный принцип — отнесение к ценности. «От-
96 |
Глава 3. Общество в социологическом понимании |
несение действительности к ценностным идеям, придающим ей значимость, выявление и упорядочение окрашенных этим компонентов действительности с точки зрения их культурного значения — нечто совершенно несовместимое с гетерогенным ему анализом действительности посредством законов и упорядочением ее в общих понятиях. Эти два вида мыслительного упорядочения реальности не находятся в обязательной логической взаимосвязи»1
Можно сказать, что в методологическом отношении Вебер является умеренным ниспровергателем. Его отношение к «законам» нельзя назвать радикальным неприятием. Просто каузальная зависимость одного социального явления от другого может быть понята по аналогии «изнутри», тогда как для объяснения природного явления необходима генеральная схема и дедукция.
Из всего этого можно было бы заключить, что позиция Вебера является номиналистической. Реально существует не общество как универсалия, придающая смысл всем своим проявлениям; реальны лишь конкретные человеческие действия, учитывающие мотивы других людей, т. е. данное социологическое учение не основывается на реификации. Но так ли это?
Есть один пункт веберовской социологии, о котором речь пока не шла. Это так называемые идеальные типы — теоретические конструкции, фиксирующие те или иные грани социальной реальности. Как отмечал сам Вебер, идеальные типы помогают понять сущность соци- ально-исторического явления, они обладают большой эвристической ценностью для исследования и большой систематической ценностью для изображения. Ими необходимо пользоваться как понятийными средствами для сравнения и сопоставления с ними действительности.
Обычно идеальным типам дается инструменталистское истолкование, они противопоставляются реальности и относятся к иному измерению — измерению небытия. И в этом смысле Вебер действительно является номиналистом. Но и в его теоретических построениях реификация играет немалую роль. Только теперь «овеществляются» не социальные факты (т. е. роли, статусы и социальные институты, как это предполагалось в теории Дюркгейма), а действия и цели, их вызывающие. Вебер как бы предлагает рассматривать их в качестве вещей особого рода. Другими словами, веберовская теория также основывается на онтологии, как и теории социальных реалистов.
По Дюркгейму, социальная реальность более реальна нежели индивидуальная. Более реальна в том смысле, что именно она формирует и детерминирует индивидуальную. Т. Парсонс сумел объединить
1 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 374.
§ 1. Общество как система: понятие социальной реальности |
97 |
идеи Вебера и Дюркгейма в единую теорию систем действия. Живший в эпоху кибернетики и использовавший многое из ее арсенала, он рассматривает различные степени реальности как иерархические характеристики отдельных подсистем.
Максимальной степенью реальности обладает в данной системе тот уровень, который задает упорядочивающие принципы и значения для нижестоящего, сам оставаясь при этом абсолютно независимым
исамодостаточным. «Критерий самодостаточности может быть разделен на пять подкритериев, каждый из которых может быть разделен на пять подкритериев, каждый из которых относится к одному из пяти
внешних окружений социальной системы — «Предельной Реальности»,
Культурной Системе, Системе Личности, Организму и Физико-органиче- скому окружению»1.
Все построения Парсонса, как и многих других «системщиков», полагают главным свойством таких систем иерархичность и функционализм. Уровни, о которых идет речь, имеют различную природу, качественно специфицируются как носители различных принципов. И принципы одного уровня способны объяснить способ бытия следующего за ним. Тот же самый способ был использован Парсонсом для построения общей теории действия. Его иерархия объединяет ненаблюдаемые сущности, такие как действия, институты, символы, значения. Парсонс специально оговаривает необходимость различать действие
иповедение (первое носит культуро-символический характер, тогда как второе является физически осязаемым), дистанцируясь от голого эмпиризма и номинализма.
Под «предельной реальностью» Парсонс понимает внешнюю среду, располагающуюся выше человеческого действия. Это некая совокупность смыслов, среди которых оказался актор (деятель). Смыслы, а не ценности и не внешние надиндивидуальные силы определяют человеческое действие. Смыслы позволяют отделять действующую причину от целевой, снимать дихотомию каузального и телеологического.
Несомненно, Парсонса можно отнести по ведомству реалистов. Он вполне определенно высказался по поводу реальности подсистем единой системы действия. Более того, он испытал огромное влияние идей реалистической философии и эмерджентного материализма.
Реализм Дюркгейма и Парсонса имеет и подлинную альтернативу. Речь идет о сторонниках психологического подхода к истолкованию
1 Parsons T. Societies: Evolutionary and Comparative Perspectives (цит. по Громов И. А., Мацкевич А. Ю., Семенов В. А. Западная социология. СПб., 1997. С. 241).
98 |
Глава 3. Общество в социологическом понимании |
человеческих поступков. Как и в философии Канта, в таких социологических теориях понятиям социальной реальности, социального пространства или социального института наделяются статусом аллегории, метафоры или некой интеллектуальной конструкции, служащей вспомогательным средством в процессе мышления, а также упорядочения восприятий.
Как писал фактический основоположник данного социологического направления Г. Тард, вера человека «во внешнюю Реальность, в Материю и Силу, в Пространство и Время, в эту пару двойственностей, столь явственно внушенных ему его собственною двойственностью, верованием и желанием, только потому так сильна и устойчива, что она является основным условием умственной жизни»1.
Французский социолог, несмотря на нежелание наделять понятие реальности онтологическим статусом, тем не менее, считал его необходимым элементом разработанной им «социальной логики». Таким образом, социальная реальность предстает в схеме Тарда как мнимая сущность, участвующая (несмотря на свою виртуальность) в мышлении индивида, а значит, и влияющая на его поведение.
Классическая демаркация предметных областей социологии и психологии проводилась по линии концептуального разграничения внешнего и внутреннего в человеке (так же, как в философско-антро- пологическом подходе принято различать дух и душу). И здесь при построении теоретической конструкции, призванной «строго научно» объяснять поступки людей, возможно пойти двумя путями. Первый путь, признающий «предельной реальностью» нечто внешнее, формирующееся из отношений с другими людьми. Условно его можно обозначить как социоцентризм. Под вторым путем, который может быть назван психоцентристским, мы будем понимать онтологическую установку, провозглашающую в качестве «предельной реальности» субъективную способность человеческого субъекта к конструированию внешнего мира.
Таким образом, понятие социальной реальности является особым в том смысле, что оно порождено теоретизированием особого рода. Своим возникновением оно обязано ряду интеллектуальных течений, приведших к парадигматическим изменениям в мировоззрении и мышлении последних двух столетий. Поэтому понятие социальной реальности является теоретически и даже идеологически нагруженным.
1 Тард Г. Социальная логика. СПб., 1996. С. 121.
§ 2. Общество как жизненный мир |
99 |
§ 2. Общество как жизненный мир
Для второй половины нашего столетия наиболее характерным в области социальной теории стало стремление избавиться от избыточной теоретичности своих построений. Под прямым влиянием новейших философских течений социологи стали терять доверие к классическому пониманию своего объекта, предмета и метода. Бесконечные споры о том, что первично, социальные структуры, действия или культурные значения, заставили теоретиков задуматься о поиске нового способа постановки проблемы социальной реальности.
Феноменология может рассматриваться как метод уяснения смысловых полей сознания. Ведь «сознание (переживание) и реальное бытие — это отнюдь не одинаково устроенные виды бытия, которые мирно жили бы один подле другого, порой «сопрягаясь», порой «сплетаясь» друг с другом. Подлинно сплетаться, образуя целое, может лишь сущностно родственное — то, у чего собственная сущность в одном и том же смысле»1 — так рассуждает Гуссерль.
Обращение к феноменологической идеологии произошло на фоне зашедшего в тупик спора о методах социального познания. Все попытки освободиться от диктата естественнонаучных теоретикометодологических стандартов способствовали прояснению ряда основополагающих моментов, лежащих в основе подхода к обществу как к реальности. Кроме того, в ходе рассмотрения были осознаны важные свойства любого теоретизирования.
Всоответствии с классическими стандартами построения научной теории миру приписываются фундаментальные свойства и качества, выражающие его сущность. На постижение этих свойств должно быть направлено человеческое познание, ибо именно они являются каркасом объяснения любых единичных событий данной природы. Единичные события (факты) анатомируются по одной схеме или объединяются по другой. И первая, и вторая схемы рождены теми онтологическими допущениями, которые мы называем фундаментальными свойствами мира.
Вклассической теории науки считалось, что исследователь, вооруженный строгой научной методологией открывает и обосновывает фундаментальные свойства мира. Привилегированный статус строгой научной методологии обосновывается на уровне здравого смысла, доказывая свою эффективность «всем ходом последующего развития науки».
1 Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии // Язык и интеллект. М., 1996. С. 20.
100 |
Глава 3. Общество в социологическом понимании |
Постпозитивисты, сторонники социологии знания и постмодернисты поставили под сомнение эту модель научного теоретизирования. Они смогли убедительно показать1, что любое эмпирическое исследование никогда не начинается с чистого листа — оно всегда теоретически обусловлено. То есть, предпринимая любые действия, направленные на получение знания, мы всегда уже заранее знаем, каким оно должно быть.
Эта точка зрения полностью переворачивает идеальную модель научного поиска, побуждая искать вненаучные образы и метафоры, предшествовашие теоретизированию. Поиск таких предтеоретических образований с неизбежностью приводит к т. н. жизненному миру (Lebenswelt) как к возможному источнику последних. Но если жизненный мир признается в качестве «прародины» теоретического конструирования, то меняется само направление поиска ответов на волнующие нас вопросы. Ведь методика анализа жизненного мира в корне отлична от способа рассмотрения и объяснения внешних объектов. Не поиск причин явлений, а идентификация значений феноменов сознания — суть новой процедуры, являющейся стержнем феноменологии.
Для социальной теории это означает постулирование нового типа связи между объектами теоретического рассмотрения. Этот тип связи является не причинно-следственным и даже не функциональным. Напомним, что в математическом естествознании любое объяснение зиждется на выявлении точной математической зависимости между переменными, т. е. некоторыми изменяющимися параметрами, полностью характеризующими физический, химический или любой другой естественный процесс.
По аналогии с этой схемой социологи приняли в качестве универсальной объясняющей модели причинно-следственное соотнесение мотива (намерения, целеполагания) и действия. Отсюда и классический девиз социологического исследования: искать мотивы поступков. Однако, как утверждают феноменологи, мотивы можно рассматривать как социальные правила, помогающие объяснять и предсказывать действия других людей. В соответствии с данными правилами этим людям приписываются определенные социальные ориентации.
Как писал основоположник феноменологической социологии А. Щюц, приписывание другим людям определенных намерений не является методическим в традиционном смысле. Понимание (Verstehen) другого человека есть особая техника межперсонального взаимодействия, не имеющаяя ничего общего с интроспекцией,
1 См. напр.: Кун Т. Структура научных революций. М., 1977; Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.
§ 2. Общество как жизненный мир |
101 |
вживанием или экзегетикой. «Verstehen — это не метод, используемый
вобщественных науках, а особая форма опыта, в которой обыденное сознание получает знание о социально-культурном мире»1.
Каков же тогда метод, если приписывание мотивов не является методическим? Следуя логике введения понятия жизненного мира можно предположить два возможных пути обоснования нового метода. Первый предполагаемый путь — возврат к эссенциализму. Раскритикованный позитивистами и философствующими естествоиспытателями эссенциалистский взгляд на вещь как скрытую за внешним явлением внутреннюю и интеллигибельную сущность соответствовал бы главной феноменологической интенции — возврату к проблеме смысла.
Второй путь методологической реформации социальных наук доводил бы до логического завершения сравнение мышления с языком. С этой точки зрения способы объяснения и предсказания социальных феноменов должны напоминать приемы оперирования с языковыми единицами, т. е. с текстами. Другими словами, методология социального познания должна обрести собственную идентичность где-то между филологией и лингвистикой.
Эти два пути противопоставлены друг другу лишь на первый взгляд. На самом же деле у них гораздо больше общего, чем отличного. Главной нитью, связывающей традиционную метафизику и текстологию, является эпистемологическая ориентация на категории значения и смысла, а не на причинно-следственные или функциональные зависимости.
Ориентацию на выявление значения социального действия нельзя отождествлять с провозглашением идеалов субъективизма
всоциальной теории. Речь по-прежнему идет не о произвольных значениях поступков. Однако, как уже отмечалось, феноменологи далеки от наивной веры в возможность объективной теоретической конструкции. Социальные значения по своей природе и не объективны,
и не субъективны. Они интерсубъективны, т. е. одинаковы для всех членов сообщества. Но это не означает их какого-то существования за пределами человеческих сознаний.
Таким образом, феноменологически ориентированные социологи отказываются от дедуктивного алгоритма построения научной теории. Такой алгоритм, привычный для естествознания и используемый
вклассической социологической теории, заменяется иной процедурой.
1 Щюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль. М., 1996. С. 533.
102 |
Глава 3. Общество в социологическом понимании |
В ее основе лежит представление о социальном мире как о мире, обладающем внутренне присущей ему структурой значений.
Это означает, что социологическая теория должна строиться не «сверху», а «снизу». Для объяснения, например, какой-либо социальной структуры отнюдь недостаточно описать ее с помощью абстрактных и аналитически определенных терминов. Такому описанию феноменологический подход предпочитает составление перечня значений, которые придают люди всем возможным ситуациям взаимодействия
сданной структурой. Именно такой перечень позволит определить порядок признания, характеризующий ее в наиболее существенных чертах.
Данный подход не следует считать субъективистским. Его разработчики, настаивающие на интерсубъективном характере системы значений, предложили свою стратегию разработки критериев обоснованности социального знания. В итоге ими были сформулированы три критерия, которым должны удовлетворять конструирование и оценка научных моделей социального мира, чтобы не считаться произвольными или субъективными1.
1.Конструкты не должны противоречить друг другу.
2.Результаты концептуализации должны предполагать возможность «соотнесения любых человеческих действий и их результатов
ссубъективными значениями действий индивидов».
3.Конструкты повседневного опыта должны соответствовать социологическим конструктам и наоборот. Реальное действие в мире, организованное по социально-теоретической схеме должно допускать принципиальную возможность его интерпретации в терминах обыденного сознания.
Можно видеть, что переориентация социологии на понятие жизненного мира и проблему значения потребовала от теоретиков осмысления ранее неэксплицированных процедур, детерминировавших характер и направление теоретизирования. По сути, феноменология
вновь поставила проблему соотношения теоретического с обыденным в социальном познании.
Достаточным основанием для перехода от классической социологии к феноменологической парадигме ее сторонники сочли опровержение аналогии между физической и социальной реальностями. Сколь универсальным бы не мыслился его создателям феноменологический метод, его непросредственное вмешательство в область физики или биологии не так уж значительно. Хотя некоторые философы и взялись за выявление метафор, лежащих в основании научных идеализаций
1 Новые направления в социологической теории. М., 1979. С. 252.