Микешина Л.А. Философия науки

Хайдеггер, оно означает «поставление перед собой и в отношение к себе». За этим стоит превращение мира в картину, точнее, — по­ нимание мира в смысле картины, что в свою очередь повлекло превращение человека в субъект. Если в греческой философии субъективизм невозможен, человек не выделен из бытия, присут­ ствует в нем, то после Декарта человек, как представляющий субъ­ ект, противостоит миру, «идет путем воображения», встраивает об­ раз в мир как картину. Само мышление стало пред-ставлением, ус­ танавливающим отношение к представляемому.

Р е п р е з е н т а ц и я к а к п о з н а в а т е л ь н а я о п е р а ц и я в н а у ч н о м п о з н а н и и

Понятие репрезентации широко представлено как в научном познании, так и в европейской культуре в цело*м. В традиционном смысле — это знаковые модели, представления образа идеальных и материальных объектов, их свойств, отношений и процессов. Рас­ сматривая историю развития значения слова «репрезентация», Гадамер в «Истине и методе» напоминает о его сакрально-правовом смысле. Оно было знакомо еще римлянам, в частности в смысле платежеспособности, но в свете христианской идеи воплощения и мистического тела получило новый аспект — представительства: репрезентировать обозначает «осуществлять присутствие». В кано­ ническом праве оно стало употребляться в смысле юридического представительства, соответственно, репрезентируемая личность — это представляемое и замещаемое кем-то, но репрезентант, осуще­ ствляющий ее права, от нее зависим.

Государственно-правовое понятие репрезентации всегда подра­ зумевает «наличие замещения», и носитель общественной функ­ ции — чиновник, депутат и т. д. как репрезентант оказывается долж­ ным показывать себя таким, как это предписывает его роль. Пони­ мание репрезентации как представительства обсуждает Ж. Деррида в «Грамматологии» в связи с идеями Ж .-Ж . Руссо, обнаруживая но­ вые аспекты этого феномена. Представительство-репрезентация — это безоговорочное отчуждение, оно отрывает «наличие» (репре­ зентируемое) от самого себя и вновь ставит его напоказ перед самим собой. По Руссо, «выбирая Представителей, народ теряет свою сво­ боду, он перестает существовать», поэтому абсолютно необходимо, чтобы «общая воля выражалась прямо, собственным голосом», без передачи этого права репрезентанту. Подвергая критике репрезен­ тацию за «потерю наличия», Деррида вслед за Руссо осознает пол­ ноту политической свободы лишь как идеал и говорит о разных

формах восстановления утраченного наличия, а соответственно, о безоговорочной неполноте репрезентации и вместе с тем о ее неиз­ бежности. Его концепция деконструкции и «метафизического при­ сутствия», в конечном счете, основана на признании, что человек всегда имеет дело только с репрезентациями, он стремится к созда­ нию все новых посредников, непосредственный контакт с реаль­ ностью без посредничества невозможен, опосредование и репре­ зентация «присутствия» неизбежны.

Проблема репрезентации обсуждается также в контексте рас­ смотрения способа бытия искусства и онтологического аспекта изображения. Гадамер полагает, что через репрезентацию «изобра­ жение приобретает свою собственную действительность», и только изображение делает представленное им собственно изображае­ мым, живописным. Репрезентация изображения может быть поня­ та как особый случай «общественного события», религиозное изображение получает значение образца, а изобразительное искус­ ство закрепляет, а по существу создает те или иные типы героев, бо­ гов и событий. В целом произведение искусства мыслится как бы­ тийный процесс, в котором вместо абстракций существуют пред­ ставления, игры, изображения и репрезентации, в частности, в форме знаков и символов, позволяющих чему-то «быть в наличии».

В эпистемологии (теории познания) репрезентация — это представление познаваемого явления с помощью посредников — моделей, символов, вообще знаковых, в том числе языковых, логи­ ческих и математических систем. Естественные и искусственные языки — главные посредники, репрезентанты в науке. Возмож­ ность и необходимость репрезентации выражает модельный харак­ тер познавательной деятельности, при этом в качестве репрезен- танта-посредника может выступить любая вещь, любой знак, символ, рисунок, схема и т. п. — все что угодно может быть репре­ зентантом всего остального, т. е. замещать находящийся за ним объект. Особо следует подчеркнуть, что только сам субъект позна­ ния и деятельности определяет, что будет вданной ситуации репре­ зентантом. Наше восприятие и познавательное отношение к миру в значительной степени формируется и изменяется под воздей­ ствием создаваемых (выбираемых) нами самими репрезентаций. Из этого следует, что наше представление о действительности — продукт собственной деятельности, наши формы восприятия, спо­ собы видения и понимания трансформируются в зависимости от того, какие образцы репрезентации предписываются нам культу­ рой и внедряются практикой и образованием.

Именно такой подход к восприятию и репрезентации разрабо­ тал американский философ М. Вартофский, специально исследо­ вавший эту познавательную процедуру и стремившийся преодо­ леть чисто натуралистическую трактовку восприятия. Широко распространенные концепции «перцептивного постоянства»,

«адекватности репрезентаций перспективы», а также «экологиче­ ская оптика» Дж. Гибсона — это представления, покоящиеся преи­ мущественно на естественно-научных моделях и предпосылках, не учитывающие влияния практики и культуры. Вартофский обосно­ вывает другую точку зрения, представляющуюся перспективной не только для развития теории восприятия и репрезентации, но в це­ лом для понимания природы человеческого познания как прису­ щего бытию субъекта. Согласно его концепции, человеческое восприятие, имея универсальные предпосылки — биологически эволюционировавшую сенсорную систему, вместе с тем является исторически обусловленным процессом. Оно зависит от интерпре­ таций, предрасполагающих нас к тому, что нам предстоит увидеть, и управляется канонами, принятыми в культуре. Он не отождест­ вляет репрезентацию с отражением, где главное неизменность, «зеркальность» и адекватность, он раскрывает более богатое содер­ жание этой операции, укорененной в специфике субъекта, в исто­ рии и культуре.

Любые модели, например аналогии и конструкции, математи­ ческие модели, вычислительные устройства или механизмы выво­ да, вообще репрезентации разной степени истинности, представля­ ют не только внешний мир, но и самого познающего субъекта. В каждой модели-репрезентации содержится отношение субъекта к миру и исследуемому объекту, моделирование объектов мира вовле­ кает также своего творца или пользователя. Очевидно, что отноше­ ние человека к миру носит культурно-исторический характер, ис­ следуя типы репрезентации и их изменения в процессе развития познания, мы можем корректно проследить влияние социальных и культурных факторов на содержание и формы познавательной дея­ тельности. Успешно развивать теорию репрезентации возможно только в том случае, если она будет основываться на практической деятельности, социокультурном взаимодействии и коммуникации, тем самым вводя «подлинно историческое... описание роста зна­ ний». Вартофский показал, что большая часть современной «фило­ софии восприятия» продолжает исходить из архаичных моделей ощущений X V II века, которые приняты здравым смыслом. Чтобы объяснить этот феномен, он вводит понятие «визуального понима­

ния (мышления)», как знания и применения «общепризнанных ка­ нонов репрезентации» и «принципа постоянства формы».

Репрезентация вовсе не стремится к адекватности и направлена не к «подлинному объекту», а скорее от него, к канонам и образцам, принятым главным образом по соглашению, соответствующему эволюции различных форм деятельности, практики. Репрезента­ ция, безусловно, предстает принятым по договоренности тождест­ вом репрезентатора и объекта, которое кажется «правильным», пос­ кольку соответствует принятому набору форм и образцов. Так, в ри­ совании наклонный круг репрезентируется на плоскости эллипсом, что соответствует канонам геометрической оптики. Но этот эллипс воспринимается вопреки очевидности как круг, что является, по выражению Вартофского, «культурным фактом», имеющим не только перцептивную, но и коммуникативную природу. При этом навык рисования эллипса по законам перспективы непосредствен­ но связан с видением его по законам такой репрезентации. В свою очередь, визуальное понимание находится в прямой зависимости от практики и приобретенных навыков рисования в соответствии с каноном, а сами каноны в европейской культуре выведены из гео­ метрической оптики Ньютона. Обнаруживается важный факт: тео­ рия геометрической оптики и изображение в рисунке перспектив стали фундаментальными канонами нашего визуального понима­ ния, или «здравого смысла», поэтому могут оказывать влияние на наше восприятие окружающей среды, что в свою очередь обуслов­ лено обучением, образованием, в целом формированием способа видения окружающего мира.

Существует специальная проблема репрезентации в процессе обучения и образования как «восхождения к всеобщему» (Гегель), отчуждения от природного бытия. Речь идет о «формообразова­ нии» чувственных форм познания, особенно восприятия и осно­ ванной на нем репрезентации, обеспечивающих не только «считы­ вание», но и осмысление реалий в контексте культуры. Здесь не может идти речи о механическом «культивировании задатков», поскольку в процессе образования как вхождения в культуру меня­ ется вся сфера чувственного познания индивида в целом, что и приводит к новому пониманию действительности. При этом обу­ чение не носит чисто технологического характера, «визуальное по­ нимание» как владение канонами и образцами репрезентации предполагает в целом принадлежность к определенной культуре, системе образования, передающего эти каноны и образцы. Так, по­ лученные в ходе обучения и воспринимающей деятельности навы­

ки изображения перспективы и в целом способ видения, соответ­ ствующий геометрической оптике, стали фундаментальной ком­ понентой европейского образования. Индивид через эти базовые формы образования входит в сферу собственно человеческого, от­ чуждаясь от природного «наивного» видения и формируясь не столько как природное, сколько как социальное существо. Формо­ образование восприятия и опосредующих его репрезентаций — это и есть первый и важнейший акт процесса образования, который в свою очередь оказывает влияние на само содержание образования, поскольку изменяет способ видения действительности и принци­ пы ее интерпретации. Мы рисуем так, как научились в соответ­ ствии с канонами восприятия, а видим так, как рисуем. Однако это не частный случай образования или всего лишь некий пример, но сама его сущность. Образование как «восхождение ко всеобщему» на уровне восприятия, осуществляющегося в принятых в культуре репрезентациях, предстает как категория бытия, а не знания и пе­ реживания, что было отмечено еще М. Шелером в «Формах знания и образования».

К р и т и к а т е о р и и п о з н а н и я к а к « те о р и и р е п р е з е н т а ц и и »

Она представлена в известном полемическом труде Р. Рорти «Философия и зеркало природы» (1979), где репрезентация являет­ ся одним из центральных понятий. Традиционная теория познания Дж. Локка, Р. Декарта и И. Канта исходит из постижения «ментачьных процессов», «ума» как отдельной сущности, в которой проис­ ходят эти процессы, и «активности репрезентаций», делающих возможным познание. Познание предстает как Зеркало Природы, точная копия (репрезентация) того, что находится за пределами ума и ментальных процессов, и задача заключается в том, чтобы найти наиболее точные репрезентации. Соответственно, филосо­ фия, как «трибунал чистого разума», оценивает, выносит «приго­ вор» и делит культуру на те области, которые репрезентируют ре­ альность лучше, хуже или вовсе не репрезентируют ее вопреки сво­ им претензиям. Трудности, вставшие перед философией, потребовали ее «строгости» и «научности», пересмотра локковской теории репрезентации или, напротив, создания новых категорий, не имеющих ничего общего с наукой и картезианскими поисками достоверности. Хайдеггер в «Бытии и времени» излагает понима­ ние того, что репрезентация не представляет собой первичный доступ к миру, — это уже интерпретация, определенный результат рефлексивной и понимающей деятельности; непосредственно мир

нам доступен только в практических действиях повседневной жиз­ ни, не все из которых возможно эксплицировать — они требуют специального языка. Как следствие возникло понимание того, что от понятия познания как точной репрезентации, Зеркала Природы следует отказаться. Необходимо «выбросить визуальные метафо­ ры» и метафоры отражения из нашей речи, она не должна тракто­ ваться как выражение внутренних репрезентаций. Речь не репре­ зентация, и если высказывания и предложения должны рас­ сматриваться как соответствия, то не с миром, но с другими предложениями.

Были подвергнуты критике понятие «привилегированных репрезентаций» (У. Куайн, У. Селларс), идея аподиктической ис­ тины , а обоснование предстало не отнош ением между идеями (словами) и объектами, но предметом «разговора», самокоррекции и социальной практики, т. е. своего рода эпистемологическим

бихевиоризмом. Однако никто из философов, отбросивших тради­ ционную теорию познания как теорию репрезентации, не предло­ жил целостного учения на какой-либо новой основе. Критически осмысливая эту ситуацию, Рорти полагает, что атака на репрезен­ тацию, и в частности на кантовские понятия двух базовых типов репрезентации — интуиции и концепции, — это не попытка пред­ ложить новый вид объяснения познания, но стремление вообще избавиться от этого понятия и самой задачи.

В целом можно отметить, что разумным следствием этих дис­ куссий стало не отбрасывание классических философских идей, но более глубокое понимание самой природы познания, не сводимо­ го к нахождению «единственно точных и правильных» автомати­ чески и «безответственно» применяемых репрезентаций. Такое по­ нимание предполагает признание фундаментальной значимости свободы поиска, выбора и ответственности человека познающего в получении и обосновании истинного знания. Эти идеи признаны значимыми, продуктивными и для дальнейшего продвижения программы искусственного интеллекта. Однако сама проблема репрезентации остается, а «философия ведет себя так, как будто бы здесь не о чем спрашивать», — замечает Хайдеггер в статье «Что значит мыслить?». Во многих конкретных эмпирических областях современной науки репрезентация, предполагающая визуальное понимание и мышление, по-прежнему принимается в качестве фундаментальной процедуры познавательной деятельности.

Вместе с тем в эпистемологической литературе репрезентация как концепция подвергается критике, й прежде всего потому, что

98 Часть I. Философия познания

Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М ., 1980.

Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.,

2001.

Микешина Л.А. Ф илософия познания. Полемические главы. М., 2002.

Д о п о л н и т е л ь н а я

Рорти Р. Ф илософия и зеркало природы. Новосибирск, 1997.

Хайдеггер М. Что значит мыслить? / / Он же. Разговор на проселочной дороге. М ., 1991.

Хайдеггер М. Время картины мира / / Он же. Время и бытие. Статьи и выступления. М ., 1993.

В о п р о с ы д л я с а м о к о н т р о л я

1. Как вы о т н о с и т е с ь к п олож ен и ю « п о зн а н и е е с т ь о т р аж е н и е » ?

2. Какую р о л ь м е т а ф о р а з е р к а л а и гр а е т в е в р о п е й с к о й ф и л о с о ­

ф ии п о зн ан и я?

3. Х ай д еггер о в о зн и к н о в е н и и к ат его р и й с у б ъ е к т а и о б ъ е к т а в

св я зи с п о н и м ан и ем « м и р а как картины ».

п о зн ан и я?

9. Р е п р е зе н т а ц и я и п л ю р ал и зм . 10. Р е п р е зе н т а ц и я и р е л я т и в и зм .

11. К акова з а в и с и м о с т ь р е п р е зе н т а ц и и от научного с о о б щ е с т в а и

пар ад и гм ы ?

§2 . Интерпретация как научный метод

ибазовая процедура познания

Интерпретация — одна из фундаментальных операций по­ знавательной деятельности субъекта, общенаучный метод с прави­ лами перевода формальных символов и понятий на язык содержа­ тельного знания. В гуманитарном знании это широко применяе­ мая процедура истолкования текстов, изучаемая в семантике и эпистемологии понимания.

100 Часть I. Философия познания

ная среда, в которой отложились пред-мнения и пред-рассудки, именно здесь осуществляется понимание, и способом этого осу­ ществления является интерпретация. Временная дистанция между текстом и интерпретатором рассматривается им не как помеха, но как преимущество позиции, из которой можно задать новые смыс­ лы сообщениям автора текста.

Возможность множества интерпретаций ставит проблему ис­ тины, правильности, гипотетичности интерпретации; обнаружи­ вается, что вопрос об истине не является более вопросом о методе, но становится вопросом о проявлении бытия для понимания. От­ мечая этот момент, П. Рикёр, чьи идеи лежат в русле «онтологичес­ кого поворота», предлагает такую трактовку интерпретации, кото­ рая соединяет истину и метод и реализует единство семантическо­ го, рефлексивного и экзистенциального планов интерпретации. Он полагает, что множественность и даже конфликт интерпретаций являются не недостатком, а достоинством понимания, выражаю­ щего суть интерпретации, и можно говорить о текстуальной поли­ семии по аналогии с лексической. В любой интерпретации пони­ мание предполагает объяснение, которое развивает понимание.

И н т е р п р е т а ц и я к а к б а з о в а я о п е р а ц и я г у м а н и т а р н о г о з н а н и я

Прежде всего это фундаментальный метод работы с текстами произведений как особого рода знаковыми структурами. Текст открыт для множества смыслов, существующих в системе социаль­ ных коммуникаций. Он предстает в единстве явных и неявных, невербализованных значений, буквальных и вторичных, скрытых смыслов. Понимание трактуется как искусство постижения значе­ ния знаков, передаваемых одним сознанием другому, тогда как ин­ терпретация, соответственно, — как истолкование знаков и текс­ тов, зафиксированных в письменном виде (П . Рикёр).

В XIX веке переход от частных герменевтик к общей теории понимания вызвал интерес к вопросу о множественности типов интерпретации, представленных во всех гуманитарных науках. Были выделены грамматическая, психологическая и историче­ ская интерпретации, обсуждение сути и соотнош ения которых стало предметом как филологов, так и историков. Грамматическая интерпретация осуществлялась по отнош ению к каждому элемен­ ту язы ка, самому слову, его грамматическим и синтаксическим формам в условиях времени и обстоятельствах применения. П си­ хологическая интерпретация должна была раскрывать представ­