Богатая Л.Н. На пути к многомерному мышлению, Печатный дом, 2010. – 372 с

181

языке. Само значение Гуссерль определял так: «Значением является то тождественное (содержание), которое воспроизводится всякий раз при произнесении высказывания, выражающего это значение» [2, с. 52].

Немецкий философ уточняет свою мысль по поводу связи знака и значения следующим образом: «Каждый знак есть знак чего-либо,

однако не каждый имеет некоторое «значение», некоторый «смысл»,

который «выражен» посредством знака» [2, с. 35]. Если в размышлениях Пирса можно уловить лишь косвенное указание на близость смысла и значения, то у Гуссерля, как следует из приведенной цитаты, уже встречаются синонимические употребления соответствующих терминов.

Продумывая гуссерлевы толкования операции придания значения,

возникает интересный образ: слово, выступающее в роли знака и

принимающее участие в акте означения, выполняет функцию своеобразного магнита, центра притяжения. Каждая операция означения проявляет один из возможных смыслов (смысловых аспектов), соответствующих означающему термину. При этом интересным оказывается вопрос о том, почему в каждом конкретном случае из всего потенциального множества возможных смысловых оттенков проявляется тот или иной смысловой аспект. Элементарный ответ может заключаться в том, что характер проявляемого смысла предопределяется теми терминами, с помощью которых осуществляется означение. Означение в чем – то подобно «настройке инструмента», где в роли камертона выступает означающий термин,

а в роли извлекаемого из инструмента звука – тот или иной смысловой аспект.

Точка зрения Гуссерля на природу значения кажется значительно более последовательной, нежели размышления Фреге, который, как известно, впервые установив отличия между знаком, значением и смыслом, фактически мыслил значение как денотат: «некоторый знак (слово, словосочетание или графический символ) мыслится только в связи с обозначаемым, которое можно было бы назвать значением знака… под «знаком» или «именем» я понимаю любое обозначение, выступающее в роли имени собственного, значением которого является определенный предмет» [9]. Фреге называет

«значением» то, что у других авторов определяется как «денотат». В

182

частности, он отмечал: «Если значением знака является чувственно воспринимаемый предмет, то мое представление этого предмета есть внутренний образ, возникший из воспоминаний о чувственных впечатлениях и об актах моей внутренней и внешней деятельности»

[9]. В приведенном фрагменте текста Фреге совершенно отчетливо проводится отождествление значения знака и чувственно воспринимаемого предмета – денотата.

Рассматривая различные способы соотнесения смысла и значения

следует согласиться с российским исследователем А.С. Кравцем,

отмечавшим, что история философской мысли демонстрирует иногда диаметрально противоположные способы интерпретации трехуровневой семантической модели Г.Фреге: от полного отождествления значения с денотатом, как это было сделано у самого Фреге, до отождествления значения и смысла [5]. В

представляемом же в данной монографии подходе предлагается рассматривать значение как наиболее вероятный аспект смысла

(соотнесение смысла и вероятности, как известно, активно развивалось В.В. Налимовым).

Значение как наиболее вероятный смысл

Начать развитие обозначенной точки зрения на связь смысла и значения целесообразно с повторного обращения к мысли Делеза о том, что любой знак представляет собой не весь смысл, а только какой-либо из его аспектов. Исходя из отмеченного, естественно предположить, что и значение знака фиксирует лишь некий аспект смысла, и именно это является основным различием смысла,

являющего собой множество аспектных проявлений, и значения.

Таким образом возможно сформулировать следующее утверждение:

значение есть наиболее вероятное в данный момент культурного развития выражение смысла, закрепленного за тем или иным термином. Значением фиксируется лишь один или несколько аспектов смысла из всего потенциально возможного смыслового многообразия,

соответствующего данному слову.

Представленное понимание значения согласуется с позицией Гуссерля о том, что значение и смысл следует рассматривать синонимически, но при этом необходимо добавить – почти

183

синонимически, ибо значение является не полным смыслом, а лишь

одним из возможных его аспектов.

Потенциальная и отчасти проявленная множественность смыслов,

соответствующих тому или иному термину, оказывается очевидным препятствием для коммуникации и потому, с целью конкретизации коммуникативных актов и возникает необходимость выбора из всего многообразия смыслов, закрепленных за употребляемым термином,

одного смысла, который наиболее часто используется. Этот смысл и прописывается в словарях, выступая в роли значения слова. Сам факт существования у слова значений позволяет осуществлять коммуникативные акты. Но, с другой стороны, именно значения,

понимаемые как расхожие, наиболее часто употребляемые смыслы,

ответственны за сдерживающую роль языка. Язык выступает неким

«прокрустовым ложем». Традиционные смыслы настолько овладевают массовым сознанием, что замедляют развитие смыслового многообразия. Однако параллельно отмеченным сдерживающим

тенденциям языка, проявляющимся в употреблении наиболее расхожих смыслов слов, имеет место и его творческое развитие,

обнаруживающееся при использовании не расхожих значений слов, а

новых аспектов смысла. Отсюда правомерной кажется мысль, к

которой обращались многие философы, рассуждавшие о полезности введения новых слов, словосочетаний, взрывающих традиционные значения.

Представленная точка зрения на природу значения очень близка позициям В.В. Налимова, предлагавшего в своей модели

вероятностного развития языка необходимость введения функции вероятности оперирования тем или иным смыслом. Налимов активно использовал представления о континуальной и атомарной природе слова, ввел терминологическое сочетание континуум смысла,

рассматривал знак как сигнал, кодирующий поле смысловых значений.

В своих концептуальных построениях он, несомненно, продолжал традицию, заложенную в русской философской мысли П. Флоренским и А.Ф. Лосевым, которым принадлежат удивительно интересные интуиции о семеме слова – его смысловой оболочке.

184

О семеме, ноэме и смысловом континууме

Так как представления о семеме и ноэме слова подробно рассматривались автором в монографии [1, с. 97-123], в данной работе можно ограничиться лишь краткими замечаниями по поводу того, как

семема, ноэма соотносятся со значением слова. При этом начать целесообразно с актуализации размышлений П. Флоренского о семеме

слова: «Смысл слова определяется семемою слова…слои же семемы,

ее последовательные оболочки, ее концентрические скорлуповатости образуются особыми творческими актами, каждым из которых полагается завершение некоторого духовного роста, иногда весьма продолжительного и, вообще говоря, переживаемого целым народом...

Образование нового слоя семемы есть, следовательно, величайшее собирание внимания в одну точку, в одно острие, – есть, иначе говоря,

моноидеизм» [7, с. 262]. Рассуждая о семеме, Флоренский отмечает,

что каждый слой семемы своим образованием обязан конкретной исторической эпохе. Новая историческая эпоха способствует формированию новых смысловых наслоений в слове. Из отмеченного понятно, что существенные сдвиги общественного сознания,

изменения научной парадигмы должны приводить к значительным преобразованиям семем. Сказанное достаточно легко при необходимости проиллюстрировать различными примерами из истории языка. В целях же данного исследования интересно подчеркнуть следующие положения, зафиксированные в размышлениях Флоренского:

во-первых, совокупность смыслов слова, обнаруживающих себя в процессе функционирования слова в языке, можно рассматривать как некое смысловое множество, для обозначения которого используется термин семема слова;

во-вторых, семема слова структурирована, соответствующими структурными элементами выступают слои семемы;

в-третьих, каждый слой семемы является результатом определенного исторического этапа развития слова.

Семема слова в ходе своего функционирования обретает ноэматическую проявленность.

Формирование ноэмы представимо как результат смыслопроясняющей деятельности, примененной по отношению к

185

семеме. Ноэма есть то, что мыслится в слове; случайные смыслы в ней редуцированы. Результатом соответствующей редукции является минимизированность случайных смысловых наслоений. Ноэма,

освобожденная от случайных смыслов, имеющих малый вероятностный вес, обретает некий особый познавательный статус.

Однако следует ли абсолютизировать гносеологические возможности ноэматической строгости и ясности? Скорее, есть основание прислушаться к размышлениям А.Ф. Лосева о том, что исследуя ноэматический слой семемы нельзя забывать, что в ноэме

«предметная сущность дается не целиком, не сразу, не целостно, но частично, более или менее искаженно» [6, с. 47]. Таким образом, в

отличие от семемы, ноэма является существенно упрощенным

образованием. Ее можно мыслить как некоторую достаточно жесткую конструкцию внутри семемы, конструкцию, в которой, в свою очередь, могут быть обнаружены ноэматические слои, своеобразные структурные проявления ноэмы.

Если теперь соотнести семему, ноэму со значением, то необходимо подчеркнуть следующее. Значение слова фиксирует один смысл, тот смысл слова, который наиболее вероятен, или иначе, тот смысл,

который наиболее часто обнаруживает себя в результате употребления слова в современном языке. Пользуясь представлениями о слоях семемы, допустимо мыслить, что значение

является своеобразным результатом развития тех или иных семематических слоев. Из множества смыслов слова, заключенных в его семеме, смыслов, циркулирующих в культурном континууме,

выкристаллизовывается тот, который имеет наибольшую вероятность употребления, именно он и принимается в качестве значения слова.

Совместное рассмотрение ноэмы и значения приводит к выводу о том, что многие значения можно рассматривать как элементы ноэмы,

или лучше – как результаты специально проводимых ноэматических практик. Ноэзис, понимаемый как осознанное просеивание элементов семемы с целью выбора наиболее значимых с рациональной точки зрения смыслов, несомненно влияет на ход свободного циркулирования смыслов в культурном континууме. Можно даже выразиться так: ноэзис существенно корректирует процессы естественного отбора наиболее вероятных смыслов. Без ноэзиса, без

186

осознанной работы с семемой слов, смыслообразование потеряло бы некую целезаданность и превратилось бы в хаотический процесс.

Именно ноэзис, понимаемый как осознанный отбор смыслов из непрерывно развивающейся смысловой множественности семемы,

выполняет функцию упорядочивания развивающегося смыслового континуума.

Смысловой континуум

Проведенное рассмотрение семемы слова естественно актуализирует представления о континуальности смысла, о

соотнесении семемы слова и смыслового континуума, который в самом первом приближении можно определить как некоторое чрезвычайно плотное множество смыслов (лат. continuum –

непрерывное).

Представленность близких смыслов разными выражениями позволяет обнаруживать незначительные смысловые оттенки, которые возникают даже при изменении порядка слов в выражении,

фиксирующем тот или иной смысловой аспект. Такие аспекты смысла формируют, если следовать терминологии, используемой А.Ф.

Лосевым, синтагматические слои семемы (см. более подробно [1, с. 120]), которые можно рассматривать как проявления континуальных смысловых образований. Понятно, что на уровне обыденного оперирования смыслами необходимости в фиксировании внимания на многочисленных тонкостях смысловых различений нет и из множества очень близких друг другу смыслов чаще всего выбирается один. Тогда континуальность смысла предстает дискретностью,

семема слова заменяется набором его значений. Целесообразность же обращения к представлению о смысловом континууме актуализируется тогда, когда к рассмотрению принимаются все смыслы, имеющие даже ничтожную вероятность своего употребления.

Представления о континууме смыслов чрезвычайно значимы при осмыслении процессов непрерывного генерирования новых смысловых аспектов в ходе познания мира субъектом, оперирующим СЛОВОМ.

187

О частном и общем смысле, а также о сути как пределе,

к которому стремится общий смысл

Рассмотрение смысла и значения в контексте представлений о

семеме, ноэме слова, смысловом континууме целесообразно завершить введением терминов, которые могут быть востребованы на дальнейших этапах проводимого исследования. Речь идет о частном

и общем смысле. Под частным смыслом следует понимать тот или иной смысловой аспект, смысловой оттенок, образующийся в результате употребления слова в языке. Таким образом семему слова можно определить как некое множество его частных смыслов.

Совокупность же всех зафиксированных в языке частных смыслов образует смысл общий. Общий смысл, несомненно, чрезвычайно близок семеме слова, но их не следует отождествлять. Словосочетание

общий смысл подчеркивает смысловую целостность, некую смысловую соборность, в которой только и может быть выявлена

суть. Общий смысл обнаруживает себя как промежуточное множество смыслов, позволяющее прикоснуться к сути. Общий смысл не следует мыслить как смысл окончательный, ибо окончательного смысла скорее всего не существует. Все частные смыслы равноправны в своей аспектной проявленности. Смысл общий не есть лучший смысл, не есть абсолютный смысл. Его следует понимать как совокупность обнаруженных частных смыслов, взятых в некотором единстве и актуализирующихся не в своей конкретной частносмысловой проявленности, как это имеет место в случае семемы, а как некий компакт, находящийся в непрерывном становлении и переформатировании.

Оперирование общим смыслом предполагает актуализацию всех смыслов, доступных субъекту – носителю языка. То есть, общий смысл обретает субъектную окрашенность и предстает разным в

каждом конкретном случае своей актуализации. В связи с отмеченным, общий смысл, в отличие от значения, не наделяется неким особым статусом в коммуникативных актах. Главная функция общего смысла состоит в формировании условий для образования новых смысловых аспектов.

Наиболее интересным вопросом, направляющим дальнейшее исследование смысла, является вопрос о том, как из частных смыслов

188

конституируется смысл общий, ибо общий смысл не следует мыслить как некое хаотическое нагромождение смыслов частных. Вне зависимости от того, каким может быть ответ на обозначенный вопрос, важно еще раз подчеркнуть бесперспективность поиска одного – истинного смысла, ибо смысл есть единство своих частных проявлений. Несомненный интерес для исследователей представляет способ упорядочивания текущих частносмысловых многообразий и

возможные закономерности, проявляющиеся в соответствующих процессах. К сожалению, в указанном направлении исследования мало что изменилось со времен Гуссерля, который отмечал, что

«отсутствовал и до сих пор отсутствует подлинный очевидный самоотчет активно-познающего субъекта не только о том, что он сделал нового, о том, чем он занимается, но и о всех импликациях смысла, скрытых процессами окаменения прежних традиций и возникновения новых традиций; он не дает себе отчета в устойчивых предпосылках своих конструкций, понятий, принципов, теорий» [3].

Несомненно, отмеченное Гуссерлем актуально и сегодня, из чего можно заключить, что усилия, прикладываемые в направлении развития новых подходов к исследованию смысла, своевременны и востребованы для развития философской мысли.

На основании изложенного выше о связи смысла, значения и знака

можно сформулировать следующие выводы.

1. Фиксирование смысла в проявленном мире связано с процедурой

означения, при которой выражению, проявляющему смысл, ставится в соответствие какой-либо знак.

2. Благодаря знаку, появляющемуся в результате процедуры

означения выражения, представляющего тот или иной аспект смысла,

начинается процесс циркуляции соответствующего смыслового аспекта в языке.

3.Зафиксированные с помощью знаков аспекты смысла могут выступать, в свою очередь, в роли денотатов для обнаружения новых смыслов.

4.Значение является наиболее вероятным в данный исторический момент развития языка выражением смысла слова, оставаясь при этом всего лишь одним из возможных его смысловых аспектов.

189

5. При использовании термина смысл следует иметь в виду необходимость различения смыслов частных и общих. Частный смысл иначе можно понимать как тот или иной аспект смысла. Что же касается смысла общего, то он есть совокупность всех частных смыслов, взятых как некоторая целостность, конституируемая смыслооперирующим субъектом.

Литература

1.Богатая Л.Н. Гештальт сознания. – Одесса: Альянс-Юг, 2004 г. –

221с.

2.Гуссерль Э. Собрание сочинений. Т.3 (1). Логические исследования Т.II (1) / Перев. с нем. В.И. Молчанова. – М.: Гнозис, Дом интеллектуальной книги, 2001. – 471 с.

3.Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология // Пер. с нем. В.И. Молчанова. Вопросы философии. – 1992. – №7. – С. 167.

4.Делез Ж. Логика смысла / Пер. с фр. Я.Я.Свирского. – М.: Раритет;

Фуко М. Theatrum philosophicum / Пер. с фр. Я.Я.Свирского. –

Екатеринбург: Деловая книга, 1998. – 480 с.

5.Кравець А.С. Структура смысла: от слова к предложению // Вестник ВГУ. Серия 1. Гуманитарные науки. – 2001. – №1. – С. 60-84.

6.Лосев А.Ф. Из ранних произведений. – М.: Правда, 1990. – 656 с.

7.Флоренский П. У водоразделов мысли // Соч.: В. 4-х тт. – М.: Мысль, 1994. – Т.2. – 446 с.

8.Фреге «О научной правомерности исчисления понятий» // Фреге Г. Логика и логическая семантика: Сборник трудов / Пер. с нем. Б.В. Бирюкова. – М.: Аспект-Пресс, 2000. – С. 153-157.

9.Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. – Вып.8. – 1977. – С. 181-210.

190

2.5. Смысл и число. Категориальное проявление смысла

Ключевые термины

общепринятые: смысл, абсолютный смысл, частные и общие смыслы, семема, ноэма, число, категория, симметрия

авторские: симметрия смысла

В проведенных выше рассмотрениях смысл был соотнесен с восприятием, представлением, знаком, значением, обсуждался онтологический статус смысла. Целью же данного этапа исследования оказывается осмысление чрезвычайно интересной группы связей, а

именно – рассмотрение смысла в его категориальном окружении.

Главным ориентиром при движении к обозначенной цели являются ранние тексты одного из интереснейших философов ХХ века – Алексея Федоровича Лосева – «Философия имени» и «Музыка как предмет логики».

Смысл и свет

Начать размышления о связи смысла, числа и наиболее

фундаментальных категорий можно с привлечения внимания к некоторой академической вольности, которую позволил в своих ранних работах молодой А.Ф. Лосев. Лосев соотнес смысл со светом.

Утверждение того, что «смысл есть свет» можно рассматривать как своеобразное присвоение смыслу некоторого статуса «выделенности»,

ибо быть причастным свету значит быть причастным всему тому, что позволяет обозревать, исследовать мир тварный.

«Смысл есть свет, и бессмыслие – тьма. Смысл в себе, в своей абсолютной природе, – абсолютен и не имеет очертания; это стихия и бесконечная сила света. Бессмыслие – меон, отсутствие смысла; оно окружает смысл и тем оформляет его, дает ему очертания и образ» [2,

с. 49]. В развитии своей мысли философ допускает использование недостаточно строгой терминологии: свет, тьма, стихия.

Удивительно, но при этом создается ощущение не понижения философского уровня текста, а как раз наоборот, возникает некая интеллектуальная сила и убедительность. Однако значимость представленной цитаты в ином.

Лосевский уровень рассмотрения смысла – это уровень

«абсолютного смысла, не имеющего очертаний» и границ. На этом