Государство и право Древнего мира и Средних веков - Кучма В.В

согласия сеньора, с тем, однако, условием, что приобретатель этого держания будет нести в пользу сеньора все традиционные повинности, предусмотренные старинными обычаями. Многие феодальные формы личной зависимости крестьян от своих сеньоров (формарьяж, «право первой ночи», «право мертвой руки» и т. п.) были уже практически изжиты. Почти повсеместно произошло освобождение крестьянства от барщинных работ, и основной формой феодальной зависимости стал денежный öåíç, который имел тенденцию к постоянному повышению. Продолжали сохраняться многие баналитеты. Общее число поборов, взимаемых с крестьян в пользу сеньоров (так называемых пэажей), составляло от 5 до 7 тысяч в целом по стране. К поборам, налагаемым светскими сеньорами, добавлялась десятина, идущая в пользу церкви (она обычно отнимала от одной двенадцатой до одной пятнадцатой части урожая). Усилился процесс социального расслоения крестьянства: параллельно с выделением из его состава разбогатевшей верхушки формировался слой безземельных арендаторов-испольщи- ков. В деревню интенсивно проникал ростовщический капитал; большое распространение получила ипотека, т. е. дача ссуд под залог земли. Многие крестьянские земельные держания оказывались заложенными и перезаложенными по нескольку раз. Так как ипотека могла распространяться на несколько поколений или даже являлась наследственной, она внешне приобретала вид феодального ценза и потому именовалась сверхцензом. Однако принципиальное отличие сверхценза от других феодальных платежей состояло в том, что он шел не сеньору, а лицу, выдавшему ссуду, — таковым мог оказаться и представитель городской буржуазии, и местный крестьянский богатей.

Для городской экономики в XVI—XVII вв. была характерна определяющая роль торговли. Крупные капиталы, складывавшиеся в период первоначального накопления, находили свое приложение в первую очередь именно в этой сфере. Хотя по сравнению с Италией, Голландией, Англией, странами Пиренейского полуострова Франция имела менее развитую морскую торговлю, открытие Америки и путей в страны Леванта и Индию придали новое развитие французским портовым городам Атлантического побережья и Средиземноморья. Город Лион со времен Людовика XI стал крупным центром не только внут-

ценных металлов; методом достижения этой цели считалось максимально активное государственное вмешательство в хозяйственную жизнь. Своей высшей точки развития политика меркантилизма достигла в 60—70 годы XVII в., когда правительство возглавлял Ж.-Б. Кольбер. Он начал свою деятельность с упорядочения финансовой системы, после чего обратил главное внимание на развитие торговли: отменил внутренние таможни, повысил пошлины на импортные товары, запретил вывоз сырья из Франции. С целью создания новых рынков сбыта основывались колонии в Индии, Африке, Северной Америке. Создавались благоприятные условия для деятельности монопольных внешнеторговых кампаний (Ост-Индская, ВестИндская, Левантийская и др.); шло активное строительство военного и торгового флота. В области промышленности основывались крупные централизованные мануфактуры, имевшие статус королевских (суконные, ковровые, стекольные и др.). В целом, деятельность Кольбера создавала благоприятные условия для дальнейшего развития капиталистических отношений. Однако многие его проекты, не имевшие достаточно прочного социально-экономического обоснования (например, в области сельского хозяйства, цехового ремесленного производства) так и остались нереализованными.

Эволюция сословной структуры. Феодальные отношения, которые оставались безраздельно господствующими, оказывали тормозящее воздействие на новые общественные явления. Особенно сильное препятствие на пути капиталистического развития представляла собой в высшей степени консервативная сословная структура, построенная на принципах полити- ческого и правового неравенства субъектов как участников общественных отношений. Несмотря на периодическую сменяемость конкретных государственных форм, политическая система феодализма на всем протяжении существования этой формации (в том числе и в период абсолютной монархии) неизменно сохраняла свою сословную сущность в качестве одного из основных системообразующих элементов.

Сословная организация французского общества продолжала сохранять свою традиционную трехкомпонентную структуру, оформившуюся на этапе сословно-представительной монархии. Однако внутри трех старых сословий под воздействием

мента и церковного синода были резко ограничены возможности вмешательства папы в дела французской церкви, значи- тельно уменьшены финансовые поступления из Франции в папскую казну. Окончательное оформление галликанской церкви произошло в соответствии с Прагматической санкцией короля Карла VII, изданной 7 июля 1438 г. в гор. Бурже. Действуя в русле т. н. соборного движения, имевшего в то время общеевропейский характер, Прагматическая санкция провозгласила верховенство Вселенских соборов над римским папой. Что же касается вопросов внутреннего устройства собственно французской церкви, то документом был установлен принцип выборности епископов и аббатов церковными капитулами и монастырскими общинами; при этом за королем и сеньорами закреплялось право рекомендовать кандидатов на эти должности. Папа был лишен права на раздачу церковных бенефициев; со своей стороны, вновь назначенные епископы и аббаты освобождались от выплаты единовременных взносов за получе- ние этих бенефициев (аннатов). Было запрещено обращаться к суду папской курии с апелляциями до окончательного прохождения соответствующих дел через все светские судебные инстанции.

Прагматическая санкция 1438 г. действовала почти 80 лет, вплоть до заключения Болонского конкордата, подписанного в 1516 г. королем Франциском I и римским папой Львом X. Наиболее жесткие положения Прагматической санкции были несколько смягчены. Так, Болонский конкордат обходил мол- чанием вопрос о соотношении власти папы и Вселенских соборов; восстанавливалась выплата некоторых аннатов (их окон- чательная отмена произошла лишь в период Великой французской революции); вновь подтверждалось право римской курии как высшей инстанции в системе церковных судов. С другой стороны, король получил фактически неограниченное право назначения на высшие церковные должности внутри страны (правда, с последующим их утверждением папой, но это утверждение имело чисто формальный характер). Король мог подолгу не замещать освободившиеся вакансии, а доходы с церковных бенефициев брать в пользу казны. Он имел право соединять несколько бенефициев в один и жаловать его своим приближенным. Таким образом, галликанская церковь все орга-

Замкнутый, кастовый характер дворянского сословия приобрел свой окончательный вид и правовое оформление: принадлежность к дворянскому сословию подтверждалась наличи- ем соответствующих юридических документов. Подавляющее большинство дворянского сословия составляло потомственное дворянство («дворянство шпаги»; дословно «люди шпаги» — gens d’epee). Однако королю принадлежало право пожалования дворянского титула в индивидуальном порядке и лицам недворянского происхождения. Наиболее распространенным основанием для выдачи соответствующего королевского акта являлась покупка дворянских земель, а также должностей в государственном аппарате; естественно, что финансовыми средствами для этого располагали главным образом буржуазные элементы из состава городского населения. Такого рода сделки рассматривались обладателями финансовых средств как весьма выгодное помещение капиталов: государственное жалование и другие льготы чиновничьей службы играли роль своеобразных «процентов» по вкладу; кроме того, вхождение в состав дворянства освобождало бывшего представителя третьего сословия от многих податных обязанностей. Особой интенсивностью процесс обновления дворянства отличался в XVI в. Естественно, что старая родовая знать, предки которой носили дворянский титул в течение многих столетий, с нескрываемым презрением относилась к подобным скороспелым «выскочкам». Однако королевская власть, подталкиваемая постоянной нехваткой денег в казне, не только не препятствовала указанному процессу, но даже всячески содействовала ему. В 1579 г. было официально запрещено аноблирование (т. е. приобретение дворянского титула) только по факту приобретения дворянского поместья; отныне обязательным условием официального приобщения ко второму сословию стало получение королевского патента. Впрочем, число лиц, приобретших дворянский титул вследствие покупки государственной должности (т. н. «дворянство мантии»; дословно «люди мантии» — gens de robe) никогда не было значительным. К тому же эта прослойка сокращалась за счет возможности перехода ее представителей в состав дворянства шпаги: так, дети «мещан во дворянстве», отслужившие в армии в течение 25 лет, приобретали потомственное дворянство. К концу периода абсолютизма (к середине XVIII в.)

Несмотря на то, что основные рычаги оперативного руководства национальной экономикой по мере укрепления капиталистических отношений все более и более сосредоточивались в руках буржуазии, безраздельной монополией на политическую (в том числе государственную) власть продолжало обладать дворянство. В обществе складывалось положение, когда два соперничающих класса оказывались в состоянии временного баланса и своеобразного динамического равновесия: политическая мощь и экономическое бессилие дворянства уравновешивались экономическим могуществом и политическим бесправием буржуазии. Находясь в состоянии конфронтации, оба эти класса вместе с тем нуждались друг в друге, так что равновесие их борьбы было одновременно и равновесием их сотрудничества.

Больше всего от этого равновесия выигрывала королевская власть, которая приобретала практически неограниченные возможности для собственного усиления. Именно к ней устремлялись надежды дворянства (а в более широком масштабе

— обоих привилегированных сословий) в стремлении преодолеть экономические трудности и сохранить свою монополию на власть перед лицом возрастающих политических претензий буржуазных элементов третьего сословия. Но также именно к ней вынуждены были апеллировать и эти буржуазные элементы, объективно отражавшие общенациональные интересы по наведению в стране твердого общественного порядка и спокойствия, нарушаемого междоусобицами феодальных клик. Разумеется, глобальные политические симпатии королевской власти продолжали оставаться на стороне привилегированных сословий, и именно их интересы абсолютистская власть продолжала выражать в первоочередном порядке и в максимально выраженном виде. Вместе с тем, способствуя решению назревших общенациональных задач, короли объективно поощряли промышленное, торговое и финансовое предпринимательство, происходившее под непосредственным руководством буржуазных элементов. Вследствие этого королевская власть получала возможность использовать в своих собственных интересах динамичность молодой буржуазии, ее способности, грамотность, предприимчивость, новизну и прогрессивность ее проектов. Не следует при этом забывать, что буржуазия продолжала интере-