Послание к воспитателю

В случае с Тамарой нетрудно увидеть направленность индивидуальных переживаний в буднях детского сала. С одной сто­роны, речь идет о четкой взаимосвязи между полученными травмами и вербальным указанием на них. С другой стороны, эта взаимосвязь всплывает в свободной игровой ситуации. Игро­вые фантазии детей не конфронтировали в данной ситуации с желаниями и ожиданиями воспитателя. Таким образом, игра обязательно сразу же выявляет и проясняет смысл действий ре­бенка. Но все же можно легко представить себе, что маленькие дети постоянно заняты переработкой различных прежних столк­новений, особенно если те приводили к душевным “травмам”. Этими столкновениями могут быть как родительские программы воспитания, например, запреты и заповеди, так и их последствия, выраженные в форме повторения ранних переживаний (A. Leber et аl., 1983).

Я хотел бы привести один пример, иллюстрирующий, что в бессознательном повторении болезненных физических пережи­ваний одновременно скрываются психологическая проблема и послание ребенка к воспитателю. Эльзбе Брост, преподаватель­ница в заведении для детей с физическими отклонениями в раз­витии, рассказывает:

“Фолькер мучает более слабых детей. Вместе со своим другом он зата­щил Куно, который даже не сопротивлялся, в туалет, связал ему руки, обер­нул вокруг его шеи шнур, а конец шнура засунул ему в рот... Фолькер, перенесший уже много операций на позвоночнике, ожидает нового хирургического вмешательства. Он говорит: “Оттуда поступает наркоз, и от него можно умереть. Тогда тебя выбросят в окно” (Е. Brost, 1984, S. 89f).

Педагог Эльзбе Брост пытается помочь Фолькеру. Она пи­шет родителям о его страхах и просит не оставлять ребенка од­ного. Но они снова отправляют его в больницу и возвращаются домой.

“Фолькер перенес операцию. С облегчением я читала открытку, которую он написал мне во время летних каникул. Учить Фолькера было трудно до тех пор, пока его мучили эти скрытые страхи. Они в течение очень долгого времени не оставляли мальчика. Именно из-за этого он стремился напугать других детей. Его раздражало, что Куно не защищался. Тут он наконец-то мог насладиться властью! Но не оставался ли он при этом все той же беззащитной жертвой? Ведь на самом деле ему хотелось научиться защищать самого себя! И весь этот ужас продолжался: Куно должен был раздеться, оказаться привязанным, ему затыкался рот. Все это напоминало предопе­рационные мероприятия. Не делал ли он с Куно то, что делали с ним самим? Мы, взрослые, ничего не понимаем в этих взаимосвязях. Воспита­тельницы и я в растерянности говорили об эмоциональной холодности этих казавшихся нам садистами детей, от которых как от стенки отскакивали все упреки” (ibid., S. 90).

Рассказ о Фолькере озаглавлен “Скрытый зов о помощи”. Фолькер пытается с помощью своих действий в отношении дру­гих детей справиться с собственными переживаниями (бессозна­тельно повторяя их в игре), но вместе с тем он старается и при­влечь внимание к своей проблеме: бессилие перед всесильными, которые могли бы помочь ему справиться со страхом. Конечно, прежде всего, это его родители. Но если родители отказали ему в помощи, то кто мог бы быть для него ближе, чем воспита­тельница?