54. Статут, ординанс и прокламация в праве средневековой Англии. Вестминстерские статуты Эдуарда I. Статут, ординанс и прокламация

В средневековой Англии «ординансами» называли акты, имевшие высшую юридическую силу. Причем бывало так, что одни и те же законодательные акты именовались одновременно «провизиями (provisions)», «статутами (statutes)» и «ординансами (ordinances)». В качестве наиболее яркого примера такого смешения терминов можно привести совокупность актов, принятых в 1278 году в Глостере (Gloucester). В преамбуле к их основному тексту говорилось о том, что из-за недостатка подходящих законов была принята масса «различных дополнений к законам и новых провизий, и эти статуты, ордонансы и провизии, изложенные ниже, следует отныне всему народу королевства твердо соблюдать (divers supplecions de lei e de noveles purveaunces e les estatuz ordeignemenz e purveaunces suz escrites de tute la gent del regne desoremes fermement feient gardez)»²³³ (курсив мой. — В. Т.). Смешение статутов, ординансов и провизий сохранялось и в XIV веке. Так, законодательные акты, принятые на тридцать восьмом году правления Эдуарда III (1327–1377), именовались одновременно и «статутами» и «ординансами»²³⁴. Однако в это время уже наметилось определенное различие между ними. В парламентских свитках, относящихся к тридцать седьмому году правления Эдуарда III, нашел отражение случай, показывающий, что отличие ординансов от статутов уже вполне тогда сознавалось. Канцлер сообщил Эдуарду III о том, что парламент подал петицию об удовлетворении своих жалоб. Король пришел на заседание лордов и общин «и так спросил их, хотят ли они, чтобы изложенное в петиции было исполнено ординансом или статутом? Они сказали, что содержание петиции лучше привести в действие ординансом, а не статутом, для того, чтобы если они захотят что-либо изменить, это можно было сделать в следующем парламенте»²³⁵. Отсюда видно, что ординансы рассматривались в качестве узаконений, в которые, в отличие от статутов, легче было внести те или иные поправки.

Появлению взгляда на ординансы как на узаконения, отличающиеся по своей юридической силе от статутов, способствовало развитие парламента. Как известно, в первые десятилетия своего существования он был однопалатным и рассматривался скорее в качестве заседания представителей различных сословий, нежели политического института. Последующая институциализация парламента, превращение его в государственный орган, разделение его на палаты и корпорации (estates) повлекли за собой усложнение законодательного процесса, которое в свою очередь породило разнообразие в законодательных актах.

В XVI веке различие между ординансами и статутами стало осознаваться как непреложный факт. Королева Елизавета, утверждая в 1587 году своей патентной грамотой, скрепленной Большой Печатью Англии, принятые Палатой общин и Палатой законодательные акты, заявляла в ней: «Мы просмотрели и вполне уразумели различные и разные Акты и Ординансы…»²³⁶. Кроме того, королева отмечала, обращаясь к парламентариям: «И хотя вышеуказанные несколько Актов и Ординансов получили от вас, наши вышеупомянутые Подданные, Лорды и Общины, собравшиеся в настоящем Парламенте, полное одобрение и согласие, и кажутся крайне нужными и выгодными для Государства, они не могут иметь законной силы или действия без нашего королевского утверждения, данного и приданного тем же Актам и Ординансам и каждому из них»²³⁷.

Эдвард Кук отличительные признаки статута и ординанса связывал с порядком их принятия. «Не существует никакого акта парламента, — писал он в четвертой части своих “Институций” — кроме того, который должен иметь согласие лордов, общин и королевское утверждение короля, и как это представляется рукописями и нашими книгами, все, что принимается в парламенте тройным согласием, имеет силу акта парламента. Различие между актом парламента и ординансом в парламенте состоит в том, что у ординанса недостает тройного согласия, и он предписывается одним или двумя из них»²³⁸. В качестве примера английский правовед привел случай восстановления королем Генрихом IV в знатности и в держании земель Уильяма Лафенби, при согласии лордов духовных и общин (без лордов светских). Это считается, отметил Кук, ординансом, а не актом парламента²³⁹.

Иное различие между ординансом и статутом проводилось в самом авторитетном в XVII столетии юридическом словаре профессора цивильного права в Кэмбриджском университете Джона Кауала (John Cowell, 1554–1611). Первое издание данного словаря вышло в свет в 1607 году под названием «Интерпретатор, или книга, содержащая значение слов: где изложено истинное значение всех или большей части таких слов и терминов, которые упоминаются у писателей по праву или в статутах этого победного и обновленного королевства»²⁴⁰. Впоследствии его много раз перепечатывали (в 1637, 1658, 1672, 1684, 1701, 1708, 1727 гг.)²⁴¹. С 1684 года он стал выходить во втором издании, обновленном и исправленном правоведом Томасом Мэнли (Thomas Manley). Ординансу парламента в этом словаре посвящена специальная статья. «Акты Парламента часто называются Ординансами Парламента в Парламентских Свитках, — говорится в ней. — Если есть какое-либо различие, то оно заключается в том, что Ординанс является лишь временным (temporary) и может быть изменен одними Общинами. Но Акт — вечное Право (perpetual Law) и не может быть изменен иначе, как Королем, Лордами и Общинами»²⁴².

Мнение об ординансах как о временных узаконениях высказывал и правовед Ричард Вуддесон(Richard Wooddeson, 1745–1822). Он привел в своей книге «Систематический взгляд на законы Англии» слова Эдуарда Кука о различии между ординансом и статутом, но заметил при этом, что оно является скорее следующим: «Статуты предназначались для постоянного права, ординансы (подобно тому, как и действие современных актов ограничивалось первоначально определенным сроком) являлись временными опытами, составленными с учетом будущего исправления по какому-нибудь случаю»²⁴³.

Вопроса о различии между ординансом и статутом касался в одном из своих сочинений, написанных в 20-х годах XVII столетия, клерк английского парламента Генри Элсинг (Henry Elsynge или Elsing, 1598–1654). Он отмечал, в частности, что ординанс требует для своего принятия менее сложной «церемонии (ceremony), чем статут, и может быть отменен другим ординансом, без участия короля и Палаты лордов. Отсюда им делался вывод о том, что ординанс имеет «более низкую природу (lower nature) по сравнению со статутом²⁴⁴.

В трактате «Судопроизводство в Парламенте», опубликованном в 1991 году по рукописи, хранившейся в Национальной библиотеке Уэльса, Генри Элсинг следующим образом характеризовал функции парламентских корпораций (estates) в законодательном процессе: «В издании наших старинных законов Общины подают петиции (petere), Лорды утверждают (assentire) и король соглашается (concedere)»²⁴⁵. Порядок принятия законодательных актов на основе петиций Палаты общин был преимущественным до середины XV века. С конца правления Генриха VI все большее распространение стало получать законодательство на основе билля (законопроекта)²⁴⁶. Однако прежний петиционный порядок сохранился, хотя он и претерпел некоторые модификация²⁴⁷. Но в каком бы порядке ни принимались ординансы и статуты, согласие короля было одним из условий для наделения их юридической силой. Этот факт особо подчеркивал в своем трактате о прерогативах короля правовед Мэтью Хэйл (Matthew Hale, 1609–1676), обращая при этом внимание на то, что многие ординансы, изданные королем и пэрами ошибочно вводились в действие как статуты²⁴⁸.

Протоколы заседаний «Долгого парламента», проходивших с ноября 1640 и до марта 1642 года, показывают, что в ряде случаев Палата общин и Палата лордов принимали ординансы, которые вводились в действие без официально выраженного согласия короля: они касались конкретных ситуаций и не устанавливали каких-либо правовых норм. Так, в августе 1641 года парламентарии решили назначить своих представителей для сопровождения Карла I в его поездке в Шотландию, которые формально должны были провести переговоры с шотландскими парламентариями, а фактически надзирать за его величеством. Желая получить документ, подтверждающий полномочия указанных представителей, парламент обратился к лорду-хранителю Большой Печати Эдуарду Литтлтону (Edward Lyttelton, 1689–1645) с просьбой скрепить печатью поручение для них, однако тот отказался сделать это в неофициальном порядке. При обсуждении возникшей проблемы баронет Симондс Де Юс (Simonds d'Ewes, 1602–1650) привел случай, произошедший в 1373 году и зафиксированный в парламентских свитках, когда Палата общин подала королю петицию, и она составила содержание акта, объявленного его величеством в форме ординанса. Коллеги баронета ухватили идею и 20 августа приняли ординанс, уполномочивающий представителей английского парламента на поездку в Шотландию²⁴⁹. В тот же день лорды дали свое согласие на его принятие. Ординанс гласил: «Лорды и Общины, собравшиеся в этот настоящий Парламент, приказывают тем самым и назначают (далее перечислялись имена представителей. — В. Т.)… в качестве представителей обеих Палат Парламента сопровождать Королевское Величество во время Его Отсутствия в Королевстве Шотландии, и тем самым уполномочивают их, или любых трех или более из них, время от времени, представлять Его наипревосходнейшему Величеству покорные просьбы, консультацию и совет от верных Подданных Его Величества Лордов и Общин в Парламенте, согласно таким инструкциям и указаниям, которые к сему прилагаются, или которые в любое время после этого могут быть посланы им по приказу или по согласию обеих Палат»²⁵⁰.

По своей юридической природе ординанс, изданный парламентом без участия короля, был сходен с королевской прокламацией, которая в отличие от статута, представлявшего собой акт короля-в-парламенте (king-in-parliament), была актом короля как единоличного властителя (rex solus). В этой связи любопытно, что текст парламентского ординанса публиковался в точно таком же типографическом стиле, какой имел печатный текст королевской прокламации.