1 Волков о. Погружение во тьму. Из пережитого. М., 2002. С. 17-20.

2 Гарф. Ф. 1235. Оп. 66а. Д. 66. Л. 138.

3 Генрих Ягода. Нарком вьгутренних дел ссср. С. 338-339.

Конец 1920-х гг. характеризовался «беспрерывными и бесчис­ленными арестами». Под «железную» метлу снова попадали пред­ставители потомственной интеллигенции. Причина арестов — подозрение в антиправительственной деятельности и агитации. ОГПУ продолжало расправу с «социально-опасными» людьми. От

них освобождали Москву, Ленинград и другие крупные города. Высылались коренные горожане. Люди преклонного возраста не переносили тяжелых условий содержания и умирали в концлаге­рях и отдаленных местах поселения. Фактически это было физи­ческое уничтожение высшего слоя интеллигенции.

В их защиту выступили влиятельные деятели науки, искусства и культуры. Дело вылилось в открытое противодействие властям со стороны известных ученых, писателей и поэтов, которые, рис­куя своим благополучием и даже жизнью, спасали репрессирован­ных. В первых рядах был И.П.Павлов, физиолог с мировым име­нем. В своем письме-протесте от 20 августа 1930 г., адресованном в Совет народных комиссаров, он пишет: «Я поражен недавними арестами в Москве профессора Прянишникова, а в Ленинграде (в Институте экспериментальной медицины) профессора Влади­мирова. Первый, насколько я знаю, никогда политическим деяте­лем не был и представляет тип ученого (притом крупнейшего, вы­дающегося) , целиком ушедшего в свое дело. А второй (я знаю его близко)... совершенно неспособен к какому-нибудь противодейс­твию настоящему режиму...»¹

В сети ОГПУ попадают потомки радикально настроенных писателей XIX в. Родной племянник Достоевского, 68-летний Андрей Андреевич Достоевский тройкой ОГПУ был приговорен к пяти годам концлагерей с конфискацией имущества. Другой — тоже немолодой уже человек — Н.А.Пыпин, сын двоюродного брата Н.Г.Чернышевского, был посажен в концлагерь на 10 лет. Оба проходили по одному «контрреволюционному» делу, так как работали в Пушкинском доме Академии наук СССР.

Родственники арестованных взялись за их вызволение. Заявление родственников арестованного Достоевского с крат­кой запиской на своем личном бланке переслал Калинину А.В.Луначарский. За племянника Чернышевского Пыпина хода­тайствовал В.Д.Бонч-Бруевич. От него поступило обращение к председателю Комиссии по частным амнистиям П.Г.Смидовичу.

1 Гарф. Ф. 5446. Оп. 87. Д. 16. Л. 129.

² Там же. Ф. 1235. Оп. 66а. Д. 72. Л. 16-20.

Приведем отрывок из ходатайства В.Д.Бонч-Бруевича от 18 мая 1931 г.: «Может быть, этому совершенно умирающему ста­рику будет дана возможность реабилитировать себя и тем самым снять позорное пятно, которое пало на семью таких крупных ли­тературных и общественных деятелей, которые в прошлом, не­сомненно, связаны с истоками социалистического движения...»²

На заявлении родственников Достоевского М.И.Калинин напи­сал: «Я думаю, можно освободить». Смидович просил Комиссию по частным амнистиям ЦИК Союза поставить дело Пыпина на рассмотрение «...в возможно короткий срок»¹.

На имя Смидовича часто приходили подобного рода прошения, поэтому на заявлении необоснованно арестованных профессоров М.А.Севитова и В.В.Нагорного он вывел следующую резолюцию: «Мы так бедны культурными силами, так нам нужны такого рода специалисты, что, по моему мнению, от нормально поставленной работы специалистов с такой политической ориентацией, ЦИК СССР отказаться не может...»²

Нужна была четкая «политическая ориентация», т.е. постоянная и безоговорочная поддержка всех действий власти. В противном случае десятки и сотни ученых продолжали подвергаться арестам, ссылкам и расстрелам. Даже когда родственники настойчиво до­бивались пересмотра дела и Калинин просил ОГПУ еще раз разо­браться, это не значило, что человека могли освободить.

Власть не доверяла никому. Всемирно известный ученый, ди­ректор Радиевого института АН СССР, академик В.И.Вернадский, чтобы выехать в научную командировку за рубеж, вынужден был неоднократно обращаться за поддержкой к председателю прави­тельства В.М.Молотову. В своем письме от 2 мая 1933 г. на имя Молотова он писал: «26 марта я писал Вам — в предупреждение возможных недоразумений — о своей заграничной командировке от Академии наук. Ответа Академия не получает, и я боюсь, что какие-то недоразумения или волокита уже происходят и я могу вовремя не получить командировку.

В конце 1931 г. я подал Вам записку, где подробно изложил по­ложение дел и безусловную необходимость для моей научной ра­боты годовой командировки. Без этого я не могу закончить мою книгу «О геохимической энергии жизни в земной коре». У нас в Союзе сейчас нужных для этой моей работы условий не имеется. В личной беседе с Вами я получил разрешение на такую команди­ровку.

...В Англии хотел бы прежде всего лично посетить лаборато­рию Резерфорда и Содди в связи с моей работой по радиоактив­ности.

¹ Там же. Д. 66. Л. 27-32.

² Там же. Л. 123.

В связи с этой командировкой я должен использовать пригла­шение Парижского университета прочесть лекции по геохимии.

Должен был их прочесть в 1931 г., когда командировка моя была отложена правительством... Я не мог в 1932 г. быть в Париже, так как в мае должен был делать доклад на радиоактивной конферен­ции в Мюнстере. Парижский университет вторично отложил мои лекции и назначил их на 27 и 31 мая 1933 г.

...Прошу Вашего распоряжения о выдаче мне и жене моей за­граничных паспортов не позднее 16-18 мая»¹.

Вопреки протестам представителей общественности, репрес­сии против интеллигенции продолжались. В архивах сохранилось ходатайство академика В.И.Вернадского за Л.В.Сергеевича, сына известного историка, автора популярных в высшей школе лекций и исследований по истории русского права В.И.Сергеевича. В своем письме к председателю Президиума ЦИК СССР М.И.Калинину Вернадский сообщал, что больной 60-летний ученый Сергеевич с семьей в апреле 1935 г. по решению НКВД как бывший дворя­нин был выслан из Ленинграда в г. Челкар. Вернадский просил Калинина принять меры к пересмотру дела ученого и его семьи. «Всесоюзный староста» дал распоряжение запросить материалы на высланного Л.В.Сергеевича².