1Цафсб. Ф. 100. Оп. 1.Д. 5. Л. 151-152.

² Там же. Л. 153.

В 1926 г. в отделах ОГПУ на Лубянке стали скапливаться дела подследственных и заключенных, арестованных по политичес­ким мотивам, которые местные органы направляли в Москву на рассмотрение коллегии и Особого совещания ОГПУ. Причиной было то, что дела, попадая на оформление и подготовку в соот­ветствовавшие отделы, в них долго задерживались. В ожидании возврата дел подследственные находились в длительном предва­рительном заключении, что приводило к переполнению тюрем, голодовкам заключенных, их обращениям в прокуратуру и другие инстанции с требованием вмешательства, влекущим за собой ос­вобождение подследственных заключенных до решения их дел. По проверенным данным случаи задержания таких дел доходили до нескольких месяцев. По распоряжению Ягоды от 15 мая 1926 г. года, дела, прибывавшие в коллегию pi особое совещание ОГПУ из отдаленных мест, подлежали немедленному оформлению и подготовке для рассмотрения в срочном порядке².

В 1927 г. в СССР праздновалось 10-летие Октября. По такому слу­чаю 15 октября в Ленинграде, где происходили события октября 1917 г., Центральным исполнительным комитетом СССР был при­нят манифест об амнистии, подписанный председателем ЦИК СССР М.Калининым и секретарем ЦИК СССР А.Енукидзе. Статья 9 мани­феста исключала из действовавших уголовных кодексов союзных республик применение смертной казни в качестве меры социальной защиты по всем делам, кроме дел по государственным, воинским преступлениям и вооруженному разбою. 2 ноября 1927 г. в Москве было принято постановление «Об амнистии», которое подробно в 14 пунктах давало порядок практической реализации манифеста: всем осужденным к высшей мере наказания, за исключением лиц, изъятых статьей 10-й из манифеста, по которым приговоры еще не были приведены в исполнение, расстрел был заменен десятилетним лишением свободы со строгой изоляцией и конфискацией имущест­ва; лица, осужденные судами к лишению свободы на срок до 6 меся­цев включительно, были освобождены из-под стражи; трудящихся, красноармейцев и краснофлотцев, осужденных судами впервые к ли­шению свободы на сроки до одного года включительно, также осво­бождали; тех, кто был осужден к лишению свободы впервые на дли­тельные более трех лет сроки, освобождали, если они уже отбыли половину срока, назначенного судебным приговором; а тех из них, кто не отбыл половину срока, предполагалось освободить по истече­нии половины срока. Всех остальных лиц, осужденных к лишению свободы на более длительные сроки, предписывалось освободить по отбытии 2/3 установленного срока наказания.

В постановлении подчеркивалось, что указанные льготы не рас­пространялись на членов антисоветских партий, а равно на лиц, осужденных за злостное взяточничество и злостные растраты. Предполагалось освободить от дальнейшего содержания под стра­жей лишь граждан, осужденных по приговорам судов или админис­тративных органов за контрреволюционную деятельность еще во время Гражданской войны. Люди, осужденные органами ОГПУ, кро­ме изъятых из амнистии статьей 10-й манифеста, должны были от­бывать 2/3 установленного срока. Под амнистию попали даже люди, осужденные органами ОПТУ за государственные преступления и вооруженный разбой. Они освобождались по отбытии 3/4 установ­ленного приговорами срока. На основании того же манифеста и пос­тановления об амнистии предполагалось снять с особого учета всех бывших офицеров и военных чиновников белых армий¹.

Юбилейный год прошел, и власти еще больше стали преследовать нелояльных граждан непролетарского происхождения, так называ­емых «бывших людей». По всей стране осуществлялась тотальная слежка за людьми образованными, имевшими свои взгляды и позво­лявшими себе откровенные суждения об окружавшей их действитель­ности. Аресты осуществлялись по ложным доносам. В этом смысле по­казательна судьба сына бывшего тверского губернатора О.В.Волкова, узника советских лагерей с 26-летним стажем. Впервые он попал в застенки Лубянки в 1928 г. молодым человеком, когда по Москве про­катилась волна арестов. Никаких компрометирующих данных на него не было, но он работал переводчиком в греческом посольстве, поэ­тому ему предлагали стать секретным осведомителем; получив отказ, чекисты пообещали сгноить его в лагерях. ССоловков, где Волков отбывал свой первый срок, его выручил родной брат, ходатайство­вавший за него у М.И.Калинина. Несмотря на давнее знакомство се­мьи Волковых с Калининым, чекисты не простили О.В.Волкову отказ стать сексотом и периодически упрятывали его в лагеря с последую­щими ссылками¹. Для того, чтобы в очередной раз вызволить Волкова из тюрьмы, Калинину пришлось лично обращаться к заместителю председателя ОГПУ: «Тов. Ягода. Можно было бы сделать облегчение, ну хотя бы освободить из-под стражи с оставлением принудительных работ на месте. С коммунистическим приветом М.Калинин»².

Сворачивание нэпа привело к обострению политической ситу­ации в стране, и прежде всего в Москве. 7 мая 1929 г. Г.Ягода на­правил письмо своим подчиненным Т.Д.Дерибасу, А.ХАртузову, Г.Е.Прокофьеву, Я.К.Ольскому, Г.И.Благонравову, Н.Н.Алексееву, К.В.Паукеру и другим о мерах по борьбе с антисоветской агитаци­ей в Москве: «Злостная агитация в Москве принимает довольно большие размеры... Необходимо ударить по всей этой публике, особенно важно сейчас, ибо здесь пройдут целый ряд кампаний: чистка сов. аппарата, выселение из домов нэпмановского элемен­та, лишенцев и др. ...Необходимо провести широкие аресты зло­стных агитаторов, антисемитов, высылая их в Сибирь... Даже с семьями, особенно, если это «бывшие» люди»³.