Многозначность и стиль

Научный стиль. Приведем для иллюстрации отрывок из статьи Л. П. Якубинского «О диалогической речи»:

«Мы можем говорить о мимическом, пантомимическом и жестикуляционном “интонировании”. Мимика и жесты не яв­ляются чем-то посторонним, привходящим, случайным при раз­говоре, но, наоборот, - сросшимся с ним; даже при диалоге по телефону, когда нет зрительного восприятия собеседника, мими­ка и жесты часто осуществляются. Очень большое значение при самом говорении имеет восприятие мимики заинтересованности или незаинтересованности. ...Это явление каждый, конечно, на­блюдал на себе: тонус речи, “температура” речи различна в за­висимости от того, насколько говорящий “подогревается” или “охлаждается” мимикой слушающего».

Проанализируем выделенные в тексте слова.

Сросшиеся, срастись «2. перен. Неразрывно соединиться, оказаться тесно связанным с кем-, чем-либо» (СлРЯ). Словарь дает к слову помету «переносное», фиксируя тем самым факт, что носители литературного языка ощущают образность такого упот­ребления слова. Означает ли это, что научный текст стал экспрес­сивным? Нет. Слово в переносном значении обеспечивает здесь не изобразительность, а краткость и точность изложения. Вместо развернутого выражения «прочно соединившимся» автор исполь­зовал одно слово сросшимся, содержание которого читатель вос­принимает непосредственно, без актуализации исходного значе­ния «соединиться в процессе роста», поскольку текст совершенно исключает идею «роста»: ни мимика, ни жест, ни разговор не растут, не увеличиваются. Итак, в научном тексте слова могут использоваться в переносном значении не в целях экспрессии, а в целях точности и краткости. При этом факт переноса затушевы­вается в сознании читателя, так как контекстом стирается всякий след исходного, прямого значения слова.

Интонирование «действие по значению глагола интониро­вать - произносить или исполнять что-либо с какой-либо инто­нацией» (СлРЯ). В тексте мимическое, пантомимическое, жести­куляционное интонирование - произнесение чего-либо с какой-то мимикой, пантомимикой, жестом. Очевиден метафорический пе­ренос названия по сходству явлений в функции: как и интонация, мимика сопровождает высказывание и влияет на его смысл. Автор использует эту метафору, чтобы дать наименование описываемому явлению. В сущности, перед читателем три новых термина: ми­мическое интонирование, пантомимическое интонирование, жес­тикуляционное интонирование. Следовательно, в научном тексте переносное значение может являться результатом терминирова­ния, образования нового термина для обозначения нового поня­тия. Здесь особенно ярко проявилась когнитивная функция мета­форы, когда одно явление познается путем сравнения с другим.

Температура «степень нагретости чего-либо» (СлРЯ). В тексте значение этого слова - «степень красноречивости, убедительности, выразительности высказывания». Метафоризация затронула еще два слова: подогревается и охлаждается. Развернутая метафора использована явно в целях выразительности речи. Но от метафо­ры в художественном или публицистическом тексте такое упот­ребление отличается своей локальностью, одномоментностью действия. У него нет никакой связи с концепцией текста, оно не входит в систему выразительных средств, поскольку таковая про­сто отсутствует. Единственное назначение рассматриваемой ме­тафоры - подчеркнуть данную авторскую мысль, на целый текст ее влияние не распространяется.

Официально-деловой стиль в большей части сво­их жанров не допускает употребления слов в переносном значе­нии, поскольку требованием текстов в этом стиле является одно­значность понимания. Однако есть жанры, в которых образное использование слов допустимо. Такова, например, судебная речь. Оценивая показания одного из свидетелей, А. Ф. Кони говорит: «Могут быть неверные детали, архитектурные украшения, мы их отбросим, но тем не менее останется основная масса, тот ка­мень, фундамент, на котором зиждутся эти ненужные, непра­вильные подробности». Поскольку эти показания были положены в основу обвинительной речи «По делу об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем», А. Ф. Кони с помощью развернутой ме­тафоры передает их убедительность.

В разговорно-бытовом стиле слова в переносном значении используются для выражения эмоциональной оценки и самооценки, а также в целях обозначения предмета с минималь­ной затратой времени, когда точное обозначение чабылось (субъ­ективная потеря слова) или неизвестно: «А. Ты писал об этом? Б. Где-то я об этом мурлыкнул»; «1. А где же вся эта машина? (= мотор у подвесного холодильника). 2. Да наверху»*.

Церковно-религиозный стиль, кроме того что использует языковые метафоры («пусть в нас воссияет Его мир, радость, добро» - из проповеди А. Меня «Притча о богаче и Ла­заре»), имеет еще особый источник развернутых метафор - биб-

Русская разговорная речь: Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М., 1983. С. 153, 199.

лейские и евангельские сюжеты, в свете которых изображаются житейские ситуации. Так, например, в проповеди «Притча о сея­теле» А. Мень говорит: «Божественный Сеятель сеет в наших сердцах Свое Слово, а человек оказывается не готов, не способен принять и взрастить в себе это Божественное Семя. Сколько се­мян упало напрасно! Сколько задушено бурьяном, сколько не имело корня! И только одно выросло на доброй почве и дало плод. Что это значит? Это значит, что Слово Божие, Дух Божий, сила Таинств, которые дает нам Церковь, - все это может ока­заться напрасным и бесплодным. Потому что участь Божьего се­мени зависит также от того, на какую почву оно упадет. Как бы ни была велика сила Слова Божьего, Его спасающей благодати, если мы с вами, наше сердце, наша душа не будут готовы при­нять этот Божественный дар - все будет бесполезным». Пропо­ведник использует силу метафоры для увеличения воздействую­щего начала в тексте.

Художественный и публицистический сти­ли. I. В текстах этих стилей широко используются языковые пе­реносы, причем, в отличие от научного стиля, контекст поддер­живает образный смысл, делает более ощутимым то, что в языке, возможно, начало уже стираться. Самым употребительным спо­собом такого поддерживания выразительности является семный повтор. Приведем небольшой отрывок из иронической миниатю­ры И. Бунина «В летний вечер»:

«Дождь перестал. Зелень засверкала, яркая, молодая, обнов­ленная. Весело защебетали птицы. Ласточки, упиваясь безотчет­ною радостью, тонули в чистом воздухе. И солнце догорало тихо и безмятежно. Наступила заря, вся напоенная свежестью и благо­уханьем. Да, уже давно не было такого заката! Как хорош был зеркальный затон у подножия старого живописного парка! Как привольно было вершинам столетних пирамидальных тополей в прозрачном весеннем воздухе!»

Выделенное прилагательное зеркальный имеет в тексте значе­ние, зафиксированное в словаре: «2. перен. Обладающий блестящей, гладкой поверхностью» (СлРЯ). Поскольку характеризуется вода, мы понимаем, что речь идет о ее спокойной и блестящей по­верхности. Вот эти два смысла - «спокойный» и «блестящий, отражающий» - и передаются в значениях окружающих слов: тихо, безмятежно, напоенный, прозрачный, засверкала, яр­кая, обновленная.

Далее поведение героев миниатюры описано так: «Жаба си­дела на корявом водяном пне, на корнях затонувшей ракиты. Вся она отражалась в зеркальной воде, видела в ней и розовые тоны заката, и синеву глубины отраженных небес - чистый, ясный лик природы»; «Водяная лилия наклонила свою нежную головку, от­ражаясь в воде». Как видим, повторяется тот же мотив зеркально­сти, отражения, ясности.

Другой способ подчеркнуть, оживить языковой перенос - это включение его в развернутую метафору, сравнение. Приведем с некоторыми сокращениями отрывок из повести Д. Гранина «Эта странная жизнь»:

«Вникая в Систему Любищева, автор увидел Время словно через лупу. Минута приблизилась; она текла не монотонным, безразличным ко всему потоком - она отзывалась на внимание, растягивалась, как будто перед глазами автора проявилось тече­ние мысли, время стало осмысленным. Если сравнить время с потоком, как это принято было еще у древних греков, то Люби- щев в этом потоке - гидростанция, гидроагрегат. Где-то в глуби­не крутится турбина, стараясь захватить лопастями поток, иду­щий через нас».

Глагол течь употреблен в значении «3. перен. Идти, прохо­дить, протекать (о времени, состоянии)» (СО). Однако развернутое сравнение поддерживает в сознании читателя исходное значение «литься, струиться» и делает перенос ярким и выразительным.

В публицистической речи сегодня широко используются раз­вернутые метафоры при освещении проблем политики и эконо­мики. Эти области изображаются в свете тем «война», «болезнь», «дом», «спорт» и др. Ср. рассуждение Вячеслава Костикова о ли­бералах после выборов в Государственную Думу 2004 года:

«Очнувшись от “политического запоя”, либералы с удивлени­ем обнаружили, что у них нет ни избирателей, ни политического ресурса. Но принять поражение... они не смогли. Слишком пья­нящим был мед кратковременной власти, слишком сладким был елей, расточаемый в их адрес либеральными СМИ, слишком веселой и бесшабашной была “политтусовка”... Не получилось бы так, что вместо кислых, но привычных “яблок” и давно рай­онированных коммунистических “вьюнков” в кремлевских садах зацветут колючие национал-патриотические репейники» (Аргу­менты и факты. 2004. № 34).

2. Художественные и публицистические тексты часто ис­пользуют индивидуально-авторские переносы, одиночные и раз­вернутые. От употребления в научных текстах такие переносы отличаются тем, что являются частью словесной образной систе­мы произведения и связаны с авторской концепцией, что, отме­тим, касается и языковых переносов.

Рассмотрим это кардинальное качество образности художест­венных и публицистических текстов на трех примерах.

В иронической миниатюре И. Бунина «В летний вечер» спо­койствие и красота пруда, а через них спокойствие и красота ве­чера подчеркиваются отнюдь не случайно: именно в такой вечер герои повествования гадюка, жаба, улитка, уж и ворона вдруг разнежились и почувствовали себя возвышенными, утонченными натурами. Проницательный скептик жук говорит им: «Так, так... Все вы прекрасно себя чувствуете и думаете, друзья мои, что нет лучше вас на свете... А знаете что? Не приходит ли вам в голову, что хороши-то не вы, а вечер? В этом, знаете ли, большая запя­тая!» В тексте возникает оценочный контраст, и рассмотренные языковые средства в нем участвуют.

Развернутое сравнение в повести Д. Гранина «Эта странная жизнь» используется для формулировки главной мысли, входит в цепочку ключевых слов, ведь герой повествования тем и интере­сен, что развил в себе способность как бы ощущать ход, течение времени.

Роль индивидуально-авторского переноса покажем на приме­ре рассказа А. Платонова «Песчаная учительница». В заголовок вынесено ключевое сочетание текста, прилагательное песчаная употреблено в нем метонимически, общий его смысл можно сформулировать так: «имеющая отношение к песку». В прямых значениях слов, составивших заголовок, общих сем нет, заго­ловок выглядит необычным и неясным. Лишь по мере чтения он расшифровывается и наполняется все новыми смыслами: «учительница, живущая в песчаной пустыне», «учительница, преобразующая песчаную пустыню», «учительница, помогающая крестьянам жить в песчаной пустыне», «учительница, готовая всю свою жизнь посвятить людям, живущим в песчаной пусты­не». Таким образом, весь сюжет, все действия героини фокуси­руются в заголовке.

2. Для создания игры слов, намеренной двусмысленности высказывания используется многозначность в художественном или публицистическом тексте. Содержательная роль приема раз­лична.

1. Прежде всего игра слов используется в каламбуре, с уста­новкой на комический эффект - на обнаружение и отрицание ка­кого-то негативного момента. Техника построения каламбура двоякая. Первый способ заключается в том, что слово дважды употребляется в разных значениях, причем так или иначе эти употребления связываются в памяти читателя и оттеняют друг друга. Например, в следующем фрагменте из «Двенадцати стуль­ев» связь возникает потому, что один герой повторяет слова дру­гого героя:

«Клавдия Ивановна продолжала: - Я видела покойную Мари с распущенными волосами и в золотом кушаке. <...>

Владельцев “Нимфы” было трое. Они враз поклонились Ип­политу Матвеевичу и хором осведомились о здоровье тещи. “Здорова, здорова, - ответил Ипполит Матвеевич, - что ей дела­ется? Сегодня золотую девушку видела, распущенную. Такое ей было видение во сне”. Три “нимфа” переглянулись и громко вздохнули».

Определение распущенный употреблено дважды, причем если в первом случае мы безоговорочно понимаем его как «освобож­денный от чего-то связывающего, ослабленный», то во втором случае мы вольны толковать его и как «безнравственный», пото­му что чувствуем, что герою очень хочется хоть как-то обругать свою тещу, а нам, читателям, очень хочется, чтобы герой рас­крылся в своих отрицательных качествах и стал смешным. Таким образом, установка на смешное есть - и перед нами каламбур.

Второй прием построения каламбура - это употребление мно­гозначного слова один раз, но так, что за счет смыслового согла­сования с разными словами текста активизируются два его значе­ния. Вот каламбур из книги Э. Кроткого «Отрывки из ненаписан­ного»: «Дети - цветы жизни. Не давай, однако, им распускаться». В соседстве со словом цветы глагол распускаться реализует значение «раскрыться», а смысловая связь со словом дети застав­ляет его актуализировать и другое значение: «3. перен. Стать не­дисциплинированным, избаловаться» (СО). Очевидна установка на комическое: в поэтическом штампе сатирик обнаруживает возможность неожиданного и резко отрицательного результата и предостерегает нас от него.

2. Если установки на комическое нет, то игра слов воспри­нимается как остроумное выражение мысли, особый «блеск» высказывания. Приведем отрывок из серенады Дон-Жуана в од­ноименной пьесе А. К. Толстого:

От Севильи до Гренады,

В тихом сумраке ночей,

Раздаются серенады,

Раздается стук мечей,

Много крови, много песней Для прелестных льется дам, - Я же той, кто всех прелестней,

Песнь и кровь мою отдам!

Выделенный глагол употреблен сразу в двух значениях: «течь, струиться» и «раздаваться, разноситься», однако комиче­ского эффекта не возникает, поскольку не обнаруживается ника­ких недостатков, которые надо обличить с помощью смеха.

Такая игра слов нередка в современной рекламе. Например, типография «Печатное поле» (игра значений слова поле есть и в названии фирмы) издает рекламу со слоганом «Внеси оживление в свою работу». При этом на листе размещены карточки с изо­бражениями животных и названиями продукции фирмы (бланки, буклеты, каталоги, визитки, конверты). При взаимодействии с изображениями животных в слове оживление «усиленное дви­жение, оживленность» (СО) происходит актуализация другого значения - «наполнение жизнью, жизненной силой».

3. Игра значений иногда используется автором для выражения глубокого художественного смысла. В романе Ф. М. Достоевско­го «Идиот» повествователь рассуждает о князе Мышкине:

«Казалось бы, разговор князя был самый простой; но чем он был проще, тем и становился в настоящем случае нелепее, и опытный камердинер не мог не почувствовать что-то, что совершенно при­лично человеку с человеком и совершенно неприлично гостю с человеком. А так как люди гораздо умнее, чем обыкновенно ду­мают про них господа, то и камердинеру зашло в голову, что тут два дела: или князь так какой-нибудь потаскун и непременно пришел на бедность просить, или князь просто дурачок и амби­ции не имеет, потому что умный князь и с амбицией не стал бы в передней сидеть и с лакеем про свои дела говорить, а стало быть, и в том и в другом случае, не пришлось бы за него отвечать?»

В тексте сталкиваются два значения слова человек: «мысля­щее существо» и «слуга, лакей». Игра значений выражает глубо­кий смысл: князь Мышкин во всех своих ближних видит челове­ка, существо равное себе. Это одна из самых замечательных черт главного героя романа.

Еще сложнее другой случай игры слов в том же произведе­нии. Описывается первый визит князя Мышкина к Епанчиным:

«- Чужое меня убивало. Совершенно пробудился я от этого мрака, помню я, вечером, в Базеле, при въезде в Швейцарию, и меня разбудил крик осла на городском рынке. Осел ужасно пора­зил меня и необыкновенно почему-то мне понравился, а с тем вместе вдруг в моей голове как бы все прояснело.

• Осел? Это странно, - заметила генеральша. - А впрочем, ничего нет странного, иная из нас в осла еще влюбится, - замети­ла она, гневливо посмотрев на смеявшихся девиц. - Это еще в мифологии было. Продолжайте, князь.

• С тех пор я ужасно люблю ослов. Это даже какая-то во мне симпатия. Я стал о них расспрашивать, потому что прежде их не видывал, и тотчас же сам убедился, что это преполезнейшее жи­вотное, рабочее, сильное, терпеливое, дешевое, переносливое; и чрез этого осла мне вдруг вся Швейцария стала нравиться, так что совершенно прошла прежняя грусть.

• Все это очень странно, но об осле можно и пропустить; пе­рейдемте на другую тему. Чего ты все смеешься, Аглая? И ты, Аделаида? Князь прекрасно рассказал об осле. Он сам его видел, а ты что видела? Ты не была за границей?

• Я осла видела, шашап, - сказала Аделаида.

• А я и слышала, - подхватила Аглая. Все три опять засмея­лись. Князь засмеялся вместе с ними.

• Это очень дурно с вашей стороны, - заметила генеральша, - вы их извините, князь, а они добрые. Я с ними вечно бранюсь, но я их люблю. Они ветрены, легкомысленны, сумасшедшие.

• Почему же? - смеялся князь, - и я бы не упустил на их мес­те случай. А я все-таки стою за осла: осел добрый и полезный человек.

• А вы добрый, князь? Я из любопытства спрашиваю, - спро­сила генеральша.

Все опять засмеялись.

• Опять этот проклятый осел подвернулся; я о нем и не дума­ла! - вскрикнула генеральша. - Поверьте мне, пожалуйста, князь, я без всякого...

• Намека? О, верю, без сомнения!

И князь смеялся не переставая».

Разговор, как видим, все время соскальзывает со значения осел «животное» на значение осел «глупый человек». Это происходит то нечаянно, то откровенно нарочито. Зачем это понадобилось художнику? Известно, что человека характеризует поступок. Героя романа надо было поставить в такую ситуацию, чтобы он прошел некую проверку на искренность или фальшь. Словно по лезвию ножа идет он в этом разговоре. Достаточно ему заподозрить собе­седников в желании оскорбить его, князя, достаточно обидеться, испугаться за свою репутацию, достаточно хоть немного покривить душой, самому попытаться обойти разговор об осле - и читатель поймет, что перед ним обыкновенный мелкий человек. Однако герой ничего подобного не совершает: он думает только о своем рассказе, о том, чтобы правдиво передать свои давние переживания. Он не обойдет осла, если там, в Швейцарии, он этого осла видел. Он не будет, еще не зная людей, сразу подозревать их в душевной грубости. Наконец, он умеет посмеяться над собой. Вот какие качества раскрывает в герое этот разговор об осле. В глубины характера ведет словесная игра. Поэтому с полным удовлетворе­нием мы воспринимаем окончательный приговор в данном эпи­зоде: «- Да и об осле было умно, - заметила Александра».

4. Тропы могут участвовать в создании национального коло­рита изложения. В повести Ю. Шесталова «Синий ветер касла- ния» так описывается костер:

«На обугленной перекладине висит котел чернее темной но­чи. Его кусают красные лисицы. Котел шипит, дымится па­ром... Ноздри щекочет запах свежего оленьего мяса. Вокруг кост­ра сидят оленеводы. Они смотрят на пляску красных лисиц, греются их теплом и слушают шипенье костра. В эту музыку ос­торожно вплетают свои мысли».

СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Харченко В. К. Переносные значения слова. Воронеж, 1989.