- •Лексикология
- •§ 1. Лексическое значение слова
- •Предметная отнесенность
- •Понятийное содержание
- •Коннотации
- •Структурная значимость
- •§ 2. Структура словарной статьи и отражение в ней элементов лексического значения слова
- •Список рекомендуемой литературы
- •§ 3. Полисемия Что такое многозначность?
- •Типы переносов
- •Многозначность и стиль
- •§ 4. Омонимия
- •Чтоб сегодня мы у крали Благо путь отличный, санный - Да сердечка не украли, - Укачу в Казань я с Анной!..
- •§ 5. Синонимия
- •Список рекомендуемой литературы
- •§ 6. Антонимия
- •§ 7. Оценочная лексика
- •Список рекомендуемой литературы
- •§ 8. Стилистические пласты лексики
- •§ 9. Стилистическое использование окрашенной лексики
- •§ 10. Фразеология
- •Список рекомендуемой литературы
- •§ 11. Активная и пассивная лексика
- •§ 12. Исконно русская и иноязычная лексика
- •§ 13. Иносистемные элементы в литературных текстах
- •Список рекомендуемой литературы
Список рекомендуемой литературы
Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова JI. И. Словарь русской фразеологии: Историко-этимологический справочник. СПб., 2001.
Жуков В. П. Русская фразеология. М., 1986.
Мокиенко В. М. Образы русской речи. Л., 1986.
§ 11. Активная и пассивная лексика
Словарный состав живого языка не может не обновляться, поскольку человеку приходится постоянно встречаться с новыми для него явлениями, требующими называния, или же расставаться с отжившими явлениями, названия которых уже не могут пригодиться в повседневной языковой практике. Поэтому обновление словаря идет двумя путями: часть слов выходит из активного употребления, а часть, напротив, появляется в речи и постепенно входит в активный запас. Мы ощущаем слово как устаревшее или как новое, и эта характеристика слова в синхронном плане выступает как некая сопутствующая информация о данной единице, как коннотация.
Устаревшие слова
Типы устаревших слов. Эти слова различаются в зависимости от причин устаревания. Одни слова вышли из активного употребления потому, что ушло из нашей жизни обозначаемое ими явление. Это историзмы. Часть из них известна только специалистам и встречается в исторической литературе. Таковы, например, названия воинов XI—XIV веков: бронники, копей- ники, мечники. Другие историзмы сохраняются в пассивном словарном запасе многих носителей языка благодаря школьному обучению, художественной и научно-популярной литературе. Например, широко известны слова далекого и недалекого прошлого, такие как стрельцы, опричники, КПСС, ударник, комсомолец.
Другая причина устаревания слова - вытеснение его из активного запаса синонимом. Это архаизмы: очи, уста, ланиты, чело. Устареть может произношение слова, его грамматическое оформление, его значение.
Использование устаревших слов в текстах разных стилей. I. В научном тексте устаревшие слова употребляются в номинативной функции, хотя порой и требуют пояснения. Приведем отрывок из «Курса русской истории» В. О. Ключевского:
«Мы видели, что восточные славяне расселялись по Днепру и его притокам одинокими укрепленными дворами. С развитием торговли среди этих однодворок возникли сборные торговые пункты, места промышленного обмена, куда звероловы и бортники сходились для торговли, для гостьбы, как говорили в старину. Такие сборные пункты получили название погостов. Впоследствии, с принятием христианства, на этих местных сельских рынках, как привычных людских сборищах, прежде всего ставились христианские храмы: тогда погост получил значение места, где стоит сельская приходская церковь. При церквах хоронили покойников: отсюда произошло значение погоста как кладбища... Но все это - позднейшие значения термина: первоначально так назывались сборные торговые, “гостинные” места».
Слова гостьба, погост в старом значении торгового пункта не имеют в тексте экспрессивной функции, они нужны, чтобы назвать соответствующие явления прошлого, когда у славян еще не было городов в современном значении этого слова.
В художественном или публицистическом тексте устаревшие слова наделены выразительностью, выполняют определенное стилистическое задание.
Прежде всего, конечно, они используются для создания исторического колорита. Вот две строфы из баллады А. К. Толстого «Старицкий воевода»:
Когда был обвинен старицкий воевода,
Что, гордый знатностью и древностию рода,
Присвоить он себе мечтает царский сан,
Предстать ему велел пред очи Иоанн.
И осужденному поднес венец богатый,
И ризою облек из жемчуга и злата,
И бармы возложил, и сам на свой престол По шелковым коврам виновного возвел.
Текст насыщен устаревшими словами разного типа: здесь и историзмы - воевода, бармы, и архаизмы - очи, злато, пред, древностию. Все они служат для передачи колорита эпохи, изображаемой в тексте.
Устаревшие слова привлекаются для стилизации условной, сказочной старины. Так, в «Коньке-горбунке» в сказочной столице сошлись спальник - придворный чин, существовавший в России до XVII века, исправник - должность, существовавшая с XVIII века, городничий - должность, учрежденная в 1775 году, и стрельцы, отряды которых были расформированы в 1698 году. Напомним несколько строк: «До оброков ли нам тут? А исправники дерут»; «В той столице был обычай: коль не скажет городничий - ничего не покупать, ничего не продавать»; «За царем стрельцов отряд»; «Надо молвить, этот спальник до Ивана был начальник над конюшной надо всей». Перед нами условная русская старина, на фоне которой и совершаются сказочные события.
Причудливое проявление этой функции устаревших слов можно наблюдать, например, в романе Татьяны Толстой «Кысь», где в стиле условной старины изображается будущее - мир после Взрыва, результат деградации, вернее, мутации общества. Герой здесь «запахнул зипун» и пошел на работу, в слободу может зайти чуженин, на восход от городка растут долгие, муравчатые травы. В травах - цветики лазоревые, начальство здесь по горенке похаживает, обедают писцы в палате Столовой избы.
А если нужно передать колорит прошлого другого народа? Тогда для этого используются архаизмы, как, например, в переводе «Илиады» у Н. И. Гнедича:
Косо взглянув на него, возгласил Одиссей многоумный:
«Слово какое, властитель, из уст у тебя излетело?
Пагубный! Лучше другим бы каким-либо воинством робким Ты предводил, а не нами владел, не мужами, которым С юности нежной до старости Зевс подвизаться назначил В бранях жестоких, пока не погибнет с оружием каждый!»
Поскольку архаизмы обладают повышенной стилистической окраской, они используются при создании высокой тональности или стилистического контраста, если автор сталкивает их со сниженными по окраске элементами. Прочтите два стихотворных фрагмента:
О своем я уже не заплачу,
Но не видеть бы мне на земле Золотое клеймо неудачи На еще безмятежном челе.
(А. Ахматова. Вереница четверостиший)
Высока земли обитель.
Поздно, поздно. Спать пора!
Разум, бедный мой воитель,
Ты заснул бы до утра.
(Я. Заболоцкий. Меркнут знаки Зодиака)
Торжественный строй философской лирики, как видим, прекрасно уживается с архаизмами и в XX веке. А самоирония, окрашивающая стихотворение Н. Заболоцкого, поддерживается, наряду с другими языковыми средствами, и архаизмом воитель.
Способы объяснения устаревших слов в тексте. Устаревшие слова, включенные в художественный текст, в ряде случаев требуют объяснения. Это можно сделать в сноске или в словарике после текста, иногда пояснение дается в скобках. Но мы рассмотрим более сложные способы толкования устаревших слов, включенные в само художественное изложение. Обратимся к книге В. Катаева «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона», в которой слово является для автора таким же предметом воспоминаний, как люди, вещи и события, окружавшие его в детстве. Поэтому значение слова раскрывается подробно и любовно, через специально оговариваемую параллель с современным словом или через живую картинку - описание предмета:
«Я очень любил, когда мама брала меня с собой в магазин Карликов за покупками. Должен прибавить, что сам Карлик всегда был в котелке, отчасти напоминая этим старьевщиков, так как все старьевщики нашего города носили котелки и назывались не старьевщиками, а “старовещиками”»; «Мы тут же - не теряя времени - побежали в подвал дома Женьки Дубастого и быстро нашли там множество всякой всячины... и в числе прочего тюбик универсального клея “синдетикон”, весьма популярного в то да- лекое-предалекое время. ...“Синдетикон” действительно намертво склеивал самые различные материалы, но в особенности от него склеивались пальцы, которые потом очень трудно было разлепить. Этот густой, вонючий, янтарно-желтый клей имел способность тянуться бесконечно тонкими, бесконечно длинными волосяными нитями, налипавшими на одежду, на мебель, на стены, так что неаккуратное, поспешное употребление этого универсального клея всегда сопровождалось массой неприятностей...»
Новые слова
Новые слова возникают в языке постоянно, их типы мы рассмотрим в зависимости от причин создания новой единицы.
Причины появления новых слов. I. В повседневной нашей речи мы создаем новые слова в следующих целях:
С помощью нового слова мы именуем новые предметы и явления.
С конца 80-х годов XX века русский язык пережил интенсивнейшее обновление лексики. Стремительно ушли в прошлое слова, связанные с советской эпохой, и столь же стремительно вошли целые тематические группы новых слов. Политика, экономика, искусство, быт - все эти сферы включили в себя сотни новых слов (импичмент, пиар, франчайзинг, бизнес-леди, ООО, дилер, менеджмент, хард-рок, чернуха, сникерс, караоке и т. д.). Широчайшее распространение получила компьютерная терминология.
Особое явление этого периода развития русского литературного языка - возвращение в активное употребление слов из пассивного запаса. Дума, губернатор, присяжный (заседатель), гимназия, лицей, гувернантка - все эти историзмы превратились в слова активного запаса, но на первых ступенях своего возрождения воспринимались как новые. Специфическая лексика церковно-религиозного стиля занимала в русском языке советского периода особое место. Это были активные средства в своей сфере (богослужения совершались, религиозные тексты читались). Однако для большинства носителей языка эти слова в небольшой своей части были известны, но малоупотребительны (распятие, крещение, вечеря, всенощная, образа, оклад, кадило), а в большей части неизвестны совсем или, в лучшем случае, известны на уровне «это что-то в церкви...» (евхаристия, треба, столпничество, схима, Воздвижение, Сретение). Сейчас постепенно эти единицы расширяют сферу своего активного использования.
Однако мы можем создать название и для явления хорошо известного, но не имеющего словесного обозначения в языке. Например, совсем не нов уход зрителей из зала, когда фильм им не нравится, однако мы не обозначаем это явление особым словом. А вот один уралец обозначил: «Зал ногоплескал». Это индивидуальное словотворчество, но такие случаи есть и в общем употреблении. В деление младенцы - дети - подростки - юноши вклинивается обозначение тинейджер «подросток, юноша или девушка в возрасте от 13 до 20 лет» (СИСВ). Люди этого возраста существовали всегда, но в русском языке особым словом не обозначались.
Создаются слова и тогда, когда нам хочется ярче обозначить явление, имеющее название. В современном русском языке этот фактор стал, если можно так выразиться, просто фонтанирующим. Мы не отдыхаем, а оттягиваемся, не шутим, а прикалываемся, нас не обманывают, а кидают, накалывают и обувают, мы не обсуждаем что-то, а проговариваем, у нас уже не просто наряд, а прикид и т. д. И через минуту эти ряды могут пополниться новыми единицами, потому что жажда речевой экспрессии сегодня просто неуемна.
Мы можем играть словами. Это охотно делают дети, осваивающие язык, но и взрослые не прочь иногда забавы ради сочинить какое-нибудь словцо: «Раз есть авторучка, должна быть и автоножка». Согласимся, что здесь нет ни нового предмета, ни старого явления, лишенного названия. Здесь есть только слово- творчество ради шутки, развлечения.
То, что наблюдается в повседневной речи, происходит и в художественной или публицистической речи. Здесь получают имена новые предметы, созданные воображением художника. В послеядерном мире «Кыси» в дубравах водятся слеповраны («может, он и слепой, а голос у него трубный»); болота поросли ржавью («ее и курят, и пьют, и чернила из нее варят, и нитки красят, если кому охота полотенца вышивать»); в ручьях ловят червырей («Вот наловишь парочку дюжин, на палочку нанижешь, высушишь, а потом и натолчешь»); в лесах растут клели («шишки на ней с человеческую голову, и орешки в ней - объ- еденье!»); «на самых старых клелях, в глуши, растут огнецы. Уж такое лакомство: сладкие, круглые, тянучие»; наконец, где-то бродит неведомая кысь. Здесь тоже именуется специальным словом то, что обычно названия не имеет. В радиопередаче советских времен «Заседание КОАППа» (т. е. «Комитета охраны авторских прав природы») особыми словами обозначаются детеныши животных: ящерята, мечехвостята. А в стихотворении Александра Кондратьева «Жалобы сатирессы» детеныши сатира названы так: «То кусаясь и шерсть вырывая, сатирята дерутся мои...» В целях экспрессии здесь тоже переименовывается названное. Мы обычно говорим «лучезарное солнце», но у Андрея Белого: «Говорили внизу: “Это - диск пламезарного солнца...”» Знает художественный текст и слова-эксперименты, лишенные четкой номинативной функции. Правда, их роль нельзя свести к словесной забаве, как это происходит в разговорной речи. Вот строки В. Хлебникова и С. Кирсанова:
Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели Стая легких времирей.
(В. Хлебников)
Время тянется и тянется,
Люди смерти не хотят,
С тихим смехом: «Навсегданьица!» - Никударики летят.
(С. Кирсанов)
Это две иллюстрации на тему «как заключить в поэтическую строку время». Таинственность, безвозвратность, бесшумность его хода - не хода, а скольжения - передаются словами, значение которых невозможно, да и не нужно формулировать и которые, однако, вовсе не лишены смысла.
Знает художественный текст и совсем бессмысленные образования, призванные имитировать иностранную речь, речь на неизвестном, фантастическом, сказочном языке. В пьесе С. Я. Маршака «Умные вещи» разыгрывается сцена прибытия иностранных послов:
«Посол (встает с места и низко кланяется). Амилам алинон малем-малем тара!
Переводчик. Господин посол сердечно благодарит ваше величество за милостивый прием и желает вам прожить на свете тысячу счастливых лет и увидеть правнуков своих правнуков!
Царь. Да неужто он это все четырьмя словами сказал?»
Комизм сцены в том и состоит, что посол может произносить любой набор звуков, ибо он не посол, и страны, которую он представляет, нет на свете, нет на свете и языка, на котором он якобы говорит. Это игра в игре, театр в театре: герои разыгрывают пьесу для царя, и зритель включается в эту игру.
Наверное, самый известный пример такого словотворчества - эльфийский язык Дж. Р. Р. Толкина. Конечно, это явление английского языка, но и переводчикам как-то. приходится решать проблему передачи этих лингвистических фантазий на языке русском (вот хотя бы две строчки из волшебной песни, которую поет Сэм в пещере Шелоб: «О Элберет Гилтониэль о менель палан- дириэль». Перевод Н. Григорьевой и В. Грушецкого).
Новые слова обычно делят на две группы в зависимости от причины их появления и от способа бытования в языке. Первая группа - это неологизмы (так часто называют вообще все новые слова, но мы сузим значение термина). Неологизмы появляются, во-первых, для обозначения новых предметов и явлений (1.1). Во-вторых, неологизмы - это получившие признание и широкое распространение новые наименования известных, но не поименованных ранее предметов (1.2) и предметов известных и имеющих название (1.3). Экспрессивные единицы этой группы называются стилистическими неологизмами. Все новые единицы, не отвечающие этим требованиям, составляют вторую группу и называются окказионализмами, т. е. словами, созданными по случаю, будь то бытовое общение или художественное творчество. Именно эта сфера является источником стилистических неологизмов (тусовка, наезд, ср. также сталкер братьев Стругацких). Не следует думать, что окказионализмы художественных текстов «оживают» только тогда, когда мы читаем этот текст. Постмодернистское письмо извлекает их из родных контекстов и в той же роли окказионализма заставляет служить в новых употреблениях. Недоты- комка серая Федора Сологуба переместилась в «ДПП (нн)» Пелевина и превратилась там в недотыкомзера, такого же мелкого, серого и столь же непонятного. У Сологуба: «Откуда-то прибежала маленькая тварь неопределенных очертаний - маленькая, серая, юркая недотыкомка». У Пелевина «мелкий литературный недотыкомзер» всю зиму сидит в своей норке и сочиняет какие- то пустые фразы. Хлебниковский зинзивер перепорхнул в стихотворение Д. Пригова, правда, поменяв одну букву: «Среди небес полузаброшенных порхает птичка зензивер».
Источники новых слов. Таковыми являются словообразование, в том числе семантическое, и заимствование из другого языка. Поскольку о заимствованиях речь пойдет в следующем разделе, здесь скажем о словообразовании неологизмов и окказионализмов.
Неологизмы создаются по активным словообразовательным моделям или образцам. Приведем примеры слов, которые не зафиксированы в СлРЯ, т. е. их еще не было в первой половине 80-х годов прошлого века. Перед нами слова, родившиеся за два последующих десятилетия потому, что появились новые предметы и общественные феномены. Эти языковые единицы новые, хотя часть из них к сегодняшнему дню уже вошла в активный оборот, а часть успела «состариться» и встала на путь превращения в историзмы. Ср.: микроволновка от «микроволновая печь» (так же, как столовка от «столовая»); мобильник от «мобильный телефон» (так же, как пуховик от «пуховый»); ельци- низм от «Ельцин» (так же, как ленинизм от «Ленин»), Много сложных слов, образованных по продуктивным моделям: свето- дар от «свет дарить»; светопровод от «свет проводить». Ср. также: автоответчик, вертодром, иномарка, инофирма, стеклопакет, домофон. Активны аббревиатуры: Демвыбор, ЛДПР, КПРФ.
Еще богаче и разнообразнее стилистические неологизмы: ло- хотрон (по образцу магнетрон, синхрофазотрон, где ...трон - сокращение от «электрон»), навар, навороты, наезд, накат, напряг, прикол, облом, откат, оттяг (многочисленные образования с нулевым суффиксом), прокрутка, разборка, раскрутка, тусовка (также многочисленные отглагольные образования с суффиксом -к-). Все это продуктивные словообразовательные модели современного русского языка.
Не менее активно образование новых обозначений путем переносного употребления слов. Чтобы получить слово раскрутка «рекламирование», надо было, чтобы у глагола раскрутить путем переноса возникло значение «рекламировать». То же самое с глаголами наехать, наворотить, наварить, накатить, обломиться и др.; ср. также суффиксальные образования от глаголов с новыми значениями: качать - качок, кидать - кидалово, мочить - мочиловка. Есть и обратные отношения. Вначале слово крыша получает значение «защита со стороны преступной группировки», а затем появляется глагол крышевать (ср.: лох - ло- хануться, лох - лохотрон - лохотронщик). Много других существительных, развивших переносные значения: капуста «деньги», колеса «наркотические таблетки», лимон «миллион (о деньгах)». Ср. также субстантивированные прилагательные, например: зеленые «доллары» —» зелень. Наконец, надо отметить рождение новых фразеологизмов: новые русские, красный пояс, сесть на иглу. В последнем случае локально существовавшее явление стало широко распространенным, что и привело к широкому употреблению языковой единицы.
Окказионализмы также создаются по активным словообразовательным моделям, такие образования называют потенциальными словами: «Там гадалка повозилась с обедом, гревшимся на керосинке “Грец”, по-кухарочьи вытерла руки о передник, взяла ведро с отколовшейся местами эмалью и вышла во двор за водой» (И. Ильф, Е. Петров. Двенадцать стульев).
Наречие по-кухарочьи образовано по продуктивной модели «по- + прилагательное + -и». Мы можем по ней образовать большое число слов типа: по-поварски, по-студенчески, по-журналистски, по-водительски и т. д. в зависимости от нашей фантазии. Модель открыта, образования, которые мы получаем, в одних случаях кажутся малоприемлемыми, вроде по-поварски, в других - как будто даже и существующими, нормативными. Это и есть свойство продуктивной модели, у которой граница между нормативными и окказиональными образованиями размыта за счет единиц, которые существуют как бы на кончике пера, так что невозможно сказать, выбрали ли мы их из нашего словарного запаса или только что создали в связи с возникшей потребностью выражения мысли.
Образуются окказионализмы и по слову-образцу. В «Газетных портретах» В. Коняхина создан такой ряд слов: «Самые работящие, самые беззаветные патриоты своей газеты и своего города получаются из бывших рабкоров, инженеркоров, селькоров, военкоров, юнкоров и домохозяйкокоров. Особое их достоинство - отличное знание географии и демографии всех предприятий и династий города».
Слова инженеркоры и домохозяйкокоры созданы по образцу соседних слов. При желании этот ряд опять можно продолжить, ведь профессий много: учителекор, врачкор.
Окказионализм может быть получен за счет смыслового преобразования существующей модели. Например, в романе Ю. Бондарева «Берег» использованы такие наречия: «Мансарда краснела черепицей в горячих лучах солнца, вблизи - сосны, ут- ренне высвеченные на одной стороне стволов»; «Снежно цвела сирень»; «Старший сержант Зыкин в угрюмой замкнутости ка- менно уставился на огонек плошки»; «...жестяно звеневшее на ветру будылье кукурузы».
Наречия с помощью суффиксов -о/-е образуются от качественных прилагательных и обозначают признак, отнесенный к действию: хорошее письмо - хорошо писать. Здесь же наречия образованы от относительных прилагательных: утренний, снежный, каменный, жестяной. Изменился ли общий смысл полученных наречий? Конечно. Они обозначают признак действия через сравнение: стволы высвечены солнцем так, как это бывает утром; сирень цвела, как снег; уставился неподвижно, как камень; будылья звенели, как жесть. И вновь мы можем пополнить ряд подобных образований: кирпично краснели, деревянно шагал, небесно улыбался.
Иногда окказионализм представляет собой словообразовательный синоним существующего слова. Например, вместо нормативного говорильня В. Коняхин в «Газетных портретах» употребляет следующее: «Он не обидится, потому что принципиально не ходит на эти “говориловки”».
Корень у окказионализма тот же, что и у нормативной лексической единицы, но словообразующий элемент сменился: вместо суффикса -льн- использован суффикс -ловк-. Здесь простор для нашей фантазии значительно сократился, мы можем примерить к данному корню еще только два-три суффикса: говорилка, гово- рильство, говорилище, и уж совсем страшно звучит «говореж». Надо сказать, что эти новообразования гораздо менее естественны, чем то, которое использовано писателем, и, следовательно, если бы мы задумали включить их в свой текст, скорее всего понадобилась бы какая-то оправдательная оговорка, пояснение, оценка, в общем - извинение перед читателем за неуклюжее творение. Или же надо было бы создать особый контекст, который оправдал бы наше образование, например: «Вокруг стоял не галдеж, а скорее говореж - все разбились на группки и говорили, говорили, говорили о своих делах».
Наконец, окказионализм может быть создан автором, так сказать, по оригинальному проекту, в результате оригинального сочетания морфем. Например, С. Кирсанов в поэме «Макс-Емельян» создал от глаголов уснуть и проснуться два существительных: от уснявин до проснявин. Такой модели у существительных нет, этот способ объединения морфем принадлежит поэту.
Рассмотрим еще, как играет словами В. Высоцкий, соединяя «кусочек» прилагательного бермудский с разными словами: «Это их худые черти бермутят воду во пруду»; «Нам бермутор- но на сердце и бермутно на душе»; «Кормят-поят нас бермутью про таинственный квадрат». Это контаминированные единицы (вспомним контаминацию фразеологизмов), образовавшиеся путем наложения друг на друга слов, имеющих общую часть. Здесь такая общая часть -му (т/д)-.
До сих пор рассматривались окказионализмы, которые строились из реального морфемного материала: существующих корней, суффиксов, интерфиксов, приставок. Однако ранее уже были показаны случаи, когда слово строилось автором прямо из звуков, вспомним маршаковский «алинон». Там же, в «Умных вещах», есть меч зинг-зенг - слово тоже составлено из звуков, а не из морфем. Случаи эти редки и всегда художественно обоснованы, например как эксперимент. Вот стихотворение В. Хлебникова «Гроза»:
Моа, Моа,
Миа, еву.
Вей, вай, эву!
Взи зоцерн. Вэ-церци.
Вравра, вравра!
Врап, врап, врап!
Гугога. Гак. Гакри.
Вива вэво...
цирцици!
Кому-то дано, кому-то не дано услышать в этом наборе звуков рокот грозы и дробь дождя. Для нашей темы важен сам факт попытки написать картину не музыкальными, а языковыми звуками. Это крайний случай словотворчества. И для полноты описания упомянуть о нем необходимо.
СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Лопатин В. В. Рождение слова. М., 1973.
Лыков А. Г. Современная русская лексикология: (русское окказиональное слово). М., 1976.