Преображение души.

Одним из ключевых понятий в Православии является преображение – не превращение, а одухотворение, возвышение, облагораживание – всего естественного, что есть в человеке, в том числе душевных его сил. Вспомним слова Оригена: «От нас требуется не истребление, не уничтожение природных деятельных способностей души, но их очищение. Другими словами, мы должны удалить всю грязь и нечистоту, которыми покрыло ее наше небрежение, чтобы сообщить ей природное сияние ее молодости с присущей ей врожденной силой».³⁶⁶ Об этом, по сути дела, писал уже апостол Павел: «Не применяйтесь к веку сему, но преображайтесь обновлением ума, дабы испытывать вам, что есть воля Божия: добрая и благоугодная и совершенная» (Рим. 12, 2).³⁶⁷

Человек должен сохранить и умножить все то хорошее, что было в нем до прихода в Церковь. Напомним, что Церковью отвергнуто не только учение пелагиан, но и крайность подхода блаж. Августина, считавшего, что после грехопадения в человеке не может быт ничего доброго.³⁶⁸ «Знайте, что характеры имеют значение только на суде человеческом, и потому или похваляются или порицаются; но на суде Божием характеры, как и природные свойства, ни одобряются, ни порицаются. Господь взирает на благое намерение и понуждение к добру, и ценит сопротивление страстям...» - утверждает преп. Амвросий Оптинский.³⁶⁹

Об этом же говорит митр. Антоний (Блум): «Суровый человек и святым будет суровым, а мягкий человек будет мягким святым. Но суровость без любви - одно, а суровость с любовью - другое. То есть суровость при глубокой любви может превратиться в очень большую строгость к себе, в стройность жизни или хотя бы перестанет быть мучением для других. …Я не думаю, что человек просто делается иным в том смысле, что его природные свойства или дарования меняются на обратные; но все же они меняются. Скажем, мягкость может быть слабостью или состраданием, сочувствием, лаской; и вот, слабость должна уйти, а ласка, сострадание должны ее заменить. Наши свойства сами по себе большей частью нейтральны, и поляризуются в зависимости от того, в какую сторону мы смотрим, каков наш идеал, какова наша направленность».³⁷⁰

При воцерковлении необходимо не только отсечение вредных навыков и качеств души, и преображение тех, которые могут быть преображены.³⁷¹

Хотя нельзя не сказать и о том, что есть вещи, которые «преображению не поддаются». Упустив из виду этот факт, мы пришли бы не к православному, а скорее гуманистическому пониманию человека. «Напомню еще, - пишет свт. Феофан Затворник, - что есть крутые приемы этой деятельной борьбы со страстями. Обычный у нас - мироотречная жизнь в ее отрешенном виде, когда, решительно всё оставив и на Господа возложив все упование, вступают в обитель, чтобы жить в послушании безропотном, в пощении строгом, в молитве трудолюбной и трезвении бодренном. Тут ничего неимение, своей воли отсечение и себя нежаление скоро вымолачивают из души все страстное. Затем водворяется мирное устроение сердца и чистота сердца - последняя цель мироотречной жизни. Я не гоню Вас из мира. Спасетесь и в нем, если будете держать себя в отношении к нему как не сущая в нем. Я только напоминаю об этом как о порядке жизни, приспособленнейшем к делу очищения сердца от страстей».³⁷²

Напомним, что в православном понимании страсти - это не сторонние силы, которые пришли в нас извне и которые мы должны искоренять, «но скорее энергии души, которые повреждены и нуждаются в преображении... В аскетическом богословии страсть определяется как противоестественное движение сил души».³⁷³

Профессор богословия говорит: «Бесстрастие - «апатия» - не стоическая невозмутимость, а именно свобода от страстей. Сама эта недвижность ко греху есть следствие всецелой устремленности к Богу, уязвленности горнею Любовью».³⁷⁴

Как пишет И.А. Ильин, «Страсть должна не угаснуть, не исчезнуть, не подвергнуться узилищу наподобие заключенного в тюрьме каторжного злодея или посаженного в клетку дикого зверя, ибо заключенная в подземелье бессознательного, она будет жить крадучись, глядеть из глаз и прорываться в словах, в поступках; а запертая в клетку, она будет ждать того мига, когда сторож забудет запереть дверь и она сможет вырваться на волю… Духовное око человека должно раскрыться и увидеть; оно должно изведать свет и радость божественного; воля должна свободно и сильно захотеть этой радости; сердце должно прилепиться к этим священным содержаниям, а душа – выработать и усвоить акты духовного строения».³⁷⁵

Так, по мысли св. Иоанна Златоуста, «разврат происходит не от чего иного, как от недостатка любви, и пламень любви сжигает душевную нечистоту».³⁷⁶ По сути, истинный антоним похоти не скопчество, а любовь: «Похоти противостоит любовь к Богу» – утверждает преп. Максим Исповедник.³⁷⁷

Церковь «…не исключает ничего того, что присуще созданной Богом человеческой природе, никаких отличительных признаков, черт времени или места, никаких личных или национальных особенностей. Она освящает всё их многообразие, вкладывая в них новый смысл и направляя к единой цели – созиданию Царства Божия».³⁷⁸

Причастность божественной жизни не изменяет человека физически: «Видимое не меняется, - говорит св. Григорий Нисский, - старец не становится отроком, и морщины не разглаживаются. Но обновляется внутреннее, запятнанное грехом и состарившееся в злых навыках, возвращаясь к невинности младенца».³⁷⁹ Другими словами, «тело сохраняет своё биологическое строение, свои свойства и характерные особенности внешнего облика каждого человека. Ничто не упраздняется, но всё освящается, целиком проникается благодатью, просвещается единением своим с Богом».³⁸⁰

Помимо приобретения качеств, которые относятся к сфере духа, и усваиваются лишь под действием Божественной благодати, таких как молитвенность, благочестие, чистота помыслов, смирение, у духовного человека преображаются все составы души: ум, воля и чувства.

В духовном человеке рассудок имеет земные попечения и занимается ими, а ум занят памятованием о Боге, непрестанной молитвой… По мере усвоения человеком даров Божественной благодати, перед его внутренним взором всё более редеет мрак греховной тьмы и всё ярче сияет свет Божий. Ум пребывает в созерцании Бога, но, тем не менее, не перестаёт осознавать своей оригинальности, неповторимости и исключительности. В человеке восстанавливается богоподобие. Одухотворение делает человека прекрасным, ибо всё прекрасно в личности, когда она обращена к Богу, когда совлекает с себя ветхого человека, живущего по плоти, и облекается в нового человека, живущего по духу.

В духовно преображенном человеке тело прекрасно душой, душа прекрасна умом, ум прекрасен Божественным озарением.³⁸¹

В молитве «рассудок первенствует, он призывает себе на помощь волю. Воля удерживает слова молитвы перед очами рассудка и собирает рассеявшиеся мысли воедино, как пастух собирает овец, отбившихся от стада. Рассудок как бы высвечивает слова молитвы, и чувство наконец начинает откликаться на них. Молитва становится переживанием человеческого сердца».³⁸²

В наше время всё более острой становится проблема повальной невротизации в условиях длительного действия психотравмирующих ситуаций социального, семейного, личного плана. Человек ищет не только то «тёплое» место, где он может обрести единомышленников, но и глобальную, истинную защиту от жестоких бурь внешнего мира. Церковь даёт эту защиту, но не в той форме, которой ждут многие приходящие в неё.

«Царство Моё не от мира сего» (Ин. 18, 36), - говорит Христос, встречая полное непонимание иудеев, ждущих внешнего могущества Царя-Мессии и разрешения своих социальных и политических проблем. Многие современные «иудеи» смотрят на Христа тем же просительным взглядом: «Сделай так, чтобы у меня всё было хорошо». Нерушимая стена, защищающая от мира, от его бурь и волнений, воздвигается в сердце Духом Святым, при этом внешние удары и скорби имеют исцеляющее, преображающее значение.

Вспомним, что для того чтобы увидеть Преображение Господне, апостолы проделали утомительный трехдневный подъем по крутой и каменистой горе Фавор. «Человеку... нужен камень веры, который вечно был бы с ним - и в песчаной пустыне, и в снежной буре, и в непролазном лесу, и в тюремной одиночке всеобщей клеветы и злобы; такой камень, который всегда можно было бы осязать как непоколебимую твердыню и стать на него как некий стол утверждения».³⁸³