Личность и бытие.

В своих лекциях мы неоднократно будем применять такие термины, как «онтология» и «бытие», поскольку понятия эти во многом являются определяющими для построения христианской антропологии, и, как следствие, для методологии психологической науки.

Впервые термин «бытие» ввёл древнегреческий философ Парменид. Бытие – это то, что есть, небытие – то, чего нет.

Следует заметить, что небытие – это одно из самых трудных и самых употребляемых в философии понятий. Парменид сделал попытку устранить это понятие как таковое. Демокрит вернулся к этому понятию и отождествил небытие с пустотой, чтобы сделать движение мыслимым. Платон использовал понятие небытия, так как без него противопоставление существования и чистых сущностей непостижимо. Различение материи и формы у Аристотеля предполагает небытие. Именно оно помогло Плотину описать то, как человеческая душа утрачивает самое себя, и оно помогло Августину дать онтологическое истолкование человеческого греха. Псевдо-Дионисий Ареопагит положил небытие в основу своего мистического учения о Боге. Небытие предполагается как в учении Лейбница о конечности и зле, так и в Кантовом анализе конечного характера категориальных форм. Диалектика Гегеля делает отрицание движущей силой в природе и истории. Представители «философии жизни», начиная от Шеллинга и Шопенгауэра, используют понятие «воля» в качестве основополагающей онтологической категории, поскольку именно воля обладает способностью отрицать себя, не утрачивая себя. Современные экзистенциалисты, особенно Хайдеггер и Сартр, поместили небытие («Das Nichts, le neant») в самый центр своей онтологии.²⁹⁵

Бытие – это многоуровневый процесс, не сводимый к предметно-вещественному миру. Многоуровневость бытия предполагает специфичность, уникальность его форм, не сводимых одна к другой. В христианском богословии принято делить бытие на нетварное (Божественное) и тварное. Сюда относится весь созданный мир, видимый и невидимый, включая ангелов и людей).

По своей сотворенности человек принадлежит тварному миру, но по своей идеальной сущности он несёт в себе образ Божий. В онтологическом плане человек – сплав бытия и небытия, он открыт для становления. По мысли святителя Филарета Московского, «тварные существа поставлены на творческом слове Божием, как на алмазном мосту, под бездной Божественной бесконечности, над бездной собственного своего небытия».²⁹⁶ Человек не имеет в себе самом причины своего бытия, не имеет в себе самом источника жизни. Он созидается духовно как личность благодаря тому, что он сотворён Богом как Абсолютной Личностью и в своём становлении открыт для уподобления Богу.

Богоуподобление же означает не что иное, как непрерывный процесс возрастания в духовности. На первых шагах духовной жизни человек выявляет свою духовность посредством самых элементарных форм нравственного сознания – стыд, совесть, ответственность. Потом он восходит к высшим степеням духовности через достижение нравственной чистоты, боговидения и святости.²⁹⁷

Каждый человек в процессе формирования личности делает свой фундаментальный выбор, то есть определяет методологические цели, к которым он стремится (иногда неосознанно). Но личность реализует свою свободу в каждом выборе. Каждый единичный выбор имеет собственное нравственное измерение независимо от фундаментального выбора субъекта. Поэтому человек, вроде бы сделавший свой выбор в пользу добра и любви, порой отступает от магистрального пути, совершая поступки, противоположные своему идеалу.

Яркий пример – священник из романа Грэхема Грина «Сила и слава». Фактически он идет к мученичеству сложным путем ошибок и падений.

Другой пример – наличие падений во времена гонений на христианство. Порой мы склонны идеализировать эпоху ранней Церкви, но ведь уже тогда было немало «падших», как говорили тогда, христиан. Созывались целые соборы для того, чтобы решить, как поступать с христианами, проявившие недостойное своего звания отступления.

Таким образом, личность – понятие динамичное, только в действии личность реализует и демонстрирует свою свободу.

Ни чувства ответственности, ни морали, ни святости, ни мученичества, ни благородства нельзя объяснить без такого свойства личности, как свобода. Если мы не свободны, значит, мы не несём ответственности за наши поступки, мысли, действия и слова.

Но это не так. Мы ведём себя как свободные личности, признавая это же свойство в других. И эксплуатируем это свойство чаще в других, чем в себе. «Ах ты такой-сякой, почему сделал то-то и сказал так-то и так-то!» Никто не ответит: «Всё, мол, предопределено, что ты от меня хочешь?» Скорее вместо этого начнёт искать оправдание, то есть примирять свои поступки с правдой. Чаще всего это делается искусственным образом. «Обстоятельства таковы, что они пересилили мою свободу». Конечно, напрямую именно так никто не говорит, но в этих нескольких словах заключён весь смысл любых многословных оправданий. Только самые правдивые (чаще всего молодёжь и подростки, моральные обязательства у которых наименее развиты) скажут: «Я так хочу, и всё тут!!!» Вот это будет голой правдой.