17. Как интерпретирует античность Дж. Китс? (на примере 1-2 стихотворений)

Китс отразил эстетическую теорию, навеянную духовной близостью с античным миром, и сформулировал её в следующем стихе: «Красота есть правда, правда — красота; это все, что человек знает на земле и что он должен знать».

В поисках идеала Китс постоянно обращался к образам античности ("Ода греческой вазе", "Гомеру" и др.). На мифологические сюжеты написаны поэмы Китса "Эндимион" (1817) и "Гиперион" (1820) - в последней из них, созданной под влиянием Шелли, поэт проводит мысль о постоянном развитии и обновлении как самой природы, так и форм общественной жизни.

Байрон и Шелли искали в античном обществе прежде всего примеры гражданственности и патриотизма. Они восхищались республиканскими традициями древней Греции и Рима. В годы борьбы за освобождение Греции и Италии от иноземного ига образы античного искусства и античной истории оживали в их поэзии, становились актуальными, наполнялись новым, революционным содержанием.

В творчестве Китса любование древним миром и его искусством также было выражением его неудовлетворенности действительностью. Но для Китса античность была идеальной эпохой всеобщего служения "красоте", сказочным "золотым веком" прекрасной мифологии и великого искусства.

Важную роль в становлении взглядов Китса на античное искусство сыграло знакомство с богатейшей коллекцией образцов греческой скульптуры, доставленной в Англию адмиралом лордом Эльгином, варварски разграбившим сокровища Афин.

Об этом он рассказывает в своем сонете "О первом осмотре мраморов Эльгина". Сонет звучит торжественно и величаво; искусство древних греков кажется Китсу великим чудом, воплотившим с наибольшей полнотой представление человечества о красоте. Для Китса "мраморы Эльгина" - олицетворение красоты, достойной почти фанатического поклонения. Если Китс и противопоставлял античную культуру современности, то прежде всего потому, что воспринимал ее как эстетическую гармонию, поражающую человека XIX столетия совершенством форм. Таково представление Китса об античном искусстве, изложенное в одном из его наиболее характерных "классических" стихотворений - "Ода к греческой урне", написанном двумя годами позднее "Эндимиона". Статуи из коллекции Эльгина дали Китсу натуру для описания богинь и богов в "Эндимионе". Однако даже одухотворенные поэтической фантазией Китса, умевшего придать античной пластике необычайную подвижность и живописность, эти музейные мифологические фигуры остались "красивым" вымыслом, не стали еще живыми образами.

1818 год занимает в жизни Китса особое место. Весной он опубликовал поэму "Эндимион", полно отразившую его эстетический идеал – служение "воображаемой красоте", и на этом, условно считая, закончился первый период творчества Китса. Наступает пора зрелости. В его стихотворениях и поэмах все более явственно начинают звучать трагические ноты, резкое осуждение неприглядной действительности современной ему Англии.

17. Перечислите основные проблемы, которые поднимает Мери Шелли в романе «Франкенштейн».

Уже самым своим названием Мэри Шелли говорит о богоборческом пафосе своего героя. «Современным Прометеем» называет она Виктора Франкенштейна, тем самым утверждая, что, подобно тому, как древний Прометей похитил у богов огонь, чтобы отдать его человечеству, так и Франкенштейн пытается похитить у Бога его главную тайну, «запретную тайну» - тайну создания жизни. На протяжении романа создание Франкенштейна настойчиво именуется «creature», подчеркивая его тварную природу – оно порождение ущербных человеческих способностей, притязающих на состязание со Всевышним. Франкенштейн хочет, чтобы его создание было лучше, прекраснее, чем создания Бога, но он создает монстра, от которого отшатывается в ужасе. В романе Шелли проблемы философии романтизма (романтический субъективизм и индивидуализм, романтический богоборческий бунт) получают сложную трактовку. Бунт, связанный с жаждой божественной истины и божественного знания, оказывается неотъемлемой чертой человеческой души, неотъемлемой частью человеческого поиска, но в своих стремлениях человек, по мнению Шелли, прежде всего должен руководствоваться жаждой человеческой любви и привязанности и пониманием того, что если стремление облагодетельствовать человечество покоится на несчастье одного человека, человечество вообще не обретет счастья.

Завладев запретным знанием, Франкенштейн оказывается не только не в силах творить подобно Богу – творить прекрасное – но он оказывается не в силах помериться с Богом в прощении и любви к собственному творению. Человек не равен Богу не только по своим творческим способностям, но и по способности, необходимой творцу – любить свое творение.

Франкенштейн – жертва того же проклятия, что и байронические герои – стремясь давать жизнь, он несет смерть, и его близость и дружба губительны для всех, включая его самого и тех, кого он хотел бы осчастливить. Франкенштейн – типичный романтический герой, богоборец, бросающий вызов Творцу, но как только этот вызов состоялся, как только Франкенштейн создал жизнь, он оказывается в положении того, против кого бунтовал, и теперь он может гордиться тем, что создал жизнь, но одновременно должен принять на себя ответственность за созданное им существо – и он не может этого сделать исключительно из эстетических соображений.