27. Этика античности (Этика Сократа и Платона).

Античная этика

Самостоятельной формой культуры этика стала только в Древ­ней Греции„ В античном обществе этическая мысль при­обрела качественное своеобразие и как часть философии активно включилась в процесс формирования человека. Политический демократизм эллинской культуры оказался плодотвор­ной почвой для свободного самоопределения человечес­кого духа. Че­ловеческий дух — подлинная основа нравственности — сместил фокус своего внимания с внешнего мира на себя. Этика ведь и является самоотражением деятельного духа, теоретической формой самосознания нравственности. Предметом античной этики является этос, понимаемый как определенное сочетание добродетелей и пороков, положительных и отрицательных качеств чело­века.

Сократ (469-399).

Сократовская философия по праву считается первой по­следовательной формой этического рационализма. До­бродетель понимается как положительное состояние че­ловека, как благо, воплощенное в нем. Важнейшим, а мо­жет быть, и единственным путем обучения добродетели является познание самого себя. Сократ отождествил по­нимание того, что такое добродетель, с обладанием этой добродетелью. Он представил дело так, будто человек, знающий сущность справедливости, мужества и воздер­жанности, уже благодаря одному этому является справед­ливым, мужественным и воздержанным.

Сущность сократовской этики сводится к четырем ключе­вым положениям:

• добродетель есть знание;

• только справедливый человек может быть по-настояще­му счастлив;

• самопознание является высшей задачей человека;

• самосовершенствование важнее всякой заботы о внеш­них благах.

К этим положениям для полноты картины следует доба­вить также, что Добродетель человека представляет со­бой систему взаимосвязанных качеств: мудрости, муже­ства, справедливости, благочестия и рассудительности. Мудрость — это знание самого себя, вплоть до последних оснований блага и зла; мужество — способность проти­востоять страху; рассудительность — умение находить меру в отношении собственных страстей, господствовать над ними; справедливость — понимание как обходиться с людьми в полисе; благочестие — должное отношение к богам. Вот, собственно, круг основных отношений в ан­тичной нравственности.

Прежде чем управлять госу­дарством и уговаривать других с помощью красноречия, надо выяснить, в чем состоит добро и зло. Сократ, связывая справедливость с деятельно­стью правителя, считал, что она выражается в готовности заботиться о благе подданных, а не о своем собственном благе. Справедливо в целом такое положение, при котором лучшее управляет худшим, более совершен­ное менее совершенным. Так понимаемую справедливость Сократ считает непременным условием счастья.

Неспра­ведливость же разрушительна не только для тех, против ко­го она направлена, но и для творящего ее — для последне­го даже в большей степени. По заключению Сократа, лучше терпеть несправедливость, чем творить ее. Коренное пре­имущество справедливости Сократ усматривает в том, что она вносит во всякое целое единодушие и дружбу, тогда как несправедливость непременно ведет к развалу.

Платон и неоплатонизм.

В этике самого великого из сокра­товских учеников Платона (427-347) центральное место занимает учение о благе. Благо — это то, к чему стремит­ся всякая вещь и что делает ее хорошей. Человек доброде­телен ровно настолько, насколько он устремлен от единич­ного, изменяющегося и преходящего к общему, неизменно­му и вечному. Если отличие богов от людей в том, что они бессмертны, то добродетель ведет от человека к богу.

Платон дал учению о добродетели человека прочную онто­логическую и психологическую основу. Онтологической (т.е. бытийной) основой является причастность души истинно сущему бытню: миру идей, в том числе идеям Бла­га, Истины, Красоты. Согласно платоновской психологии, тремя важнейшими способностями души являются вож­деление, страсть и словесное мышле­ние.

Наиболее примитивно вожделение — ощу­щение пустоты в себе и стремление ее наполнить. Тако­вы голод и жажда, а также низменное половое влечение, которое направлено на то, чтобы «покрыть и оплодотво­рить».

Что касает­ся страсти, то предметом античной этики является этос, понимаемый как определенное сочетание добродетелей и пороков, положительных и отрицатель­ных качеств человека. Платон связывает страсть с гневом и яростью, подразумевая здесь способность остро воспри­нимать, проворно преследовать и упорно сражаться. Речь, стало быть, идет не о желании вообще, а о желании напа­дать, сражаться, побеждать и господствовать. Иными сло­вами, в человеке присутствуют некоторые свойства хищ­ного животного. Третья душевная способность, именуемая многозначным словом «логос», тоже не лишена стремле­ния, но она — особое, свойственное только людям и богам стремление к истине. В зависимости от преобладания то­го или иного вида души существуют три породы людей: золотая, серебряная и медная или железная. Душевное золото отождествляется с мудростью. Серебро души порождает мужество. Его обла­дателям подобает быть воинами. Душа медного или же­лезного состава жаждет телесных удовольствий и богат­ства. Что-нибудь стоящее из нее получится, если ее вожде­ления будут укрощены добродетелью рассудительности.

Человеческую порочность он объясняет разнузданнос­тью какого-либо из двух низших видов души. Неподвла­стная логосу страсть проявляет пороки хищнического типа: несправедливость, жестокость, властолюбие. Души таких людей после смерти перейдут в породу волков, яс­требов и коршунов. Неукрощенное вожделение выража­ется в чревоугодии, беспутстве и пьянстве, обеспечивая своему носителю новое рождение в облике осла или ино­го нехищного животного. Душа «чистого золота», увлека­емая любовным порывом к благу, может вернуться на свою занебесную родину через ряд перерождений.

В таком распределении ролей и судеб Платон усматривал высшую космическую справедливость. Земная справедли­вость состоит в том, чтобы каждый занимал в государстве то место, к которому его предназначила порода. Подобная справедливость воз­можна только в идеальном аристократическом государ­стве. В тимократии, где правителя­ми становятся на основе военных заслуг, господствуют властолюбие и честолюбие. В олигархии, где властвуют богатые, самыми распространенными качествами стано­вятся стяжательство и корыстолюбие. В демократии сни­маются всякие сословные различия, и граждане устраива­ют жизнь по собственному вкусу, лишая ее порядка и гар­монии. В самой худшей государственной системе — тирании — устанав­ливается поголовное рабство, подданные превращаются в жалких трусов, а у правителей высвобождаются зверо­подобные влечения.

У своих истоков античная этика носила эвдемонистичес­кий характер, тесно связывая добродетель и земное сча­стье (эвдемонию). Платон вводит мотив бегства от мира, в котором зло окружает человека со всех сторон. Таким бегством явля­ется «теосис» — уподобление богу. У неоплатоников Плотина, Порфирия, Прокла и др. (III—VI вв.) центр вни­мания переносится с полиса на внутренний мир челове­ка, на восхождение души к Единому как высшему благу. Это восхождение есть именно бегство от мирского зла, мистический уход в себя.

Сообразно ступеням восхожде­ния или самоуглубления выстраивается иерархия добро­детелей. В основании иерархии находятся практические или политические добродетели, наличие которых необхо­димо для жизни в государстве. Одной ступенью выше рас­полагаются катартические добродетели, которые на­правлены на переход от телесной жизни к душевной. Тре­тью ступень образуют теоретические (созерцательные) добродетели, которые позволяют подняться от души к уму через созерцание идей. На последней, четвертой ступени находятся мистические добродетели, благодаря которым совершается переход от ума к Единому, экстатическое слияние с ним. Человек становится не только подобным богу, но самим богом, открывает тайну божественного света в самом себе. Высший принцип плотиновской эти­ки звучит так: «Очищай и формируй себя, пока не ста­нешь достойным вместилищем божественного блеска». В экстазе человек созерцает бога и себя, ставшего богом. Стремление человеческой души к единению проявляет­ся как эрос. Человек, созерцающий божественную красо­ту, забывает о чарах искусства и земной любви. Он впада­ет в священное безумие, в котором устранены преграды между его умом и Единым, испытывая блаженство, выше коего быть ничего не может.