Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Соколов. История искусств.tom2.doc
Скачиваний:
14
Добавлен:
14.08.2019
Размер:
2.67 Mб
Скачать

Краснофигурная вазопись первой четверти V в. До н. Э.

Я — этот кубок,— любим одним виночерпием только, Ибо храню для него Вакха остатки на дне.

Фока Диакон. На кубок с остатками вина

На 530—470 гг. до н. э, приходится развитие строгого стиля в краснофигурной вазописи. Уменьшение числа персонажей, отказ от обильных орнаментов, стремление к простоте выражения и лаконизму в то время стали преобладать над многоцветностью и декоративностью. Мастера стали тяготеть к детальному изображению действительности,

отказывались от архаических условностей. В вазописи этот процесс воз­ник раньше, чем в архитектуре и скульптуре.

Новая эстетическая система в искусстве эллинов возникла не случай­но. Она отвечала собранности воли, сдержанности чувств, характерных для общества кануна греко-персидских войн (конец VI — начало V в. до н. э.). Новый стиль в вазописи, как и в скульптуре, получил название строгого из-за того, что во многих росписях преобладали имен­но строгость и лаконизм выражения, линии четко обрисовывали фигуру или предмет, не такими обильными, как ранее, становились орнаменты.

В краснофигурных росписях строгого стиля рисунок прост, но изо­бражения совершеннее, чем в чернофигурных. Художник больше обра­щает внимания на реальность форм, нежели на метафоричность выра­жения, игравшую основную роль в архаическом, преимущественно ус­ловном искусстве. Вазописец тщательнее вырисовывает мускулатуру, контуры фигур, но от него начинает в то же время ускользать былая способность графически передавать те или иные чувства или качества образа.

Детали тела и складки одежд обозначаются теперь тонкими линия­ми лака, а не процарапыванием. Это предоставляет мастеру большую свободу в воспроизведении трудных ракурсов и положений фигур. На­гляднее всего новшества проявляются в трактовке глаз: они хотя и очер­чиваются еще замкнутым овалом, но зрачок придает конкретность взгляду, показывает его направленность.

В росписях строгого стиля встречаются сцены из эпоса, эпизоды военной жизни, состязания атлетов. Нередки изображения пиршеств и дионисийских празднеств: загулявшие участники обильных трапез не­твердой походкой шествуют с винными чашами в руках. Около таких росписей вспоминаются стихи поэта, посвященные богу вина Дионису (или Вакху):

Лучшая мера для Вакха — без лишку, ни много, ни мало,

Иначе к буйству он нас или к унынью ведет. Любит он с нимфами смесь1, если три их и сам он четвертый;

Больше всего и к любви он расположен тогда. Если же крепок, он духом своим отвращает эротов

И нагоняет на нас сходный со смертию сон.

Евен Паросский

В первую очередь черты строгого стиля проявились в творчестве Эпиктета. Сейчас известно около ста расписанных им сосудов. Андокид, очевидно, был уже стариком, когда Эпиктет, Евфроний и Бвфимид только начинали творческий путь. Сохранились некоторые вазы Эпикте­та, работавшего в последние десятилетия VI в. до н. э., исполненные в чернофигурной и краснофигурной технике. -

Сюжеты росписей Эпиктета различны: здесь можно видеть пастухов со скотом, пирующих гетер, сатиров и силенов, состязающихся в ме-

1 Греки обычно пили вино, сильно разведенное водой, часто в пропорциях три к од­ному.

тании копья и диска юношей-атлетов, а также судей, музыкантов-флейтистов и других персонажей. В композициях на внешних сторонах его киликов фигур бывает обычно довольно много, но расположены они очень ритмично. Особенно красивы движения рук, чаще всего поднятых и подвижных. Кажется, что вазописец наслаждается тем, что он вдруг ощутил возможность правильно показать действия тела, рук, ног... Фи­гуры обнаженных атлетов у Эпиктета всегда подчеркнуто сухопарые, жилистые. Жестко передает Эпиктет и складки одежд: внимание мастеров того времени больше сосредоточено на координации движений, на жестикуляции, а не на той певучей грации драпировок, которую любили обыгрывать мастера архаики и обращаться к которой во време­на Эпиктета уже считалось старомодным. Так, например, жестковаты складки одежд у одной из спутниц Диониса — менады с тирсом (жезл Диониса и его спутников — палка, увитая плющом и виноградными листьями).

Эпиктет любит показывать персонажей в сложных ракурсах. Юношу, бинтующего руку для борьбы, он рисует со склоненной головой, погру­женного в свое занятие. Хотя в фигуре выражено напряжение, она очерчена легко и свободно.

В композиции, где девушка, провожая юношу, наливает ему из эйно-хои вино, Эпиктет с помощью графических средств показывает сдер­жанные, но прекрасные в своей цельности чувства. Образ девушки ис­полнен достоинства и нежной грации: она изящно придерживает крае­шек одежды рукой. Мужественность и благородство воплощены в фигу­ре воина. Звучит сдержанный деликатный намек на их более лиричные взаимоотношения. И все это достигается рисунком, силуэтом. Некоторые ученые-антиковеды, знатоки греческой вазописи, считают, что «можно рисовать иначе, но нельзя рисовать лучше», чем Эпиктет1.

Близка стилю Эпиктета роспись ряда сосудов, исполненных в мастер­ской Памфая, у которого сначала работал художник. Такова, в частно­сти, композиция килика с перенесением тела Мемнона — греческого героя, погибшего под Троей: его бережно поддерживают Сон и Смерть в доспехах гоплитов, но с огромными крыльями. Ирида (богиня радуги, вестница Зевса) с кадуцеем (жезл, обвитый двумя змеями,— атрибут вестников, глашатаев) в руке и мать Мемнона, Эос, простирающая руки, полны отчаяния. Пластика тел, ритмическая выразительность движений рук строго соотносятся с чувствами персонажей — в этом главное завое­вание мастеров строгого стиля. Сцена полна отчаяния, сменившего лири­ческую грусть и печаль композиций Экзекия. Как и в греческой тра­гедии, в вазовых композициях нарастает выражение пафоса: глаза Мем­нона показаны с закатившимися зрачками, рядом с глазами Сна и Смер­ти они воспринимаются потухшими.

Выдающийся мастер строгого стиля, вазописец и гончар Евфроний, как и Эпиктет, выполнял свои ранние произведения еще в чернофигур-

1 См.: Горбунова К. С, Передольская А. А. Мастера греческих расписных ваз.— Л., 1961.— С. 37.

ной технике. Возможно, к краснофигурным работам Евфрония отно­сится знаменитая пелика с ласточкой из собрания Эрмитажа1.

Евфроний — разносторонний художник. В одной из своих черно-фигурных композиций он показал торговца оливковым маслом, на других вазах — пирующие гетеры, афинский щеголь Леагр. Берется с успехом Евфроний и за сюжеты высокого стиля (борьба Геракла и вели­кана Антея, посещение Тезеем — легендарным афинским царем (ок. XIII в. до н. э.) — на дне моря владычицы морей Амфитриты).

Возможно, порой Евфронию кажетбя, что он недостаточно вырази­телен в рисунке, и он поясняет действия текстом. Надписи есть в росписи с торговцем маслом: «О, Зевс, отец, дай мне разбогатеть». На пелике с ласточкой целый диалог, звучащий как изящное стихотво­рение в прозе. Двое сидящих мужчин указывают на летящую ласточку. «Ласточка, вот она, ласточка!»—восклицает один. «Да, клянусь Герак­лом!»— отвечает другой. А мальчик восторженно кричит: «Вот она!» От себя мастер добавил: «Наступает весна» (все эти надписи выведены пурпуром). На псиктере с гетерами можно прочесть: «Тебе посвящаю я эту каплю, Леагр», на килике с Леагром: «Прекрасный Леагр». Приме­чательно, что в житейских сценках надписи более пространны, а в рос­писях на мифологические сюжеты художник ограничивается сообщени­ем имен изображенных. Он тонко чувствует разницу между бытовой композицией, где возможно свободное общение персонажей, и возвы­шенным мифологическим сюжетом, которому более приличествует сдер­жанность и величавость.

На эрмитажном псиктере с четырьмя пирующими гетерами Сиклина играет на флейте, Палейсто пьет из чаши вино, а юная и прекрасная Смикра играет в коттабос и, выплескивая последнюю каплю из чаши, произносит слова посвящения красивейшему юноше Афин Леагру. Обра­щает на себя внимание новшество — лицо гетеры Палейсты нарисовано анфас, а не в профиль.

Среди росписей Евфрония на мифологические сюжеты интересна рос­пись кратера из Лувра с изображением битвы Геракла и Антея. Это одна из самых сильных по выразительности работ мастера. С большой убедительностью художник показывает, как Антей теряет силы: зрачок его закатывается, рот полураскрыт, будто слышишь, как он хрипит, склоняясь под напором противника. Геракл, напротив, полон сил, несмо­тря на колоссальное напряжение борьбы. Будто застывшим в схватке героям противопоставлены экспансивные женщины по краям, очевидно, образы природы. Они размахивают руками, порываются куда-то бежать,

1 Сейчас предполагают, что это произведение не самого мастера, но его школы. Най­денная в этрусской гробнице в 1835 г. пелика была опубликована, но,потом исчезла, и лишь в 1906 г. ее обнаружил О. Ф. Вальдгауер в России, в одном из шкафов библиотеки Эрмитажа за толстыми фолиантами гравюр Пиранези. Оказывается, граф Гурьев привез пелику из Италии на родину и проиграл в карты министру финансов Абаза. После смерти Абазы Эрмитаж купил его коллекцию, и пелика Евфрония попала в шкаф Эрмитажа. (См.: Горбунова К. С, Передольская А. А. Мастера греческих расписных ваз.)

одна в ужасе хватается за голову. Именно здесь значение жестикуля­ции в раннеклассической вазописи выступает особенно отчетливо.

В левой части композиции около одной из женских фигур помещен ранний античный натюрморт — соответствующие сюжету предметы: шкура льва, дубина, горит1. Они весомы и тяжелы. Этот живописный этюд созвучен происходящей рядом борьбе, напряжению схватки.

В другой мифологической композиции Евфрония — луврском кили-ке — представлен Тезей. Герой изображен небольшим рядом с восседаю­щей на троне богиней моря Амфитритой. Между ними художник по­местил Афину, а в промежутках между фигурами — дельфинов и ма­ленького Тритона, будто поддерживающего Тезея снизу. В этой росписи все кажется вибрирующим, волнующимся, мелкими складками струятся одежды. Подвижность линий казалась особенно выразительной, когда в килик во время трапез наливали вино.

Современник Евфрония афинский живописец Евфимид также создал большое количество росписей на различные темы. В его рисунках можно видеть тренирующихся на стадионе юношей, подвыпивших гуляк, сцены из эпоса и мифологии.

Евфимид предпочитал композиции из трех фигур. Причем крайние персонажи мастер часто обращал к центру. Сложный поворот фигуры уже не составлял такого труда для него, как для предшественников. В сцене возвращения трех греков с пирушки один изображен сбоку, другой — в три четверти, третий — со спины. Композиция не загружена деталями, бытовые предметы — канфары с вином, суковатые палки, плащи, венки на головах — не отвлекают внимания от основной груп­пы. Нет ничего лишнего, что можно было бы убрать без ущерба для цельности росписи, мастер хорошо чувствует меру во всем.

В одной из росписей он размещает фигуры двух борющихся юношей между красивыми пальметтами, гармонично сочетая декоратив­ный узор с телами борцов и четкими рядами поясняющих действие надписей. Вазописцу удается передать здесь и ход состязания. Он дает возможность почувствовать силу левого атлета, хорошо захватившего своего слабеющего противника, и неуверенность правого, беспомощ­но размахивающего в воздухе руками. Прекрасный мастер графики Ев­фимид рисует контур левого юноши очень четко, выражая в нем кон­центрацию силы; контур же правого кажется беспорядочным, не собран­ным, линия вялой.

В эпических росписях Евфимид достигает вершины своего мастер­ства. Торжественные сцены полны глубокой значительности. На стенках амфоры из Музея декоративного искусства Мюнхена показан троянский герой Гектор, собирающийся в бой; его снаряжают отец Приам и мать Гекуба. В излюбленной Евфимидом композиции из трех персонажей (центральная фигура и две боковые) заметно, как усложняются позы, повороты. Одна нога Гектора показана сбоку, другая — прямо. Обрамле­ние, как и в других рисунках Евфимида, здесь сознательно слегка на­рушено: шлем занимает одно из клейм, которое должна была бы запол-

Горит — футляр для лука и стрел из дерева, кожи, иногда украшенный.

нить пальметта, так что четкий ритм декоративных узоров оказы­вается прерванным. Греки, стре­мившиеся к наивысшему порядку и гармонии в искусстве, никогда, однако, не сковывали себя жест­кими канонами, иногда сознатель­но нарушая строгую симметрию или общую четкую ритмику. Кра­сота и цельность композиции не­редко становились от этого еще за­метнее'.