Спелеология дала мне друзей

Габор Бенце

Спелеологией я стал заниматься с 1960 года в Венгрии. Я кончил среднюю школу и вступил в спелеологическую секцию спортивного клуба “Метеор”. Есть у нас что-то вроде вашего общества испытателей природы, при котором существует спелеологическая комиссия. Вся научная часть спелеологии входит в ее ведение, а спортивная часть сосредоточена при различных спортклубах. Я одновременно был членом и клуба, и общества.

Как я попал в спелеологию? У меня всегда была тяга к чему-то такому. Однажды я объявил дома, что собираюсь серьезно заняться мотоциклом и участвовать в мотокроссах - мои родители чуть не умерли... Потом я хотел заниматься планером - и снова родители объяснили мне, как это нехорошо: могут потом в армию забрать, так как ты умеешь летать и т.д. и т.п. Так что, когда я в очередной раз пришел и сказал, что буду заниматься спелеологией, они не нашлись, что ответить - нельзя же столько раз отговаривать человека. И я стал спелеологом. Я часто бывал в экспедициях, это было интересное время: только что открыли пещеру “Метеор”, там был подземный лагерь.

В 1963 году я приехал на 5 лет в Москву, учиться, и сразу стал искать либо спелеологов, либо альпинистов. Через какое-то время я наткнулся на объявление - это было обычное деловое объявление: собираемся на тренировку там-то и во столько-то. Была зима или даже весна 1964 года, прошло почти полгода в поисках, да и некогда было на первых порах, экзамены надо было сдавать. И все же я отыскал спелеологов еще на первом курсе. Я вошел в маленькую комнатку возле бассейна, где все сидели, сказал, что я из Венгрии, занимался дома спелеологией и хочу заниматься ею здесь. Все же это было, наверное, зимой, так как ребята собирались в Дивью пещеру. Валя Алексинский - я сразу попал на него - сказал мне, что есть, конечно, трудности, связанные с тем, что я иностранец и не могу свободно ездить куда угодно, но будут и такие места, куда я смогу с ними ходить. Потом он спросил меня, что я думаю насчет тренировок, и согласился, что я пока на тренировки ходить не буду (на первых курсах у меня были трудности с языком, ученье давалось тяжело и занимало много времени), только в походы на субботу-воскресенье... Что же касается физической подготовки, то на первом и втором курсах есть физкультура, и этого для меня пока будет достаточно.

Помню, где-то на первом или уже на втором курсе мы ездили за город на техническую тренировку. Был устроен сложный комплексный маршрут. В частности, навесили снаряжение между двух тонких и высоких берез, растущих очень близко (около метра) друг от друга. В конце тренировки все очень устали и никто не мог забраться наверх, чтобы снять навеску: можно было, конечно, развязать веревку на одном из этих деревьев, но тогда они сразу бы разошлись в стороны и на второе дерево пришлось бы лезть с самого низа. Все по очереди пробовали свои силы, но обо мне никто и не думал - не очень серьезно ко мне тогда относились, никто меня не знал (да и сам я себя еще не знал). И когда я увидел, что уже никто не может залезть, то предложил: давайте, я попробую - и запросто залез, чему и сам очень удивился. С тех пор на меня стали по-другому смотреть и серьезнее со мной заниматься.

На втором курсе я был первый раз в экспедиции - в пещере Абрскила. Руководил ею Котенков, были там Миша Зверев, Гриша Косарев, Лена Вирина и другие. После нее мы соединились с другой университетской группой и совместно спустились в Анакопийскую пропасть.

В ноябре 1965 года я был в крымской экспедиции в шахту Каскадная. Руководил ею Алексинский. Для меня существенно то, что к этой экспедиции я был физически недостаточно подготовлен. Поскольку я уже имел опыт Анакопийки, маршрутная комиссия разрешила мне идти до дна; но дойти до дна я не смог и должен был вернуться. Этот случай был очень полезен для меня, так как после этого я стал намного больше тренироваться и к зимней экспедиции следующего года (пещеры Назаровская и Величественная) подготовился уже хорошо.

Экспедиция в Назаровскую была самой тяжелой экспедицией в моей жизни. Валя опять включил меня в штурмовую группу, и это было довольно аристократическим делом: специальная группа навесила почти все снаряжение, наша задача состояла в том, чтобы пройти по этой навеске до дна. Но Назаровская была тогда рекордом Союза, и в ту зиму оказалось очень много воды. Помню, мы вылезали из послед­него колодца, экспедиция уже заканчивалась, палатки и все вещи были собраны, и девицы ждали нас наверху со свечой в руках, чтобы оттаивать обледенелые муфты карабинов. Комбинезоны тоже обледенели; сами мы не могли их снять, и нас раздевали, как космонавтов, а они так и остались стоять. Их били топором, чтобы как-то смять и упаковать в рюкзаки, но все равно они были слишком громоздкие и пришлось их оставить...

После этого летом состоялась поездка в Венгрию: обмен спортивными делегациями. Насколько я знаю, до сих пор это единственный случай контактов между советскими и венгерскими спелеологами именно по спортивной линии.¹

Звал меня Валентин и в свою последнюю экспедицию в Сумган; более того, до самой последней недели я был уверен, что поеду, но что-то помешало. Почему-то число участников было у них ограничено, они хотели поехать вшестером, но поскольку я не смог, их так и поехало пять человек.

Хорошо помню, как оттуда пришла телеграмма. Почему-то к нам попала не первая, а уже вторая телеграмма, где говорилось не о гибели Вали и Лены, а сразу о гробах или об автобусах, которые надо подавать в аэропорт, чтобы их встречать. Я, Лена Вирина, Саша Чуба - мы стояли в коридоре Главного здания минут двадцать и никак не могли прийти в себя: это был настоящий шок...

Потом, уже год спустя, я участвовал в работе какой-то комиссии, разбиравшей несчастные случаи со спелеологами в СССР. Задачи этой комиссии, заседавшей в здании ВЦСПС, были не дисциплинарные, а просто - понять, по какой причине могут быть осложнения в пещерах. Все рассматриваемые происшествия так или иначе были связаны с водой: один утонул в Каповой пещере, другая (польская спортсменка) погибла во время паводка в какой-то пещере в Грузии. Что же касается Вали с Леной, то выступивший там Дублянский, по-моему, очень правильно отметил решающую роль, которую имели в случае с ними плохие отношения между университетскими спелеологами и их городским начальством. Эти плохие отношения, сказал он, лишали Алексинского и его ребят возможности потерпеть поражение (сразу последовали бы различные репрессии), диктовали жесткую необходимость выйти к намеченному сроку и прочее.

Тогда же дискутировался вопрос: можно ли при спуске под землю не оставлять никого наверху? Мой собственный взгляд на это менялся несколько раз, тогда я считал, что нельзя, но сейчас думаю - а как же скалолазы лезут на несколько дней на стену и нигде никого не оставляют? Вале лишь нужно было иметь больше терпения, отступить, выждать, пока пройдет вода, дождаться утра и тракториста - но этого-то и нельзя было сделать из-за жестких сроков.

Другая причина трагедии в Сумгане, как ни странно, в том, что Валя значительно превосходил всех остальных участников и физически, и, главное, морально, поэтому он считал абсолютно естественным, что если возникает какая-то трудность, то именно он должен ее преодолеть. В ответственных случаях он больше ни на кого не надеялся, поэтому и работал слишком долго под ледяной водой; а ведь можно было бы организовать работу так, чтобы сменять друг друга, высушиваться внизу и так далее, ведь оставшиеся внизу Молоствов и Благодатских тоже были тогда в хорошей форме и имели уже достаточный опыт. Но, по-видимому, эта мысль Вале даже не приходила в голову.

После смерти Вали и Лены настал тяжелый период в жизни секции, ее позиции в МГУ резко ухудшились (отобрали комнату). В частности, для меня возникла трудность в том, что предстоял ответный визит венгерских спелеологов в СССР. Он смог состояться только через два года после этого, так как у руководства спортклуба МГУ не было необходимого доверия к новым людям, которые могли бы все это организовать.

Последней поездкой, в которой я участвовал, была летняя экспедиция 1967 года на плато Лаго-Наки. Это была прекрасная поездка, доказавшая к тому же жизнеспособность секции и без Валентина. В этой экспедиции я считался совсем старичком. Мы с Галактионовым составляли там группу фотосъемки и занимались только фотографированием пещер для отчета. Остальные везде лазали, проверяли всякие подозрительные щели, навешивали снаряжение, мы же с Валерой весь день ходили от одной группы к другой: — “Ну, что у вас, есть дырка? “ — “Есть!” - тогда мы спускались вниз, делали несколько кадров и шли дальше.

А в следующем году я уже закончил университет и уехал домой. В Венгрии мне пришлось жить и работать не в Будапеште, а в Сегеде; может быть поэтому я довольно скоро отошел от спелеологии, стал заниматься скалолазанием, высокогорным туризмом. Впрочем, в перспективе я надеюсь все же перебраться в Будапешт и тогда снова буду ближе к нашим спелеологам.

Если сравнивать развитие спелеологии в СССР и в Венгрии, то следует сказать что в Венгрии ситуация со спелеологией несколько иная. Венгерская спелеология значительно старше, и, как следствие этого, находится в иной стадии: “открытых” (то есть имеющих сообщение с поверхностью) пещер уже нет, точнее, они все уже найдены и изучены. Поэтому сейчас различными научными и полунаучными методами ищутся подземные полости, которые не имеют открытых выходов. На основании лишь географических и геологических показателей доказывают, что пещера в данном месте может быть — и когда это удается, появляется возможность достать деньги, набрать людей и организовать экспедицию, чтобы раскопать эту пещеру. Поэтому в венгерских спелеологических лагерях намного больше, чем у вас, разговоров о геологии и географии района, постоянно ведутся эксперименты с окраской воды, так что, когда мы выходим в пещере на реку, мы всегда знаем, что это за река, откуда она собирает воду, куда эта вода течет и на что можно надеяться в смысле дальнейшего продвижения вглубь.

В заключение я хочу сказать, что не только экспедиции, не только пещеры, не только природа были важны для меня. Через секцию я нашел себе друзей в Советском Союзе, вошел в более тесное соприкосновение с вашей жизнью, с песнями, с культурой вообще. Состав секции всегда был отличным, находились интересные люди, которые не ограничивали себя спортом. Конечно, тренировки по субботам и воскресеньям — необходимость, и Валентин вытаскивал на них всех; но после, когда уже никто никого не заставлял, все все равно собирались просто ради удовольствия побыть вместе. Споры, дискуссии, шутки — какая же это была приятная компания людей! И, пожалуй, это было важнее всего; без этого погорели бы все экспедиции.

сентябрь 1981 г.