Тропа к пещере меженного

Александр Михалин

Решающей предпосылкой экспедиции в пещеру Меженного зимой 1981 года явился выезд в ту же пещеру зимой 1980 года четырех человек, которые по возвращении поведали всем, что зимой на Хипсту идти можно и в чем-то даже лучше, чем летом, но... Дальше следовало леденящее кровь описание суровости зимней жизни на высоте 2000 метров. “У-у-у! Вью-ю-ю!” Словом - ужас!

Это оказалось как раз тем, что нужно. Наконец-то после долгого застоя и всяких там увеселительно-развлекательных поездок в Крым и Амткел у секции появилась настоящая суровая пещера, причем, как выяснилось, лучше ехать туда зимой - и для пользы дела, и для пущего суровизма.

В подготовке к экспедиции столкнулись два начала, что, по-видимому, вполне в духе секции. С одной стороны, хотелось все сделать на самом высоком уровне. Так, например, в отношении жизнеобеспечения под землей за основу была взята прогрессивная система модулей Усикова-Морозова, улучшенная за счет более рациональной и разнообразной раскладки. Веревки были смаркированы наиболее компактным способом так, что вся навеска пещеры, включая лестницы и веревки на первопрохождение, уместилась в шести мешках. Сами мешки были сделаны из прорезиненного капрона — легкие, ненамокающие, прочные. Горючее и батарейки были самыми модными — ”гекс” и 145у, и так далее. С другой стороны...

Итак, сдав госэкзамены, геологи — основная сила нашей экспедиции, ощутили настолько сильный зуд в плечах, что, не дожидаясь пятницы (намеченный срок выезда), вчетвером: Мартынов, Лосев, Лазарев, Железнова - прихватили весь груз и уехали в Гудауту, назначив встречу у Лужи с головастиками. Как ни странно, так оно и произошло. Когда шестерка остальных (Михалин, Ноздрачева, Железнов, Крот, Тимин, Панюшев) почти налегке (по 30 килограммов) подошла к Луже, сверху, широко расставив ноги и издавая подбадривающие клики, на них взирала передовая группа. За двое с половиной суток она донесла весь груз до Лужи, а Лосев даже зашел еще дальше — отправился топтать в снегу тропу к Ущелью, прихватив, не бегать же пустым, три мешка килограмм так по десять. Пока вновь прибывшие ели и слушали устный отчет А.Галанцева, недавно вернувшегося из Амткельского лагеря, спустился Лосев, который после долгих поисков нашел-таки Ущелье и проложил туда путь. Народ начал суетиться и разбирать вещи, отделяя совершенно необходимые, которые следовало оставить в лагере, от просто необходимых, которые можно было оттащить наверх. Тем временем пошел снег. Картина трудового энтузиазма радовала глаз: снег валит, а люди все копошатся, чего-то там пихают, привязывают, словом — работа кипит.

Несмотря на снег, к Ущелью подошли довольно быстро и тут только оценили работу Володи Лосева. Дело в том, что без тропы по свежевыпавшему снегу с грузом идти совсем невозможно, а налегке — всего лишь очень плохо. Тогда, оставив часть мешков, мы выстроились в длинную очередь за первопроходцем, идущим без груза, который должен был через некоторое время уступать место другому и уходить в конец. Нельзя сказать, что такая тактика себя оправдала. Скорость первого настолько мало отличалась от нуля, что очередникам, чтобы не стоять со станком, приходилось после каждых тридцати секунд “гонки за лидером” снимать его и минут пять “отдыхать”. Короче, к концу дня кое-как прошли треть пути до грота и быстро побежали вниз к палаткам.

На другой день картина передвижения повторилась, но уже с участием двух женщин и с вдвое большим количеством груза. Последнее, впрочем, позволяло “очереди” не замерзать, поскольку пока там “эти” топчут тропу, можно сделать вверх-вниз по три ходки. Так и шли до вечера.

Чтобы поставить палатки, пришлось выкопать ямы метровой глубины и затем ногами утоптать их до полутора метров. Только тогда снег стал достаточно твердым. Все промокли. А снег все шел. Шел он, наверное, и всю ночь, поскольку утром “потолок” одной из палаток опустился настолько низко, что в точности повторял очертания лежащих в палатке тел. С великим трудом выбравшись, Михалин прошелся лопатой по телам, прикрытым тонким (правда, двойным) слоем ткани, и палатку кое-как снова поставили.

Утром снег все еще падал. Вещи, намокшие вчера и затем замерзшие, превратились в броню. Моральных сил идти не было. Ну что ж, пусть будет дневка — награда за хорошую работу. Как назло, к полудню снег тоже решил устроить дневку и пропал. Даже выглянуло солнце (кстати, в последний раз). Лагерь выглядел живописно — из ям глубиной уже до двух метров торчали коньки палаток. Куда-либо отойти было совершенно невозможно, за исключением вчерашней тропы, которую удалось восстановить на протяжении двадцати метров. Так вот и жили в этот день. А на следующий день “чуть свет”, часов эдак в 10, ударная группа вышла “тропить” и к тому времени, когда все встали, отошла уже на 30 метров, а к завтраку - на все 100; поэтому, хотя всем в ударной группе был выдан сухой перекус, каждый из них успел сбегать в лагерь и позавтракать горячим.

День выдался неплохим. Без особого труда мы перенесли весь груз к гроту, выкопали ямы, поставили палатки и даже протоптали тропу до перевала. В этот день впервые были опробованы снегоступы. Без груза в них вполне можно ходить, проваливаясь не более, чем Андрюша Лазарев, когда идет налегке, то есть довольно незначительно.

Энтузиасты вроде Тимина прихватили из Ущелья дрова, так что вечером мы баловались живым огнем, а не бледными язычками гекса. Как и во все предыдущие дни благие пожелания о том, что хорошо бы лечь спать пораньше, чтобы пораньше завтра выйти, сами собой ушли на второй план, уступив место вечернему циклу песен, благо гитаристов вполне хватало. Более того, на гитару был даже, можно сказать, конкурс. Бог с ней, с дисциплиной, если еще полчаса назад мокрые и замерзшие люди копали снег и таскали мешки, а сейчас, забыв все, сидят в теплой палатке, варят кашу и поют.

Наутро снегопада не было. Мартынов и Лосев, один в снегоступах, другой в сапогах, ушли тропить дальше. Остальные свернули лагерь и потащили вещи по тропе. К вечеру группа сильно растянулась, впереди неизвестно где шли троподелы, затем - девочки с рюкзаками. Они были призваны доводить тропу до кондиции. За ними следовали Михалин, Панюшев и Крот. Остальные шли еще дальше.

Из воспоминаний Димы Панюшева: “Вижу тропу. По ней идет Аня и проваливается — удивляюсь. За ней идет Таня и проваливается еще глубже. Ну и ну! Дальше идет Михалин и ... черт возьми! — проваливается! Ну хоть теперь-то тропа есть? Иду по следам и тоже проваливаюсь.”

На перегибе большой балки дул сильный ветер. Помимо обычных неприятных ощущений он нес поземку, которая за считанные секунды полностью заметала тропу. Тот, кому удавалось угадать место, где она была, проваливался по колено. Все прочие проваливались по пояс и ползли далее на коленях. Особенно тяжко пришлось девочкам. Слышимость отсутствовала, и чтобы их остановить, Михалину пришлось гнаться за ними, что оказалось нелегким делом. Когда же беглянки были настигнуты, Аня отказалась остановиться: дескать, лучше упасть от усталости, чем дрожать от холода. Лишь после того, как им была выкопана яма для защиты от ветра, девочки угомонились. Скоро вернулись и Мартынов с Лосевым. Было решено остановиться в ста метрах от пещеры, поскольку уже начинало темнеть. Девочки, Панюшев и Железнов стали заниматься ямами для палаток, а остальные пошли во вторую ходку (Лазарев, Тимин, Галанцев вышли при этом уже затемно). Палатки ставили с большим трудом - пальцы ворочались плохо, колья в рыхлом снегу не держали. Вообще, это был, пожалуй, самый трудный день, и тем приятней было потом забиться всем в одну палатку, разжечь гексовое подобие костра и поорать: “... еще не вечер...”

Утром Панюшев отправился заниматься “своим делом” — пробивать входную пробку в пещере, а все пошли за оставленными мешками и стали перетаскивать вещи к пещере. За час работы Дима сделал проход, и во второй половине дня мы начали спускать мешки вниз. В зале Интеллигентов и на проходе к колодцу со щелью были выровнены две площадки под палатки. В проходе место сухое и безопасное, в зале — камнепадное (а также каплепадное и сосулькопадное). Для защиты от камней, летящих из-под ног по осыпи на палатку, пришлось соорудить дамбу из станка и транспортных мешков. После установки лагеря все собрались в “командирской” палатке и выработали тактический план, расписанный по часам на трое с половиной суток вперед. Он был выполнен довольно точно. Например, Ане сказали, что группа вернется через двое суток в 9 часов вечера, и она приготовила к этому времени ужин, который не успел даже остыть: группа действительно вернулась в 9 часов.

Коротко говоря, за трое с половиной суток была навешена вся пещера, сделано первопрохождение до глубины 530 метров и вынуто все снаряжение. Обошлось без непредвиденных задержек и неприятностей. Новички (Тимин и Галанцев) работали, во всяком случае, не хуже “стариков”. Следует сказать, что после недельной заброски по снегу и под снегом прохождение пещеры не произвело особенно сильного впечатления.

Житье в зале Интеллигентов тоже можно считать вполне сносным. Особенно славно было слушать, как из палаток разносился по пещере звук гитары и рев: “... На абордаж!!!”

Там же, под землей, мы освоили питание с вдвое меньшим количеством ложек, чем число кушателей. Кастрюля с кашей ставится в центр круга. В нее втыкаются ложки. Каждый, зачерпнув каши, быстро отправляет ее в рот и на время разжевывания ставит ложку обратно, занимая ее, таким образом, приблизительно на одну четверть времени еды. И все остаются довольными и сытыми.

Свертывание лагеря и выход на поверхность заняли 12 часов. Особенно тяжко пришлось при выемке из входного колодца. На “улице” -20°С, снег, в колодце ледяной ветер.

Наверху стояли Мартынов, Лосев и Железнов. Поскольку колодец не прокрикивался, они убедительно просили Панюшева, стоящего посередине колодца, передать вниз Михалину, что он... и пусть... цепляет эти... мешки. Панюшев полностью присоединялся к мнению товарищей наверху и, присовокупив ..., передавал их слова вниз Кроту. Однако Саша из природной деликатности передавал вниз лишь просьбу прицеплять мешки поскорее.

Самое веселое началось, когда вверх начали поднимать мешки от станков, которые, как выяснилось, проходят во входную щель лишь вниз, да и то после удара ноги. Вверх большинство из них проходить отказывалось, что вызывало дополнительные затраты усилий и ... у Мартынова и К°. К четырем часам утра вылезли все. Тем временем передовая группа уже ушла вниз. Оказалось, что вниз вполне возможно идти и без тропы. При этом у каждого был свой способ спуска: кто делал длинные шаги, кто ехал сидя, а кто катился кувырком. В конце концов все собрались в Ущелье. Был съеден последний перекус, и народ повалил вниз. У Лужи голод догнал нас и заставил поедать смесь из сухарной крошки, зеленого сыра и топленого масла, да еще мычать от удовольствия.

По мере спуска погода становилась все лучше. Снегопад постепенно вытеснялся голубым небом, и когда мы подходили к кошу, светило солнце. Дальнейшая схема всем знакома: мытье в речке (роднике) — еда — вечер песни — сон — еда — дорога в Сухуми — три часа на откуп — дорога в Москву.

осень 1981 г.