Осенняя экспедиция - рекорды надо делать быстро

Чья идея - идти осенью в Снежную - не помню. Скорее всего - Зверева, как нашего лидера. Это была нетривиальная идея: до сих пор спелеологи серьезно не ходили так высоко даже летом.

Вторая нетривиальная идея заключалась в том, чтобы взять с собой членов Городской секции спелеотуризма. Кажется, поехали Колесников и Ефремов. Я бы не взял.

Забрасывались двумя группами с интервалом в 3 дня. Тропили по грудь в снегу, потом по этому туннелю тащили рюкзаки. По нашим следам еще до границы снега увязались два недавно рожденных щенка, которые явно не дожили бы до следующего утра. Несмотря на крайнюю усталость, на закате Леша Захаров совершил подвиг: понес их вниз.

По дороге мы попали в снег сразу из зоны дождя, промочили и проморозили лагерь, пробили туннель не на тот хребетик, слегка заблудились и съели всю еду. Вторая группа во главе со Зверевым опаздывала на 2 дня. Я до рабочего дня сбегал вниз их поискать - никого не было. Мы решили назавтра спускаться вниз, но замешкались со сборами. В это время Зверев пришел и нагло заявил, что что-то мы тут нервные какие-то. Было обидно, но Глебов пробил правильную дорогу, выглянуло солнце, след нашей ушедшей наверх жены (Нади - жены Виталины Молоствова) пересек медведь, и мы быстро пошли наверх.

На работу у нас была всего одна очень жестко расписанная неделя, но на новую часть опять остался всего один выход. Мне крупно повезло: в последнюю группу Зверев взял меня и Глебова. Повезло - потому что в процессе отбора на это место было несколько здоровых, относительно отдохнувших, мужиков. Зверев что-то такое сказал, откуда было ясно, что момент серьезный и пойдем мы. Я за такое решение ему до сих пор благодарен.

Мы уже знали, что в следующий колодец Астрахарчик бросал камень и при удачном броске через несколько секунд слышал его стук, а при «неудачном» - не слышал. Кто-то в этот колодец приспустился и понял, что все в порядке - ледяная вода шла прямо на голову.

В первый отвес спускался первым Глебов. На глубине 60 метров была площадка, на которой он вбил шлямбурный крюк и стал страховать нас вниз. Зверев пошел первым во второй отвес. В этом отвесе оказалось еще 50м., и, как специально, в нужном месте оказалась еще одна водобойная площадка, на которой Зверев возился очень долго. Когда я туда спустился, Зверев тихонько пел, и я понял, что все в порядке. Моя очередь была лезть дальше одному.

Колодец стал таким широким, что мы чувствовали себя мошками на его боку. Мы условились со Зверевым, на сколько часов я могу уйти вниз, и что они будут делать, если я вовремя не вернусь. Кстати - ничего особенного они сделать бы не смогли, так как весь страховочный запас снаряжения мы взяли с собой и как раз повесили последнюю лестницу. Позже мы думали, что если бы наши «городские гости» дали нам свои самохваты (которые мы у них случайно увидели на выемке), мы смогли бы высвободить существенно больше снаряжения (веревки было больше, чем лестниц, а самохватами мы еще не пользовались).

Лестницы мне хватило до острия какой-то торчащей снизу скалы, основания которой с лестницы видно не было. С этой скалы я удачно скатился и долго отстегивался от душившей меня страховки. Вода уходила вниз сквозь завал огромных глыб в полу этого огромного мешка. Ринувшись в этот завал и спустившись с полудюжины уступчиков, я посмотрел наверх и понял, что назад дороги мне не найти. Дело в том, что снизу каждая глыба может проходиться множеством способов, после чего ты попадаешь в новую систему лазов сквозь глыбы, а к выходу ведет только один из этих сотен вариантов. Темно и глухо, крикнуть некому, у меня на все 2-3 часа. Потом будут всеобщие спасработы, спуск за спасотрядом, которого при нулевой температуре мне не дождаться.

Имея такие мысли, я начал маркировать свой путь вниз турами из щебенки, порой разваливая тут же свои туры в тесноте лаза. На обратном пути, сдерживая приступы паники, после нескольких экспериментов я увидел, что по дороге вверх туров ставить не надо. И мне повезло: я вышел по наитию почти с первого раза.

Наверху Зверев и Глебов выли про кузнечиков: «Будет много кузнечиков, хватит на всех...». Их фонари казались звездочками в небе, с которого падал проливной дождь. Мое время кончилось. Я искричал себе еще часик и пошел искать ход дальше. Во время этого одиночного турпохода нашелся колодец под стену зала и разреженный глыбовый навал на самой верхней площадке дна.

На лестнице по дороге наверх моей главной мыслью была: что сказать - идет пещера или нет. Все ждали только этих слов, все остальное было лирикой. Ради этих слов была вся подготовка, плавание в снегу, таскание мешков, споры, потраченные время и деньги. Взяв грех на душу я сказал, что пещера идет по крайней мере в трех местах - под навеской, под стеной и на верхней площадке.

В конце концов проход оказался на верхней площадке. Когда мы со Зверевым летом следующего года залезли под первую глыбу этого завала, я якобы услышал внизу рев воды. Зверев сказал, что мне показалось. Тогда я сбегал вниз «по звуку» (лезть можно было во все стороны куда угодно), вылез назад к Звереву и подтвердил утверждение. Уже вместе мы долго лезли до колодца, на дне которого шумел ручей, удивляясь, что я мог услышать на таком расстоянии первый раз при шуме падающей в зале воды.

Мы посчитали и решили, что это рекорд Союза - ровно на ту глубину, на которую я спустился в завал на дне Большого колодца. Старый рекорд сделали красноярцы - 500 метров в пещере Заблудших на Алеке. В рекордную экспедицию красноярцы взяли с собой Илюхина, который потом все это описал в прессе, «забыв» упомянуть об участии в этом деле самих красноярцев. Своеобразный гений Илюхина заключался в том, что в разговоре с ним вы ему верили, а через пять минут понимали, что он вас надул. Можно было бы только смеяться, но в его команде тоже были хорошие спелеологи. Например, Володя Киселев, который в 1976 году учился в школе МГУ и недавно погиб при нырянии в сифон. Говорят, в последнее время он работал исключительно рискованно.