Об одной экспедиции

Виталий Молоствов

В истории секции спелеологии МГУ (а ей уже 20 лет, лишь чуточку меньше, чем спортивной спелеологии в нашей стране) год 1967 был критическим. К этому времени университетские спелеологи прошли крупнейшие известные вертикальные пещеры страны, широко развернули поисковые и научные экспедиции. Так, только за лето 1966 года¹ были проведены экспедиции на Северном Кавказе и Горном Алтае, члены секции исследовали (в составе Дальневосточной экспедиции МГУ) спелеофауну Сихотэ-Алиня, группа спелеологов университета участвовала в международной спелеологической встрече в Венгрии.

Сложился надежный костяк секции из ребят высокой спортивной квалификации. Очень много внимания уделялось работе с новичками. При секции работала школа спелеологов с обширной программой лекций и выездов в Подмосковье для практических занятий по технике передвижения, навеске снаряжения, страховке, топосъемке.

Невозможно забыть тренировки, которые с неистощимой выдумкой готовил и проводил Валентин Алексинский. Его нацеленность на спелеологию граничила с фанатизмом, все свободное время и силы Валентин отдавал секции. Алексинский настолько связал себя со спелеологией, что невозможно было, даже мысленно, представить его вне секции спелеологии; еще труднее было представить университетскую секцию без Валентина. Правой рукой Алексинского, его сподвижницей и помощницей во всех спелеоделах была Лена Алексеева.

И вот, в результате несчастного случая в пещере Кутук-Сумган, в марте 1967 года не стало Валентина и Лены. Это был страшный удар для секции, ее первая трагическая потеря. Остро переживая случившееся, мы, члены секции, понимали, что лучшим памятником погибшим товарищам будет продолжение дела, которое было основной и важнейшей частью их жизни. Но сможет ли секция пережить удар, существовать и идти вперед без Вали и Лены, тогда было неясно. Сегодня ответ на этот вопрос известен: да, сможет. Впереди секцию ждала глубочайшая шахта Союза Снежная. Сможет, ибо, как показало время, а оно лучший судья, энтузиазм Лены и Вали, их самоотверженное служение спелеологии, являясь мощной движущей силой нашей секции, заражали и других и в разной степени передались многим, кому довелось делить с ними опасности и радости подземных путешествий и исследований.

Мы это поняли позже, а тогда, весной 1967 года, потрясенные случившимся, мы очутились перед множеством вопросов, на которые не знали ответа, ибо их решением занимался сам Валентин. Мы неплохо умели вязать узлы, навешивать снаряжение, изготовлять лестницы, лазать по ним, но нужно было еще уметь решать некоторые непростые вопросы взаимоотношения со спортклубом, с “городом”, добывать снаряжение. Эти проблемы встали перед активом секции и бюро (которое до того не играло существенной роли в жизни секции и было вспомогательным органом при тренере) внезапно и все сразу. Еще сложнее была совершенно новая задача - доказать свое право на существование после случившегося, доказать, что мы “сможем без Алексинского”. Вполне естественно, что некоторые спортивные руководители МГУ подумывали, не закрыть ли вообще эту непонятную и столь опасную секцию, которая и разрядов-то никаких не дает, а хлопот с ней предстоит много.

Вот в такой сложной обстановке, насыщенной многочисленными разборами и заседаниями различных комиссий, секция пришла к летнему сезону 1967 года. Тем летом была проведена всего одна поисковая экспедиция, и в ней участвовало всего 11 человек. Но значение ее в истории университетской спелеологии велико: она связывала две эпохи в жизни секции. Это была первая экспедиция “без Алексинского”. Не будь ее, очень возможно, что и спелеологии в МГУ не стало бы. Когда этот переломный год был пройден и положение секции стабилизировалось, в нее хлынул поток новичков. В мае 1968 года на Караби-Яйле получают пещерное крещение 13 новичков, в ноябре того же года в учебно-тренировочном сборе секции в районе озера Амткел в Абхазии участвуют 24 новичка. Но это было еще впереди, еще дальше было тогда до Снежной, а в той экспедиции нашли и обследовали внушительную по тем временам пещеру глубиной 175 метров, пожалуй, первую “свою” вертикалку. Мы так и назвали ее - Университетская. Но вспомним все по порядку.

Из Москвы мы выехали в конце июля. Кто же мы были? Валерий Галактионов и Михаил Зверев, носившие уже тогда титул “стариков”, имевшие солидный пещерный и общетуристический опыт, оба физики, уже закончившие университет. Вместе с Валерой Цибановым, студентом-химиком, горнолыжником и альпинистом, они были “мозговым трестом” нашей экспедиции. Ответственным за фотосъемку (вместе с Галактионовым) и за “габровские” анекдоты был Габор Бенце. Одновременно он был студентом биофака МГУ, оптимистом и ворчуном, покорителем Назаровской пещеры и многих других в нашей стране и у себя на родине, в Венгрии. Джурихина Галя и Григорян Муся в свободное от спелеологии время работали в космической фирме в Подлипках. Рябинкина Валя - физик, специалист по распространению радиоволн и канализации. Многозначность последнего термина давала пищу для немудреных шуток. Лариса Григорьева, как и Валя, пришла в секцию недавно. В секциии всегда было много мехматян. И в этой экспедиции их было трое: Люда Дудченко, Благодатских Виктор и автор этих строк, Виталий Молоствов. Все трое в маршрутной книжке именовались “участниками”.

В поезде нас было семеро, столько же рюкзаков и билетов, что бывает не часто. 30 июля наш сон в привокзальном скверике Белореченска был грубо нарушен догнавшим нас на попутном поезде Благодатских Виктором (он всегда и везде успевал). Усиленным составом выезжаем в Ходжох. Везущий нас железнодорожный состав, в отличие от нашего, не усилен и нетороплив, однако, успешно минует Майкоп и довозит нас до места назначения. Наша группа растет. В Ходжохе нас встретила Лариса Григорьева, чьи интересы простираются от глубочайших бездн Земли до космической бездны - она будущий астроном. Через некоторое время, достаточное для нашего купания в водах горной реки Белой, объявилась Люда Дудченко. Почти все в сборе, не хватает самой малости - руководителя экспедиции Валерия Цибанова. Он к этому времени должен был спуститься с Эльбруса и соединиться с нами, но увы! Ночуем без него.

В ту же ночь, лежа на берегу белошумной реки Белой, глядя в небо и провожая взглядами трассирующий полет светлячков, мы решали важную задачу: кому быть завхозом. Решалась она довольно просто, ибо все понимали, что лучший в мире завхоз - это Миша Зверев. Наконец, это понял и Миша.

Об этом человеке можно рассказывать много и долго. Когда осенью 1965 года я пришел в секцию, он уже был “старейший спелеолог МГУ”, и, видимо, этот титул пожизненный. Если Валентина Алексинского можно было назвать движущей пружиной секции, то Зверев - это ее душа. Это про его однокомнатную квартиру в Красной Пахре поется у Окуджавы: “Не запирайте вашу дверь, пусть будет дверь открытой”. Через эту дверь в секцию пришли многие.

Приняв важное решение, мы безмятежно уснули в своих спальниках с белоснежными вкладышами. А утром нас ожидала зверевская расправа - раскулачивание. Убедившись в неподъемности рюкзаков, решено было позволить каждому оставить 7 килограммов личного снаряжения (включая сюда комбинезон, освещение, обувь, одежду), а излишки, в том числе и такие предметы роскоши, как вкладыши в спальники, изъять. Надо сказать, что Миша был глубоко убежден, что в экспедиции надо питаться так, чтобы только не умереть с голоду. Мне в ту пору был 21 год, и я этого еще не понимал. Через всю эту экспедицию я пронес тайную мечту: съесть банку сгущенки на одного, а не на пять с половиной человек. (Вернувшись в цивилизацию, я попытался это сделать и не смог).

Пятидесятикилограммовый рюкзак с избытками продуктов и вещей отправился “малой скоростью” в Сочи сначала на спине Галактионова, затем на спине Благодатских, а потом уже по железной дороге. Остальные рюкзаки и люди на попутной машине поехали через станицы Дохавскую и Хамышки вверх поближе к нашей цели - плато Лаго-Наки. Пешком до турбазы мы шли всего 8 километров, но они запомнились, так как наши облегченные рюкзаки все же весили по 41 килограмму у ребят (для Галактионова, с учетом состояния его здоровья, было сделано исключение - он нес 45 килограмм.), а у представительниц прекрасного, но слабого пола - “всего лишь” по 34 килограмма. Муся Григорян наотрез отказывалась нести такой рюкзак - требовала дополнительной загрузки, а не получив таковой, тайком тащила из наших рюкзаков то веревку, то десяток карабинов. Постепенно к этому привыкли и знали, где искать пропажу.

1 августа мы начали поиск в лесу над турбазой Лаго-Наки. Нашли пять колодцев глубиной 17, 20, 24, 27 и 37 метров. 2 августа 1967 года из лесу на нас вышел Отец Цибанов, наш долгожданный руководитель. Он спустился с гор, по которым несколько дней скитался в одиночестве, был тощ и черен. Мы с любопытством рассматривали его экзотический реквизит бродяги-одиночки: самокованные кошки для восхождения на Эльбрус, огромный штык-тесак, горные ботинки, предметы быта - консервную баночку для варки пищи и полиэтиленовую “трубу”, заменяющую ему палатку. Цибанов научно объяснил, что по гидрогеологическим причинам в этом лесу колодцев глубже 50 метров ждать не приходится. Поэтому мы покинули лес над турбазой. Напоследок посетили Азишскую пещеру - оборудованный деревянными лестницами объект планового туризма, примечательный громадными сталактитами.

На следующий день с утра мы двинулись в путь, спустились на плато и, пройдя километров пять, стали лагерем. Нас окружали гигантские воронки, заманчивые на первый взгляд, но на дне их не было желанных колодцев. Чаще всего воронки были заполнены почти доверху снегом. Пролезть между краем воронки и снегом по проталинам удавалось недалеко. Нашлось, однако, и несколько доступных колодцев.

“Нашу” пещеру мы нашли в первый же день поиска на плато. Мы еще не знали, что эта наша, что она называется “Университетская”, что до дна ее 175 метров по вертикали, что только на третий день мы пройдем ее до дна. Пока она была для нас просто “дыра возле пастухов”, а были и другие “дыры”, требовавшие внимания и снаряжения. Но эти другие быстро раскрыли свои секреты - 13, 15, 23 и 45 метров. А дыра возле пастухов все не кончалась. Небольшой колодец, круто падающий снежник, ледяная катушка, наклонный ход и колодец, опять наклонный ход с туфовыми плотинами и, наконец, последний, 45-метровый колодец. Все это уместилось сейчас в одной фразе, а тогда, спускаясь в неизвестность, мы постепенно подтягивали резервы снаряжения, снимая его с других, пройденных колодцев. Всего же, вместе с фото- и топосъемкой, обследованием боковых ходов, мы занимались пещерой три дня.

Дальнейшие поиски на плато привели нас к гигантскому щелеобразному колодцу, перекрытому многослойными снежными пробками. Удалось пробиться через две верхние пробки, дойдя до глубины 53 метров. Мы обсуждали разные проекты удаления снега из воронок плато Лаго-Наки, от маленького атомного взрыва до поливания кипятком из чайников. Грубый подсчет необходимого числа чайников дал астрономическую цифру, а атомной бомбы у нас не было. Отчасти поэтому мы перебрались к туристскому приюту у подножия горы Фишт. Едва успели поставить палатки, как разразился ливень. Он длился час, залил все вокруг и наши палатки тоже. Казалось, что в округе не осталось ни одного сухого атома, но за дело взялся Зверев и вскоре у нас был костер.

Погода продолжала шутить. На следующий день мы ушли в поиск на Фишт-Оштенский перевал, а наш бивак засыпало градом. Выход на перевал дал нам колодец, на глубине 40 метров перекрытый снегом, и серию совсем уж маленьких колодцев, заканчивающихся таким же образом. Еще один день мы провели на склонах горы Фишт, в хаосе трещин и крупных глыб известняка. Воронки и трещины были забиты снегом и камнями.

Экспедиция продолжалась уже 12 дней. Была найдена, пройдена, отснята пещера глубиной 175 метров, в придачу обнаружено ожерелье колодцев разной глубины. Наш дальнейший путь по живописным и малохоженым тропам Северного Кавказа вывел нас к Красной Поляне. Читатель уже и сам догадывается, что ночью был ливень силы среднего потопа.

Обсохнув, мы отправились через Адлер, Новый Афон (где наш сон в спальниках на пляже был среди ночи нарушен дождем), Сухуми и Очамчира в абхазское село Отап. Это место давно было освоено секцией, но и здесь нас ожидали открытия - вертикальная полость глубиной 55 метров и несколько небольших колодцев. Естественно, что все мы побывали в знаменитой пещере Абрскила.

Экспедиция закончилась. Ее успех был подготовлен предыдущими годами научной и спортивной подготовки университетских спелеологов, годами тренировок и поисков. Сыграло роль и то, что годом ранее экспедиция под руководством Елены Ильясовой исследовала район горы Тхач и плато Лаго-Наки.

Экспедиция показала, что секция спелеологии МГУ остается в строю. Прошли годы и спелеологами университета была открыта Снежная - рекордная по глубине пещера страны. Путь к этому рекорду начался в 1961 году, широкой дорогой заполнил 1966 год и проходил по узкому мостику той экспедиции на плато Лаго-Наки лета 1967.

сентябрь 1981 г.