§ 1. Крайняя необходимость в медицинской деятельности

Крайняя необходимость в отечественном уголовном праве является «традиционным» обстоятельством, исклю­чающим преступность деяния (ст. 46 Уголовного Уложения 1903 года, ст. 20 УК РСФСР 1922 г., ст. 13 УК РСФСР 1926 г., ст. 14 УК РСФСР 1960 г.), исследованию кото­рого посвящено немало специальных трудов.⁸⁷

Согласно общим положениям о крайней необходимости (ст. 39 УК РФ), не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам для устранения опасности, непосредственно угрожающей личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства, если эта опасность не могла быть устранена иными средствами и при этом не было допущено превышения пределов крайней необходимости.

Таким образом, состояние крайней необходимости из­начально обусловлено существованием реальной и наличной «опасности» причинения вреда объектам уголовно-правовой охраны. По существу ситуация крайней необходимости представляет собой необходимость «выбора из двух зол», когда причинение «меньшего зла» расценивается в каче­стве непреступного, допустимого Уголовным законом.

Юридическим основанием возникновения крайней необ­ходимости выступает столкновение, конфликт двух охра­няемых правом интересов, когда сохранение одного интереса может быть достигнуто лишь путем нарушения дру­гого.⁸⁸ Примечательно, что в западной юридической мысли состояние необходимости причинения вреда обычно определяется как правомерное нарушение формального уго­ловно-правового запрета, если таковое совершается для устранения опасности, угрожающей другим законным интересам: «Состояние необходимости делает правомерным нарушение охраняемых законом интересов третьей невинов­ной стороны» в целях «минимизации вреда».⁸⁹

Исходя из сказанного, представляется неверной по­зиция о том, что любое обращение за медицинской помощью создает для медицинского работника состояние крайней необходимости: такое состояние возникает только в силу коллизии двух (и более) интересов.⁹⁰ Полагаем очевидным, что само по себе обращение пациента за оказанием медицинской помощи такого конфликта не создает. По справедливому замечанию ряда авторов, за медицинской помощью могут обращаться в целях омоложения, изменения пола, формы тела, преодоления естественного облысения: «во всех перечисленных случаях говорить о ситуации крайней необходимости нельзя, поскольку в них изна­чально отсутствует опасность для жизни и здоровья чело­века, а медицинские знания используются с целью улучше­ния «качества» жизни».⁹¹

В доктрине уголовного права разработаны общие кри­терии опасности, создающие состояние крайней необходи­мости, вполне применимые к причинению вреда в данной ситуации, совершенном медицинскими работниками при ис­полнении своих профессиональных обязанностей.

Общепризнанно, что источником опасности, создающей по уголовному праву состояние крайней не­обходимости, могут быть не только действия чело­века.

Во-первых, это действия сил природы, различных стихий; объективные процессы, происхо­дящие в природе, например, землетрясение, наводнение, ураганы, горные лавины, снегопады и т.д., которые создают опасность для жизни и здоровья людей, их имуще­ства. Во-вторых, эта опасность может быть вызвана нападением животных. В-третьих, источник опасности может носить технический (техногенный) характер (неисправность различных меха­низмов, транспортных средств и пр.) В-четвер­тых, источником опасности могут быть физиологические, патологические процессы — болезнь, состояние голода и т.д. В-пятых, источником опасности может быть коллизия двух правовых обязанностей: А.В. Наумов приводит яркий пример – врач одновременно вызван к роженице, чтобы принять внезапные роды, и к больному по поводу нетяже­лого заболевания.⁹²

Наличность опасности означает, что угроза причине­ния вреда объекту уголовно-правовой охраны существует во вполне определенный промежуток времени и во вполне определенном месте. В литературе говорится о непосред­ственной опасности, причем признаки такой непосредст­венности определяются начальным моментом возникновения опасного состояния и конечным моментом, когда опасное состояние прекращается. По этой причине миновавшая опасность, как и опасность будущая не создают состояния крайней необходимости.⁹³ Состояние опасности может иметь длящийся характер, и фактически длиться довольно продолжительное время. Данная характеристика нередко встречается в профессиональной деятельности медицинских работников и обуславливается характером заболевания и его клиническим течением. В течение всего времени суще­ствования опасности лицо (в нашем случае – медработник) должно считаться находящимся в состоянии крайней необходимости.

Другим обязательным критерием опасности при край­ней необходимости должна быть ее реальность (действи­тельность) - т.е. реаль­ное существование. В случае, ко­гда опасность существует лишь в воображении лица, якобы действующего в состоянии крайней необходимости, то можно говорить о ситуации «мнимой необходимости». Такая ситуация не может исклю­чать формальной противоправности совершенных этим лицом действий.

Также как и в ситуации мнимой обороны, ответствен­ность лица, нарушившего правоохраняемый интерес при мнимой необходимости, определяется по правилам влияния фактической ошибки на вину и ответственность. Если лицо, причинившее вред правоохраняемому интересу, не предвидело своей ошибки относительно отсутствия реально грозящей опасности для его собственного или иного пра­вомерного интереса, но по обстоятельствам дела должно и могло было это предвидеть, оно должно отвечать за при­чинение вреда по неосторожности (в литературе справед­ливо говорилось, что в этом случае – т.е. при фактиче­ской ошибке – возможна юридическая оценка причинения по неосторожности даже большего вреда по сравнению с пре­дотвращенным, т.к. исключена ситуация реально сущест­вующей крайней необходимости⁹⁴).

Если же обстановка происшествия складывалась таким образом, что лицо не только не предвидело, но и не должно и не могло было предвидеть своей ошибки, налицо случай (казус) как невиновное причинение вреда, освобо­ждающий от уголовной ответственности за причиненный вред. При этом основанием непривлечения лица к уголов­ной ответственности будет являться отсутствие в содеян­ном вины, а не противоправности.⁹⁵

В специальной литературе высказана идея о том, что в состоянии крайней необходимости может оказаться ди­пломированный врач, не имеющий сертификата на оказание необходимой медицинской помощи, а также интерны, аспиранты, клинические ординаторы, узкие специалисты. В качестве аргументации приведены следующие доводы:

1) налицо должна быть неотвратимая летальная уг­роза пациенту без немедленного медицинского вмеша­тельства; «ошибка не имеющего сертификата дипломи­рованного врача менее опасна, чем однозначно фа­тальный исход»;

2) отсутствие соответствующего сертификата у врача не может служить основанием уголовной ответствен­ности, т.к. неотложная медицинская ситуация разви­вается по своим законам: «Нерешительность человека в белом халате может привести к необратимости та­натогенеза, и он не может быть наказан, даже при отсутствии формального допуска к медицинской дея­тельности, за произведенное в такой обстановке вмешательство».⁹⁶

Однако из этих, в общем абсолютно правильных посы­лок, сделан странный вывод о том, что в ситуации крайней необходимости при оказании медицинской помощи может оказаться лишь дипломированный врач, имеющий сер­тификат не по специальности, проведший медицинское вме­шательство в нерабочее время. Оказание же помощи во время рабочего дня, на рабочем месте, «в трудовой об­становке и надлежащим лицом содержит в себе такое об­стоятельство, исключающее преступность деяния, как обоснованный риск».⁹⁷

Данная точка зрения представляется несостоятельной по следующим соображениям. Во-первых, состояние крайней необходимости подразумевает столкновение защищаемых уголовным правом интересов – в описанной ситуации его попросту нет. Во-вторых, наличие надлежащего специали­ста-медика «на рабочем месте в рабочее время» вовсе не исключает возможность создания ситуации крайней необхо­димости.

Приведем умозрительный пример: к единственному врачу-травматологу, находящемуся на дежурстве, одновре­менно поступают два пациента – один с серьезной и угро­жающей жизни травмой позвоночника, другой – с закрытым переломом конечности, не угрожающим жизни. Спасая жизнь первого, доктор не оказал немедленную помощь второму, хотя имел возможность сделать это (за счет отказа в не­медленной помощи более нуждающемуся). Вследствие несвоевременного оказания помощи у второго пострадав­шего наступили неблагоприятные последствия, приведшие к причинению вреда здоровью (например, неправильное сра­стание кости и пр.)

Если придерживаться вышеприведенного подхода, то ситуации крайней необходимости попросту не существует - соответственно, возникнет возможность привлечения та­кого врача к уголовной ответственности за умышленное причинение вреда здоровью той или иной степени тяжести, т.к. доктор по специальности, находясь на рабочем месте, сделав выбор, вполне допускал возможность наступления неблагоприятных последствий для пациента с травмированной конечностью. Однако, очевидно, что при­веденное рассуждение противоречит ст. 39 УК РФ, т.к. медработник спасал наиболее ценный интерес – жизнь дру­гого человека – которому в данной ситуации грозило при­чинение вреда.

Что касается вопроса об обоснованном риске в меди­цинской деятельности, он будет подробнее рассмотрен в следующем параграфе – сейчас для нас важно подчеркнуть, что в состоянии крайней необходимости может оказаться любой медицинский работник, вне зависимости от его сер­тификации, нахождения на рабочем месте в рабочее время и т.п. В противном случае потеряют всякий смысл управо­мачивающие положения ст. 39 УК РФ.

Одним из наиболее острых вопросов уголовной ответ­ственности медицинских работников за вред, причиненный в состоянии крайней необходимости, касается возможности сохранения у лица выбора варианта поведения. Обычно в юридической литературе говорится о том, что необходи­мость потому и именуется «крайней» ввиду отсутствия у субъекта свободы выбора, а причиненный при крайней не­обходимости вред должен быть не просто вынужденным, а «единственно возможным», безальтернативным.⁹⁸

В ст. 39 УК РФ указано, что опасность при крайней необходимости не может быть устранена иными средствами. Однако, это вовсе не означает, что выбираемый вариант причинения вреда должен быть единственно возможным. Предпочтительной представляется позиция о том, что при причинении вреда в состоянии крайней необходимости не исключена возможность многовариантности, обусловленная, в частности, быстротой принятия решения, трудностью со­поставления всех «возможных плюсов и минусов» именно этого варианта и прочими обстоятельствами.⁹⁹

Ситуация крайней необходимости подразумевает воз­можность выбора «из двух зол», и лицо должно сохранять возможность произвольно определять вариант своего пове­дения. Медицинский работник как специальный субъект «профессионального» преступления должен сам определять, какой вред причинить в состоянии необходимости. Отрица­ние в действиях субъекта сохранения возможности выбора собственного поведения (свободной воли) будет иметь следствием невозможность подвергания его действий уго­ловно-правовой оценке, так как любое деяние в уголовном праве считается таковым при наличии волевой его харак­теристики.

Приведем пример из судебной практики.

Одним из районных судов Ставропольского края рас­сматривалось дело по обвинению С. в неправомерном за­владении без цели хищения (угоне) автомобиля при следующих обстоятельствах. С., возвращаясь домой из гостей, увидел на обочине дороги прислонившуюся к де­реву женщину. С. подошел, и та пожаловалась на острую боль в животе. С., будучи студентом медицинской акаде­мии, обнаружил, что при пальпации живот женщины напря­жен, она испытывает резкие болезненные ощущения. Подозревая наличие серьезной патологии, С. вскрыл сто­явшую рядом автомашину и доставил на ней женщину в рай­онную больницу. При этом С. ссылался на то, что предва­рительный диагноз «острый живот» может быть клиническим проявлением угрожающего жизни заболевания.

Обвинение исходило из того факта, что предвари­тельный диагноз не подтвердился, а завладение С. автомобилем вышло за рамки допустимой крайней необходи­мости по причине того, что он «не мог и не имел права точно поставить диагноз» и «имел возможность вызвать неотложную скорую помощь».¹⁰⁰

Обратим внимание на то, что у С. существовала возможность произвольного выбора поведения, но он вы­брал именно этот вариант, и суд указал, что в данной ситуации С. причинил вред в состоянии крайней необходи­мости, несмотря на наличие у него вариантов поведения.

Итак, существование института крайней необходимо­сти законодательно закреплено в силу предотвращения не­посредственной (наличной) и реально существующей опасности причинения вреда более значимым объектам уго­ловно-правовой охраны. Медицинский работник, выполняю­щий профессиональные функции в состоянии крайней необходимости, должен сохранять возможность произволь­ного выбора (варианта) своего поведения. Если его дей­ствия лишены возможности выбора собственного поведения, то отсутствует основание их уголовно-правовой оценки по правилам крайней необходимости.

Подобным образом, например, обстоит дело в слу­чаях, когда медицинская помощь оказывается под физиче­ским или психическим принуждением. Вполне возможна си­туация, когда на медицинского работника оказывается фи­зическое или психическое насильственное воздействие, ставящее своей целью принудить его к медицинскому вме­шательству (в публицистической литературе нередки при­меры того, как к врачам доставляют раненых представите­лей криминалитета и под угрозой насилия заставляют ока­зывать медицинскую помощь). Данная ситуация имеет мно­жество черт, сходных с крайней необходимостью – но от­личает ее от последней то обстоятельство, что медицин­ский работник лишен в той или иной степени свободы вы­бора собственного поведения.

Если основанием крайней необхо­димости является столкновение правоохраняемых интересов причинителя вреда и третьих лиц, то при принуждении – это изначаль­ное столкнове­ние интересов третьего лица и самого при­нуждаемого. Состояние принуждения является результатом целенаправленного общественного опасного поведения при­нуждающего (склонение принуждаемого); при крайней необ­ходимости угрожающее поведение лица (если оно является источником опасности) не имеет признака общественной опасности.¹⁰¹

* * *

Теперь необходимо рассмотреть вопрос о пределах допустимости причинения медицинским работником вреда в состоянии крайней необходимости.

В отечественной литературе существует традиционное мнение о том, что вред при крайней необходимости причиняется законным интересам третьих лиц, непосредст­венно не участвующих в правовом «конфликте интересов». В большинстве случаев, видимо, так оно и есть – однако в литературе последнего времени такое определение «ад­ресата» причинения вреда ставится под сомнение.¹⁰²

Полагаем, что в ситуации крайней необходимости, возникающей в ходе оказания медицинской помощи, наибо­лее типичен конфликт интересов двух пациентов, т.к. именно в этом случае медработник чаще всего оказывается перед выбором: кому и какую помощь оказывать в первую очередь, по существу – за счет неоказания немедленной помощи другому. Не прибегая к филологическим «ухищре­ниям», пациента, которому отказано в немедленной помощи вполне возможно назвать «третьим лицом», интересам ко­торого причинен непреступный (при соблюдении всех усло­вий) вред.

Вернемся к нашему примеру с одновременным поступ­лением к дежурному травматологу двоих пациентов. Наличествующий конфликт – кому оказывать помощь первым и «за счет другого» - не меняет юридической сути проблемы: никто из нуждающихся не являлся сам по себе источником опасности. Сказанное позволяет согласиться с Т.Ю. Орешкиной в том, что при крайней необходимости вред причиняется скорее не просто «третьим лицам», а лицам, не связанным с созданием опасности.¹⁰³

Специфика крайней необходимости в медицинской дея­тельности заключается в том, что она имеет в своей ос­нове юридический конфликт между интересами пациента и третьего лица (зачастую являющегося также пациентом).

Основным критерием допустимости причинения вреда в состоянии крайней необходимости является условие того, что причиненный вред должен быть всегда меньше предот­вращенного – т.е. причиненный вред должен быть меньше по количественным показателям и (или) качественным по­казателям.

Допустимость вреда по качественным показателям оз­начает, что лицо причиняет вред менее ценному объекту уголовно-правовой охраны, а опасность угрожает более значимому объекту. Именно такая допустимость вреда имела место в вышеприведенном примере, когда С., спасая здоровье (и, возможно, жизнь) другого человека, угнал автомобиль третьего лица - т.е. нанес ущерб его праву собственности. Так как основной целью медицинской дея­тельности является сохранение жизни и здоровья чело­века, то причинение в состоянии крайней необходимости вреда любым интересам третьих лиц, кроме их жизни и здоровья, всегда должно считаться правомерным.

Сложнее обстоит дело в ситуации, когда ради спасе­ния жизни и здоровья одного пациента, врач отказывает в немедленной помощи другому. Решение данного вопроса за­висит от всей совокупности фактических обстоятельств. Изменим немного фабулу приведенного вымышленного примера: предположим, что к дежурному травматологу при­везли двоих пациентов с травмами, реально угрожающими жизни обоим. Вопрос о том, кому оказывать помощь первому, будет неразрывно связан с восприятием тяжести ситуации самим врачом, наличием необходимых средств для оказания помощи и многими другими факторами. В подоб­ного рода «пограничных» ситуациях решение видится в не­посредственном применении конституционного правила «толкования сомнений»: если, исходя из совокупности об­стоятельств дела, невозможно сделать однозначный вывод о преступности действий медицинского работника, он дол­жен считаться находившимся в состоянии правомерной крайней необходимости.

Если же медицинский работник имел реальную и осоз­нанную возможность выбора (в нашем случае – при опреде­лении порядка очередности оказания помощи), но пренеб­рег ею, то он фактически спас жизнь одного пациента за счет жизни другого.

В любом случае, вопрос о количественной допустимо­сти причиняемого в состоянии крайней необходимости вреда гораздо более сложен, нежели вопрос о качествен­ной допустимости такого вреда. И если на вопрос, можно (или надо) тушить пожар в доме соседа для того, чтобы этот дом не сгорел дотла, ответ более-менее ясен, то на вопрос, можно ли спасать жизнь одного человека за счет другого, до сих пор вызывает споры в науке.

С одной стороны, количественно равное причинение вреда одному и тому же объекту уголовно-правовой охраны в состоянии необходимости, не исключает преступности деяния (в ч. 2 ст. 39 УК РФ одним из критериев превыше­ния пределов крайней необходимости названо как раз при­чинение «равного» вреда).

Национальный уголовный закон исходит из того, что причинение смерти одному человеку с целью спасения жизни другого - преступление, и ситуация правомерной крайней необходимости в этом случае недопустима.¹⁰⁴

С другой стороны, в трудах, посвященных общим по­ложениям о крайней необходимости, ставится вопрос о возможности причинения смерти человеку для спасения жизни нескольких других людей.¹⁰⁵ Данная проблема не нахо­дит однозначного решения ни в теории, ни в реально­сти. Достаточно вспомнить историю с захватом чеченскими террористами заложников в Норд-Осте и последующим штур­мом, причинившим смерть более чем ста заложникам, но спасшим жизни более чем семистам. И, конечно, вряд ли кто забудет самый трагический эпизод современной жизни России, связанный с захватом школы в Беслане.

Показательно, что после разрушения Всемирного тор­гового центра в Нью-Йорке в сентябре 2001 г., американ­ские юристы склонны считать законным уничтожение захваченного самолета, влекущее убийство неповинных пассажиров и экипажа, если это является «единственным способом» (the only way) предотвращения «гораздо большего» (much greater) угрожающего ущерба.¹⁰⁶

Однако в деятельности медицинских работников не­корректен сам вопрос о допустимости принесения в жертву жизни одного человека для спасения жизней многих других пациентов. В работах по медицинскому праву, разрабаты­вающих доктрину деонтологии (врачебной этики), дается однозначный ответ на заданный вопрос: спасение жизни одного пациента за счет другого недопустимо, ибо противоречит основополагающему профессиональному принципу «не навреди».¹⁰⁷

По этой причине не может быть оправдано крайней необходимостью причинение медицинским работником вреда жизни одному лицу в целях спасения жизни другого лица.

Особую важность данная проблема приобрела в связи с развитием относительно новых медицинских направлений – донорства и трансплантологии. Как известно, изъятие органов и тканей с целью последующей трансплантации возможно как у тел умерших людей, так и у живых доно­ров. И если донорство из тела умершего¹⁰⁸ не создает яв­ной проблемы крайней необходимости (все-таки спасается жизнь живого человека), то совсем иначе обстоит дело с изъятием органов и тканей у живого донора.

Проблемам уголовно-правового регулирования прижиз­ненного и посмертного донорства в последнее время по­священо немалое количество работ.¹⁰⁹ Постараемся отве­тить на вопрос: каковы пределы допустимости изъятия ор­ганов и тканей у живого донора в рамках крайней необхо­димости.

Очевидно, что изъятие органов и тканей для после­дующей трансплантации у живого донора может осуществ­ляться двумя способами: принудительно и добровольно.

Согласно преамбуле Закона РФ «О трансплантации ор­ганов и (или) тканей человека» от 22 декабря 1992 г.¹¹⁰ (далее – Закон «О трансплантации…»), трансплантация (пересадка) органов и (или) тканей человека является средством спасения жизни и восстановления здоровья гра­ждан, а собственно сама эта процедура может быть применена только в случае, если другие медицинские средства не могут гарантировать сохранения жизни больного (реципиента) либо восстановления его здоровья. Трансплантация органов и (или) тканей допускается ис­ключительно с согласия живого донора и при условии, если она не нанесет «значительный» вред его здоровью (ст. 1).¹¹¹

Как известно, в ст. 120 УК РФ установлена преступ­ность самого факта принуждения к изъятию органов и (или) тканей для трансплантации. Мотив законодателя в данном случае более чем понятен – только сам человек имеет право распоряжаться своим телом и связанными с ним правами и свободами. Это прямо следует из соответ­ствующих конституционных положений о естественных пра­вах и свободах человека. В специальной литературе прямо говорится о «презумпции согласия» донора на изъятие его органов и тканей.¹¹²

Тем не менее, по поводу принудительного изъятия во имя спасения жизни другого человека (людей) в отечест­венной литературе высказаны иные точки зрения.

Так, по мнению А.Н. Красикова, при соблюдении всех условий правомерности крайней необходимости, «насильст­венные действия, направленные на приневоливание чело­века к тому, чтобы он поступился своими правами и сво­бодами, не могут образовывать состав принуждения к изъ­ятию органов и (или) тканей».¹¹³

Данное предложение получило суровую (и вполне справедливую) критику в литературе. Действительно, если Конституцией РФ именно человек, его права и свободы объявлены высшей ценностью, то отсутствует основание ставить вопрос о возможности принудительного изъятия органов и тканей у одного человека для спасения (по­средством трансплантации) жизни одного или многих лю­дей.

Более того, «в противном случае никто из нас не застрахован от принудительного донорства органов и тка­ней. Любой из нас может быть принесен в жертву для спа­сения нескольких человек, которым трансплантация жизненно необходима при отсутствии пригодного органа донора-трупа».¹¹⁴

Данное обстоятельство вовсе не так уж и фанта­стично, если учесть, что торговля человеческими орга­нами и тканями (нередко производимая под видом продук­тов генной инженерии) все в большей мере приобретает характер международного криминального бизнеса и вызы­вает обоснованную тревогу у мирового сообщества.¹¹⁵

Критики «обоснованной крайней необходимостью» воз­можности принудительного изъятия органов и тканей у жи­вого донора пошли еще дальше и предложили дополнить ст. 39 УК РФ положением о том, что «не является крайней не­обходимостью и образует преступление лишение жизни или причинение телесных повреждений другому лицу с целью использования его органов и тканей для спасения хотя бы многих людей».¹¹⁶

Примечательно, что еще в 1969 г. М.Д. Шаргород­ский, отрицая допустимость спасения жизни одного человека за счет жизни другого, писал: «… разобравши донора на части, можно спасти жизнь не одному, а нескольким лицам, а с точки зрения существующего решения вопроса о крайней необходимости, это следует признать правомерным, так как ценой жизни одного лица спасается жизнь нескольких человек. Вряд ли следует до­казывать, что такое решение неприемлемо».¹¹⁷

И по сей день актуальны слова этого же ученого о том, что «недопустимо спасение жизни одного человека за счет жизни другого», а «трансплантация тканей и органов как живых людей, так и трупов допустима только с согласия, данного при жизни, или с согласия родственни­ков умершего после его смерти».¹¹⁸

К сказанному надо добавить, что и добровольное изъятие органа и (или) ткани у живого донора причиняет вред его здоровью – вплоть до тяжкого (ведь утрата ор­гана, в соответствии со ст. 111 УК РФ, является призна­ком тяжкого вреда здоровью). Поэтому причинение донору вреда здоровью как итог добровольного изъятия у него органа и (или) ткани может расцениваться как вред, до­пустимый в состоянии крайней необходимости, только если такое изъятие обусловлено трансплантацией с целью спа­сения жизни реципиента.

Если изъятие органа угрожает жизни донора или при­водит к его неизбежной смерти, то оно однозначно не мо­жет быть признано допустимым по соображениям крайней необходимости. Медицинский работник, проводящий такое изъятие с согласия или даже по просьбе донора, по суще­ству совершает акт эвтаназии. Несмотря на бурно идущую дискуссию о возможности или невозможности легализации эвтаназии в нашей страны, с точки зрения действующего законодательства подобные действия медицинского работ­ника означают ничто иное как убийство донора.

На основе действующего уголовного законодательства и положений Закона РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» является незаконными как принудитель­ное изъятие органов и тканей для спасения жизни нуждаю­щихся реципиентов, так и добровольное их изъятие, кото­рое приводит к смерти донора (в последнем случае согласие донора является, по существу, формой эвтана­зии).

Обратим внимание на еще одно существенное обстоя­тельство. Нередко к состоянию крайней необходимости от­носят ситуации вынужденного причинения вреда (например, причинение большего вреда, чем предполагалось, при про­ведении операционного вмешательства в случае внезапно открывшегося обстоятельства). Данные ситуации имеют лишь внешнее сходство с крайней необходимостью, т.к. в этом случае отсутствует универсальный юридический «фун­дамент» крайней необходимости – конфликт интересов па­циента и третьего лица. Полагаем, что подобного рода случаи исключают преступность причиненного вреда по другим основаниям, которые будут рассмотрены в третьем параграфе настоящей главы.