Символический интеракционизм Дж. Мида, ч. Кули, г. Блумера

Символический интеракционизм – социологическая парадигма, основывающаяся на том, что все формы взаимодействия людей в обществе подразумевают общение, базирующееся на определенных социальных символах, – языке, телодвижениях, жестах, культурных символах, интонациях. Люди не реагируют на внешний мир и других людей непосредственно, а осмысливают реальность в неких символах и, соответственно, продуцируют эти символы в ходе общения. Символический интеракционизм целиком основывается на интерпретациях человеческого поведения, в котором «прочитываются» значимые символы, несущие социальную информацию.

Джордж Мид (1863 – 1931) – основоположник парадигмы символического интеракцио­низма. Дж. Мид основывал свою концепцию на широком круге теоретических источников, в т.ч. на бихевиоризме как реакции на символ, но с учетом жизненного опыта индивида. Другим источником был прагматизм. В прагматизме выражалось убеждение в безграничных возможностях науки, а также в превосходстве эмпирического знания над философией, которое могло быть использовано для совершенствования американского общества; стремление к лучшему изменять сегодняшний мир, новые научные приемы, способные влиять на мир завтрашний. Сам Мид подчеркивал, что его особо интересует практическая сторона того, как общество воздействует и контролирует умственные процессы индивидов и, соответственно, их поведение, а также то, как люди принимают, отвергают или изменяют нормы социального взаимодействия. Действия социальной группы отличаются новым качеством, не сводимым к простому количеству действий отдельных членов данной группы.

Социальное действие: символ – ответная осмысленная реакция

С точки зрения Мида, человеческая мысль и само поведение являются сугубо социальными. Будучи сторонником бихевиоризма, он рассматривает взаимодействие людей через призму стимулов, порожденных символами, и соответствующих реакций на них. Человек может немедленно отреагировать на стимул, может отложить реакцию на определенное время или вовсе не реагировать на него. Это предполагает интеллектуализацию действия, его обусловленность социальным опытом. Мид исследует социальные действия.

Незначительные жесты одного соперника способны вызвать бессознательные действия другого (в хоккее, боксе, борьбе), при ухаживании.

Значительные жесты предполагают определенную мысль у действующего субъекта. Звуковые жесты производятся с помощью конкретных слов языка. Значительные жесты, ведущие к осмысленному взаимодействию, способствуют человеческому общению при помощи характерных знаковых символов.

По Миду, значимый символ представляет собой жест, который свойственен только человеку. Значимые символы способны вызвать вполне определенную предсказуемую реакцию у тех, кому они адресованы, благодаря чему возникает человеческая коммуникация: индивид откликается на свой собственный стимул точно так же, как откликаются другие люди [1, c. 216]. С прагматической точки зрения, значимый символ создает качественно новые возможности для взаимодействия людей по сравнению с теми, которыми пользуются животные.

Люди обретают свою человеческую природу благодаря осмысленной коммуникации – они взаимодействуют с помощью значимых символов, важнейшие из которых значатся в языке. Значимый символ обозначает следующее: 1) предмет или событие. Он также определяет их особым образом, предполагая 2) определенную реакцию на него (символ), выражающуюся в определенных социальных действиях. Так, символ «ручка» не только представляет класс предметов, ему подобных, но и линию поведения – возможность писать. Значимые символы 3) делают возможной символическую интеракцию – они обеспечивают средства, с помощью которых люди могут значимо общаться в своей естественной социальной среде. Чтобы существовать, люди должны жить в мире осознанных значений. 4) В отличие от животных, люди способны выбирать символы из целого набора символов и тем самым осмысленно совершать конкретные действия.

Принятие роли – средство интерпретации значимых символов. Социальная жизнь может продолжаться, если значения символов воспринимаются и разделяются другими членами общества. Символы обеспечивают лишь средства интерпретации. Каждый, вовлеченный в неё, должен интерпретировать значения и намерения других. Это осуществляется с помощью процесса принятия роли (жест, реплика, шутка и ответ другого). Благодаря принятию ролей других становится возможным постоянный процесс общения индивидов друг с другом.

Гипотеза Сэпира-Уорфа. Значимые символы держатся, прежде всего, в языке. Но язык не просто описывает реалии окружающего мира, а передает их специфику, оттенки, что детерминировано конкретной культурой. Например, у эскимосов существует огромное множество вербальных обозначений снега и льда.

Американский антрополог Э. Сэпир и его студент Б. Уорф высказали гипотезу («Сэпира-Уорфа») – значимые символы языка определяют характер ментальности людей, говорящих на нём. Используя эту гипотезу, социологи отмечают агрессивный сексистский характер английского языка, где преобладают вербальные значения и мужские термины, означающие престижные профессии. Это сказывается на ментальности говорящих, и, соответственно, – на отношениях между мужчинами и женщинами.

Самость – дословно (self) можно перевести, как «я сам». Мид в парадигме символического интеракционизма утверждает, что через процесс принятия роли индивиды развивают самость – способность людей представлять себя в качестве объектов своей собственной мысли. Самость формируется только на основе социального опыта и поддерживается благодаря социальным контактам, прежде всего языковой коммуникации. Два аспекта самости «I» и «Me». «I» – спонтанное, внутренне представление индивидом самого себя. «Me» – обобщенное представление других, которые усваиваются индивидом, как люди видят себя глазами других. «Me» – результат влияния социальных групп в виде норм и стандартов на личность. По Миду, личность индивида имеет двойственную природу: самость = «I» + «Me». Иными словами, имеется в виду следующее: 1) внутренний стержень личности, с позиций которого, в конечном счете, формируются социальные требования, и 2) совокупность установок других, которые, будучи усвоенными, образуют личностные ценностные ориентации.

Механизм развития самости: Мид выделяет три стадии в развитии самости. Первая – стадия игры. Ребенок играет обе роли – продавца и покупателя, врача и пациента, матери и ребенка, благодаря рефлексивности продолжается общение.

Вторая стадия развития самости – соревновательная стадия. Принимая участие в соревнованиях (спортивные игры), ребенок становится осведомленным о своих отношениях с другими участниками. В отличие от игры, в соревновании ребенок должен быть готов реагировать как на жесты, так и на значимые символы любого другого участника, принимать роли всех, чтобы адекватно выполнять свою роль.

Третья стадия – переходить от одной роли к другой (к примеру, в бейсболе 9 ролей). Он должен знать, что собирается делать каждый другой игрок, чтобы исполнить свою собственную роль. Так осуществляется переход от стадии принятия роли других в игре к стадии организованной роли, которая существенна для самосознания.

Обобщенный другой и значимый другой Отношение всего сообщества к действиям индивида, обеспечивающего тем самым формирование его самости, Мид называет обобщенным другим. «Установка обобщенного другого есть установка всего сообщества».

Люди видят себя с точки зрения обобщенного другого. Это создает основу их мышления, которое становится постоянно идущим внутренним диалогом между обобщенным другим и индивидом. Человек постоянно спрашивает, что подумают люди, и постоянно ожидает отношения к себе со стороны социальных групп, к которым принадлежит. Мид считает, что в форме обобщенного другого социальный процесс оказывает влияние на поведение индивидов, а сообщество контролирует их действия. Точнее, через адаптацию обобщенного другого осуществляется непосредственное воздействие на компонент «Ме» самости. Все это создает основу для коммуникаций и социального контроля: по существу, «Ме» осуществляет контроль над самовыражением «I».

Однако в обществе существует несколько обобщенных других. Естественно, не все обобщенные другие оказывают одинаковое воздействие на индивида. Среди множества людей, с которыми индивид осуществляет коммуникацию, он выделяет тех, чьи оценки являются для него гораздо более важными. Эти люди становятся для индивида значимым другим. Часто можно столкнуться с тем фактом, что целенаправленный воспитательный процесс, осуществляется рядом обобщенных других, не совпадает с характером воздействия значимого другого. В таком случае ребенку приходится выбирать ценностные ориентиры и, в конечном счете, самому отвечать за свой выбор, за свои действия. Благодаря двойственной природе самости индивиды обладают способностью не только усваивать, но и отвергать определенные ценностные установки. В принципе, «I» у здорового человека способно подвергать сомнению и выдерживать социальное давление со стороны «Me», разумеется, в пределах того, что у общества всегда сохраняется возможность устанавливать ценности и нормы, регламентирующие приемлемое поведение. Так в итоге возникает множество различных самостей.

Благодаря внутреннему взаимодействию «I» и «Me», люди становятся личностями, которые осведомлены, что ожидается от них в конкретных социальных и культурных условиях и действуют соответственно – ставят цели для себя, планируют будущее и просчитывают последствия от возможных альтернативных вариантов своего поведения. Благодаря «Me» люди чувствуют себя комфортно в любом обществе. Однако самовыражение со стороны «I» ведет к постоянным изменениям структур и функций самого общества. По мнению Мида, в традиционных обществах доминирует «Me», в современных – «I». Это позволяет социологу, работающему с теоретико-методологическим инструментарием символического интеракционизма исследовать взаимовлияние социального взаимодействия на микроуровне с изменением структур и функций общества на макроуровне.

Благодаря конфликтам между «I» и «Me», а также между самостями и обществом осуществляется развитие мира к свободной, открытой и совершенной коммуникации. Принцип символического интеракционизма применим и к исследованию гендерных ролей [69, c. 224-231].

Чарльз Кули (1864 – 1929) – создатель теории «зеркального Я». Кули также ввел понятие малых, первичных групп (семья, группа ровней, соседство, местные общины) и вторичных общественных институтов.

Кули подчеркивал решающую роль сознания в формировании социальных процессов. Способность выделять себя из группы, создавать свое Я – признак истинного социального существа. Сознательное действие есть всегда действие социальное. Согласно Кули, человеческое Я включает в себя:

1) представление о том, «каким я кажусь другому человеку»; 2) представление о том, «как этот другой оценивает мой образ»; 3) вытекающее отсюда специфическое «чувство Я» вроде гордости и унижения. Человек соотносит свои действия с теми представлениями о собственном Я, которые складываются у других людей. Другие люди – это зеркала, формирующие для индивида его собственный образ, «зеркальное Я». Непременное условие развития самосознания – общение с другими людьми и усвоение их мнений на свой счет.

Кули уделял большое внимание первичным группам. Первичная группа – это группа индивидов, непосредственно взаимодействующих друг с другом, – детский игровой коллектив, семья, соседство и т.д. В ней лежат истоки социальной организации. Это понятие включает в себя также процесс, при помощи которого индивид приобретает нормы и ценности, лежащие в основе социальной солидарности, а также моральные обязательства по отношению к законному порядку [127, c. 40].

Люди избегают иметь дело с теми, кто не разделяет их самоидентификацию. Каждая общественная структура имеет свой механизм производства самоидентификаций, и индивиды находят себе место в рамках системы социального контроля, соответствующий их самоидентификациям.

Герберт Блумер (1900 – 1986) ввел термин «символический интеракционизм», изучал неструктурированные социальные группы (толпы, массы, общественности, социальные движения): символы и коллективное поведение.

Базовые посылки

1. Люди скорее действуют на основе значений, которые они придают предметам и событиям. Символический интеракционизм, отрицая как социальный, так и биологический детерминизм, по существу, признает детерминизм значений.

2. Значения являются не столько фиксированными, сформулированными заранее, сколько в определенной степени создаются, модифицируются, развиваются и изменяются в интеракционных ситуациях. Этим постулатом пользуются имиджмейкеры, стремясь сделать из политических деятелей своеобразных символов сильных личностей, борцов за демократию и справедливость, патриотов, тем самым, изменяя их прежнее значение.

3. Значения являются результатом интерпретаций, которые были осуществлены в интеракционных контекстах. Принимая роль другого, участники процесса интерпретируют значения и намерения других. Так, значения, которые определяют действия, вытекают из контекста интеракции: в большинстве ситуаций, в которых люди общаются друг с другом, они уже заранее имеют представления, как себя вести и как будут действовать другие.

Сфера коллективного поведения

Общество основывается на постоянной активности социальных субъектов и их совместных действиях, проявляющихся в разных формах коллективного поведения, таких как толпы, сборища, панические настроения, мании, танцевальные помешательства, стихийные массовые движения, массовое поведение, общественное мнение, пропаганда, мода, увлечения, социальные движения, революции, реформы. Коллективное поведение не сводится к простой сумме индивидуальных действий. Оно обретает качественно новое содержание благодаря количественной совокупности отдельных действий индивидов. Их изучение, по Блумеру, должно являться предметом социологии.

В своей основе коллективное поведение детерминируется значимыми символами, характерными для конкретной культуры, и особенно символами, возникающими в конкретной социальной ситуации. Оно имеет внутреннюю динамику, детерминированную усвоением определенных социальных течений, их производством и воспроизводством.

Разрушение социальных символов как фактор спонтанного коллективного поведения. По Блумеру, основу коллективного поведения составляют общие значения, ожидания, формируемые значимыми символами, которые разделяются группой индивидов: «подавляющее большинство случаев коллективного поведения людей объясняется их общими экспектациями и пониманием». Когда же происходит разрушение значимых символов, возникают спонтанные интеракции – митинговые страсти, паника по поводу обмена денежных знаков, страсти толпы болельщиков.

Спонтанное коллективное поведение, как правило, возникает в условиях нарушения устоявшихся значений, привычек, значимых символов, регулирующих устоявшиеся постоянно текущие социальные активности. Тогда возникает определенная форма социального взаимодействия, которая получила название круговая реакция. Возбуждение одного индивида передается к другому, приобретая круговую поруку, при этом они имеют тенденцию интенсифицироваться, и таким образом возникает социальное беспокойство. Оно проявляется в трудовых конфликтах, политических протестах; может быть ограничено небольшой группой людей, но может охватывать огромные регионы.

Основные черты социального беспокойства: 1) люди чувствуют сильный позыв к действию, но не имеют ясных целей, что ведет к беспорядочному поведению; 2) возникают страхи, повышенная агрессивность, распространяются слухи и преувеличения; 3) наблюдается раздражительность и повышенная внушаемость людей, их поведение лишается обычной последовательности и устойчивости, что способствует откликам на различные новые символы и значения, стимулы и идеи.

Таким образом, социальное беспокойство, с одной стороны, свидетельствует о распаде устоявшихся значений, крушении привычного жизненного устройства, а с другой – о потенции к восприятию новых символов и значений.

Формы спонтанного коллективного поведения

1. Толчок. Люди в толчее взаимодействуют беспорядочно, побуждая восприимчивость и отзывчивость друг к другу через круговую реакцию. При этом принижается значение объектов, которые обычно привлекают внимание.

2. Коллективное возбуждение. Данный тип поведения способен втягивать в свою орбиту сторонних наблюдателей. «При коллективном возбуждении личный характер индивидов ломается с большой легкостью».

3. Социальная инфекция. Крайняя форма – социальная эпидемия. Например, разгул спекулятивных акций с денежными знаками во время плохо организованной компании по их обмену, погромы на националистической почве, борьба с иноверцами или инакомыслящими.

Формы институционального коллективного поведения

Действующая толпа, захваченная какой-либо целью, – спонтанно образованная группа, у которой, однако отсутствуют общие значения, традиции или ожидания. У неё нет установленных ролей, признанного лидерства, осознания собственной идентичности, разделения труда, у неё нет и общих социокультурных ценностей. Поэтому поведение действующей толпы не сообразуется с институциональными нормами и ценностями. Действующая толпа способна к насилию и жестокости. Целая нация может уподобиться действующей толпе, если поглощена волнующим её объектом. Мощные иррациональные порывы гасят все разногласия.

Экспрессивная толпа в отличие от толпы, действующей, не имеет какой-либо внешней цели. Её главным признаком является обращение эмоциональных порывов на самое себя (в коллективных танцах, карнавалах, ритуальных танцах), которые позволяют участникам через переживаемый экстаз получить физическую и эмоциональную разрядку от тревожащих их значений повседневной жизни, влияние которых на время падает. При этом резко возрастает значение собственного Я, отчего индивиды испытывают удовлетворение и наслаждение, радость жизни.

Масса, по Блумеру, представляет собой совокупность спонтанного коллективного группирования людей, которые возбуждены значением какого-либо события зачастую национального масштаба (шумный судебный процесс, бум из-за передислокации войск), проявляя в нем заинтересованность и участие. Члены массы анонимны, зачастую отделены в пространстве, лишены возможности обмена мнениями. Данная коллективная группа слабо структурирована.

Члены массы действуют обособленно, как отдельные, но сознательные индивиды. Индивид в массе вместо того, чтобы лишиться своего самосознания, наоборот, способен довольно сильно обострить его. Он действует, откликаясь на тот объект, который привлек его внимание. Деятельность массы может привести к краху одни политические партии и вознести другие, трансформируя старые государственные и общественные структуры и создавая новые.

Особую роль Блумер отводит массовой рекламе. В рекламе обращение ведется к анонимному индивиду, возбуждая его внимание к значимым символам. Совпадение выборов индивидов вокруг значимых объектов составляет основу формирования массы.

Общественность рассматривается Блумером как спонтанная коллективная группа. Она возникает как отклик на определенно значимый объект или ситуацию и не образуется по заранее разработанному плану. В отличие от толпы и массы, в общественности индивиды взаимодействуют друг с другом, вступают в споры и конфликты и тем самым демонстрируют рациональные критические действия, вырабатывая коллективные решения или коллективное мнение.

Существуют и специфические движения: возрожденческие, националистические, специфические социальные и экспрессивные. Это рельефно выделенные социальные группы.

К общим социальным движениям Блумер относит демократические, молодежные, женские и движение за мир. Они возникли под напором новых общезначимых ценностей, но слабо организованны, не имеют постоянного членства, их отклики на значимые ценности не выливаются в ясные цели.

Специфические социальные движения – реформистские и революционные. Они хорошо структурированы, имеют некий набор значимых символов и ценностных ориентаций. Члены этих движений занимают определенные статусные позиции, четкие цели и стремятся изменить социальный строй и институты. Большая роль отводится агитации, которая создает круговую реакцию возбуждения, направлена на изменение представлений людей о самих себе, о своей роли и месте в обществе и, особенно, в движении. С помощью агитации культивируются настроения сопричастности и солидарности, благоговения перед лидером, создается ритуальная атрибутика и церемониальное поведение. Для этих движений характерным является возникновение самого разного рода мифов как откликов на желания людей, которые зачастую приобретают форму эмоциональных символов (типа «политика – дело каждого»). Для этих движений характерно возникновение культа. Люди вырабатывают по отношению к личностям установку на благоговение и трепет, возмущаясь попытками описать их как обыкновенных людей.

Экспрессивные движения – религиозные и мода. Они не нацелены на изменение социального строя. Религиозные движения направлены на привлечение внимания людей к священным символам, побуждая верующих к эмоционально окрашенному поведению.

Возрожденческие и национальные движения связаны с воссозданием прежних значимых символов – прошлой славы, былого самоуважения и удовлетворения.

Критика символического интеракционизма. Символических интеракционистов часто критикуют за то, что они исследуют поведение человека в структурном вакууме. Они обычно фокусируют свое внимание на межличностных интеракциях микроуровня, оставляя в стороне исторический или социально-культурный контекст. Настаивая на свободе человеческих действий, они мало исследуют сдерживающие факторы, не дают аргументированного ответа, как же формируется нормативное поведение и почему члены общества ведут себя в рамках определенных норм и ценностей. Интеракционисты не объясняют источник значимых символов. Символы не создаются спонтанно в интеракционистских ситуациях. Вместо этого они постоянно воспроизводятся социальной структурой, являющейся, прежде всего, продуктом социальных отношений [69, c. 245-252].

Карл Мангейм (1893 – 1947) – немецкий социолог, основатель социологии знания. В первый период разрабатывал проблематику, связанную с теорией идеологии и социологии знания. Эмигрировав в Лондон в 1933 г., занимался проблемами, связанными с изменениями в структуре и культуре современных обществ. По его мнению, идеология социально обусловлена, существует зависимость идей от положения отдельных социальных групп. «Мир един, а группы воспринимают его по-разному». При этом все идеологии имеют ложный мистификаторский характер. Однако для единственного социального слоя – интел­лигенции – Мангейм обосновывал возможность достигнуть истинного знания общества.

Социология знания, согласно Мангейму, должна заниматься изучением того, сколь различной представляется социальная ситуация наблюдателям, находящимся на разных уровнях социальной структуры. Мангейм разделяет два вида идеологии: партикулярную – представление индивида о своем общественном положении на психологическом уровне и тотальную – идеологию эпохи, класса на теоретическом, ноологическом уровне.

Мангейм связывал идеологии с теоретическими конструкциями, которые призваны защищать существующий порядок. Идеология всегда выполняет кон­сервативную общественную функцию. Напротив, утопии всегда ориентированы в будущее, на разрушение общественного порядка. И идеология, и утопия, по Мангейму, противоположны науке.

Ирвин Гофман (1922 – 1982) канадско-американский социолог, внесший вклад в изучение интеракции «лицом к лицу» в повседневной жизни в ряде взаимосвязанных областей. В повседневной жизни это случается постоянно и в виде мимолетных контактов. Как ситуация соприсутствия, соприкосновение вовлекает социальных акторов в «позиционирования» тела и уделение особого внимания работе лица. В «Представлении “Я” в повседневной жизни» (1959) главной перспективой является драматургия – подход, развитый в «Со­прикосновениях» (1961) и «Поведении в общественных местах» (1963). В «Клейме» (1964) и «Убежище» (1962) исследуется социальная конструкция девиантных тождеств и управление ими актором. В «Структурном анализе» (1974) и «Формах речи» (1981) его внимание направлено на изучение способов нашего определения или выражения мира как реальности, что всегда остается сомнительным достижением.

На всех этапах своего творчества И. Гофман проявлял неистощимую способность генерировать новые понятия и конструировать новые схемы, обладая большой изобретательностью. Постоянная цель его творчества – выявление социальных форм, тех общих повторяющихся особенностей социальной жизни, которые лежат в основе содержания социальной жизни.

Широко основанные на символической интеракционистской традиции и на концентрации внимания на явлении «лицом к лицу», интересы И. Гофмана состояли в показе того, каким образом даже большинство мелких и незначительных наших действий структурированы социально и окружены ритуалом. В своих поздних работах, нацеленных на «синтаксис» выражения, И. Гофман близко подошел к аналитическим интересам этнометодологии и диалогового анализа.

Методами его исследования были включенные наблюдения и строгий анализ различных видов естественно возникающих социальных документов и случаев (например, рекламное изображение, радиопередача). Установление обоснованности его концептуальных схем, похоже, зависит главным образом от способности автора обеспечить убедительный показ их аналитической силы (смеси формальной социологии и аналитической индукции). Главным элементом в успехе И. Гофмана был его талант последовательного наблюдателя, с которым нелегко состязаться.

Критика гофмановской социологии отзывалась о его «демоническом отде­лении», которое населено акторами, «лишенными индивидуальных качеств», и которое изображает общество как «большой обман». Однако если даже подход Гофмана не может представлять людей в цикле, его социология обладает большой силой, не в последнюю очередь благодаря непрерывному введению многих чувствительных понятий, положительно принятых другими социологами [49, т. 1. с. 142-143, 216].

Теории социального обмена основываются на тех фактах, что в процессе взаимодействия люди обмениваются друг с другом теми или иными экономическими и социальными ценностями – товарами, услугами, всевозможными ресурсами и просто вознаграждают друг друга вниманием, похвалой, любезностями. Эти обмены могут происходить между конкретными индивидами или обобщенным другим на микроуровне, в малой группе (Б. Скиннер и Дж. Хоманс). Взаимодействия в социальных организациях на макроуровне (П. Блау).

Беррес Скиннер (1904 – 1990). Теоретико-методологические принципы необихевиоризма: теория социального обмена уходит корнями в принципы социального бихевиоризма, который трактует поведение человека через призму наблюдаемых стимулов и реакций на них. Бихевиористы не приемлют инстинктивизм. Представителей бихевиоризма не столько интересуют проблемы сознания и психической деятельности человека, сколько факторы среды, задающие тот или иной характер поведения. Например, [по нашим исследованиям – (С.П.) напряженность творческой работы в мужской среде ВНИЭФа в г. Саров формирует и собранный, почти «железный» прагматичный характер у небольшой части женщин, включенных в профессиональный исследовательский процесс. При большом творческом напряжении в основной сфере деятельности, заданном системой образования и непрерывным процессом решения математических задач программного обеспечения, связанных с «закрытыми» исследованиями, эта группа женщин, много успевает в освоении гуманитарной культуры, вхождением в местные литературно-художественные круги, освоением пластов отечественной художественной литературы, работой в подшефном детском доме, ведением домашнего хозяйства, воспитанием детей в семье и подготовке научной смены – отыскании талантливых ребят, для обеспечения кадрами своего научно-исследовательского института кадрами.

Другая группа женщин, занятых в системе обслуживания, имеет иной тип поведения, ориентированный на адаптацию, гедонистические ориентации, в основном на эстетическую репрезентацию, семейную организацию празднеств, поддержания компаний, посещение театра, выставок, фитнес-центров, курортов с целью поддержать внешнюю форму и здоровье].

Отсюда стремление бихевиористов освободить социальные науки, как от оценочных суждений, так и от субъективизма – прежде всего от чувств и «души» индивида. Предлагают же бихевиористы, как им видится, объективные методы изучения поведения любых живых организмов, как животных, так и собственно человека. В числе этих методов – наблюдения, эксперименты, верификации, попытки использовать строгую фактологию, касающуюся фиксации факторов, способствующих тому или иному типу поведенческой реакции по методологической схеме: «стимул» – «реакция» (S – R).

Необихевиоризм добавляет к этому три принципиальных момента. Первый – опосредующее звено в виде промежуточных переменных, таких как язык и создаваемые им образы, знания, мотивы, способность к научению. В итоге отправная методологическая схема необихевиористов выглядит следующим образом: «стимул» – «опосредующее звено» – «реакция» (S-O-R). Второй момент заключается в признании активности живого организма в смысле способности обратного воздействия на стимулы, исходящие из среды. Третий – прагматизм, предполагающий разработку технологий поведения, позволяющих осуществить всевозможные научения и проводить рациональную социальную политику.

Отправное положение Б. Скиннера состоит в том, что поведение индивида взаимодетерминировано поведением других индивидов, а также окружающей средой в целом, включающей ряд социальных и несоциальных сущностей. Экспериментальным путем можно определить влияние всех независимых переменных на результирующее поведение. «Ящик Скиннера» выявляет поведение животного, вызванное подкреплением. Способность самого живого организма к поиску и воспроизведению целесообразных форм действия. В «ящике Скиннера» два рычажка, один с пищевым подкреплением, животное обретало черты агента, активно взаимодействующего с окружающей средой. Скиннер считал универсальной данную элементарную форму поведения. Взаимодействие поведения и среды Скиннер представлял в виде трех последовательных звеньев: 1) события, вызывающего ответ; 2) самого ответа; 3) подкрепляющих последствий. Скиннер исходил из идентичности механизмов животного и человеческого поведения и полагал, что эмпирическим путем можно выявлять и изучать классы поведенческих реакций индивидов, названные им оперантами. Личность человека формируется и поддерживается благодаря системе позитивных и негативных подкреплений, возникающих в системе взаимодействия. Оперант, таким образом, это класс реакций, а реакция – единичный пример этого класса. Оперантное обусловливание предполагает взаимозависимость окружающей среды, внешних стимулов – в первую очередь поведения обобщенного другого – и поведения конкретных индивидов, на чем, собственно основан социальный обмен, являющийся, по мнению Скиннера, «универсальным принципом общественной жизни». Эту взаимозависимость социолог представлял в виде закона выгоды: награды (стимулы) обусловливает «выплаты» (реакции), соответственно выгодный обмен подкрепляется и в дальнейшем воспроизводится, а «затратный» обмен с очевидными издержками отвергается как неудачный опыт.

Как видно, скиннеровская методология не предусматривает анализа знаний, убеждений, мнений, установок или чувств людей. Современные социологи считают, что бихевиористская методология может применяться к рекламному бизнесу или корпоративной деятельности. Однако она неприменима в условиях аномии, когда разрываются различия между позитивными и негативными подкреплениями. Не может быть она использована и в сфере психиатрии.

Обоснование идеи управления поведением. Опираясь на теоретико-методологические принципы необихевиоризма, прежде всего на положение о том, что живой организм способен к научению, обретению новых форм через подкрепления, Скиннер обосновывают идею, согласно которой в принципе можно решать многие социальные проблемы с помощью технологий поведенческой инженерии. Зная, например, что вызвало определенное поведение в прошлом, можно прогнозировать, будет ли индивид следовать этому образцу поведения в настоящем и будущем. Так, принцип оперантного обусловливания и закон выгоды положены в основу программированного обучения, позволяющего переходить ко все более сложным задачам, опираясь на ранее подкрепленный «выгодный» обмен. Ныне эти методические принципы применяются в обучающих компьютерных программах, при всевозможных тестированиях, включая тесты, используемые для подбора кадрового персонала.

Скиннер считал возможным использовать технологии поведенческой инженерии для проведения рациональной социальной политики, суть которой – максимализация полезности и выгоды. В своем романе «Уолден-Два» он описывает коммуну, где наградами и санкциями вырабатывают желательные поведенческие реакции. Результирующая составляющая поведения коммунаров проявляется во взаимной социальной поддержке, рациональном разделении труда, разумном потреблении природных ресурсов, уменьшении доли тяжести труда.

Социальный контроль. Скиннер рассматривал социальный контроль через призму позитивных и негативных подкреплений, исходящих от культурной среды и осуществляемых социальными средствами – через правовые и религиозные институты, школу, а также через ценности, нормы, обычаи. Акцент на негативные подкрепления, характерный для авторитарных и тоталитарных режимов, приводит к тому, что люди предпринимают попытки избавиться от социального контроля вообще, отвергая общественные нормы и ценности. Бюрократический контроль современных обществ также неприемлем для Скиннера, ибо он исключает возможность активного обратного воздействия индивида на контролирующую среду. Критически относился Скиннер и к контролю в форме манипулирования сознанием людей, рассматривая его как репрессивную психотехнику, насилие над личностью. Этим формам контроля, в которых доминируют негативные подкрепления, социолог противопоставляет непосредственный контроль над поведением людей, осуществляемый «самими людьми, через людей и для людей». Заметим, что скиннеровские технологии поведенческой инженерии и оптимизации человеческих отношений не связаны с утопическими проектами переделки природы человека или борьбой против контроля как такового: они делают акцент лишь на том, что желательное поведение человека в процессе социального обмена – это рационально выгодное поведение, получающие весомое социальное подкрепление благодаря, прежде всего, позитивным наградам-стимулам.

Скиннер полагал, что человечество отстало в создании технологий, контролирующих поведение людей. Перспективы рационализации социального контроля связаны с рядом актуальных направлений социологического исследования: «Посредством моделирования окружений» нужно выявлять «объяснительные функции» поведения, следует пересмотреть традиционную точку зрения о свободе и автономности человека «в том смысле, что его поведение не вызывается никакой причиной», ибо «научный анализ вскрывает такие контролирующие отношения между поведением и окружением, о которых никто прежде не подозревал». Необходимо двигать научный анализ в направлении всех видов контролирующих отношений. Следует иметь в виду такую опасность, как «кто будет конструировать контролирующее поведение и с какой целью», «что сочтет добром положительный контролер и будет ли добрым для тех, кого он контролирует».