Vlast_i_obschestvo_Sibir_v_XVII_veke_Novosibirsk_1991
.pdfв Верхотурье. Своим «державством» этот воевода при со действии двух сыновей и зятя Б. С. Дворянинова в 1640-х гг. вообще попытался упразднить таможенное уп равление и захватить в свои руки его делопроизводство.
При всем стремлении к единовластию воеводы вовсе не отрицали необходимости существования мирских организа ций. По логике воеводского мышления эти общественные организации были нужны в той мере, в какой их мнение соответствовало намерениям представителей официальной власти, а просьбы не противоречили ее установкам. Воево ды обращались к содействию миров, когда нужно было оп равдаться перед Сибирским приказом или поддержать свою власть и престиж. Воеводам нужна была мирская помощь в моменты обострения социальных отношений, при этом ва рианты здесь были самыми неожиданными — от трагиче ских до подчас комических.
Известно, что в упоминавшейся «смуте» в Мангазее оба воеводы стремились прежде всего заручиться поддерж кой мира. Успеха в этом добился А. Ф. Палицын. Он не один раз приходил на мирские сходки, убеждал их участ ников в «воровстве» своего врага Г. И. Кокорева и просил их обратиться в Москву — помня крестное целование и «послужив» царю, изобличить этого врага в «изменном де ле». Попытки Кокорева заключить соглашение с миром ни
кчему не привели. Когда же начались военные действия и
Г.И. Кокорев был осажден в остроге, мир, действуя «за государьское пресветлое имя» как единая организация, са мостоятельно привлек на свою сторону общину Турухан
ского зимовья, а А. Ф. Палицын без мирского ведома и одобрения не проявлял свою воеводскую власть86.
После окончания этой «смуты» в Мангазее же перед очередным воеводой Г. Н. Орловым возникло дело, в раз решении которого он вынужден был обратиться за мирской помощью. Можно думать, что действовал он с учетом изве стных ему событий, случившихся незадолго до того в горо де. Возникло это дело, красочно отраженное в сохранив шихся материалах, содержащих массу бытовых подробно стей, в Туруханском зимовье, подведомственном воеводам г. Мангазеи87. Инициатором его был Дружинка Илья Кри вошея. Бывший ранее подьячим, он попался как «подпи щик», т. е. подделыватель документов, был пострижен в монахи под именем старца Ефрема и сослан в Соловки. Вскоре по единодушной жалобе монахов его перевели в Березов, а оттуда — в Мангазейский Троицкий монастырь, где держали под усиленным надзором. Однако В. А. Давы
130
дов, недолго воеводствовавший в Мангазее после Кокорева и Палицына, успел загнать склочного монаха в Турухан ское зимовье и приказал его содержать за счет мира и цер ковного прихода. Мир израсходовал на Ефрема за два года большие деньги, а затем отказался его содержать и отпра вил царю и патриарху челобитные с обоснованием своего отказа. Документы эти были оформлены как общесослов ные мирские челобитья всего Туруханска. Мирская органи зация, как свидетельствуют подписи под челобитными и записи следствия, объединяла приходские и выборные мир ские власти, пришлых промысловиков, торговцев и их агентов — от богатого купца гостиной сотни В. Ф. Гусельникова до крепостного крестьянина известного сибирского администратора Ю. Я. Сулешева и холопа крупнейшего русского торговца Надей Святешникова.
На отказ от содержания Ефрем реагировал привычным для него образом: тотчас сделал донос на туруханский мир и его церковного старосту в «государевом слове и деле». Суть доноса состояла в том, что в церкви зимовья на ана лое не было иконы патрона царевича Алексея Михайлови ча — Алексея человека божия, а среди церковных книг находился «Служебник» литовской печати.
По челобитью туруханцев в зимовье прибыл в 1634 г. из Мангазеи Г. Н. Орлов разбирать взаимные обиды Еф рема и мира. Воевода провел следствие и принял сторону мира. Он удовлетворился показаниями церковного старо сты и низших причетников из мирян, что книга была в церковной казне уже давно, а вопрос об иконах на аналое ни мира, ни церковных старост вообще не касался — это дело архиерея и его священников. Одновременно воевода согласился с решением мира перестать давать «корма» Ефрему.
Вот тогда-то старец объявил в присутствии воеводы, что знает «государево дело» на него самого. И тут воевода повел себя, казалось бы, странным образом, не согласую щимся с нашими представлениями о судебной процедуре по страшному обвинению в «слове и деле», которое подле жало рассмотрению в высших инстанциях государственной власти. Г. Н. Орлов 20 мая 1634 г. приказал собрать в съезжей избе «весь мир», священников, церковного десятильника, таможенного голову, всех торговых, промыш ленных и служилых людей, которые в ту пору были в зи мовье. Когда все собрались, воевода потребовал, чтобы Еф рем всенародно огласил суть доноса для немедленного рас
следования. |
Результаты следствия были оформлены про |
5* |
131 |
странным документом, составленным от имени мира, а не воеводы и заверенным, подобно туруханским челобитным, приложением на обороте рук тех же туруханских жителей разных сословий. «Бездельность» обвинения была быстро доказана. Ефрем заявил, что воевода присвоил соболей, привезенных с р. Тунгуски ясачными сборщиками, между тем сборщики эти тогда еще не вернулись в Туруханск. На следующий день воевода опять собрал «весь мир» и начал чернеца Ефрема расспрашивать: «Окроме у тебя вчераш них пустых затеев есть ли на меня какое иное государево дело, сказывай передо всеми людьми, что на меня зна ешь». Ефрем повинился, сказав, что никакого «государева дела» ни на кого не знает и затеял все «с пьянства». Мир ская запись следствия была отправлена воеводой в Москву как официальный документ.
В Тобольске в 1643 г. воевода кн. П. И. Пронский сам вынужден был согласиться на мирской разбор предъявлен ного ему обвинения в незаконных служебных действиях и казнокрадстве. Автором многочисленных, весьма квалифи цированно аргументированных обвинений выступил чело век очень осведомленный — подьячий Савватий Кляпиков, за плечами которого было более 30 лет работы в местной приказной избе. Сначала воевода попытался замять дело, арестовав в 1640 г. изветчика, но его взял под защиту ар хиепископ Герасим. Затем участники конфликта договори лись, что по составленным Кляпиковым пунктам обвине ния разбирательство будет происходить в Софийском собо ре перед прихожанами и «всем миром». Но план этот не удалось осуществить по причине очень показательной: в отношении к воеводе тобольское население придержива лось разных позиций. У П. И. Пронского были твердые по зиции среди части служилой верхушки и подьячих; извет чик и архиерей сочли собравшийся в соборе мир недоста точно представительным, состоящим из воеводских «ушни ков и шишимор», и отказались объявить обвинения и вести расследование. В дальнейшем по указу царя С. Кляпиков был «взят» к Москве, и ему удалось добиться вмешатель ства Сибирского приказа. По его пунктам обвинения был проведен официальный сыск с широким опросом тоболь ского населения, констатировавший серьезнейшие злоупот ребления воеводы и его приспешников подьячих. По сло вам самого С. Кляпикова, по этому делу он провел в тюрьме 3 года 10 месяцев и в феврале 1644 г. согласно указу должен был получить жалованье за прошедшее вре мя. В том же году С. Кляпиков был отправлен в Тюмень,
132
по-видимому, на новое место службы, но по дороге в Соли Камской умер, а не выплаченное ему жалованье получил уже его сын8®.
Игнорирование воеводами мирского мнения, случалось, приводило к трагическим последствиям. Подробнее об этом мы расскажем в главе V, а здесь лишь упомянем о двух характерных ситуациях.
Восстание в Томске в апреле 1648 г. было ускорено са мим воеводой О. И. Щербатым, жестко демонстрировав шим свое единовластие. Не отпустив в Москву челобитчи ков от местных крестьян, на что они имели право, О. И. Щербатый изорвал их челобитную и заявил: «Я де здесь не Москва ли?»89 Это заявление вызвало в Томске особенное возмущение и дорого стоило воеводе. Получен ный опыт, однако, ничему не научил воевод других горо дов. Через полгода, в октябре 1648 г., в Верхотурье было «отказано» от должности воеводе Б. С. Дворянинову. Насе ление Верхотурья много натерпелось от его безобразий, но взрыв возмущения вызвал, казалось бы, незначительный эпизод. В октябре 1648 г. Дворянинов присутствовал на до просе и пытке беглого крестьянина, который начал молить о пощаде и кричать: «Государь, царь Борис Семенович, по щади»90. Дворянинов никак не отреагировал на крамоль ные слова, отождествлявшие его личность с персоной царя, и присутствовавшие на допросе подьячие и служилые люди сочли молчание воеводы за признание им правоты слов до прашиваемого. Как писали об этом событии в общегород ской челобитной жители Верхотурья, подгородные крестья не и ямщики, ближайший помощник воеводы, подьячий с приписью И. Недовесков «с товарищи» «в мир являли» о таких словах и, помня крестное целование, они воеводе «отказали»91. Это сообщение взбудоражило весь город, ре шительно несогласный с пониманием роли воеводы как са модержца.
Несогласие с абсолютизацией воеводской власти было идейной основой, как увидим ниже, при отказе от должно сти и другим воеводам. Объявление «при всем мире» «го сударева дела» за воеводой не раз являлось кульминацион ным моментом широких народных движений, в которых отражалось столкновение двух сил — мирского начала, на чинавшего борьбу за свои нужды под скипетром «государе ва интереса», и бюрократического воеводского управления, укреплявшегося во имя складывавшегося абсолютизма. Во многих столкновениях между воеводской властью и «служилыми и всяких чинов людьми» у воевод находились
133
сторонники среди верхушки служилых. Подобное разме жевание особенно четко проявлялось в моменты острых классовых столкновений, когда гнев восставших направ лялся не только против воевод, но и против их «прикорм ленных ушников и шишимор и горланов», как красочно именовал воеводских сторонников тобольский подьячий Савватий Кляпиков. Он подробно описывал методы, при помощи которых воевода вербовал себе сторонников и вли ял на решения «казачьих кругов и сонмищ», используя в своих интересах внутренние противоречия общин. Но эта во еводская политика сама по себе говорит о немалом реальном значении местных сословно-представительных сообществ.
Поведение воевод, вызывавшее протест у местных ми ров, последние ярко живописали в челобитных на царское имя. Систематическому анализу типичных статей этих до кументов посвящен целый раздел главы V. Здесь же крат ко отметим лишь некоторые традиционные способы неза конного воеводского обогащения.
Воеводские злоупотребления при всем их многообразии можно свести к двум категориям: нарушения непосредст венных государственных интересов и нарушения интересов разных слоев населения, их миров. Как правило, те и дру гие переплетались, что позволяло мирским организациям в своих жалобах верховной власти свидетельствовать о нару шении воеводами прежде всего «государева интереса» и тем самым выступать не только обличителями, но и раде телями казны. К типичным злоупотреблениям относились сборы неустановленных пошлин и оброков, присвоение сдаваемых крестьянами хлебных поставок, захват зерна, выдававшегося служилым людям в виде жалованья, спеку ляция таким зерном и винокурение с продажей вина насе лению, торговля привезенными «с Руси» товарами, особен но с ясачными людьми. Основу обогащения воевод в Сиби ри составляли меха, приобретавшиеся ими за деньги или в обмен на товары непосредственно от ясачных людей, ясач ных сборщиков, промышленных и торговых людей. В этом деле воеводы выступали ростовщиками, кабалили местное население, принуждали торговых людей к взяткам или со участию в незаконном приобретении и вывозе мехов, за держивали выдачу проезжих грамот, обходили таможен ный контроль.
Случалось, что воеводы сами организовывали ватаги промышленников на пушные промыслы. Осуществлялись все эти операции воеводами с помощью приехавших с ни ми сыновей и дворни. Уже упоминавшийся старец Ефрем,
134
при всей своей склочности, по-видимому, с основанием пи сал в жалобе на мангазейского воеводу В. Давыдова и его помощника Д. Клокачева, что они и их жены «безстрашно держат кабаки в горницах и в подклетах, беспрестани в день и в ночь торгуют вином, продают на деньги в ведра и в скляницы и в чарки, а у кого денег нет и с тех емлют кресты и рубашки, и штаны, и всякое платье, и рухлядь», и люди-де их тем «питухом дают под заклад деньги»...92 Таких задолжавших людей другой мангазейский воевода кн. П. М. Ухтомский в 1640-х гг. посылал в качестве покрученников «в неволю» — на промыслы93. Именно о та ком пути к дальнейшему обогащению туруханских воевод писали спустя полвека местные посадские люди. Тоболь ский сын боярский В. Шульгин, проводивший там очеред ной сыск в 1685 г., в своем отчете отмечал, что воеводы выдают «государево жалованье» служилым людям вином собственного незаконного изготовления, за взятки отпуска ют их на ясачный сбор, а с посадских людей взимают об рок персонально единообразно, с каждого по 1 руб., отчего «богатый радуетца, а убогой слезно плачет и по миру хо дит». Разыскать все это было не просто, и В. Шульгин не без основания писал: «надобно немало ума откуд на чать»94. Этим порядкам воеводы следовали и впредь. В 1691 г. в общей челобитной на воеводу А. П. Протасьева туруханские посадские люди раскрывали систему воевод ского насилия — он не отпускал их на промыслы до тех пор, пока они не подписывали фиктивные кабалы на под ставных лиц из своего окружения, и получал с них «вели кие скупы»95. Известно, что в 1630-х гг. воевода Енисей ска кн. С. И. Шаховский кабалил местных крестьян96. И т. д.
Огромный доход получали воеводы также путем пря мой продажи должностей ясачных сборщиков. Они облага ли служилых людей при сборе ясака «налогом» в свою пользу, точно фиксированным в соответствии с доходно стью того или иного зимовья. Материалы сысков говорят, что якутские воеводы в 1695—1698 гг. оценивали долж ность приказчика в наиболее доходных острогах в сумму до 500 руб. Резкое повышение этого «обложения» началось с воевод М. О. Кровкова и П. П. Зиновьева (1680-е гг.), которые получали с сборщиков ясака свыше тысячи рублей дохода. Следующий воевода И. М. Гагарин повысил эту «ставку», и сборщики, уезжая в зимовья, платили ему вперед в общей сложности 6—7 тыс. руб. Сборщики, кото рые фактически купили эту должность, восполняли воевод
135
ские «великие накупы», обирая и ясачных людей, и госу дареву казну. При сыске в Якутске тобольского дворянина
ф. Качанова в начале 1690-х гг. выяснилось, что сборщик
И.Криженовский в воеводство М. О. Кровкова вывез из Удского зимовья только для себя 30 сороков соболей и 2 шубы собольих, а ясаку — всего лишь 5 сороков 13 собо лей. При И. М. Гагарине пятидесятник И. Цыпандин вывез
оттуда же для себя 24 сороков соболей, а ясаку — 5 соро
ков 21 соболь. |
С Ламы |
и из Охотского острога |
при |
М. О. Кровкове |
приказчик |
Л. Трифонов привез ясаку |
19 |
сороков, а на себя 38 сороков соболей. Возвращаясь в Якутск, такие сборщики ясака продавали «своих» соболей
приезжим |
торгов лм людям по 200—300 руб. за сорок97. |
В целом за |
1694— 1697 гг. якутские воеводы И. М. Гагарин |
и М. А. Арсеньев получили с приказных людей своего уез да почти 17 тыс. руб.98
При такой организации ясачного сбора создава лась круговая порука: вокруг воеводы объединялась небольшая группа служилой верхушки и воеводские «ушники».
Особого внимания заслуживает вопрос о связи си бирских воевод с крупными торговыми людьми. Судить о ней можно по сохранившейся частной переписке, которая свидетельствует, что такая связь особенно упрочилась приблизительно с середины века, хотя она четко про слеживается уже в енисейском конфликте 1626 г. (см. главу V).
По указу в августе 1666 г. из Приказа тайных дел был послан сыщик Ф. Охлопков и, «будучи он в Сибири, всех воевод и таможенных голов неправды их и плутни сыс кал»99. В частности, это коснулось и якутского воеводы И. Ф. Голенищева-Кутузова. Сыск деятельности якутского воеводы проводился, по-видимому, уже после его смерти. Среди прочих бумаг сыщик конфисковал несколько десят ков частных писем воеводы, с которых были сняты копии. К сожалению, сохранилась только их часть, относящаяся к концу 1664 г. и к 1665 г. Тем не менее она дает очень яр кую картину воеводской деятельности100. Круг корреспон дентов воеводы был весьма широк. Воевода интересовался состоянием хозяйственных дел в своих вотчинах, придвор ными новостями, перемещениями, пожалованиями, внеш неполитическими известиями да, в частности, в связи с кризисом денежной реформы возможностями «промыс лить» новые деревни. Его приятель Ф. Ладыженский под робно сообщал ему из Москвы обо всем интересном. Дру
136
гие письма носят более конкретно-деловой характер. Онито и раскрывают постоянные, широко раскинувшиеся эко номические связи воеводы с Москвой, Енисейском, Соли камском, Илимском, различными зимовьями. Повсюду у Ивана Федоровича Голенищева-Кутузова находились близ кие люди самого различного социального положения. Из Москвы постоянную дружеско-деловую переписку с ним поддерживал гость Остафий Иванович Филатьев. Гость был заинтересован в своих торговых делах в Якутии, поэтому он «искатель милости» воеводы и о его здоровье «и впредь слышати жаден». В Москве Филатьев ссужал деньгами лю дей воеводы, приехавших за товарами, закупал эти товары по присланному списку и одновременно создавал воеводе общественную репутацию: «А милость твоя, государя на шего, и великому государю верная служба окольничему Родиону Матвеевичу (Стрешневу, начальнику Сибирского приказа.— Авт.) и всем возвещена и ведома». Делалось все это, конечно, не даром. Филатьев в письмах аккуратно напоминал о необходимости не только помогать его при казчикам, но и субсидировать их. В частности, по поводу отъезда в Якутск приказчика Гаврила Романова ч(впослед ствии — гость Г. Р. Никитин.— Авт.) Филатьев просил во еводу «во всем ево пожаловать, поберечь», а если будет просить о ссуде, «велеть ссудить и в том на него взять па мять, а что, государь, чем пожалуешь ты ево, ссудишь и тот платеж тебе, государю, на Москве конечно будет готов. Я тебе, государю, платещик, а твоей милостью, государя моего, вельми должен, что ты, государь, жалуешь, мило стью своею заочно работников моих, а люди твои, государя моего, Иван Алексеев поехали с Москвы дал Бог здоро вы...»101.
Эти же связи с Сибирским приказом и сибирскими вое водами сохранил впоследствии, уже будучи крупным мос ковским гостем, и Г. Р. Никитин102.
В торговом мире Голенищев-Кутузов связан был не с одним Филатьевым. По-видимому, торговый человек Ив. Давыдов сообщил ему из Илимска, что «торговый» Иван Широкий хочет идти для «долговые взятки на Собачьи ре ки», и просил в случае необходимости — «подай ему руку помощи, а я за твою, государя моего, милость вечно работ ник». П. Шульгин из Жиганского зимовья просил ссудить его отца, «в чем ему скудость будет, во всем тебе, госуда рю своему, плательщик». Крупный торговец И. Осколков просил отдать одолженные ранее деньги своему человеку да и «поберечь его»103.
137
Большое количество писем к Голенищеву-Кутузову по ступало от его зависимых людей. Одни из них сидели при казчиками в зимовьях, другие вели торговые операции сво его патрона. Все они — «скормленники», «рабы и искатели милости», существующие «жалованием и береженьем» вое воды, сообщают торговую конъюнктуру в разных городах, пишут о совершенных сделках, а порой и наушничают друг на друга. П. Григорьев с Чечуйского волока писал об отправке в Якутск 100 пудов муки «доброй», сообщал, что все распоряжения воеводы «о своем человеке» и о «про мышленных» исполнены и, считая, по-видимому, себя до статочно исполнительным слугой, просил оставить его на другой год в целовальниках104. М. Парфентьев с Колымы просит также оставить его еще на год, приводя вполне обоснованную аргументацию, чтобы, «будучи у дела, дол жишка хозяйские выбрать»105.
«Скормленник» воеводы, жиганский целовальник К. Я. Попов докладывал о различных делах, Л. Аргунов из Енисейска — о торговых операциях. С. Епишев осенью 1664 г., сообщив, что у ряда лиц взяты какие-то «грамот ки», торопился известить Голенищева о неприятностях — илимский воевода Л. А. Обухов проведал о челобитной в Сибирский приказ на Голенищева, будто бы «тобою все разорено стало». Епишев рекомендовал «связаться» с Обу ховым и сыскивать заводчиков извета106.
Не забывали воеводу и родственники. Его брат Михаил с государевой службы в «Перми Великой, в Чердыне и у Соликамской» в любезном письме просил купить и при слать мехов «сколько тебе бог известит». Он, конечно, «плательщик» и за любезность готов ответить тем же — если людям Ивана Федоровича случится ехать у Соликам ской и «чем их скудость возмет и что им понадобитца и я також рад делитца». Покумившийся с семьей Голенищева выезжий немец А. А. Барнешлев сообщал в Якутск из Енисейска о посылке подарков жене воеводы и, как бы между прочим, о своем намерении обменять товары на ме ха. В заключение следовала все та же просьба — моему человеку «во всем способствуй... чтоб ему не истерять и во всем ево, Дмитрея, поберечь»107.
Однако воеводская карьера И. Ф. Голенищева-Кутузо ва, несмотря на старания в Сибирском приказе О. И. Филатьева, окончилась так же, как у многих других. Другой брат Голенищева, Лев, сообщил из Москвы: «...в бедах сво их насилу жив, а беды все ведает и разоренье окольничево Родиона Матвеевича Стрешнева Семен Иванович Епишев,
138
а называет те соболи твоими, восемь сороков, что мои взяты в Якуцком остроге, другой год морит, тем есть бы немилость боярина князь Ивана Алексеевича Воротын ского... Перемена тебе — князь Иван Петрович Борятинской»10*.
Получив это известие, воевода начал готовиться к сда че дел. В письме к сыну Федору, по-видимому в Чечуйский острог, он приказал ему дожидаться Барятинского: «потому что на тебя хотят бита челом пашенные и ты сам
сним будешь говорить» и выбирать «хлеб мой по кабалам, что я с тобой послал»109.
Сомнения о «воровстве» воеводы, возникшие у началь ника Сибирского приказа Р. М. Стрешнева, подтвердились. Прибывший в Якутск сыщик Ф. Охлопков сыскал, что, ис пользуя кабальные записи на гостиных приказчиков и многих торговых людей, Голенищев отправил в Централь ную Россию гигантское количество лично ему принадле жавших мехов — 573 сорока соболей, причем от операций
сясачными людьми им была получена только пятая их часть. Умер воевода в Якутске, все его колоссальное иму щество было конфисковано. У вдовы на торговых и про мышленных людей из разных городов и на сибирских слу жилых людей было взято 62 кабалы, по которым довелось
бы получить более 3616 руб., два сорока соболей, 150 пу дов ржи. Взыскание по ним казна проводила в свою пользу на протяжении более чем 20 лет.
Столь широкая деятельность И. Ф. Голенищева-Куту зова была проявлением общей системы, а не одиночным случаем. При конфискации в 1651 г. имущества одного из его предшественников Д. А. Францбекова только кабал оказалось на 6763 руб.; другой же его предшественник в Якутске, М. Лодыженский, по данным сыска, успел вывез ти мехов не меньше, чем Голенищев-Кутузов. По всей ве роятности, сеть агентов Голенищева-Кутузова была «унас ледована» в Якутске его кумом А. А. Барнешлевым, кото рый вовсе не случайно в 1675 г. получил воеводское назна чение туда же и продолжал ту же деятельность110.
В конце XVII в. казна реально почувствовала катастро фическое падение сибирских доходов, и на протяжении 1690-х гг. сыски не прекращались. Они дали материал о восточно-сибирских воеводах. В начале 1690-х гг. вся Вос точная Сибирь попала во владение к клану Гагариных. Иван Михайлович Гагарин воеводствовал в Якутске, Иван Петрович — в Иркутске, а Матвей Петрович — в Нерчин ске. И. М. Гагарин в 1694 г., для того чтобы переправить в
139