Vlast_i_obschestvo_Sibir_v_XVII_veke_Novosibirsk_1991

точка зрения сводилась к тому, что назначение на воевод­ скую должность осуществлялось не ради поддержания мате­ риального положения служилых людей. «Цель назначения воевод, — писал он, — не кормление, а управление на госу­ даря; хотя воеводы по-прежнему просятся покормиться, но это означает уже не поборы, а государево жалованье»12.

В наше время к системе воеводского управления обра­ тился Е. В. Вершинин. Продолжая сложившуюся уже в со­ ветской историографии традицию исследовать историю уп­ равления Российского феодального государства, он на си­ бирском материале пришел к ряду обоснованных заключе­ ний. Коренное отличие воеводского аппарата XVII в. от наместничьего Е. В. Вершинин видел в государственном обеспечении административных лиц, которые, находясь на своих постах, получали жалованье, положенное им ранее на ратной службе; причем размер жалованья на воевод­ ском посту соответствовал уже выслуженному ратной службой окладу. Однако в силу того, что самодержавная власть в централизованном порядке не была еще способна полностью обеспечить свой исполнительный аппарат, она волей-неволей вынуждена была мириться с его «кормлени­ ем от дел», одновременно борясь со злоупотреблениями, для чего использовала сословные (мирские) организации местного населения. Так как, по свидетельству Е. В. Вер­ шинина, добросовестность службы поощрялась повышени­ ем земельного служилого оклада, возникает вопрос, каким путем воеводы «совмещали» личные интересы, выполняя служебный долг и одновременно нарушая его, чтобы иметь неправедные доходы.

Е. В. Вершинин уделил внимание также «кадровой» политике центральных органов при комплектовании мест­ ного управления. Существование двух принципов назначе­ ния на должность — по решению центральных учрежде­ ний и согласно личному желанию (челобитью) претенден­ та — отражало переходный этап в формировании граждан­ ской службы как особой отрасли государственного управле­ ния. При этом, по мысли Е. В. Вершинина, принцип на­ значения по челобитным был связан со старой кормленческой системой, в чем и проявлялась традиционность в ор­ ганизации административного управления на местах13.

Действительно, сохранилось немало подобных челобит­ ных, в которых служилые люди просили о назначении на воеводские должности, ссылаясь на долголетнюю ратную службу и пошатнувшееся материальное положение. Сохра­ нилась также документация Сибирского приказа, свиде­

111

тельствующая о порядке рассмотрения этих челобитных и решений по ним. Так, в 1648 г. А. А. Бунаков мотивировал свою просьбу назначить его воеводой в Красноярск полуве­ ковой ратной службой и бедностью — «поместейце за мною худое, служу с того поместейца с сынишком две службы». Челобитье А. А. Бунакова подтверждалось его уже состоявшейся службой товарищем воеводы в Томске (1635— 1639 гг.) и воеводством в Нижнем Ломове (1644— 1647 гг)14. Преемник А. А. Бунакова на воеводстве в Красноярске М. О. Аничков свое челобитье мотивировал тем же — 17-летней ратной службой на южных оборони­ тельных линиях, «по черте», и пошатнувшимся материаль­ ным положением15. Представляет также интерес челобитье Ф. И. Веригина, рассчитывавшего получить воеводскую должность в Тюмени в 1650 г. Он участвовал в войне с Польшей в 1630-х гг., был в плену, затем в составе полка И. Н. Хованского находился под восставшим Псковом в 1650г. Его поместье под Торопцом было разорено восстав­ шими крестьянами, и в качестве компенсации за это разо­ рение он просил о воеводской должности16. Эту должность он получил, но, как увидим, не снискал успеха на админист­ ративной ниве и был изгнан населением Тюмени. Подобная биография прослеживается у С. Е. Лутовинова, добивавшего­ ся в средине XVII в. назначения в Кетск: 45 лет он несратную службу, а поместье имел небольшое, всего в 67 четей1\

Случалось, что рядовые дворяне, попав после длитель­ ной ратной службы на высшие административные должно­ сти, оказывались умелыми распорядителями и делали карьеру. Так, Р. М. Павлов, активный участник войны с Польшей в должности сотенного головы (1654—1657 гг.), назначенный воеводой в 1663 г. в Мангазею, чутко уловил падение экономического значения города и способствовал неизбежному перемещению жителей — по их просьбе в Туруханск. В 1670-х гг. он занял почетный воеводский пост в Верхотурье и дослужился до звания стольника18.

Сибирский приказ не без основания предпочитал вы­ двигать на высшие административные должности лиц, уже зарекомендовавших себя на второстепенных должностях в системе воеводского управления. Этот вывод особенно су­ ществен для характеристики системы государственного фе­ одализма, на основе которой управлялась вся Сибирь19. Кроме того, подготовка нужных кадров велась весьма обычным для того времени путем своеобразной стажировки при воеводах их сыновей или близких родственников. При таком порядке подготовки «резервов» развивалась семейст-

112

и «были они, Афанасий и Еремей Пашковы, в Даурах, в тех острожках на воеводстве... пять лет и... выехали из Даур в Тобольск»30.

Характерное «поручение» Сибирского приказа получил в конце 1698 г. иркутский воевода стольник И. Ф. Николев. В это время его брат С. Ф. Николев, воеводствовавший в Нерчинске, умер; на воеводстве там был утвержден его сын Иван, а дядюшке было предписано из Иркутска чинить племяннику «всякое вспоможение для научения» ради его «молодости»31. Чем кончались такие «научения», мы сможем убедиться несколько ниже. Чуть раньше герои­ ческий защитник Албазина А. И. Бейтон был назначен ве­ дать Удинским острогом, но «ради старости его» ему в то­ варищи был определен его сын Андрей^2.

В системе воеводского управления не предусматрива­ лась региональная «специализация» воевод. Окончивший срок воеводства в сибирском городе воевода мог быть пере­ веден в любой город европейской части государства. Одна­ ко полученный опыт управления учитывался, и в случае необходимости администраторы возвращались в сибирские города. Сибирский приказ явно не упускал возможности использовать «специалистов», имевших опыт управления в Сибири. Так, боярин князь Алексей Андреевич Голицын, воеводствовавший в Тобольске в 1664—1667 гг. и управ­ лявший затем в Казани и Киеве, в 1682 г. был возвращен в Тобольск. В помощники ему был определен знакомый с Сибирью по воеводству в Енисейске в 1666—1673 гг. стольник К. А. Яковлев. Дважды занимал влиятельные по­ сты в Якутске и Енисейске (1666—1668 и 1677—1680 гт.) боярин кн. И. П. Барятинский. Воеводствовал в Енисейске (1673— 1677 гг.), а затем был товарищем воеводы Тоболь­ ска (1680— 1682 гг.) стольник М. В. Приклонский. Факти­ чески без съезда находился в Сибири с 1668 по 1676 г. стольник Ф. Г. Хрущев, сначала в Мангазее, затем в Вер­ хотурье и Тобольске. С 1666 по 1673 г. последовательно воеводствовал в Томске и на Таре кн. Ф. Н. Мещерский.

Изредка проводились внутрисибирские перемещения воевод. В 1683/84 г. в связи с военным конфликтом с Ки­ таем последовала смена высшего административного соста­ ва управления восточно-сибирских уездов с частичным пе­ ремещением воевод. Поэтому в начале 1684 г. служивший в Енисейске письменным головой Л. К. Кислянский был переведен воеводой в Иркутск, а стольник И. Е. Власов, сдав ему там дела, отбыл с ответственным поручением воеводствовать в пограничный Нерчинск 33. По каким-то

114

соображениям в начале 1700 г. было проведено переме­ щение из Туруханска стольника Ю. Ф. Шишкина в Ир­ кутск, а стольник И. Ф. Николев из Иркутска выехал на его место34.

Таким образом, на сибирские воеводства попадали ча­ ще всего не случайные люди, а администраторы с уже имевшимся опытом. Для них и их товарищей служба в Си­ бири была звеном в карьере, существенным в послужном списке и в личных материальных делах.

По-разному складывались судьбы персонала воеводско­ го правления. Обычно новый воевода отправлялся из Моск­ вы, особенно в крупный город, не один, а с свитой своих будущих помощников (дьяки и письменные головы), кото­ рые также не задерживались в Сибири. Правда, бывали случаи, когда и такие люди надолго там оставались и дела­ ли карьеру. Так, Е. И. Козинский, прибыв в 1666 г. в Якутск на должность письменного головы, служил затем в той же должности в Тюмени, исполнял воеводские обязан­ ности в Сургуте и, наконец, в 1670-х гг. занял почетное место письменного головы в Тобольске35.

Должности подьячих воеводских управлений занимали, как правило, люди, оседавшие в Сибири на постоянное ме­ стожительство. Штат подьячих в сибирских приказных из­ бах формировался по-разному. Случалось, что в Сибирь ради материального достатка переселялись из Центральной России. Так, Федор Иванов в 1620/21 г. выехал «от мос­ ковского разорения» и в Тобольске стал подьячим. Чуть позже сохранял связь с Москвой переселившийся и посто­ янно проживавший в Тобольске подьячий Никифор Матюшкин36. В Пелыме приблизительно в 1640 г. на должно­ сти подьячего сидел чуть ли не с основания города в тече­ ние 45 лет П. Степанов. Д. Герасимов, попавший в подья­ чие из служилых людей, пребывал в своей должности уже более полутора десятков лет, с 1624 г.37 Более 30 лет про­ служил в Тобольской приказной избе подьячий Савватий Кляпиков, прибывший в Сибирь еще в первые годы XVII в.38

Н. Ф. Демидова, исследовавшая процесс сложения слу­ жилой бюрократии в России XVII в., отмечала, что в Си­ бири аппарат подьячих складывался путем их присылки из Москвы, приверстания в должности из ссыльных, но «ос­ новное пополнение приказной группы здесь происходило за счет включения в нее выходцев из различных слоев рус­ ского населения Сибири», прежде всего приборных служи­ лых людей, в меньшей степени из «промышленных лю­

115

дей». С первой половины XVII в. в Сибири прослежива­ лось сложение подьячих династий39. На должности подья­ чих попадали, конечно, грамотные люди. Десятилетиями неся службу в приказных избах, прекрасно зная местные условия жизни и обстоятельства управления, они не всегда были безропотными исполнителями воеводских распоряже­ ний и имели определений вес в общественной жизни си­ бирских городов. К тому же иногда подьячие нанимались на службу за счет местного населения, как было, напри­ мер, при основании в 1628 г. Красноярска. Это тем более ставило их в зависимость от мирских организаций, в том числе и от служилого войска40.

Служилые люди, особенно землепроходцы, отличивши­ еся открытием новых земель, становились там приказчика­ ми слобод и острогов, т. е. представителями средней адми­ нистрации. В 1628 г. в Тобольске служил сын боярский Богдан Аршинский, а в 1668 г. представитель той же фа­ милии сын боярский Данило Данилович Аршинский был воеводой в Нерчинске41. Знаменитый землепроходец Петр Бекетов, прославившийся своими открытиями в Восточной Сибири, в 1642 г. стал письменным головой в Енисейске. Таким путем к концу XVII в. начала складываться мест­ ная прослойка администрации, с мнением которой вынуж­ дены были считаться воеводы.

♦

**

Наказы, которые Сибирский приказ выдавал воеводам перед их отъездом в Сибирь, не оставляют сомнения в ши­ роте предоставляемых им полномочий. Наиболее ранние наказы (Тобольск, Сургут, Тара) адресовались воеводам и их товарищам, но вскоре ответственность за воеводство была возложена только на воевод. Б. Н. Чичерин отмечал, что в наказах воеводам предписывалось все дела вершить «собча», т. е. вместе и согласно с их помощниками, това­ рищами. Поэтому он полагал, что воеводское управление носило коллегиальный, но не бюрократический характер, хотя «эта коллегиальность не имела никакой юридической определенности... Решение было предоставлено частному соглашению правителей, им предписывалось править мир­ но, а ладили они, как знали»42. Однако при этом Б. Н. Чичерин все же признавал, что в XVII в. в России еще не было развитого сознания о различии между колле­ гиальной и бюрократической формами административного

116

управления43. Б. Н. Чичерин был прав в фактическом ана­ лизе наказов, но к чему приводила эта «коллегиальность» мы увидим чуть ниже.

В новейшем исследовании Е. В. Вершинина, в котором много внимания уделено воеводским наказам, вопрос ста­ вится совершенно в иной плоскости. Автор рассматривает наказы, с одной стороны, как разновидность правового до­ кумента, устанавливавшего принципы местного управле­ ния, а, с другой, как делопроизводственную инструкцию отдельному должностному лицу. Общность формуляра на­ казов отражала, по мнению автора, начало унификации административного правотворчества на пути к абсолютиза­ ции власти на местах44.

В компетенцию сибирских воевод входили и админист­ ративные, и хозяйственные, и финансовые, и судебные, и военные вопросы управления. Воеводы разрядных и ряда порубежных городов обладали правом дипломатических сношений с государственными образованиями монгольского мира, когда их представители прибывали в пределы Рос­ сии. Воеводы всех сибирских городов обязаны были обеспе­ чивать сбор ясака с коренного населения, защиту его от вторгавшихся с юга кочевых племен и пресекать междоу­ собия между отдельными родоплеменными группами. Все эти обязанности были специфичны для системы админист­ ративного управления Сибири, а ответственность воевод неизбежно укрепляла стремление администраторов к абсо­ лютной власти. К тому же многие задачи, ставившиеся пе­ ред воеводами, имели не только административный, но и социальный характер. Так, правительство, осваивая Си­ бирь, в своих, разумеется, интересах, стремилось подчи­ нить своему контролю процесс стихийной народной коло­ низации сибирских земель с запада, из европейской части страны. Потребность в хлебных запасах для содержания служилых людей и административного штата заставляла постоянно и настойчиво напоминать воеводам о необходи­ мости умножения крестьянского населения, выдачи ему ссуд на обзаведение, «высмотра» наиболее удобных для пашни земель, чтобы Сибирь «полнилась хлебом». Эта хозяйственная функция переплеталась с социальной — во­ еводам вменялось в обязанность не только «призывать на пашню» крестьян, но и заставлять их нести государствен­ ную барщину под надзором назначавшихся приказчиков. Сибирская реальность вносила свои коррективы в полити­ ку государственного феодализма45, о чем указывалось вы­ ше, в главе, посвященной возникновению крестьянской об­

117

щины в Сибири. Требования регламентации жизни сибир­ ской деревни сплошь и рядом оставались фикцией в виду их нереальности.

Еще одной не менее существенной и, быть может, бо­ лее сложной задачей воевод было подчинение сибирского войска местной администрации и изживание порядков ка­ зачьего самоуправления и обычаев, свойственных казачье­ му войску. Как уже указывалось, на протяжении XVII в., вплоть до организации при Петре I регулярного войска, эта задача в Сибири полностью разрешена не была и от местных воевод требовалось немало такта и дипломатии, чтобы ладить с сложившимся сообществом, каким было си­ бирское войско.

Наконец, социальные задачи ставились перед воевода­ ми и в политике, проводимой по отношению к аборигенно­ му населению. В частности, в Сибирском приказе понима­ ли, что учесть все особенности управления Сибирью в на­ казах затруднительно. Поэтому в одной из грамот, датиро­ ванной концом 1624 г., Ю. Я. Сулешеву разрешалось само­ стоятельно дополнять наказные памяти головам юртовских татар46. С присоединением к России отдельных областей Сибири правительство стремилось утвердить ясачный ре­ жим не «жесточью», а добровольным согласием.

На протяжении первых трех десятилетий XVII в. пра­ вительство убедилось в необходимости учреждения проч­ ной сети опорных пунктов (острогов и зимовий) по сбору ясака, в которых постоянно, сменяя друг друга, находились бы небольшие отряды служилых людей. Первоначальная практика эпизодических наездов за ясаком при точно не установленной подведомственности тому или иному вое­ водству (городу) целых ясачных районов приводила к воо­ руженным столкновениям между собой отдельных отрядов ясачных сборщиков и облегчала возможность различных злоупотреблений, от чего страдали прежде всего ясачные люди, с которых взимали ясак в двойном или даже в трой­ ном размере с применением в случае сопротивления «жесточи». Одновременно перед воеводами стояла задача регу­ лирования отношений на звериных промыслах между ясач­ ными людьми и русскими промышленниками. Ясачный сбор мехов в годы расцвета пушных промыслов во много раз уступал общей добыче русских промышленников, и лишь во второй половине XVII в. ясачные поступления возросли47. Преследуя фискальные интересы и стремясь избежать сложностей с населением вновь вошедших в со­ став России областей, правительство предписывало воево­

118

дам следить, чтобы русские промышленники не вторгались в охотничьи и другие промысловые угодья аборигенов, а с второй половины XVII в. даже начало учреждать в бассей­ нах Енисея, Ангары и в Якутии своеобразные «заказни­ ки»48. В целях предохранения ясачных людей от возмож­ ных насилий русским промышленникам и служилым людям категорически запрещалось брать с аборигенов долговые расписки и тем самым их кабалить, а местной ад­ министрации — проводить насильственную христианиза­ цию. Наконец, для того чтобы ясак поступал в казну без недоимок, русским запрещалось до его сдачи (а подчас и вообще) проводить с аборигенами какие-либо торговые операции.

Эта политика особенно четко отразилась в наказе, ко­ торый был выдан П. П. Головину при назначении его в 1639 г. на учреждаемое Якутское воеводство. Воеводе пред­ писывалось создать свою сеть ясачного сбора, с тем чтобы на Лену не приходили из Енисейска отряды сборщиков ясака, которые «воровали», выменивая в свою пользу на привезенные вино, табак и иные товары меха, и тем са­ мым учиняли «поруху» казне. Более того, енисейские сборщики вступали в сражения с служилыми людьми, при­ бывавшими с теми же целями из Мангазеи, «отбивали» друг у друга ясачных людей, вызывая среди них «великую смуту». П. П. Головин обязывался не допускать впредь на Лену ясачных сборщиков из других городов и установить твердый порядок сбора путем посылки в улусы «лучших» людей «за государевым крестным целованием». Всем рус­ ским запрещалось быть заимодавцами, писать на ясачных людей заемные кабалы и иные крепости, брать их в услу­ жение на свои дворы, «и служилым и всяким людям крестить не велеть же, чтоб сибирская ленская земля пространилась, а не пустела», а креститься «иноземцы» могли только «своей волей»49. Подобные положения отражались и в наказах другим воеводам50. Правительство твердо придерживалось этих принципов в своей ясачной полити­ ке, но на практике они нередко грубо нарушались, в част­ ности самим же П. П. Головиным, что вызвало восстание якутов51.

В отношении всего населения воеводы неукоснительно должны были смотреть, чтобы «шатости б, и заводов, и кругов, и бунтов, и одиначества большого в русских слу­ жилых людях и в иноземцах не было»52.

Вся предоставляемая воеводами огромная власть огра­ ничивалась тем не менее рядом условий, лишь частично

119