Mukhaev_R_T_Geopolitika_2010

степенно сужаются, как кольца «анаконды». Это постепенно приводит к стратегическому истощению и экономическому удушению противника. Строго говоря, происходит борьба с экономическими центрами, а не с армиями. На планетарном уровне это означало, вопервых, изоляцию континентальной части условного противника от морских берегов, во-вторых, недопущение образования коалиций государств с той же целью.

Идею преимущества морской державы над континентальной и постоянства полярности «латинской расы над славянской» он выводил из исторического опыта Европы и США. Он показывал, что создание благоприятных условий в них для развития мировой торговой цивилизации было связано в первую очередь их выходом к океану и развитием военно-морского и торгового флота, а главным инструментом их международной политики была торговля.

Очевидно, что основная цель концепции морской силы Мэхэна состояла в обосновании необходимости превращения США в мировую морскую державу. По его мнению, для этого необходимо положить конец политики изоляции США (т.е. отбросить доктрину Монро «Америка для американцев»), построить мощный флот, расширить участие в мировой политике. Достижение мирового господства США, возможно, он связывал прежде всего с заключением союза с Великобританией, который создал бы противовес материковым державам, контролирующим большую часть Евразии. Аме- рикано-британский альянс позволил бы нейтрализовать Германию

èпротиводействовать Японии на Тихом океане. В результате образовался бы стабильный баланс мировой талассократической власти.

По этой причине Мэхэн безоговорочно поддерживал Испаноамериканскую войну (1898) и захват США Филиппин, Гавайев, Карибского региона и Панамы в качестве новых жизненно важных баз

èописывал это как «стратегию голубой воды», под которой понималось воздержание от ведения сухопутных боев и максимальное использование сил военно-морского флота. Это было время, когда США вышли за рамки доктрины Монро и стали осуществлять захваты новых территорий за пределами американских континентов.

Âкачестве ключевой геополитической структуры в мировой политике и в борьбе за мировое влияние Мэхэн считал «северную континентальную полусферу», южная граница которой маркируется Суэцким и Панамским каналами. Это граница наибольшей интенсивности мировой торговли и политической активности. Внутри данной полусферы в пределах Евразии наиболее важный пространственный элемент, по Мэхэну, — Россия как доминантная континентальная держава. Ее замкнутое положение имеет как достоинства,

ность, по Маккиндеру, привела к тому, что человечество впервые находится в ситуации, когда можно попытаться установить связь между широкими географическими и историческими обобщениями.

Впервые мы можем ощущать некоторые реальные пропорции в отношении событий, происходящих на мировой арене, и выявить формулу, которая так или иначе выразит определенные аспекты географической причинности мировой истории. Если нам посчастливится, то эта формула обретет и практическую ценность — с ее помощью можно будет вычислить перспективу развития некоторых конкурирующих сил нынешней международной политической жизни1.

Говоря о впервые предоставившейся человечеству возможности генерализации связей между географией Земли и ее историей, Маккиндер отмечает, что он хочет показать историю человечества как часть жизни мирового организма, не впадая в географический детерминизм (материализм).

Инициативу проявляет человек, не природа, но именно природа в большей мере осуществляет регулирование. Мой интерес лежит скорее в области изучения всеобщего физического регулирования, нежели в сфере изучения причин всеобщей истории2.

Геополитическая доктрина Маккиндера основана на утверждении о том, что мировая история представляет собой конфронтацию между континентальными è океаническими державами, которую он предложил рассматривать в пространственно-временном аспекте. По его мнению, в основе сложного комплекса межгосударственных отношений лежат постоянные изменения в равновесии сил. Согласно модели Хартленда, мир делится на два геополитических полушария: континентальное è океаническое. Это бинарное деление мира в своей основе конфронтационное, в чем Маккиндер следует Мэхэну. Иными словами, в историческом плане центры силы в этих двух полушариях Земли могут меняться, однако противостояние неизбежно. Соотношение сил между полушариями зависит от развития технологии, прежде всего транспортной, которая обладает способностью изменять физические свойства пространства Земли. В процессе смены транспортной технологии меняются «осевые области истории». Сначала выделяется Центральная Азия, откуда в свое время (с XIII в. ) монголы распространили влияние на Азию и значительную часть Европы благодаря необычайной подвижности своей конницы. Затем, со времени Великих географических открытий (XV—XVI вв.), баланс геополитических сил решительно изменился в пользу приокеанических стран, в первую очередь Великобритании (с XVIII в.).

1Маккиндер X. Óêàç. ñî÷. Ñ. 163.

2Òàì æå.

3. Ʉɥɚɫɫɢɱɟɫɤɚɹ ɝɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ: ɧɚɰɢɨɧɚɥɶɧɵɟ ɲɤɨɥɵ ɢ ɨɫɧɨɜɧɵɟ ɧɚɩɪɚɜɥɟɧɢɹ 157

В начале XX в., считал Маккиндер, что эра превосходства океанического полушария подходит к концу, а новые транспортные технологии, прежде всего железные дороги, меняют вектор геополитических сил в пользу континентального полушария.

Еще поколение назад, — пишет Маккиндер, — казалось, что пар и Суэцкий канал увеличили мобильность морских держав в сравнении с сухопутными. Железные дороги играли главным образом роль придатка океанической торговли. Но теперь трансконтинентальные железные дороги изменяют положение сухопутных держав, и нигде они не работают с такой эффективностью, как в закрытых центральных районах Евро-Азии, где на обширных просторах не встретишь ни одного подходящего бревна или камня для их постройки. Железные дороги совершают в степи невиданные чудеса, потому что они непосредственно заменили лошадь и верблюда, так что необходимая стадия развития была пропущена… Пространства на территории Российской империи и Монголии столь велики, а их потенциал в отношении населения, зерна, хлопка, топлива и металлов столь высок, что здесь несомненно разовьется свой, пусть несколько отдаленный, огромный экономический мир, недосягаемый для океанической торговли1.

Баланс геополитических сил качнулся в сторону сухопутного, континентального полушария.

Просматривая столь беглым взглядом основные тенденции истории, видим ли мы воочию нечто постоянное в плане географиче- ском? Разве является осевым регионом в мировой политике этот обширный район Евро-Азии, недоступный судам, но доступный в древности кочевникам, который ныне должен быть покрыт сетью дорог? Здесь существовали и продолжают существовать условия многообещающие и тем не менее ограниченные для мобильности военных и промышленных держав. Россия заменяет Монгольскую империю. Ее давление на Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию, Индию и Китай заменило собой исходившие из одного центра набеги степняков. В этом мире она занимает центральное стратегическое положение, которое в Европе принадлежит Германии. Она может по всем направлениям, за исключением севера, наносить, а одновременно и получать удары. Да и никакая социальная революция не изменит ее отношение к великим географическим границам ее существования. Трезво понимая пределы своего могущества, правители России расстались с Аляской, ибо для русской политики является фактическим правилом не владеть никакими заморскими территориями, точно так же как для Британии — править на океанских просторах2.

1Маккиндер X. Óêàç. ñî÷. Ñ. 168.

2Òàì æå. Ñ. 169.

Таким образом, одна из главных идей Маккиндера — выделение осевого (сердцевинного) региона планеты, или Хартленда. Его границы в принципе определялись зоной, недоступной судам морских держав. Точные границы Хартленда им не проводились, более того, они менялись автором от работы к работе, но всегда в центре Хартленда лежала значительная часть России от Белого и Балтийского морей до Каспия, Байкала и Северо-Восточной Сибири.

Теория Хартленда пересматривалась Маккиндером в 1919 г., когда вышла в свет его работа «Демократические идеалы и реальность». В ней территория Хартленда была расширена за счет включения в него Тибета и Монголии на востоке и Центрально-Восточной Европы на западе. Новые границы Хартленда, объяснял Маккиндер, проводились им с учетом прогресса в развитии сухопутного и воздушного транспорта, роста населения и индустриализации. Важно подчеркнуть, что ученый не давал определенного описания западных границ Хартленда. В общих чертах он ссылался на то обстоятельство, что стратегически Хартленд на западе включает Балтийское море, Дунай, Черное море, Малую Азию и Армению. Ученый не взял на себя смелость провести фиксированную границу в этом вечно конфликтующем регионе. Дорога к господству над Мировым островом лежит через овладение Хартлендом. Хартленд, писал Маккиндер в 1919 г., — это цитадель Мирового острова, а «шторм» начинается из пределов Хартленда. Только Хартленд имеет достаточно прочную основу для концентрации силы с целью угрожать свободе мира изнутри цитадели евразийского континента. Морские страны не могут вторгнуться в эту цитадель, а попытки окраинных стран всегда заканчивались неудачами (например, шведского короля Карла XII, Наполеона).

В работе «Демократические идеалы и реальность» Маккиндер, критикуя американского президента В. Вильсона и программу «Че- тырнадцать пунктов», предложил для предотвращения следующей мировой войны создать блок независимых стран, расположенных между Германией и Россией. Практически это было продиктовано опасением объединения Веймарской Германии, которая просуществовала с февраля 1919 г. до начала 1933 г., с Россией, где победила большевистская революция. Однако этот зыбкий «средний ярус» — Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехословакия и Румыния, образованный в целях защиты Запада от «большей опасности», был полностью разрушен в 1938—1939 гг. Вторая мировая война, казалось бы, завершилась установлением «справедливых и нерушимых» границ между западной и восточной частями Европы, и ее можно было бы принять за границу Хартленда, но на рубеже 1989—1990 гг. эта разделительная линия также была разрушена.

Несмотря на волну критики, теория Хартленда продолжает играть центральную роль в многочисленных геостратегических исследованиях. Специальные работы анализу этой теории посвятили З. Бжезинский, К. Грей и Р.С. Клайн. Тезис Маккиндера о неуязвимости Хартленда нередко критиковался в связи с появлением дальних баллистических средств доставки ядерного оружия.

Ɇɨɞɟɥɶ «ɏɚɪɬɥɟɧɞ—Ɋɢɦɥɟɧɞ» ɇ. ɋɩɚɣɤɦɟɧɚ

Видным теоретиком новой американской геополитики в 30—40-е годы XX в. стал директор Института международных отношений в Йельском университете географ и геополитик Николас Джон Спайкмен (1893—1944). Он интегрировал идею Мэхэна о «морской мощи» и теорию Хартленда Маккиндера с позиции интересов безопасности США.

Геополитику Спайкмен определил как на- учную дисциплину, разрабатывающую основы безопасности страны, тогда как немецкая геополитика, по его мнению, была агрессивной и метафизической по своей сути. В своих теоретических размышлениях он ставил в центр геополитики как науки проблему безопасности. Геополитика должна применяться к формированию практической политики безопасности страны с точки зрения географических факторов.

География является самым фундаментальным

фактором внешней политики государств, пото- Н.Спайкмен му что этот фактор — самый постоянный. Ми-

нистры приходят и уходят, умирают даже диктаторы, но цепи гор остаются непоколебимыми1.

Спайкмен был сторонником глобальной системы безопасности США, названной им «интегрированным контролем над территорией». Спайкмен окончательно порвал с традиционным американским изоляционизмом и отстаивал идею активного вмешательства США в дела Евразии. Это, естественно, была чисто интервенцио-налистская позиция, какими бы благими побуждениями ее автор ни руководствовался.

Геополитический контроль США обосновывался над пространством не только Западного полушария, но и вне его — в целях якобы обеспечения безопасности США.

В своем капитальном труде «Стратегия Америки в мировой политике: Соединенные Штаты и баланс силы» (1942) Спайкмен дал

1 Spykman N. America’s Strategy in World Politics: The United States and the Balance of Power. Ð. 41.