Mukhaev_R_T_Geopolitika_2010
.pdf
142 |
I. Ƚɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ ɤɚɤ ɧɚɭɱɧɚɹ ɞɢɫɰɢɩɥɢɧɚ |
Антигитлеровская коалиция включала СССР (теллурократия), США (талассократия), Великобританию (талассократия), Францию (в большей степени талассократия, чем теллурократия), Китай (теллурократия) и другие страны.
В этой же работе («Восточная Франция») Блаш предлагает решение жизненно важного для Франции геополитиче- ского вопроса: как прочно закрепить в зоне французского влияния земли Эльзаса и Лотарингии, вновь перешедшие к Франции после Первой мировой войны, большинство жителей которых говорили по-немецки. При этом он отвергает насильственные методы «вытеснения всего германского» на этих территориях. Напротив, Блаш развивает неконфликтную и оригинальную концепцию, главная идея которой состоит в том, чтобы превратить земли Эльзаса и Лотарингии в зону взаимного сотрудни- чества между Францией и Германией.
В настоящее время данная модель нашла воплощение в идее «Европа регионов». Причем, отталкиваясь от этого единичного случая, он предлагает эту модель перенести на организацию европейского геополитического пространства в целом.
Как и Ратцель, Блаш считал возможным создание в будущем мирового государства. Однако основы взглядов обоих ученых были разными. Ратцель в основу мирового порядка ставил приоритет «великих держав», Блаш считал, что базисом взаимодействия государств должны быть интересы человека, а в перспективе каждый из жителей Земли должен осознать себя «гражданином мира». Для оценки геополитического положения великих держав Блаш использовал позиционный принцип. Уделяя особое внимание Германии как главному в то время политическому противовесу Франции, ученый находил, что Германия пространственно заблокирована другими великими державами Европы. Иное географическое положение занимают Великобритания и Франция, имеющие обширные колонии во всем мире и свободный выход к океану; США, которые могут осуществлять меридиональную экспансию, а также Россия, которая располагает азиатскими территориями. Главную угрозу миру в Европе Блаш видел в сдавленности Германии со всех сторон и отсутствии у нее пространственного выхода «своих энергий».
3. Ʉɥɚɫɫɢɱɟɫɤɚɹ ɝɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ: ɧɚɰɢɨɧɚɥɶɧɵɟ ɲɤɨɥɵ ɢ ɨɫɧɨɜɧɵɟ ɧɚɩɪɚɜɥɟɧɢɹ 143
Ƚɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ ɟɜɪɨɩɟɣɫɤɨɣ ɢɧɬɟɝɪɚɰɢɢ. ɀ. Ⱥɧɫɟɥɶ
Идеи Блаша развивал его ученик Жак Ансель (1882—1943). Задачу политической географии он видел в том, чтобы выявить факторы и основания изменения геополитического пространства. Ансель отвергал войну как способ территориальной политики государства, был жестким критиком экспансионизма и империализма. Сама идея доминирования одной нации над другой была для него абсурдом. Его концепция геополитического порядка в то время была франко-центристской. Франция была для него страной с цивилизующей, а не с завоевательной миссией.
Он выступил с жесткой критикой немецкой геополитики, которая, по его мнению, ставила целью оправдать империалистическую политику Германии. За это он был помещен в концентрационный лагерь Компьень в 1941 г. и умер вскоре после освобождения.
В книге «География границ» (1938) Ансель предлагал рассматривать изменение границ как результат необходимости и желательности. Граница, по Анселю, — это результат равновесия между жизненными силами двух народов. При этом границы между государствами он рассматривал в качестве временной периферии, а не строгих барьеров. Они трактовались как политические «изобары», отражающие баланс международной власти и способные к изменениям. Единственным естественным рубежом он считал рубеж ойкумены (отсутствия людей). Согласно Анселю, путь к прогрессу лежит через создание гибких группировок, которые были бы признанием основных человеческих реалий и вкладом в общее благосостояние, как экономическое, так и культурное. Это обеспечивало бы существование порядка, при котором величие одной нации не было бы совместимо со свободой всех других наций.
Ƚɟɨɩɨɥɢɬɢɱɟɫɤɢɣ ɡɚɤɚɬ ȿɜɪɨɩɵ. Ⱥ. Ⱦɟɦɚɧɠɨɧ
Предметом анализа Альберта Деманжона (1872—1940), ученика Блаша, были сдвиги в геополитической структуре мира, возникшие после Первой мировой войны. Они привели к изменению баланса сил на международной арене. Деманжон был идейным последователем поссибилизма Блаша, который в корне противостоял географиче- скому детерминизму немецкой геополитики. Его настораживало стремление неоратцелистов использовать многие идеи Ратцеля для того, чтобы «научно» обосновать растущую германскую экспансию, в том числе и в Европе. Сам он был высокого мнения о теории этого немецкого ученого, идеи которого, по его мнению, искаженно использовались в Германии.
144 |
I. Ƚɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ ɤɚɤ ɧɚɭɱɧɚɹ ɞɢɫɰɢɩɥɢɧɚ |
Предметом особого беспокойства Деманжона было падение роли Европы в международных делах. В книге «Упадок Европы» (1920)
он анализирует причины смещения баланса сил в мире, приведшие Европу на перефирию глобальной политики. По прогнозам Деманжона, геополитическая структура мира должна быть трехполюсной: США, Япония и объединенная Европа. После Первой мировой войны США превратились в мирового лидера. Япония стала региональной державой, которая доминирует в пределах «Нового Средиземноморья» — Тихоокеанского региона. И лишь Европа скатывалась на перефирию под давлением континентальных противоречий и геополитического раскола, что вызывало у него беспокойство.
Âситуации упадка Европы значительную опасность для нее представляла милитаризация исламского мира. Противостоять этим угрозам могла только объединенная Европа, идея которой широко обсуждалась в 1920-å ãîäû1.
Â1922 г. австрийский граф Куденхове-Калерги выдвинул идею объединения Европы. В 1923 г. была опубликована его книга «ПанЕвропа», а в июне 1924 г. ее автор обратился с открытым письмом к французским парламентариям, в котором изложил свой проект.
Âнем констатировалась необходимость объединения Европы перед лицом трех сил — СССР, США и Великобритании. Советскому Союзу из-за его «социальных экспериментов» не находилось места в Европе, взамен ему отводилась роль «моста» между Европой и Китаем. Ядро союза должны были составить примирившиеся Франция и Германия, которая противостояла бы агрессии с Востока.
Âоктябре 1926 г. состоялся первый «Паневропейский конгресс», на котором был представлен широкий спектр приверженцев европейской идеи и проектов объединения Европы: деловые круги, желавшие экономической консолидации континента, писатели, ученые, деятели искусства, известные своими пацифистскими и гуманистическими взглядами. На конгрессе было объявлено о создании «Паневропейского союза», почетным председателем которого стал известный политический деятель Аристид Бриан. Членами союза были такие политические деятели, как Э. Эррио, Л. Блюм, Э. Даладье, П. Бонкур (Франция), Я. Шахт, К. Вирт (Германия), Ф. Бейкер (Великобритания), немецкие писатели Т. и Г. Манны, французский поэт П. Валери, испанский философ Х. Ортега-и-Гас- сет, всемирно известные ученые А. Эйнштейн, З. Фрейд и др.
1 Ñì.: Demangeon A. Le Declin de l’Europe. Paris, 1920.
3. Ʉɥɚɫɫɢɱɟɫɤɚɹ ɝɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ: ɧɚɰɢɨɧɚɥɶɧɵɟ ɲɤɨɥɵ ɢ ɨɫɧɨɜɧɵɟ ɧɚɩɪɚɜɥɟɧɢɹ 145
Настроения и проекты, направленные на объединение Европы, находили отклик и на официальном уровне. В конце 1920-х годов А. Бриан, в то время министр иностранных дел Франции, выдвинул проект европейского объединения. Перед угрозой надвигающегося кризиса Бриан подчеркивал экономические преимущества предполагаемого Федерального союза, с тем чтобы соединенными усилиями западноевропейских стран приостановить спад производства. Проект предполагал сохранение независимости и суверенитета всех участников союза: в нем использовались такие понятия, как «общий рынок», «европейское сообщество». Намечаемый французским министром союз более напоминал по своей структуре Лигу Наций, чем принципы, на которых строилась западноевропейская интеграция после Второй мировой войны.
По мнению Деманжона, геополитическая ситуация в Европе после Первой мировой войны, следствием которой стало создание столь большого количества новых государств, является шагом назад, ведущим к автаркии и будущим конфликтам. Только политика интеграции и объединения государств могла предупредить упадок Европы. Деманжон был яростным сторонником европейской кооперации.
Позже, в 1930-е годы, изменился геополитический ландшафт на европейском континенте, баланс сил «победителей и проигравших». В условиях экономического кризиса 1929—1933 гг. заметно ослабло положение Франции как великой державы. Последствия кризиса усугубляли процесс зарождения фашизма и рост опасности со стороны Германии, стремящейся к реваншу. Выход из этой ситуации Деманжон видел не только в более эффективном использовании национальных ресурсов, модернизации промышленности и сельского хозяйства в пределах самой метрополии, но и призывал к проведению более рациональной колониальной политики. Причем колонизация трактовалась им в рамках концепции «front de colonisation» как национальная ревитализация, т.е. оживление. Деманжон считал необходимым вкладывать больше капиталов в колонии, поощрять эмиграцию в них.
В противостоянии океанических и континентальных стран (дихотомия «Суша — Море») он отдавал предпочтение «морской ориентации» Франции, которая в то время в отличие от Германии имела колонии и могла развивать с ними торговые отношения.
3.5.ɋɩɟɰɢɮɢɤɚ ɚɧɝɥɨ-ɚɦɟɪɢɤɚɧɫɤɨɣ ɝɟɨɩɨɥɢɬɢɱɟɫɤɨɣ ɲɤɨɥɵ
Среди различных национальных школ современной западной политологии англо-американская школа геополитики занимает особое
146 |
I. Ƚɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ ɤɚɤ ɧɚɭɱɧɚɹ ɞɢɫɰɢɩɥɢɧɚ |
место. Ставший традиционным термин «англо-американская школа» отнюдь не означает фактического отсутствия двух самостоятельных школ геополитки — английской и американской. Каждой из них присущи свои особенности, каждая внесла свой специфиче- ский вклад в развитие геополитической теории1. Именно в рамках этой школы в начале XX в. начинает осуществляться переход от сравнительно-исторического описания геополитических процессов
èразработки нормативно-правовых установок к изучению пространственных моделей глобального политического процесса в его динамической целостности, в непосредственной взаимосвязи с социальными процессами, с одной стороны, и психологическими мотивами поведения людей — с другой. Англо-американскими политологами, в частности представителями знаменитой чикагской школы, была впервые предпринята попытка окончательно уйти от политической «метафизики» XIX в. в сферу эмпирического редукционизма, используя для этого новую методологию — бихевиоризм: место абстрактных геополитических понятий, морально-нормативных оценок
èполитических идеалов отныне заняли эмпирически достоверные факты политического поведения индивидов, государств и их коалиций и стремление к достижению объективного, оценочно-ней- трального геополитического знания. Более глубокое объяснение прикладной направленности англо-американской геополитической традиции связано с общей политической культурой и наукой анг- ло-саксонских стран, ориентированных на решение актуальных проблем повседневности.
Опора на науку является характерной чертой англосаксонского научного менталитета еще со времен эпохи Просвещения. В дальнейшем преобладание в нем устойчивой рационалистической доминанты «конвертировалось» в ярко выраженный позитивистский уклон, который воспринимался научной общественностью как преимущество практичной англосаксонской расы. Эта позитивистская ориентация сегодня присуща всей западной геополитологической науке и во многом определяет особенности ее развития. Следует отметить, что все основные направления и парадигмы исследований, достаточно широко представленные в других национальных школах геополитики, своим происхождением обязаны англо-амери- канской политологической науке: все они берут начало в теориях, разработанных в 1920—1950-х годах в университетах Великобритании и США. Это дает основание ряду исследователей говорить не просто об особой, но и о ведущей роли англо-американской школы в современной западной геополитике.
1 Ñì.: Political Science. N.Y., 1991. Ð. 21; Political Thought in America: An Anthology. Homewood, 1990. P. VII.
3. Ʉɥɚɫɫɢɱɟɫɤɚɹ ɝɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ: ɧɚɰɢɨɧɚɥɶɧɵɟ ɲɤɨɥɵ ɢ ɨɫɧɨɜɧɵɟ ɧɚɩɪɚɜɥɟɧɢɹ 147
1. В отличие от евроконтинентальной англо-американская геополитика ориентировалась на достижение мирового господства и форму контроля за территорией, прямо не связанных с этнокультурными основами государственности. По этой причине здесь преобладал мондиалистский (îò ëàò. mundi — ìèð) подход, а не континентальный и региональный, как в Европе.
Истоки идеи мондиализма уходят в глубокую древность, к мистиче- ским представлениям о собирании всех народов в едином мировом царстве, не знающем конфликтов и противоречий. В XIX в. Огюст Конт в учении о «третьей эре» попытался дать рационалистическую версию мондиалистской утопии, обратившись к идее создания мирового правительства. В современной геополитике мондиалистские идеи начали активно распространяться в XX в.
Первый мондиалистский центр был образован в 1921 г. американским банкиром Л. Морганом под названием Совет по международным отношениям (CFR). Эта организация поставила перед собой целью достижение полной унификации геополитического пространства под эгидой США и создание мирового правительства. Второй крупный мондиалистский центр появился в 1954 г. под названием Бильдербергский клуб — объединение политиков, финансистов и интеллектуалов США и Европы для обсуждения и претворения в жизнь мондиалистских планов.
Третий, наиболее влиятельный сегодня крупный мондиалистский центр со штаб-квартирой в Нью-Йорке — Трехсторонняя комиссия, èëè Трилатераль, призванный объединить три больших пространства — Северную и Южную Америку, Европу и Азиатско-Тихооке- анский регион. Во главе Трилатераля и Бильдерберга стоит крупнейший американский банкир Д. Рокфеллер, а ведущие аналитики этих структур — З. Бжезинский и Дж. Болл.
Мондиализм — самое влиятельное направление в англо-амери- канской геополитике.
Мессианский характер притязаний на мировое лидерство и глобальную гегемонию, решительность и всепланетарность стратегиче- ских целей англо-американской геополитики обусловлены типом политической культуры США, преобладанием в ней веры в особое предназначение Америки. Своего рода парадокс состоит в том, что европейцы традиционно считают Соединенные Штаты страной, в которой лучшие творческие силы народа проявляются в первую очередь в производственной деятельности, страной, предоставляющей широчайшие возможности для материального преуспевания, в то время как на шкале ценностей ее граждан экономические успехи Америки занимают несравненно более скромное место, нежели миссия сохранения и распространения демократических ценностей.
148 |
I. Ƚɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ ɤɚɤ ɧɚɭɱɧɚɹ ɞɢɫɰɢɩɥɢɧɚ |
Объяснение, очевидно, следует искать в преобладавшем компоненте легитимизации американской государственности, в упоминавшейся вере в особое предназначение Америки. Здесь чувства недавних эмигрантов, надеявшихся освободиться в Новом Свете от всяческого рода притеснений, сплетались со стремлением первых пуритан создать свой «Град на холме» для «славы Божией и распространения христианской веры и для чести нашего короля и отече- ства». Убежденность в избранности Америки стала неотъемлемым элементом того сплава идей, представлений, чувств, символов, который принято называть «американизмом». Американский патриотизм направлен не на землю и не на людей, а на систему идей, касающихся общественной жизни, на систему, проникнутую потребностью в самоопределении.
Этим можно объяснить тот факт, что в последние годы американские геополитики много внимания уделяют обоснованию превосходства модели «однополярного мира» над всеми остальными вариантами геополитической картины мира.
2.Географические особенности англосаксонского мира, господствующего на морях и опирающегося на силу морского флота, обусловили характерную для англо-американской школы геополитики
ååатлантистскую, или талласократическую, ориентацию. Она обнаруживается в концепции морской силы. Морская сила рассматривается здесь как наилучший и наиболее эффективный способ освоения пространства, особый тип цивилизации, который предназначен к мировому господству. Не случайно атлантизм англо-американской геополитики тесно связан с гегемонизмом — идеей превосходства. Именно поэтому в этой геополитической традиции в наибольшей мере получили развитие концепции «мировой державы», «мирового господства», «имперской геостратегии», однополярного мира. В сферу американских интересов весьма бесцеремонно включаются далекие от США территории.
3.Укоренившееся в политической культуре США представление об особой значимости американской демократии, ее истории и принципов, ее превосходстве по отношению к политическим системам других стран сочетается с весьма трезвым прагматизмом и ярко выраженным реализмом мышления, с четко обозначенным набором стратегических целей. Англо-американская традиция всегда была ориентирована на максимальное сближение теории и практики, она неизменно стремилась избегать разрыва между стратегической мыслью и стратегическими возможностями государства. С самого начала своего возникновения и распространения в Великобритании и США геополитика как наука имела четко выраженную прикладную ориентацию, опирающуюся на набор силовых факторов в качестве
3. Ʉɥɚɫɫɢɱɟɫɤɚɹ ɝɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ: ɧɚɰɢɨɧɚɥɶɧɵɟ ɲɤɨɥɵ ɢ ɨɫɧɨɜɧɵɟ ɧɚɩɪɚɜɥɟɧɢɹ 149
главного аргумента. В немалой степени это было связано с тем, что основатели англо-американской школы (А. Мэхэн, X. Маккиндер, Н. Спайкмен) сами были практиками, которые занимались реальной политикой, они непосредственно участвовали в разработке геополитических стратегий на разных этапах, стремились изменить расстановку сил на политической карте мира в пользу своих стран. Одной из геополитических стратегий атлантистов англо-американ- ской школы является «политика / стратегия анаконды», которая означает тотальную блокаду территории противника до полной победы над ним (по аналогии с действиями реальной гигантской змеи, которая до тех пор обвивает другое живое существо, пока не переломает ему все кости, не давая своей жертве свободно дышать).
4. Причиной технологизации англо-американской геополити- ческой традиции является доминирование бихевиористской парадигмы (от анг. behavior — поведение). Она ориентирована на создание поведенческих и статистических моделей, основанных на общей схеме «стимул — реакция», которые применительно к поведению государств на международной арене сводятся к различным формам контроля за территорией с помощью геополитических конфликтов и войн. На практике геополитическое моделирование уповает исключительно на эффективность технологий в контроле за пространством и игнорирует моральные аспекты геополитиче- ского самоопределения народов, делая их чаще всего жертвами в игре великих держав.
3.6.Ʉɥɚɫɫɢɱɟɫɤɢɟ ɤɨɧɰɟɩɰɢɢ ɚɧɝɥɨ-ɚɦɟɪɢɤɚɧɫɤɨɣ ɲɤɨɥɵ
Истоки англо-американской школы восходят к работам А. Мэхэна и Х. Маккиндера. В достижении глобального доминирования их взгляды заметно различались: первый делал упор на морскую мощь, а другой — на сухопутную. Несмотря на это, они были едины в своих доктринальных основах. Оба презрительно оценивали демократию и враждебно относились к свободной торговле и самому коммерческому классу. Мэхэн мог одобрительно говорить об использовании морской торговли в качестве источника английской экономической мощи, но в его схеме именно контроль над морями играл решающую роль в восхождении и могуществе Британской империи. А Маккиндер был убежден в том, что экономи- ческая мощь государства никак не зависит от свободной торговли. По его мнению, классические теории разделения труда не только вредны, но и попросту опасны, поскольку свободная конкуренция на мировых рынках чревата войной.
150 |
I. Ƚɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ ɤɚɤ ɧɚɭɱɧɚɹ ɞɢɫɰɢɩɥɢɧɚ |
Ʉɨɧɰɟɩɰɢɹ ɦɨɪɫɤɨɣ ɫɢɥɵ Ⱥ.Ɍ. Ɇɷɯɷɧɚ
Основы американской геополитики были заложены в работах адмирала морского флота, а затем преподавателя истории военного флота в Военно-морском колледже в Нью-Порте (США)
Альфреда Тайера Мэхэна (1840—1914). Парадокс состоит в том, что Мэхэн не использовал сам термин «геополитика», хотя его анализ расстановки сил в глобальной политической структуре мира соответствует геополитическому подходу. Теоретические изыскания Мэхэна являются во многом обобщением его практи- ческой деятельности в качестве флотоводца и
политического деятеля.
Прикладной характер работ А. Мэхэна еще при жизни оказал большое влияние на внешнюю политику американских президентов Мак-Кинли (1897—1901) и Теодора Рузвельта (1901—1909), способствовал формированию военной доктрины США. Его работы «Заинтересованность Америки в морской силе» (1897), «Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю: 1793— 1812», «Проблема Азии и ее воздействие на международную политику», «Морская сила и ее отношение к войне» и особенно «Влияние морской силы на историю (1660—1783)» (1890) оказали влияние на формирование военно-морской стратегии Третьего рейха. Причем «Влияние морской силы на историю» только в США и Великобритании выдержало 32 издания. Германский кайзер Вильгельм II старался наизусть выучить труды Мэхэна и распорядился разослать их во все военные и судовые библиотеки страны.
Геополитическая теория Мэхэна основана на положении о том, что исторические судьбы стран и народов в значительной мере определяет морская мощь, а вся мировая история есть процесс противостояния и борьбы морских и континентальных держав.
Методология геополитического анализа Мэхэна с позиции морской силы опирается на учет шести основных геополитических параметров, которые определяют планетарный статус государства1.
(1)Общее географическое положение государства, его открытость морям и возможность морских коммуникаций с другими странами. Способность флота государства угрожать территории противника. Протяженность сухопутных границ и способность контролировать стратегически важные регионы.
1 Ñì.: Мэхэн А. Влияние морской силы на историю (1660—1783). М.; Л.,1941. С. 21—23.
3. Ʉɥɚɫɫɢɱɟɫɤɚɹ ɝɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ: ɧɚɰɢɨɧɚɥɶɧɵɟ ɲɤɨɥɵ ɢ ɨɫɧɨɜɧɵɟ ɧɚɩɪɚɜɥɟɧɢɹ 151
(2)«Физическая конфигурация» государства, прежде всего очертания морских побережий и наличие необходимого количества портов, от которых зависит процветание торговли и стратегиче- ская защищенность страны.
(3)Общая протяженность береговой линии.
(4)Численность населения страны, которая важна для оценки способности государства строить флот и обслуживать корабли.
(5)Национальный характер, проявляющийся в способности народа заниматься торговлей, поскольку морская сила основывается на мирной и широкой торговле.
(6)Политический характер правления, от которого зависит ориентация лучших природных и человеческих ресурсов на создание морской силы.
По Мэхэну, главным геополитическим фактором силы в международной политике является использование морей è контроль над ними.
Морская сила государства основывается на свободе морской торговли, которая выступает главным инструментом политики, поскольку торговля позволяет накапливать ресурсы и богатства в стране. Гарантией обеспечения свободы торговли выступает военно-морской флот. Сливаясь, экономические и военно-политические факторы усиливают друг друга. В основе морской силы лежит сочетание
трех факторов:
(1)производство и обмен товаров через водные и морские пути;
(2)навигация, реализующая обмен товарами;
(3)колонии, обеспечивающие циркуляцию товарообмена на мировом уровне. При благоприятном сочетании этих факторов, счи- тал Мэхэн, в действие вступает формула: N + ÌÌ + NB = SP, т.е. военный флот + торговый флот + военно-морские базы = мор-
ское могущество.
Это формула морской силы государства.
Например, превосходство Великобритании в конце XIX в. над другими государствами Мэхэн объяснял ее морской мощью: «Должное использование морей и контроль над ними составляют лишь одно звено в цепи обмена, с помощью которого (страны) аккумулируют
богатства... но это центральное звено»1.
Важное значение в геополитической теории Мэхэна имела «стратегия анаконды». Принцип «анаконды» был разработан американским генералом Мак-Клелланом в период Гражданской войны в США (1861—1865). Мэхэн же распространил его на отношения между государствами. Смысл стратегии заключается в блокировании вражеских территорий с моря и по береговым линиям, которые по-
1 Мэхэн А. Óêàç. ñî÷. Ñ. 110.